Странная история доктора Квинзел и мистера Джей (1/1)

Моя любовь была безумна. То, что называют безумием, для меня единственный разумный способ любить.Ф.Саган Шут. Дурак. Сумасшедший. Беспечно приближающийся к краю обрыва олух, который даже не смотрит, куда идёт?— ещё бы, его ведь куда больше интересуют птички и облака на небе: видите, как жизнерадостно он им улыбается перед своим последним шагом в пропасть?.. Они кое-что соображали, эти средневековые ребята с их колодой Таро, о да. Иначе с чего бы именно ему, дурачку, нулю, открывать Старшие Арканы и обладать значением настолько огромным, что по сей день только он один и смог пережить все остальные козыри, оставшись единственной непобедимой картой под буквой ?J??.. Не имея даже порядкового номера, выбиваясь изо всех систем и рамок, воплощая собой запредельный риск любого Нового Начала, мудрец и блаженный, неисповедимый и непредсказуемый, он лжёт или говорит правду? Угадай. Поиграй с ним. Он знает много игр и загадок… А то ты что-то слишком серьёзен. Его сумасшествие даёт ему безграничную свободу?— да и что взять с умалишённого, если перед ним даже закон бессилен? (Спасибо правилу Макнотена, ?подсудимый признан невменяемым??— и всё, ни у кого рука не поднимется карать убогого…) Взрослый с разрушительной и безжалостной любознательностью ребёнка, это ведь он берёт детей за руку и шагает вместе с ними с карнизов, в глубину еловых лап и в кроличьи норы, ты же помнишь его, Венди, ты помнишь, Мари, помнишь, Алиса?.. Эту леденящую душу усмешку аллигатора у капитана, сводящий скулы оскал Щелкунчика у мудрого крёстного, а у Шляпника?— широкую улыбку всезнающего кота, да-да, знакомый холодок по коже?.. Как завороженные флейтой крысы по Гамельну, они шли за этой безумной улыбкой и вкрадчивыми речами, а он их воровал, ваших детей, ел ваши сердца и приходил к вам по ночам, но вы не могли его за это наказать. Вы все боитесь его, вы его гоните, проклинаете, презираете?— а разве вам самим никогда не хотелось необратимо начать всё заново? Разве вам никогда?— не хотелось?— вместо этого?— шагнуть?— вслед за ним?— в пропасть?.. —?…не хотелось, а? Мисс Квинзел? Ну, чего вы молчите? —?Я не обязана вам отвечать, и кроме того… —?Ох, да и не отвечайте. У вас всё на лице написано. Кстати, расслабьтесь, вы слишком напряжены, это как-то… непрофессионально. Улыбается. Опять. Постоянно. Без грима и вблизи он кажется ещё страшнее, чем на фотографии, хотя казалось бы, куда уже. Безжалостно грубые шрамы на его щеках привели бы в ужас даже опытного военно-полевого хирурга?— сшитые ткани растянуты настолько, что он едва может сомкнуть губы, и когда он это всё же делает, чтобы хоть немного увлажнить зубы, воображение заставляет её болезненно сглатывать. Зато почти всё остальное время этот обнажённый оскал вместе со взглядом исподлобья (а ведь эти чудовищные тени вокруг глаз у него не нарисованные, настоящие, чёрт возьми…) вселяют в неё просто невероятно сильное желание сию же минуту бросить папку на пол и бежать, бежать из этой камеры со всех ног к чёртовой матери. Вместо этого она сидит на стуле так ровно, словно ей кол в хребет загнали, отчаянно поправляет на носу слишком большие очки и уже битых двадцать минут терзает висящую на шее ручку, стараясь не встречаться с ним глазами. Он ещё не ответил ни на один её вопрос. —?А вы не похожи на врача, мисс Квинзел,?— с интересом изучая её, замечает Джокер. Он почему-то постоянно повторяет её имя, как будто раз за разом упорно примеряет неправильного размера костюм. И вдруг закатив глаза, так что Харлин даже вздрагивает, нараспев фальшиво декламирует в потолок,?— ?В хорошенький же переплет попала ты, Дороти Гейл! А главное, не очень понятно, как ты из него выберешься…??— пошарив глазами по ядовито-белым прямоугольникам ламп и не дождавшись от них ответа, он снова как ни в чём не бывало возвращается к посетительнице, так что та даже не успевает испугаться. Секунды четыре эти безумные глаза смотрят прямо на неё, будто видят в первый раз, и девушка чувствует под ложечкой до тошноты сильное желание закричать. Кажется, ещё немного, и она уже не сможет его подавить. —?Расскажите, только честно: как вы здесь оказались? Я страсть как люблю слушать истории, к тому же здесь развлечься особенно нечем?— тухлое, знаете ли, местечко, никакого веселья… А с вами, мне кажется, можно неплохо провести время… …Кабинет прямо-таки дышит солидностью, начиная с золотой таблички на тяжёлой металлической двери ?Уильям Р. Ливингстон, заместитель директора?лечебницы для?душевнобольных преступников им. Элизабет Аркэм, д-р мед.?наук? и заканчивая им самим, таким же крепким и основательным, как всё внутри, включая приземистое кожаное кресло, дубовый стол, массивное пресс-папье и сейф у занавешенного окна. Взгляд доктора Ливингстона липкий, как улитка, и ползёт вверх по её колготкам, одобрительно утыкаясь в край короткого белого халатика над юбкой-карандашом. Харлин ёжится, но продолжает бодро улыбаться, обеими руками прижимая к груди свой тоненький портфельчик. Отступать поздно?— ей нужно это разрешение, и теперь уж она его добьётся. Не зря ведь она столько прошла ради одного только пропуска в Аркэм, не говоря уже об этих на редкость нудных и заумных курсах… К тому же, это ведь так просто. Гораздо проще, чем какое-нибудь заднее сальто… Нужно только хорошенько постараться, а уж это Харлин умела. —?Я знаю, зачем вы ко мне пришли, мисс, но помочь ничем не могу,?— Ливингстон развёл руками и пару раз медленно повернулся в кресле, не переставая скользить по ней взглядом. —?Доступ к пациентам лечебницы запрещён всем, кроме психиатров и обслуживающего медперсонала… —?Но я и есть психиатр! —?продолжая лучезарно улыбаться, Харлин помахала портфельчиком. —?Я пишу книгу, и мне очень нужно… Заместитель директора зажмурился, останавливая её жестом ладони и обретая вид вселенской усталости. Девушка поджала губы, и в её ярко-голубых глазах блеснул нехороший огонёк, но через секунду, когда Ливингстон снова посмотрел на неё, на лице её уже беззаботно сияла прежняя улыбка. —?Юная леди, все эти ваши бумажки?— дерьмо собачье, и я знать не хочу, кто вам их дал. В Аркэме содержатся опаснейшие, повторяю, опаснейшие преступники, к тому же психически неуравновешенные, и работающие с ними медики подвергаются огромному риску, нешуточному… Харлин продолжала улыбаться. Ливингстон помолчал и вздохнул. ?Кончай выделываться, жирная туша, я же вижу, как ты на меня смотришь! Изображаешь из себя святошу, а на самом деле у тебя только одно на уме… Можно подумать, тебя действительно волнует то, что происходит в этой клинике…? —?Вы, похоже, даже не представляете в своей хорошенькой головке, насколько всё это серьёзно, мисс,?— откидываясь в кресле, покачал головой доктор. —?Не знаю, кто вас надоумил, но здесь вам делать нечего. Бросьте эту затею и займитесь лучше чем-нибудь более… вам подходящим. Ага, вот и пришла пора действовать. Фраза прозвучала, как снятый предохранитель. Девушка сделала несколько плавных шагов к столу и решительно склонилась над ним, так что показалось алое кружевное бельё в красноречивом вырезе халатика. Её тоненький голос наивной студентки моментально спустился на октаву ниже и обрёл недвусмысленно-льстивые нотки. —?Мистер Ливингстон, сэр… мне это очень нужно… и я готова пойти на многое, очень многое… вы ведь понимаете?.. Уверена, вы знаете, как мне помочь… —?Вы что это мне предлагаете?!.. —?угрожающе начал врач, вжавшись спиной в своё кресло, но при этом даже не удосуживаясь поднять взгляд выше, чем предполагало открывшееся декольте. —?Я же на своём рабочем месте!.. Харлин технично взобралась на стол и взяла его за галстук, изо всех сил пытаясь побороть отвращение. Последний, последний на этом пути, уговаривала она себя. Ещё немного потерпеть, и она у цели… —?А разве вам никогда не хотелось сделать это… прямо на своём рабочем месте? Дешёвые интонации, дешёвое хлопанье ресницами и этот до ужаса дешёвый жест, распускающий волосы?— а они всё ведутся, безотказно, до сих пор, даже противно… Харлин улыбалась, закусив губу, но господи, до чего же жёсткими в этот момент были её ясные голубые глаза… К счастью, в глаза ей Ливингстон уже не смотрел. …елозя животом по холодной, как в операционной, поверхности стола и не забывая старательно постанывать, Харлин внимательно изучала разбросанные на нём бумаги. Под очередной сдвинутой ей папкой открылась карта пациента со стандартным здесь в общем-то клеймом ?Особо опасен?, но судя по дате, поступившего в клинику совсем недавно. А с фотографии, разлинованной чёрно-белой зеброй ростомера, на неё исподлобья смотрел он. Смотрел и улыбался, так широко и насмешливо, как будто видел, чем она сейчас прямо перед ним занимается… Вздрогнув от этого леденящего ощущения, она прерывисто вдохнула, и тут же услышала из-за спины: —?Что, нравится тебе, девочка? Да? Я вижу, что нравится, умница, девочка моя… —?О-о да-а… —?рассеянно отозвалась Харлин, убирая прядь волос за ухо и не в силах отвести взгляда от глаз преступника на фотографии. Сдвинула папку ещё на пару дюймов, открывая незаполненные поля ?Фамилия? и ?Имя?, и ещё ниже?— кличку ?Джокер?… Её глаза расширились. Так это он? Тот самый? Здесь? Сейчас? В этой самой клинике? Вот это новости!.. —?Очень девочке это… нравится… *** Несмотря на пальто, наброшенное поверх белого халата, Харлин отчаянно мёрзла, но не забывала улыбаться. Охранник на входе несколько раз с сомнением посмотрел на пропуск, на неё, снова на пропуск и снова на неё, но всё же вернул карточку и разблокировал турникет. Сопровождающая медсестра?— асексуальная старая дева с бесстрастным лицом андроида,?— прошла первой, и девушка покорно последовала за ней, обняв себя обеими руками и время от времени непроизвольно поёживаясь. Дверь в отделение тяжело повернулась на петлях, захлопнувшись за их спиной, и Харлин мгновенно почувствовала себя в ловушке, плотнее запахнув пальто на груди и втянув голову в плечи. Жуткое место, отвратительное… Тут и нормальному человеку очень быстро станет не по себе, что уж говорить о пациентах. —?Холодно у вас здесь… —?беспомощно проблеяла она, но коридор тут же подхватил её слова и обернул в ватный затхлый воздух стационара. —?Температура оптимальна для содержания больных,?— отрезала медсестра, даже не обернувшись, и девушка не нашла, что ей ответить. Войлочные туфли глушили шаги, мерно гудела вентиляция, посверкивала сломанная люминесцентная лампа, двери безмолвствовали?— тишина давила на уши. Всё это обманчивое спокойствие было так чудовищно напряжено и пронизано злом, что Харлин невыносимо захотелось по возможности быстрее уйти отсюда, как из зоны радиационного заражения. Однако отступать было поздно?— да и ей уже стало очевидно, что рассказ из этих мест всё-таки будет прямым попаданием в бешеный спрос публики. Можно сказать, она попала в настоящий Храм преступности Готэма. Идеальная почва для её книги… Медсестра бесшумно развернулась в самом центре коридора, и Харлин едва не натолкнулась на неё от неожиданности. Впрочем, резиновое лицо по-прежнему не проявило никаких эмоций. —?В этом крыле содержатся преступники, с которыми на данный момент активно работают эксперты и психиатры. Я так понимаю, это ваша сфера интересов. —?Да, но мне… —?Напоминаю, что каждый из находящихся здесь пациентов крайне опасен для окружающих,?— продолжала сотрудница, даже не обратив внимания на слова Харлин. —?Клиника оборудована достаточно надёжной системой безопасности, тем не менее во время обхода рекомендуется соблюдать повышенную осторожность, это необходимо, чтобы свести к минимуму возможные непредвиденные ситуации. Можете осмотреться. На каждый двери есть номер, щиток с краткой информацией о заключённом, а также монитор, транслирующий запись с круглосуточных камер наблюдения, установленных в каждой палате. Не шумите, не трогайте ручки и не задерживайтесь у дверей подолгу. Они этого не любят. После её механического монолога желание Харлин уйти стало почти категорическим. Тем не менее, она нашла в себе силы улыбнуться, выдохнув изо рта маленькое облачко пара. —?Да-а… Благодарю. Я ненадолго. Стягивая воротник занемевшими пальцами, девушка неуверенно двинулась вдоль коридора, читая пластиковые таблички с набранными мелким шрифтом предварительными диагнозами и списками преступлений. С каждой новой дверью глаза её за тонкими стёклами очков разгорались всё сильнее. Виктор Зсасз. Джонатан Крейн.?Джервис?Тетч… Боже, какие имена! Какие истории! Да за каждой из этих дверей?— живая сенсация, и ей посчастливилось оказаться среди них… Это же её ключ к славе, вот он, наконец-то, только протяни руку!.. По спине девушки то и дело пробегала невольная дрожь холода и волнения. Где же она, где та самая дверь, которая сделает её хоть наполовину такой же знаменитой, как они?.. Она вздрогнула, сразу, и это был точно не холод, о нет. Имени на очередной табличке не было. Был только номер?— 0801. А рядом за пустой прозрачный пластик была криво засунута игральная карта с весёлым разноцветным шутом. *** …— Какая ещё роза? Вы с ума сошли? Их в это время даже достать негде! Харлин осеклась, не зная, как объяснить. ?Приходи повидать меня. J??— ну не может же это быть он, в конце-то концов… —?У меня на столе,?— вдохнув, по новой попыталась девушка. —?Роза. Записка. Не притворяйтесь, кто её принёс? —?и для убедительности она представила на всеобщее обозрение зажатую между указательным и средним пальцем белую бумажку. Сотрудники переглянулись между собой и сосредоточенно уткнулись в записи, обозначая этим свою полную непричастность. Женская половина коллектива при этом ещё и неприязненно поджала губы?— вот нахалка, в клинике без году неделя, а уже получает такие знаки внимания… Постояв ещё секунд десять, но так и не дождавшись от присутствующих ответа, Харлин опустила глаза и растерянно разгладила чуть помятую бумажку вспотевшими пальцами. Да глупости, конечно. Кто-нибудь из персонала, не иначе, просто не признаются… но она всё равно узнает. —?А я всё равно узнаю, кто это сделал! —?по-детски обиженным тоном громко сказала она, и несколько голов повернулись в её сторону. —?Так и знайте!.. Мисс Квинзел развернулась и покинула ординаторскую с гордо поднятой головой, в сердцах комкая несчастную записку и одновременно силясь понять, почему ей так отчаянно хочется улыбнуться. —?Но теперь-то вы можете сказать, как вы это сделали? —?О чём ты? Я ничего тебе не присылал. —?Мистер Джей, вы опять шутите? —?Ради всего святого, я что, похож на шутника?.. …Монитор показывал чёрно-белый изолятор: плохо застеленная койка, приваренный к полу железный столик, квадратный ярд санузла и зарешеченное окно под самым потолком. Его единственный обитатель стоял на самом краю экрана спиной к объективу?— мешковатая больничная униформа, растрёпанные волосы и неестественно заломленные фиксирующими ремнями руки?— но как Харлин не старалась, ей не удавалось разглядеть его лицо. Девушка воровато оглянулась на медсестру?— та сосредоточенно регулировала что-то на боковой панели огромного допотопного кондиционера. Почему? Почему ей кажется, что для неё очень важно узнать, кто спрятан за этой картой, этой маской, этой дверью?.. Харлин на цыпочках подобралась ближе?— мягкий войлок сделал её шаги бесшумными, но от волнения тело всё равно поминутно пробивала мелкая дрожь. Ей даже пришлось больно прикусить язык, чтобы так отчаянно не стучали зубы. Сейчас или никогда, давай же, Харли… Это ведь как опорный прыжок, главное поймать момент и оттолкнуться, ты же знаешь… Нервы напряглись до предела, медсестра отвернулась, и не в силах больше совладать с любопытством, девушка заглянула прямо в застеклённое окошко. В ответ на неё в упор уставились два безумных глаза: —?Бу!!! Харлин нелепо вскрикнула, отпрыгнув сразу футов на пять и тут же заставив медсестру ударить по тревожной кнопке. Вторя протяжно заголосившей сирене, из-за двери в ответ раздался пронзительный визгливый хохот, от которого мороз пробирал по коже?— так мог смеяться только персонаж особенно бредового кошмара, галлюциногенный чёрт из коробки или злой клоун-маньяк из фильма ужасов. Живой человек так просто не мог смеяться. Господи, ведь не мог же?.. —?С вами всё в порядке? —?взволнованно спрашивала подоспевшая медсестра у трясущейся Харлин, вцепившейся ногтями в стену за своей спиной, в то время по коридору уже бежали двое здоровых санитаров. Истерично надрывалась сирена, лампа над дверью моргала кроваво-красным, но всё это не шло ни в какое сравнение с доносившимся из-за двери сатанинским хохотом. Завораживающим своей ненормальностью… —?Идёмте… идёмте! —?медсестра настойчиво и жёстко обняла её за плечи, увлекая прочь от палаты. Харлин слабо сопротивлялась, но потрясение отняло все её силы. Санитары уже вошли, и из-за двери теперь раздавались глухие удары, перемежаемые всплесками отдаляющегося издевательского хохота. —?Что… они с ним делают?.. —?на ходу оглядываясь через плечо, спросила Харлин, но медсестра только пробормотала что-то сквозь зубы, продолжая тащить её за собой, и попытки девушки вырваться вновь не увенчались успехом. —?Слышите?!.. Я хочу знать… подождите… Дверь в отделение захлопнулась за их спиной, оставляя позади мигающий тревожным светом коридор, и лишь тогда медсестра разжала хватку на её предплечье. Харлин потёрла занемевшую руку и краем сознания подумала, что останутся синяки. —?Спускайтесь в ординаторскую,?— приказала резиновая надзирательница, строго глядя на неё и тыча в грудь длинным жёстким пальцем. —?Сейчас же, и не покидайте её до моего возвращения. Я должна доложить мистеру Аркэму о произошедшем инциденте. Возможно, придётся пересмотреть решение о выданном вам пропуске… В голубых глазах Харлин задрожали слёзы?— от обиды, боли, но больше всего от неприкрытого страха потерять в одночасье так долго и терпеливо вынашиваемый план. Похоже, здесь всё действительно оказалось серьёзнее, чем она ожидала… *** —?К Джокеру? К этому…? Решительно нет, вы с ума сошли! —??С ума сошли с ума?..? вопросительно-аутично повторило эхо в кабинете. —?Такая молодая девушка?— и к пациенту, к мужчине, к особо опасному преступнику… абсолютно исключено!.. —?Мистер Ар… —?Нет-нет-нет! Милочка, Аркэм?— это вам не цирк шапито, мы тут никого не развлекаем, так что возвращайтесь-ка лучше в город и забудьте сюда дорогу. Харлин хлопнула портфельчиком по столу, наконец-то получив шанс вставить хоть слово, и ткнула в лицо директору висящим на шее бейджем. —?Я два месяца ждала эту должность и этот пропуск! Я дипломированный психиатр! Вы не имеете права меня не пустить! —?Не имею права, да что вы говорите?! —?фыркнул Аркэм. —?Вот интересно, вам мало было того, что произошло? Или может, вы имеете право за меня распоряжаться персоналом? Я вас могу теперь вообще в архив отправить, копайтесь там на здоровье, строчите свою книжонку, как будто мало вас таких здесь побывало. В палате Джокера вам делать нечего, это моё решение. Возьмитесь за кого-нибудь попроще и освободите, пожалуйста, мой кабинет, у меня много… —?Да что же у вас там за чудовище такое?!?— не выдержав, крикнула Харлин, и кажется, от тембра её голоса звякнули стеклянные дверцы шкафчика за её спиной. Директор посмотрел на неё с ненавистью и встал из-за стола. —?Что там за чудовище? —?повторил он. —?Что за чудовище, говорите… —?выдвинул ящик стола, достал оттуда внушительных размеров папку и бросил на стол перед девушкой. —?Ну, почитайте. Может быть, сами одумаетесь и ещё прибежите отказываться… А теперь идите с глаз моих, я больше не собираюсь это с вами обсуждать. Харлин ещё некоторое время смотрела в немолодое лицо врача, словно борясь с желанием сказать или сделать ему какую-то гадость, наконец улыбнулась, но как-то зло, не радостно, после чего схватила папку со стола и быстро вышла, хлопнув дверью. Мистер Аркэм проводил её долгим взглядом, опустился в кресло и устало потёр пальцами переносицу. —?Нет, это всё-таки цирк… Куда катится наша клиника, дядя? Дура безнадёжная, знала бы она, которая уже будет по счёту… *** —?А вы не привыкли сдаваться, да, мисс Квинзел? С чего это вам так хотелось увидеть именно меня? Только честно! —?его лицо снова меняется, взгляд что-то ищет в правом верхнем углу камеры, а голос пародийно поднимается. —??У нашей Мэри есть дружок…??— напевает он и уже через секунду продолжает как ни в чём ни бывало, снова ей в глаза. —?Кстати, вы любите музыку? Я очень люблю. У меня была целая коллекция настоящих виниловых пластинок, но однажды как на грех сломался патефон. И вот мой друг Билл, я знал его ещё со школы, сказал мне: ?Эй, Эд, у тебя же есть металлическая коронка! Давай ты возьмёшь пластинку в зубы, а я буду её крутить, ты будешь вместо патефона, прикинь…? Он был большой выдумщик, этот Билли. Нам было где-то по шестнадцать, и мы тогда неслабо обдолбались, я взял её в рот и сначала даже ничего не почувствовал… А он толкал эту чёртову пластинку всё дальше мне в пасть, и крутил её, крутил, подставлял ухо, крича мне: ?Старик, я ничего не слышу! Давай громче!..? Громче, вы понимаете? Он смеялся и крутил, а у меня уже кровь текла по подбородку… Харлин потрясённо замолкает, даже забыв про диктофон. Джокер печально заламывает брови, и контраст между ними и этим дьявольским оскалом режет глаза. —?Так вас… зовут Эдвард? Это ваше имя? —?Ммм… вполне возможно,?— поколебавшись, утвердительно кивает он. —?Или вам не нравится? Без проблем?— хотите, подберём другое? —?Но ведь ваши… рубцы были получены гораздо позже, это установлено медицинской экспертизой,?— нерешительно произносит девушка, тем не менее, записывая что-то в блокноте. Пациент хмурится, словно вспоминая. —?Да? Чёрт возьми, а ведь вы правы! Вот дерьмо… Значит, я вам соврал. Жаль, а ведь могла бы быть хорошая история, разве нет? Он улыбается, словно издевается над ней, постоянно, минута за минутой. Харлин понимает, что, наверное, всё дело в шрамах, но всё же никак не может избавиться от этого противного ощущения. —?Послушайте, мистер… —?она запинается, даже не зная, как обратиться к нему. Ох, как же это всё сложно!.. —?Зови меня мистер Джей, дорогая,?— очевидно, Джокер пытается надуть губы, но выходит какая-то очередная болезненная гримаса. Ей в очередной раз становится очень его жаль, а затем снова просто страшно; и так происходит весь сеанс?— как будто ребёнок, случайно оказавшийся за рулём, забавляясь, жмёт по очереди на газ и на тормоз. —?Мистер Дж… —?Харлин осекается снова, ловя себя на лишней фамильярности. Глубоко вздыхает, пытаясь собраться с мыслями, и ищет поддержки у папки на своих коленях, но сухие мелкие буквы по-прежнему безразличны к её мучениям. Дело уже полчаса не двигается с мёртвой точки, и Харлин начинает нервничать. Ещё эти чёртовы очки, постоянно сползают… —?А давайте лучше я вам анекдот расскажу,?— перескакивает Джокер и, не обращая внимания на выражение её лица, принимается старательно интонировать, словно читает детскую сказку. —?Пытается, значит, в психушке утопиться в ванне один пациент. Другой его вовремя вытащил, и вот врач ему сообщает: ?Ваш поступок говорит о том, что вы здоровы. Завтра я вас выпишу. К сожалению, парень, которого вы спасли, всё-таки покончил с собой?— взял и повесился?. ?Вы ошибаетесь, доктор,?— улыбаясь, говорит больной. —?Это просто я его повесил просушиться?. А? Он делает паузу и испытующе смотрит на неё, высоко подняв брови, так что на лбу чётко обозначаются три горизонтальные морщины. А потом вдруг начинает хохотать, так резко и ненормально, так что Харлин вздрагивает и вжимается в спинку стула. Джокер покатывается со смеху, рубцы на его щеках опасно натягиваются, на шее выступают вены, в полной растерянности девушка сжимает папку мёртвой хваткой и смотрит на него во все глаза, не решаясь вызвать санитаров. —?Аха… аха-ха… ха-ха… —?судорожно отсмеиваясь, наконец выговаривает Джокер. —??Повесил просушиться…? Вам не смешно? Что ж вы такая серьёзная? В жизни слишком мало поводов для веселья, дорогуша, их нужно использовать… а в этой дыре вдобавок жутко уныло, кстати, вы не знаете, есть здесь какая-нибудь шоу-программа? С тоски помереть можно… —?Мистер Джокер,?— взяв себя в руки, твёрдо начала Харлин. —?Это психиатрическая клиника. По сути?— тюрьма, понимаете? Вы в тюрьме. Здесь не бывает шоу… —??У нашей Мэри есть дружок…?,?— закрыв глаза, вновь тихонько запел Джокер, явно пропуская её слова мимо ушей. Но Харлин решила не сдаваться. —?Мне очень нужно с вами побеседовать. Слышите? Мы должны выяснить… —??…барашек белый, как снежок. На свете дружбы нет тесней…? —?Мы должны выяснить, что с вами, от этого зависит, останетесь вы здесь или… —??…повсюду он бежит за ней! У нашей Мэри…? —?Мистер Джокер!!! —?А?! Кто здесь?! Харлин закрыла лицо ладонью. Словно сквозь пальцы, в её уши потёк тихий ядовитый смех. Да ведь он просто забавляется… нет, так она ничего не выяснит. Наверное, надо играть с ним по другим правилам. Вот только по каким, чего он добивается?.. Очки снова начали сползать, девушка устало их сняла и потёрла переносицу. —?А без них вы?определённо выглядите лучше,?— тут же не преминул отметить Джокер, но даже эта сомнительная галантность у него получилась издевательской. И как он это делает?.. —?Когда я без них, и вы выглядите лучше,?— Харлин растянула губы в раздражённой улыбке и захлопнула папку. —?Всё, хватит на сегодня. Вы, по-моему, достаточно посмеялись, а я всё-таки ваш врач, не клоунесса… —?Ну, куда же вы? —?снова разочарованно заломил брови Джокер. —?А вы только-только начали мне нравиться… —?Харлин не ответила и молча вышла из палаты, хлопнув дверью. Пациент проводил её долгим взглядом и негромко пробормотал себе под нос. —?И кстати, держу пари, клоунесса из вас получится гораздо лучше, чем врач, я в этом уверен… Уже оказавшись в коридоре, мисс Квинзел наконец смогла выдохнуть и обессилено привалилась спиной к стене, рассеянно глядя прямо перед собой. ?Повесил просушиться…??— вдруг одними губами произнесла она и тихо, искренне рассмеялась, закрыв лицо папкой. —?Зато если бы я тогда не стала врачом, Пирожок так и не встретил бы свою Харли… —?И ему не пришлось бы так долго учить её понимать свои шутки… —?Сказать по правде, я сначала подумала, что вы просто самый настоящий псих, мистер Джей! —?Вот скажи, со мной весело?.. —?Что-то интересное? Она вздрогнула, с трудом оторвавшись от чтения, и тут же схватилась за чашку кофе, который, как выяснилось, уже давно безнадёжно остыл. Мальчишка из вивария вломился в ординаторскую и грохнул на пол возле двери две пустые железные клетки. Харлин перелистнула очередную страницу, машинально отхлебнув холодную горькую жидкость и тут же с отвращением сплюнув её обратно в чашку. Она как-то вдруг осознала, что у неё затекли спина и шея, мёрзнут ноги, а за окном давным-давно стемнело. Дело, которое дал ей мистер Аркэм, оказалось ещё более затягивающим, чем Мальстрем, и более увлекательным, чем самый бредовый триллер. Читать его было всё равно, что смотреть с края крыши в пропасть или разглядывать мёртвого червивого голубя в подворотне?— страшно, тошнотворно и… завораживающе. —?А-а, нет… копаешься в чужом грязном белье, копаешься… —?и для убедительности Харлин беспечно зевнула. —?Ужасно надоело… будь моя воля, уже давно пошла бы домой. Мальчишка, менявший халат, многозначительно хмыкнул и указал подбородком на часы. Харлин невольно взглянула туда же, и по её позвоночнику пробежали тонкие иголочки?— половина первого ночи! Что за…?! Нет, стойте, не может этого быть! Господи!.. Значит, и подъездные ворота уже закрыли, и в больнице осталась только ночная смена… Как же это?! Как же она не заметила?.. Неужели?.. Насладившись выражением лица доктора Квинзел, паренёк перекинул полотенце через плечо и, насвистывая, вышел из ординаторской. Проклятье! Заночевать в психушке?— ну не об этом ли она мечтала всю свою жизнь? ?Большое спасибо за вечер, время с вами летит незаметно?,?— со всем возможным сарказмом сказала она лицу на чёрно-белой фотографии. Лицо понимающе скалилось в ответ. Помедлив, доктор в задумчивости провела кончиком среднего пальца по полумесяцу его глянцевой улыбки: —?Кто же вы такой, мистер Джей?.. Его дело напоминало нечто среднее между медицинской картой тяжёлого психопата, обрывками сценария к эффектному блокбастеру и жалобами от неопытной мамы на своего шаловливого ребёнка. Игрушки, конструкторы, яркие банты и коробки, хлопушки, водяные пистолеты, петарды?— и рядом страшные по мощности взрывы, терроризм, заражение воздуха, массовые убийства, организация преступных сообществ, захват заложников, не говоря уже о вооружённых нападениях, грабежах, пытках и покушениях на убийство… в общей сложности сотни, сотни случаев совсем недетских игр маньяка с больной фантазией… Всё это перемежалось фотографиями с мест преступлений, протоколами допросов и заключениями судебно-психиатрических экспертиз: долистав папку едва ли до середины, Харлин насчитала как минимум пять расходящихся диагнозов, в том числе явно в полной растерянности поставленные ?симуляция (?)? и ?психически здоров (???)?. Ситуация осложнялась полным отсутствием какой-либо биографии в принципе?— поначалу в деле были с энтузиазмом записаны вполне связные истории, включая информацию о родственниках, жестоких наклонностях и юношеских травмах, но через какое-то время стало ясно, что Джокер просто развлекался, выдумывая для врачей одну версию своего детства за другой. После первой же беседы сексолог, к примеру, вообще отказался с ним работать. В конце концов, поля ?Имя? и ?Фамилия? было окончательно решено оставить незаполненными, равно как и ?Anamnesis vitae?, руководствуясь в дальнейшем исключительно материалами уголовных дел, показаниями свидетелей и сообщников, а также данными медицинских осмотров, которые Харлин с трудом воспринимала всерьёз?— некоторые из его биологических параметров были очевидно несовместимы с жизнью. Спать не хотелось, и мисс Квинзел решила сделать себе ещё горячего кофе?— ядовитый свет и белый кафель были очень далеки от её представлений об уюте и совсем не располагали к отдыху. Сняв с вешалки пальто и поплотнее завернувшись в него, девушка устроилась на продавленном диванчике, с каждым обжигающим горьким глотком выхватывая из потока безликих формальных слов всё новые и новые насмешливые плевки в лицо: ?Высокий социальный интеллект в сочетании с социопатией, садистические тенденции, импульсивность поведения…? ?Маниакально-эйфорические состояния… Нарциссическое расстройство личности… Систематизированный бред инсценировки…? ?Заключение невропатолога: очаговой неврологической симптоматики не выявляется…? ?Триггером заболевания, скорее всего, послужили рубцы травматического происхождения в области щёк и височно-нижнечелюстной?области, являющиеся предположительно результатом колото-резаной раны мягких тканей лица, осложнённой химическим ожогом II степени и носящей следы хирургического вмешательства…? ?Психическое состояние: сознание не помрачено… морально-этические нормы не сформированы… мимические реакции богатые…? ?Отсутствие адекватной эмоциональной оценки содеянного…? ?Следователь. Расскажите подробнее вашу версию событий, происшедших в тот день. Джокер (смеётся)… Джокер (смеётся)… Джокер (смеётся)…? И то и дело, как навязчивая идея, как паранойя, как смысл жизни: Бэтмен… Бэтмен… Бэтмен… Поистине впечатляющая картина безумия. Широкомасштабного, непредсказуемого и запредельно страшного именно тем, что совершалось оно всегда с широкой улыбкой на лице исключительно ради забавы, ну, и ещё порой ради изуверских психологических экспериментов над человеческой природой. В конце концов Харлин начало слегка подташнивать, как будто она жадно съела что-то не то и только потом узнала, что оно было просрочено. Вновь открыв первую страницу, она положила папку перед собой, глядя на раскрашенное улыбающееся лицо, и безотчётно отхлебнула немного оставшегося кофе. Каким бы диким психом он ни был, приходилось признать, что Джокер добился невероятной известности в рекордно короткие сроки, и едва ли найдётся во всём Готэме хоть один человек, который не согласился бы с тем, что это одна из самых незаурядных личностей в преступном мире, о которых он слышал. Прозвище этого клоуна было у всех на устах, его повторяли десятки раз чуть ли не в каждом выпуске новостей, его преследовали, ему пытались подражать, одним словом, Джокер был… легендой. Героем. Знаменитостью. Страх, благоговение, живейшее любопытство и искренняя ненависть?— всё это доставалось ему ежедневно в огромных количествах, только чтобы потешить его нездоровое самолюбие. Он уже сделал достаточно, чтобы войти в историю. А она, неприкаянная молодая докторша, будет вынуждена снимать квартирку на окраине и водить сильно подержанный ?Шевроле? ещё неопределённо долгое время, прежде чем хоть что-то заработает на своих книгах, и то не факт, что ей это удастся… Кому в этом огромном продажном городе нужны её обаяние, её прекрасная фигурка, навыки гимнастки и замечательный актёрский талант?.. Харлин подпёрла щёки кулаками и печально скривила губы. Нет, так никуда не годится! В ней окончательно окрепла уверенность в том, что она должна попасть в палату этого человека, чего бы ей это ни стоило. Почему-то доктор Харлин Квинзел была убеждена, что знакомство с Джокером перевернёт всю её судьбу. Мистер Аркэм медленно поднял глаза от шлёпнувшейся ему на стол папки и лёгшего поверх неё письменного заявления, и брови его поползли вверх. Поначалу он подумал, что ослышался, но взгляд Харлин был полон такой решимости, что необходимость переспрашивать отпала сама собой. Для убедительности девушка ещё и демонстративно сложила руки на груди, сверху вниз глядя на директора. —?М-да… Похоже, милочка, вы и впрямь чокнутая. —?Отлично! Значит, вы знаете, в какую палату меня поместить. Дожидаться официального распоряжения пришлось ещё почти целый месяц, но Харлин это уже не смущало. Изучив толстенную карту Джокера почти досконально, она словно срослась с ним за это время, вжилась в его роль, прониклась его сумасшествием, в каком-то смысле почувствовала себя соучастницей всех его диких выходок, и уже нельзя было сказать, чтобы они пугали её так, как раньше… Иногда она даже ловила себя на мысли, что некоторые идеи мистера Джей были поистине гениальны?— по меньшей мере, в изобретательности и юморе им точно нельзя было отказать. И пусть их первый (да и второй, и третий) сеанс прошёл совсем не так, как она ожидала, закончившись поначалу полным провалом и даже заставив её усомниться в правильности выбранного пути, Харлин почувствовала, что с этого дня всё будет по-другому, стоило ей только наконец оказаться с ним рядом. Джокер прекрасно умел не только носить, но и оставлять шрамы. —?А знаете, почему я всё ещё остаюсь с вами, мистер Джей? —?А ты знаешь, что общего у безумия и смеха? —?Они… заразительны, босс? —?Чертовски. А ещё для них часто совершенно не нужна причина. —?Ооо, вот и шоу! Я так ждал, так ждал! Я бы даже в ладоши похлопал, если бы не здешний дресс-код… Представляете, а одна докторша мне говорила, что шоу-программы здесь нет… Харлин была к этому готова?— да пусть он хоть на голову встанет, она была твёрдо намерена получить от него нужную информацию. Сразу же поставив диктофон на запись, она с каменным лицом села перед ним и решительно щёлкнула ручкой. —?Как вас зовут? —?Три тысячи четыреста, уже как три дня. —?Когда вы родились? —?Больше на пять процентов, когда навстречу едут буквы, цветные, и между ними нас снимают, понимаете? Джокер свёл глаза к переносице и завалил голову набок. Харлин зажмурилась, выдохнула и снова открыла глаза. Она дала себе слово ничему не удивляться. —?Вы отдаёте себе отчёт в том, где вы находитесь? —?Я хозяин кровати, у которой под трамваем вокруг гроздьями ввинчиваются ложки, однократно выдвигаемые с достаточной степенью точности,?— он свесил язык и замолчал, широко раскрытыми глазами уставившись в пол прямо перед собой, потом быстро взглянул на неё и заговорщическим шёпотом произнёс,?— Ну давайте уже, пишите шизофазию, я её очень люблю… —?и в следующую секунду снова изобразил невменяемый овощ с отвисшей нижней челюстью. —?У вас нет шизофазии, и шизофрении тоже нет,?— каким-то невольно обиженным голосом отрезала Харлин. —?Зачем вы это делаете? —?А вы зачем это делаете? —?Здесь я задаю вопросы. —?Вы в этом уверены? Вам нравится задавать вопросы? Может, вы хотите поговорить об этом? Харлин вдохнула и выдохнула. Джокер довольно захихикал сквозь зубы и вдруг резко прекратил, неожиданно сделав к ней какое-то судорожное движение, так что девушка рефлекторно отпрянула, хотя и верила в надёжность и смирительной рубашки, и ремней-фиксаторов, и вкрученных в пол ножек стула. Связанный напрягся, замер, подавшись вперёд всем телом, и одержимо зашептал, не моргая глядя прямо на неё?— от одного этого взгляда и дикой улыбки Харлин словно парализовало. Его хрипящий голос беспрепятственно просачивался ей прямо в затылок, крепко и нежно сжимая когтями спинной мозг: —?Мисс Квинзел, мне дьявольски скучно, вы понимаете? Не-ет, не понимаете, ничего вы не понимаете, ни хрена! Ко мне ходят эти врачи, один за другим, и пишут, пишут, заполняют свои бесконечные бумажки громкими словами?— ?социопатия?, ?деструктивный?, ?дезадаптация??— чёрт бы их подрал, они невыносимо серьёзны! Здесь все хотят загнать меня в рамки своими мудрёными диагнозами, записать меня, объяснить, всё, что угодно, лишь бы только не веселиться, и меня это с ума сводит… Я знаю наизусть все их карты, все вопросы, все эти тесты, всё, чего они от меня ждут?— меня тошнит от этой предсказуемости, день за днём, одно и то же, одни и те же жалкие попытки найти во мне какую-то неисправность, выяснить причину, устранить, починить, исправить, сделать меня таким же, как они, нормальным… Я со скуки могу изобразить для вас практически все расстройства психики?— в любом театре такого, как я, с руками бы оторвали, а здесь меня за это держат в смирительной рубашке и пичкают таблетками всех цветов радуги… Мисс Квинзел, к чёрту всё это, я же вижу, что вы не из этих. Вы ведь не психиатр, а? И никогда им не были. Это просто грим, для отвода глаз, верно? У вас же на лице написано желание обзавестись нешуточной славой?— и мне кажется, я мог бы вам кое-что порассказать об этом, будь мы для начала хотя бы в несколько другой… обстановке. Джокер замолкает, и Харлин молчит в ответ, прикованная к его глазам надёжнее, чем всеми ремнями в этой комнате. Неожиданные откровенность и связность его речи попросту выбили почву у неё из-под ног, в очередной раз доказав, как легко он может сломать все её планы и заставить играть по своим чокнутым правилам. Да он, кажется, насквозь её видит. И что самое главное, похоже, действительно знает, что ей нужно… Увы, проникнуться этим вновь возникшим ощущением Харлин не успела?— Джокер снова потерял к ней всякий интерес, высунул язык, несколько раз сосредоточенно провёл им по верхней губе, скорчил рожу и разочарованно вернул его на место. —?А вот вы можете? —?с предельной серьёзностью осведомился он у собеседницы. —?Что? —?со вздохом спросила она, при этом понимая, что вот-вот нервно улыбнётся. —?Достать кончиком языка до своего носа? —?всё так же серьёзно пояснил пациент. —?Нет, не могу,?— от души ответила Харлин, решив не ввязываться. —?И я не могу,?— Джокер с сожалением покачал головой. —?А всё потому, что вы слишком далеко сидите… Доктор Квинзел сложила руки на груди, почесала лоб, пряча лицо за ладонью, закрыла глаза, отвернулась, но так и не смогла сдержать улыбки. —?Вы псих ненормальный,?— наконец заключила она, опустив руку и рассеянно прикусив ноготок большого пальца. Джокер сделал улыбку ещё шире и вскинул брови. —?Серьёзно? Интересная мысль. То-то я думаю, что вокруг за дурдом… Он начал смеяться первым, низко и негромко, откуда-то изнутри, и Харлин почувствовала, что сдаётся. До неё вдруг дошло, что все две недели после её выхода на работу этот человек напротив?— пожалуй, единственный, кто здесь вообще улыбается… Девушка укоризненно поджала губы в последней попытке удержать лицо, но было поздно: через секунду она уже хихикала, а через пять, когда он наконец захохотал в голос, запрокинув голову, в открытую смеялась вместе с ним, тоненько, заливисто и звонко, как в цирке, с удовольствием вторя сумасшедшему маньяку, истребившему ради шутки сотни людей. *** Трубка гневно квакала уже, наверное, полчаса, и Харлин убирала её подальше от лица всякий раз, когда зевала или с хрустом кусала огромное зелёное яблоко?— чтобы не услышала мама на том конце. Глаза слипались, на кухне ждала немытая посуда, все ногти уже давно высохли, и девушка скучающе разглядывала их и так, и этак, закинув голые ноги на подоконник. Подходил срок платить за квартиру, в клинике задерживали зарплату, книга всё никак не хотела продвигаться, а пациент, на котором она рассчитывала заработать свои миллионы, издевался над ней с завидной изобретательностью: притворялся немым, глухим, слепым, мёртвым, задавал вопросы, передразнивал, корчил рожи, издавал неприличные звуки, пел, плевался, рассказывал анекдоты, заставлял её угадывать пантомимы и хохотал при этом так, как будто ничего веселее с ним в жизни не случалось, то приводя её этим в бешенство, то заставляя сдерживать улыбку из последних сил. Но иногда ей приходилось честно себе признаваться в том, что без этих сеансов ей было бы чертовски скучно… —?Харлин Квинзел! Ты слышишь меня?! —?Да-да… мне надо правильно питаться, я слышу, мам. Не кричи… Харлин босиком прошла в прихожую, придерживая трубку плечом и копаясь в сумочке в поисках пилочки для ногтей. Из зеркала на неё случайно взглянула немного осунувшаяся непричёсанная блондинка в маечке и розовых шортах с пятном от кетчупа на самом видном месте. Она растёрла его пальцем, сделала только хуже и, бросив косметичку на телефонный столик, начала раздражённо стягивать шорты, прыгая на одной ноге, при этом вполне предсказуемо стукнулась коленом об угол и зашипела от боли. —?Что ты там делаешь? Харли! Скажи, у тебя всё в порядке?! Я волнуюсь за тебя… а ты даже не звонишь! Мне что прикажешь, ночами не спать? И вообще, почему ты не приедешь? У тебя же есть машина! Тётя Нэнси всё время про тебя спрашивает… —?Ма-ам… скажи тёте Нэнси, что со мной всё в порядке. И у меня просто очень много работы, так что я не смогу пока приехать, извини,?— бросив шорты в корзину для белья, девушка с досадой откусила слишком большой кусок от яблока и зажмурилась от резко защипавшей боли в уголке губ. —?Да что же это за работа такая, что ты к матери приехать не можешь? Она для тебя что, важнее, чем мать, да? Знаешь, вот мне совсем не нравится то, как ты стала ко мне относиться! У тебя что, кто-то появился? Или ты связалась с какой-нибудь компанией? Точно, ты связалась с компанией, а я тебя всегда предупреждала, тебя ещё с детства тянуло… —?Ма-а-ам, пожалуйста, не начинай!.. Но та уже снова завелась, и Харлин ничего не оставалось, кроме как вернуться в режим одностороннего приёма. Она вздохнула, присела на этажерку для обуви и стала равнодушно копаться в раскрытой косметичке. Достала помаду, раскрыла, выкрутила карандаш, закрутила обратно, опять выкрутила, осторожно трогая языком ранку в уголке губ. Потом подняла глаза на зеркало и стала её рассматривать. Почти ничего незаметно, чёрт, а как щиплет… И вообще, Харли, тебе надо больше спать. Кожа тусклая, глаза красные, волосы не слушаются, ужас… Впрочем, плевать. Прохладный душ, пара сосудосуживающих капель, немного пудры, тушь?— и завтра она снова будет, как новенькая. Главное утром не опоздать на работу?— как бы там ни было, а ей стало казаться, что Джокер гораздо лучше идёт на контакт в последнее время, так что может, ей удастся добиться каких-нибудь новых результатов… Девушка показала отражению язык и широко улыбнулась, тут же, впрочем, ойкнув от боли. Надо же, подумала она, аккуратно касаясь пальцами ранки?— какая-то крохотная трещинка, а так неприятно… Что же… что же, интересно, испытывал он?.. —?Я же хочу, чтобы у тебя всё было, как у людей, дочка… Чтобы ты работала, чтобы ты нашла себе достойного молодого человека, завела детей, в конце концов, я очень хочу внуков, подумай хотя бы о матери, тебе ведь скоро тридцать… —?Ну, не так уж скоро,?— вставила Харлин, рассеянно выкручивая помаду из пенала и слушая вполуха. Слова журчали, не задерживаясь в сознании. ?Какая-то ты сегодня грустная, доктор Квинзел?,?— невесело подумала она, глядя на своё отражение. И вдруг, словно повинуясь какому-то внезапному порыву, стала медленно вести карандашом от левой щеки до правой, рисуя по коже ярко-красный неровный полумесяц. Почему-то сразу же захотелось широко улыбнуться. На белых зубах осталась краска, и лицо её от этого неожиданно приобрело какое-то чужое, безумное выражение, не на шутку испугавшее её. Харлин вздрогнула, быстро закрыла помаду и стала торопливо стирать её следы основанием большого пальца, но размазанная, та выглядела только ещё страшнее, вызывая слишком уж недвусмысленные ассоциации, и далеко не с кетчупом… Девушка нервно и резко провела по губам тыльной стороной ладони, и ранка немедленно напомнила о себе острым уколом, да так, что на глаза навернулись слёзы. —?Мам,?— дрогнувшим голосом сказала она. —?Мам, знаешь, я тебе попозже перезвоню. Прости, не могу сейчас говорить. Давай потом, пока… И положила трубку. Подумала, выключила телефон, опустилась на пол, безотчётно вытирая передние зубы указательным пальцем. А потом остановилась, закусила его и тихонечко, не совсем нормально рассмеялась, в каком-то озарении подняв брови и глядя в пол прямо перед собой. *** —?Остаёшься ночевать? —?подмигнул вернувшийся ещё с одной клеткой мальчишка, застав Харлин всё в том же положении. —?А у меня есть выбор? —?печально вздохнула она, подбирая ноги так, чтобы пальто их тоже хоть немного закрывало, и отхлебнув ещё кофе. Да что же у них за холод такой собачий в этой психушке?.. —?В общем-то… нет,?— хмыкнул парень и поднял клетку на уровень глаз. Заглянув в опилки, укоризненно прищёлкнул языком и через плечо обратился к девушке. —?Кстати, это не ты случайно собралась того клоуна лечить? —?Я… ну да… —?осторожно ответила она, помедлив перед очередным глотком. —?А. Ну-ну… Он поставил клетку на стол, и Харлин с подозрением посмотрела на неё, отставив чашку. —?Да подходи, не бойся… —?виварщик достал из холодильника сэндвич и принялся заваривать себе пакетик дешёвого чая. —?Знаешь же про анималотерапию? У нас её недели три назад ввели в экспериментальных целях, но по-моему, только лабораторное зверьё понапрасну переводят?— ну сама подумай, неужели таких психов, как тот же самый Джокер, к примеру, может умилить какой-нибудь грызун, если он ребёнку пулю в лоб всадить может, а потом ещё заглядывать в дырку и спрашивать, где же все те знания, которым его учили в школе?.. Вот пожалуйста, ещё один?— подох от того, что не смог больше нормально есть, я его три дня шприцом выхаживал, но это уже без толку было… Харлин подобралась ближе к клетке и снова почувствовала знакомую тошноту, комком зашевелившуюся в горле. За прутьями неподвижно лежал на боку белый крольчонок; его закатившиеся мутные красные глазки были наполовину закрыты нижними веками, но самым ужасным было не это. Полуоткрытая пасть с выдающимися грязно-жёлтыми резцами зияла, разорванная какой-то чудовищной силой до самых щёчек, так и не успевших толком затянуться?— кое-где под корочкой запёкшейся крови до сих пор влажно блестела слизистая с налипшими на неё короткими волосками. Видны были даже сомкнутые коренные зубы, из-за чего перед глазами живо вставал жуткий оскал звериного черепа. —?Господи… это что, это… он с ним сделал? —?с отвращением подняв верхнюю губу, скривилась Харлин, тем не менее почему-то не в силах отвернуться. —?Ну не я же! —?жуя сэндвич, невнятно ответил парнишка. —?Я их потом лечу только, мне их гробить не с руки?— новых с материка не дождёшься… —?Но как… чем?.. Мальчишка фыркнул, отряхнул руки, отстранил её и снял с клетки металлический каркас. —?Слушай, ну ты ведь читала его карту. Он же садист чокнутый. То же самое может сделать и с тобой, если ему руки развязать… Так это ещё что, он с предыдущим знаешь, что сделал? У него хомяк был, сирийский. Так он его… хех… морковкой… ну, ты понимаешь?.. Хохотал, как припадочный. В общем, включил потом дурачка и заявил примерно следующее, что он, значит, хотел его покормить, но чёрт его разберёт, где у этой ерунды рот, а где задница, и со следующей животиной пообещал сделать так, чтоб уж точно не перепутать. Ну, вот и сделал,?— мальчишка вытряхнул кролика вместе с опилками в чёрный полиэтиленовый мешок для мусора, и тельце с неприятным глухим звуком шлёпнулось на дно. —?А наше начальство думает, что эти монстры их будут гладить и кормить яблочками. Нормально, да? Ещё задумаешься, кто из них настоящие психи… В общем, доктор, дерзай! —?он свернул мешок и захватил пустую клетку. —?Если сможешь сделать хоть что-нибудь, чтобы они не изводили больше больничное зверьё, я тебя от души расцелую, тем более что ты такая милашка. Парень подмигнул ей, послав воздушный поцелуй, и Харлин довольно криво улыбнулась в ответ на этот сомнительный комплимент. Когда мальчишка вышел, ногой открыв дверь, девушка ещё какое-то время помедлила у стола, а потом на автопилоте вернулась на диван, села и обхватила колени, глядя в одну точку. Сняла очки, рассеянно сунула дужки за уголки губ, медленно растянула их в разные стороны и вздрогнула, одёрнув себя. У неё из головы всё никак не шёл маленький беленький кролик, оказавшийся в одной палате с Джокером, у которого развязаны руки… Вопли доносились уже в лифте, и когда двери открылись, стали особенно хорошо слышны, подхватываемые многократным эхом. —?Смотрите, Вилли Винки по городу бежит! Стучат его ботинки… Харлин вздохнула, протягивая охраннику пропуск, но невольно усмехнулась. Её с недавних пор перестали пугать эти неадекватные возгласы, шутки и стишки, в конце концов, вполне безобидные дурачества для психа, разве нет?.. Главное, чтобы в больнице не узнали, что некоторые из них она уже и сама иногда стала напевать, ходя по дому… —?…куда он так спешит?.. —?Он сегодня бушует,?— заметил охранник, протягивая ей карточку, но медля с открытием турникета. —?Ему что-то там отменили, как вы прописали, хотя мистер Аркэм очень этим недоволен. Вы бы поговорили с ним, а то он не любит, когда в отделении беспокойно, да и мне как-то, знаете ли… —?Всё в порядке, Лэрри,?— очаровательно улыбнулась Харлин, забирая пропуск двумя пальцами. —?Налицо значительный прогресс. Мне кажется, мы наконец-то нашли общий язык с мистером Дже… Джокером,?— и, беспечно взмахнув рукой, она скользнула в отделение, провожаемая недоумевающим взглядом охранника. —?Вдоль улиц и тропинок, то вниз, то снова вверх… —?неслось по коридору. —??Известный Вилли Винки обходит сразу всех?,?— промурлыкала девушка себе под нос и вошла в палату. Джокер самозабвенно распевал песню потолку, закинув голову, и с совершенно безумным видом улыбнулся ей навстречу. —?Мисс Квинзе-ел, а вот и вы! ?У нашей Харли есть дружок…?,?— начал он, но тут же, впрочем, передумал. —?Как поживаете? Как продвигается ваша работа? Слышал, пациент вам попался не из лёгких… А знаете, мне сегодня снился… Фрейд. Расскажите-ка, что бы это значило, а? Ха-ха-ха-ха!.. —?Вот это что такое, мистер Джей? —?проигнорировав его реплики, спросила Харлин, вытянула из папки лист с ксерокопией и положила её перед ним на столик. Там на полях какой-то книги была нарисована она сама, до плеч, с удивительно схваченным сходством, но вместо белого халата, узла на затылке и очков на ней было что-то вроде трико и шутовского колпака с бубенцами. Рисунок попал в карту совсем недавно, его заметил библиотекарь, а авторство подтвердила запись с камер наблюдения. Джокер с самым серьёзным видом, с которым, впрочем, несколько не вязался неизменный оскал, посмотрел на страницу с одной стороны, затем с другой, и наконец заключил: —?Да ведь это же вы, мисс Квинзел! Неужели не узнаёте? По-моему, очень похоже получилось, должен признать, художник неплохо постарался, когда это рисовал… Харлин терпеливо сжала губы. —?Вы этим хотели выразить своё отношение ко мне? Сказать, что я вас развлекаю? Или смешно выгляжу? Заключённый изменился в лице, словно оскорблённый в самых лучших чувствах: —?Что вы?! Отнюдь?— в этом костюме вы смотритесь очень даже привлекательно, он бы вам пошёл, вы не считаете?.. А вот насчёт вашего нынешнего одеяния, вы уж простите, но оно невольно вызывает у меня улыбку,?— Джокер помолчал, видимо, для того, чтобы она воочию в этом убедилась. —?Врач из вас на редкость потешный, ей-богу… Кстати, и имя вам тоже не идёт. Оно делает вас чересчур серьёзной, а серьёзность, вот поверьте, вам абсолютно не к лицу. Слишком длинное. Половины хватило бы в самый раз… —?В смысле… половины? —?Харлин даже не сразу нашлась. Она что, опять упустила тот момент, когда он начал нести бред? —?Харли. Квин,?— пояснил собеседник. —?Ар. Ли. К ин. Дамы и господа! Только сегодня на арене! Шоу начинается! Подходите ближе!.. —?и Джокер снова захохотал сквозь зубы, запрокинув голову и нервно передёргивая плечами. До сих пор Харлин казалось, что она уже почти не боится этого человека, но непривычная страстность этих внезапных судорог вновь насторожила её. Может, отмена нейролептиков действительно была слишком опрометчивым шагом?.. —?У-ху! Давненько же я не веселился, мисс Квинзел!.. —?связанный снова взглянул на докторшу, и его неестественно сильно расширенные зрачки ещё больше испугали её. —?Никаких развлечений, никаких!.. Ещё и этот костюмчик, знаете, тоже как-то не самый подходящий для вечеринки, нет? Может, я слишком придираюсь, но по-моему, он слегка жмёт мне в плечах… да и это-то ерунда, но что это за расцветка? Унылее, чем в гробу… Терпеть не могу серый цвет! Я слышал, он плохо влияет на психи-хи-хи-хи-хи-ку!.. В который раз Харлин поблагодарила достижения современной медтехники за этот самый ?костюмчик??— ей казалось, что ни одна сила на свете не заставила бы её войти в эту палату, когда её обитатель развязан. —?Ладно-ладно, я же шучу,?— примирительно усмехнулся Джокер. —?И художник из меня неважный. Я, знаете ли, предпочитаю раскрашивать действительность несколько иным образом… —?Но это явно не рисунок любителя,?— возразила врач, радуясь, что может навести разговор на какую-то осмысленную тему. —?Вы где-то учились? Увлекались живописью?.. —?А у вас удивительно ровная осанка,?— услышала она в ответ и поняла, что все вопросы снова прошли мимо. —?Кем вы были до этого момента? Танцовщицей? Гимнасткой? Актрисой? Видите ли, я кое-что понимаю в сценических образах,?— и он подмигнул, напомнив ей о фотографиях в гриме, от которого здесь, в больнице, остались только тёмно-зелёные волосы, создающие поистине восхитительное сочетание с бледным заострённым лицом и грязно-серой смирительной рубашкой. —?Я вам ничего не буду говорить, пока вы сами не начнёте отвечать на мои вопросы,?— заявила Харлин, сама удивившись своей настойчивости. У её пациента всегда чертовски ловко выходило меняться ролями и расспрашивать её о чём угодно весь сеанс, ни слова не говоря о себе. Пару раз он даже вытянул из неё несколько весьма неприятных школьных воспоминаний, как-то заставив её усомниться в том, что из них двоих именно она является психиатром. —?О, с удовольствием! У меня есть для вас уйма историй… Только вот откуда вы будете знать, что они правдивы? —?и Джокер прищурился с такой иезуитской хитрецой во взгляде, что Харлин захотелось его ударить. —?Вы очень долго будете здесь находиться, если не пойдёте на диалог,?— заметила она, с силой сжимая ручку и нервно постукивая по полу носком туфли. —?Я вас умоляю!.. У меня не такой уж богатый выбор между тюрьмой Блэкгейт и этой психушкой, и я предпочитаю последнюю, здесь всё-таки больше возможностей для веселья… так что до поры до времени я никуда отсюда не тороплюсь. Сами видите, мне совершенно невыгодно идти с вами на диалог, хотя признаюсь, иногда он меня до крайности забавляет… Харлин не сразу ответила, осмысливая это ?до поры до времени?, но Джокер уже переключился, забыв о её присутствии. —?Раз, два, три, четыре, пять. Я иду тебя искать… —?он зашарил взглядом по потолку, играя бровями. —?Детка, раз, два, три, четыре, пять… ?Останься со мною, детка…? А вы знали, что глядя на вас, мне хочется сочинять стихи? —?его безумное выражение меняется на прежнее за секунду. Это страшно. Это, чёрт побери, реально страшно… —?Вот послушайте, что только что пришло мне в голову: Есть в больнице Харлин-Златовласка, Что носила серьёзную маску, Пока ей один псих Не прочёл этот стих, Рассмешив и приблизив развязку. Харлин догадывалась, что за этим последует, но всё равно не удержалась и вздрогнула, когда Джокер, не обманув её ожиданий, визгливо захихикал, будто провёл ногтями по стеклу. Удивительно, но при этом ей и самой захотелось улыбнуться, возможно, чтобы хоть так проникнуть за эту непробиваемую стену сумасшествия, попытаться понять, разделить причину его веселья, каким бы нездоровым и опасным оно ни было… это ведь нормальное желание для психиатра, ведь… нормальное?.. —?Если наши занятия и дальше не будут приносить пользу, мне придётся скорректировать программу вашего лечения и включить в неё более тяжёлые психотропы,?— борясь с подрагиванием в уголках губ, как можно строже произнесла Харлин. —?Боюсь, вам это не понравится. —?Уверены? —?глухо спросил Джокер, глядя на неё исподлобья блестящими глазами, и вдруг показался ей совершенно вменяемым, но страшным настолько, что по спине жаркой волной пробежали мурашки. Харлин отчётливо поняла, что этот человек напротив, сидящий всего в нескольких футах от неё?— маньяк и социопат, убивавший людей столькими способами, что ему уже стало скучно. Впервые она перестала чувствовать себя в безопасности. На секунду ей показалось, что всё вокруг них, всё в этой больнице?— и мрачные ледяные стены, и острые инъекционные иглы, и железные спинки кроватей, о которые здесь до крови разбивают головы, и даже гулкие шахты ржавой вентиляции?— просто молчаливо и злорадно ждут своего часа вместе с ним, ?до поры до времени? скованным в своём кресле. А потом, когда фиксирующие его ремни упадут, вся эта изнурённая ожиданием разрушительная сила разом высвободится вместе с ним, и тогда сохрани боже всех, кто по несчастью окажется внутри громадного ожившего дома умалишённых, отрезанного от материка узкими мостами, от того, что измыслит его нездоровая фантазия… —?Я… прошу вас, мистер Джокер, соберитесь,?— наконец выговорила Харлин сдавленным голосом, дрожь в котором она и сама наверняка не смогла бы однозначно объяснить. —?Давайте попробуем ещё раз… Вы не хотите рассказать, откуда у вас эти шрамы? Это помогло бы нам поставить правильный диагноз и уберечь вас от многих лишних вопросов и процедур… Джокер продолжал молча смотреть на неё всё с тем же удивительно разумным выражением на лице, и от его улыбки делалось нехорошо. Пауза стала затягиваться, и Харлин вздохнула. Нет, всё это без толку. Сплошное притворство и вранье. Этот крупный орешек не под силу расколоть ни одной белочке?— разве что только ей… придётся порвать себе ротик… —?Хорошо,?— неожиданно сказал Джокер, не моргая. —?Я рассказываю вам правду, а вы в ответ честно отвечаете на вопрос, который я вам задам. Идёт? Харлин в сомнении закусила губу. Чем чёрт не шутит?— может быть, из этого действительно что-нибудь получится?.. В конце концов, ей потом можно будет уйти от ответа или солгать. Когда же, когда же, чёрт возьми, она научится распознавать, серьёзно он говорит или нет? При условии, что он вообще когда-нибудь бывает серьёзен… —?Идёт,?— кивнула Харлин, не желая упускать шанс. —?Рассказывайте, а я… —?У меня была жена, мисс Квинзел, красивая, почти как вы,?— с готовностью начал Джокер, даже не дослушав её. —?Самое дорогое для меня существо, самое дорогое… и были кредиторы, я им крупно задолжал?— понимаете, с кем не бывает… Они пришли за ней рано утром, когда я брился перед зеркалом, этого никто не ожидал, ни я, ни она… бритва у меня тогда была опасная, такая, знаете, с открытым лезвием, и очень, очень острая,?— Харлин как-то сразу поёжилась от неприятного фантомного ощущения в уголках губ, догадываясь, что будет дальше. —?Я услышал только удар двери о стену, а потом Дженни закричала?— чёрт подери, она так страшно кричала… она кричала: ?Роджер! Господи, Роджер, иди сюда, скорее, они пришли!..? Я обернулся на её крик, я обернулся даже слишком резко, но это её уже не спасло… знаете, как здорово выглядит красная резаная рана на белой пене для бритья?.. Оо… Мне кажется, эти твари даже слегка струхнули, когда я вышел на них с лезвием, весь в крови, а Дженни лежала у их ног, и один из них ботинком наступил на её волосы, длинные, светлые, прямо как ваши, мисс Квинзел, и он стоял на них своим грязным ботинком… Я тогда как с ума сошёл от ярости, ничего не помнил, ничего не чувствовал, а потом меня почему-то судили за ?убийство двух или более лиц?, знаете, какими весёлыми были эти отвратительные лица? Это я, я сделал их весёлыми… Она перестала записывать ещё в самом начале?— её как будто заворожил его размеренный низкий голос и этот отсутствующий взгляд запавших светло-зелёных глаз, и эта приклеенная улыбка, казавшаяся сейчас горькой карикатурой на нелепо рыдающего клоуна… было крайне тяжело поверить, что он тоже когда-то был обыкновенным человеком, который любил обыкновенную женщину. В последнее поверить было особенно тяжело, но выражение его лица было таким убедительным… —?А вы, Харлин,?— медленно переведя на неё взгляд, так же тихо произнёс пациент,?— вы бы смогли убить человека только потому, что привязаны к кому-то по-настоящему сильно? В памяти тут же встало посиневшее лицо Лиззи Коуч из параллельного класса, кафельный пол раздевалки и чьи-то руки, оттаскивающие её за волосы… кажется, тогда Харли узнала, что эта сучка целовалась с Джимми, её Джимми, и невинная девчоночья перепалка как-то незаметно переросла в попытку задушить разлучницу на глазах у десятка свидетелей. И ей это нравилось, чёрт возьми, как же ей это тогда нравилось, и если бы её не остановили… —?Нет,?— твёрдо ответила Харлин. —?Отношения это личное дело каждого, а идти против закона… —?ей кажется, или она жутко фальшивит? Ей кажется, или он так улыбается, потому что видит это?.. —?Нет, ни за что, никогда… Я не хочу сесть в тюрьму. И отнимать чужую жизнь?— это всё-таки слишком… слишком серьезно… —?Сразу видно, что вы никогда этого не делали,?— как-то особенно гадко усмехнулся Джокер. —?Вы даже не представляете, до чего это пустяковое дело, когда разберёшься… даже скучно, если не придумать что-нибудь… —?Вы сказали, что резко обернулись и нанесли себе эту травму лезвием для бритья,?— быстро решив сменить тему, напомнила Харлин. —?Но тогда шрам у вас был бы только на одной стороне лица. Как же вы объясните второй? Треклятая улыбка?— Харлин ненавидела её, но уже который сеанс не могла отучить себя пытаться прочесть по ней подлинное выражение. Джокер носил её, как застывшую маску, но Харлин упорно казалось, что за этой искалеченной мимикой можно, всё ещё можно разглядеть его настоящее лицо, если хорошенько присмотреться… —?Вы опять меня подловили,?— со вздохом сдался пленник. —?Что поделать, когда придумываешь новую историю на ходу, велика вероятность упустить какие-то детали… —?Вы что… вы что, снова солгали? —?не поверив своим ушам, в отчаянии воскликнула девушка. —?Вы ведь тоже солгали, когда отвечали на мой вопрос, мисс Квинзел,?— металлическим голосом резанул Джокер, и его улыбка злобно заплясала в резких люминесцентных тенях палаты. —?Согласитесь, мы квиты? Харлин задохнулась, собравшись ответить, но не найдя слов. Он безошибочно её чувствовал?— господи, да кого она пыталась обмануть, наивная дурочка?!.. —?Хорошо,?— она попыталась взять себя в руки, глубоко дыша носом. —?Хорошо, давайте забудем об этом и попробуем ещё раз… —?А вы удивительно настойчивы, мисс Квинзел, мне это нравится! —?вскинув брови, воскликнул Джокер. —?Давайте вернёмся к рисунку,?— закрыв глаза, громче произнесла Харлин, твёрдо решив не сдаваться. —?Пожалуйста, вспомните, вы когда-нибудь этому учились? Для терапии важно знать, что и откуда вы умеете… —?Дорогая, я умею делать руками далеко не такие вещи,?— снова понизив голос и в упор глядя на неё, заметил Джокер. Это прозвучало настолько… непристойно, что Харлин с трудом подавила волну поднявшихся внизу живота мурашек. —?Но как я могу показать вам хоть что-нибудь, если они у меня постоянно связаны? Нет, не получилось?— волна неудержимо поднялась выше и водопадом скатилась вниз по хребту. На что это… на что он намекает?! Доктор Квинзел растерянно приоткрыла рот и тут же захлопнула его, а её пациент по-прежнему улыбался ей прямо в лицо, прямо-таки чудовищно улыбался, надо заметить, так что вся её недавняя уверенность в себе куда-то вдруг решительно подевалась. —?Даже не вздумайте продолжать,?— отрезала Харлин, и в её голосе неожиданно проскользнули испуганные нотки. —?На время сеансов для вас существует чёткая инструкция?— фиксация, и точка. Это не обсуждается… —?О-о… —?разочарованно протянул Джокер. —?Да вы никак меня боитесь? Ноздри Харлин дрогнули. —?Да. Нет. Не в этом дело. Таково правило… —?Да нет здесь никаких правил! —?почти с раздражением бросил связанный. —?Ерунда это всё, чёрт возьми, долбаная ерунда! Они просто боятся меня, бо-ят-ся, но я вас умоляю, мисс Квинзел, не говорите, что и вы тоже, это будет уже слишком… —?Нет, всё, бросьте, даже слышать об этом не хочу! —?зажмурившись, девушка яростно помотала головой?— в памяти очень живо встал кролик с разодранной в оскале мордашкой. —?Вы сами прекрасно знаете, что это невозможно, поэтому… —?Ерунда,?— с какой-то одержимостью повторил Джокер, снова подаваясь к ней, так что натянулись ремни на спинке стула, и он опять с досадой дёрнул головой. —?Мисс Квинзел, Харли, послушай, милая, я впервые здесь встречаю врача, которому мне не хочется оторвать голову. Пожалуйста, посмотри мне в глаза. Посмотри. Посмотри! —?прикрикнул он, и Харлин вздрогнула, как от жгучего удара кнутом, всё же повиновавшись. Господи, какие же они у него всё-таки ненормальные, эти прозрачно-зелёные безумные глаза, с густой сетью красных капилляров, с воспалённым маниакальным блеском в самой глубине… к Харлин пришло запоздалое осознание того, что смотреть в них не стоит, а она опять переступила недозволенную черту?— но противостоять гипнотическому эффекту его взгляда и завораживающе изуродованного лица оказалось уже невозможно. Удавы, да? И кролики, чёртовы кролики, маленькие растерзанные кролики… —?Девочка, послушай меня,?— шёпотом сказал он, глядя по очереди то в один её зрачок, то в другой. Почему-то Харлин была уверена, что будь у него развязаны руки, он бы сейчас до боли стискивал её лицо в ладонях. Так, чтобы наверняка синяки на скулах… —?Если кто из нас двоих и может написать эту твою книгу, то это точно не ты. Зато в моей компании ты сможешь отлично развить другой свой талант, кроме шуток… возможно, ты именно та, кого я здесь искал. Именно тот человек, который мне нужен, понимаешь? И поверь, тебе было бы со мной гораздо интереснее, если бы у нас… ну как тебе сказать… было бы чуть больше свободы действий, а? Девушка хлопала ресницами, по-детски приоткрыв губы. В её пальцах хрустнула ручка. Нет, это сон, это просто бред какой-то, проснись, Харлин… он… он ей что… да что же это такое, в конце-то концов?! Почему она вообще его слушает?! Он же психически неуравновешенный, он преступник, убийца, мать твою, никто даже имени его не знает, с ним же нужно быть осторожнее, чем с бутылкой нитроглицерина, а стоило посмотреть ему в глаза под этими низкими насмешливо изогнутыми бровями, как строгая доктор Квинзел в очках и халате куда-то бесследно исчезала?— и вместо неё выглядывала Харли-ребёнок, Харли-зверушка, которая умела только бояться и восхищаться, и понимала только когда её бранят или хвалят… Этот человек напротив блестяще и без особых усилий доказывал, что всеобщее подчинение животных инстинктов человеческому разуму?— всего лишь распространённое заблуждение. На самом деле всё в общем-то с точностью до наоборот… —?Вы… хотите, чтобы я… добилась разрешения… развязать вам руки? —?совсем тихо спросила она, почти не моргая. Джокер досадливо поморщился и на пару секунд закрыл глаза, словно ища терпения. —?Дорогая, подумай, ты же на самом деле хочешь этого едва ли не больше, чем я,?— после небольшой паузы он чуть прищурился и добавил. —?Повеселиться, ну же? Харлин потрясённо молчала, пытаясь справиться с бешеным стуком в висках. Он был так чертовски прав, что возразить сейчас что-либо просто значило бы откровенно соврать. И что же это такое творится с вами, доктор Квинзел?.. —?Я вам обещаю хорошо себя вести,?— заверил пациент на добивание, истово зажмурившись. Эта фраза в настоящих обстоятельствах была чушью настолько невозможной, что Харлин не удержалась и фыркнула. Джокер улыбнулся ещё шире. —?Вы мне не верите? Да даю честное слово социопата… Она рассмеялась вместе с ним, через секунду, снова, прекрасно осознавая, что опять проиграла, но уже не жалея об этом ни на мгновение. От его высокого хриплого смеха мороз пробирал по коже, но почему-то Харлин была невероятно рада, что слышит его снова. Возможно, это было ужасно, неправильно, непостижимо?— но чёрт возьми, с каждым часом, проведённым в этой палате, она всё больше убеждалась в том, что этот человек напротив понимает её, пожалуй, лучше, чем кто-либо на свете. И ей хотелось, на самом деле хотелось оказать ему эту услугу уже просто потому, что он об этом попросил… —?Вы улыбаетесь, это хороший знак,?— заметил Джокер, пока его собеседница прятала в ладонях последние короткие смешинки. —?Мне, знаете, нравится видеть улыбки у людей на лицах… Как вы считаете, в интенсивной терапии мы сможем видеться чаще? —?и он заговорщически подмигнул. Кажется, в эту самую минуту Харлин окончательно забыла о том, что перед ней самый грозный и хитроумный преступник Готэма, а она вообще-то его лечащий врач и должна быть предельно внимательной в общении с пациентом. Да, в хорошенький же переплет ты попала, Дороти, ещё и растеряла всякую осторожность, дурочка, вот одумалась бы, пока не поздно… но нет, уже не слышит. —?Ну что скажете, мы договорились? —?Джокер снова отыскал её взгляд, и Харлин удивилась, как умело этот жуткий маскарадный оскал мог при необходимости прикинуться обольстительной улыбкой. —?Будьте уверены, за моей благодарностью дело не станет… Интересно, чёрт подери, откуда у неё это смутно знакомое ощущение сродни лёгкому опьянению? Харлин чувствовала себя одновременно польщённой, взволнованной и всесильной, и у неё даже мысли не возникало о том, чего он от неё на самом деле просит, о какой недопустимой и опасной вещи идёт речь… более того, ей даже в голову не приходило, чем это всё может закончиться. —?Но… я же не смогу вот так просто распорядиться, чтобы вас развязали на время сеансов,?— с сомнением возразила девушка. —?Это вызовет подозрения… —?Ну разумеется это вызовет подозрения… чёрт,?— в глазах заключённого вспыхнули и снова ушли на дно злобные огоньки раздражения, так что Харлин испуганно сжалась, хотя он в сущности ничего не мог ей сделать. —?Действовать нужно осторожнее… придумайте вескую причину, чтобы это выглядело как успех в лечении, ну или… кто из нас двоих врач, в конце концов?! Девушка виновато потупилась, стыдясь своей опрометчивой глупости. Почему-то ей не хотелось казаться ему несообразительной. —?Хм… давайте, пишите,?— подняв брови, Джокер указал взглядом на блокнот. Харлин машинально щёлкнула треснувшей ручкой, послушно записала под диктовку ?ремиссия?, ?интенсивная терапия?, ?тесты?… и, перечитав, удивлённо приоткрыла рот. Точно, как же она раньше не догадалась?! Ведь к её услугам был весь ассортимент невербальных тестов, тренингов и игр, которые требовали безусловного участия рук пациента?— можно будет сослаться на значительный прогресс в их общении, необходимость проведения более детального анализа и углублённой работы для повышения эффективности диагностики и лечения… а между тем на деле это будет означать увеличение количества часов их занятий и… определённо ?большую свободу действий?… гениально! —?Вы просто псих, мистер Джей,?— закусив губу, восхищённо произнесла Харлин, подняв на него глаза. В навязчивом электрическом свете их голубые кольца блестели ядовито и влажно. —?Я, наверное, должна быть сумасшедшей, чтобы вам доверять. —?Мы здесь все сумасшедшие… я сумасшедший… ты сумасшедшая… —?самодовольно-непричастно глядя в потолок, процитировал Джокер. Улыбка его при этом вполне могла потягаться с улыбкой первоисточника. —?Иначе бы я сюда не попала? —?обречённо усмехнувшись, закончила Харлин. —?Знаю. Они смотрели друг другу в глаза почти неприлично долго?— целых пять секунд, длинных, нескончаемо длинных, длиннющих, как долбаные железнодорожные составы… Наэлектризованный взгляд Джокера отнимал у неё всякую способность трезво мыслить, дьявольски быстро выжигая в сознании все представления о совести, стыде, страхе?— и вызывая на её губах невольно расползающееся отражение этой сумасшедшей широкой улыбки… Очнувшись, как от гипноза, девушка хлопнула себя по коленкам и торопливо встала со стула. —?Всё, думаю, на сегодня мы закончили. Спасибо,?— нарочито громко произнесла она, глянув на камеру. —?Я посмотрю, что можно сделать,?— полушёпотом бросила она вполоборота и напоследок, сама удивившись своей смелости, подмигнула, добавив: ?Не скучайте?. Ответный обнажившийся оскал можно было истолковать и как одобрение, и как пренебрежение, и как судорогу лицевых мышц с равной степенью вероятности. —?А… эй, доктор Квин-зел,?— окликнул её на пороге беспечный голос. —?Да, слушаю,?— Харлин остановилась, повернувшись на каблуках и жадно глотнув ещё одно ощущение его взгляда, как лишнюю дозу алкоголя или дорожку сверх нормы. —?Знаете, в чем разница между дураком?и умным? Девушка вздохнула. —?Мне обязательно отвечать на этот вопрос? Впрочем, Джокер всё равно не собирался её слушать, как и всегда. —?Всё просто. Дурак пытается быть умным, а умный дурачится. А? Харлин помедлила, но не ответила и, толкнув дверь плечом, вышла из палаты, прижимая папку к груди. Уже из-за спины до неё донеслось: ?Шесть, семь восемь, девять десять… выплыва-ает белый месяц… а вот кому-то из нас уже пора перестать прикидываться дураком, Харли… и кто до месяца дойдёт… хи-хи-хи-ха-ха-ха-ха… я иду тебя искать…? *** —?И в заключение новости экономики. Индекс Готэмской фондовой биржи по итогам года вырос на?четыре с половиной процента. Такой положительный результат во?многом объясняется тем, что инвесторы стремились вкладывать… Харлин щёлкнула пультом, и седовласый диктор покорно погас, оставив её в тишине. Отставив в сторону тарелку хлопьев, девушка потянулась на кровати, сняла очки и потёрла переносицу. Пора всё-таки от них избавляться?— сплошная головная боль и никакой заметной пользы… Часы на прикроватной тумбочке показывали половину одиннадцатого?— ещё было время поработать и привести в порядок накопившиеся бумаги. Харлин с тоской окинула взглядом внушительную стопку, неохотно поднялась, взяла со стола диктофон, вернулась, плюхнулась на кровать и включила запись. ?…да и это-то ерунда, но что это за расцветка? Унылее, чем в гробу… Терпеть не могу серый цвет! Я слышал, он плохо влияет на психи-хи-хи-хи-хи-ку…? Господи, похоже, на плёнке этот смех звучит ещё ужаснее… Харлин даже передёрнуло, словно кто-то только что за её спиной провёл пенопластом по школьной доске. Впрочем, её записанный голос тоже не отличался особой приятностью. ?- Если наши занятия и дальше не будут приносить пользу, мне придётся скорректировать программу вашего лечения и включить в неё более тяжёлые психотропы. Боюсь, вам это не понравится. —?Уверены?..? В памяти девушки так живо встало выражение его лица при этих словах, что она невольно закрыла глаза, закусив губу, и по позвонкам внизу спины пробежала знакомая дрожь. Даже на расстоянии он всё ещё гипнотизировал её. Чёрт, как же прочно она запуталась в этих поначалу таких незаметных сетях… ?- Давайте вернёмся к рисунку. Пожалуйста, вспомните, вы когда-нибудь этому учились? Для терапии важно знать, что и откуда вы умеете… —?Дорогая, я умею делать руками далеко не такие вещи. Но как я могу показать вам хоть что-нибудь, если они у меня постоянно связаны?..? Ох, этот низкий вибрирующий голос… темнота за закрытыми веками обступила её со всех сторон, став ещё ближе и рождая его чудовищную маску прямо перед глазами. Харлин поёжилась, вдохнула и крепче сжала диктофон в ладони, сама того до конца не сознавая. Плёнка поминутно шипела, заставляя её невольно вспоминать всё то, что было скрыто за этими паузами?— её нервно скачущий пульс, влажные ладони, тяжесть его взгляда и этот оскал в два ряда удивительно ровных обнажённых зубов… по телу вновь прошла волна мурашек, вызванная чем-то средним между отвращением, страхом и желанием. Последнее должно было особенно насторожить её, но Харлин уже почему-то об этом не думала… ?Пожалуйста, посмотри мне в глаза. Посмотри. Посмотри!.. Девочка, послушай меня…?

О да, девочка слушала. Девочка очень внимательно слушала, и его слова просачивались всё глубже, впитываясь в неё, въедаясь в кожу, горячее, чем кислота, больнее, чем щёлочь… Харлин тяжело выдохнула через ноздри, безотчётно потерев ноги одна о другую и облизнув пересохшие губы. Коснулась кончиками пальцев уголков рта, скользнула вниз по шее, нервно сглотнув, и сама не поняла, как её ладонь оказалась под широкой резинкой домашних шорт… ?…кроме шуток… возможно, ты именно та, кого я здесь искал. Именно тот человек, который мне нужен, понимаешь? И поверь, тебе было бы со мной гораздо интереснее, если бы у нас… ну как тебе сказать… было бы чуть больше свободы действий, а?..? Боже, как же это было хорошо… наедине только с собой и желанием, острым, как лезвие, прижатое к щеке… пока никто не видит, как доктор Квинзел, запустив руку в трусики, в сладкой истоме выгибается на одеяле под запись своей беседы с сумасшедшим пациентом, одиноко звучащей в пустой квартире… он был сейчас рядом с ней, безраздельно с ней, её гений, клоун, смеющийся убийца, который умеет показывать невероятные фокусы своими руками, своими безжалостными белыми руками, пока ещё связанными, пока ещё, только пока… Пронзительное верещание телефона заставило её крупно вздрогнуть и быстро выдернуть ладонь. Дрожащими пальцами поставив на паузу диктофон, не попадая с первого раза по кнопкам, она потянулась к тумбочке и взяла трубку, стараясь выровнять дыхание. —?Алло! —?Алло, а… можно услышать Стива? Харлин зажала динамик ладонью, шумно выдохнула и неестественно вежливым голосом сказала в трубку: —?Вы, наверное, не туда попали. —?А… извините! На том конце раздались короткие гудки. Она послушала их секунд десять, потом положила трубку и медленно села на кровать, запустив руку в спутанные волосы. Щёки горели, тянущее желание внизу живота недовольно, постепенно затихало, но продолжать уже не хотелось. На место вожделению пришёл страх, неподдельный, пронизывающий страх, и ещё жгучий стыд, словно это она сама только что застала себя за этой неприличной лаской?— не себя даже, а какую-то другую Харли, совсем не ту, какой её хотела видеть мама, не ту, какой она притворялась во всех этих тесных кабинетах, нарядившись в аккуратный белый халатик и приклеив на лицо льстивую улыбку… Что же она наделала? Неужели… ну давай уже, признай это, будь смелой, Харли! —?неужели её угораздило влюбиться в пациента?! Нарушить самое первое, самое главное правило?— не вступать с заключёнными ни в какие личные отношения?.. Что это за наваждение, что это за дикая игра, в которую ты ввязалась, а, доктор Квинзел? Где была твоя голова, когда ты начала смеяться его шуткам и подолгу не отводить взгляд от его лица, о чём ты думала?.. Господи, и ведь тебя предупреждали, ты ведь… ты ведь с самого начала знала, чем всё это кончится… а теперь похоже, что остановиться ты уже не сможешь. И не захочешь, не захочешь, не захочешь… Харлин закрыла лицо руками и свернулась в клубок, поджав колени к груди. Через минуту плечи её мелко задрожали, и по всхлипам, прорывающимся сквозь пальцы, уже ни один человек на свете не смог бы с уверенностью сказать, был ли это плач или сумасшедший, истерический смех. *** …Когда на этот раз открылась дверь, ведущая в отделение, у Харлин даже живот свело от безумного и абсолютно непрофессионального волнения. Так она не волновалась ни перед первым показательным выступлением в спортивной школе, ни на выпускных экзаменах, ни в кабинете директора Аркэма, ни когда явилась к заведующей отделением, чтобы заявить о своём решении об отмене фиксации заключённого Джокера на время сеансов. Всё это была ерунда по сравнению с тем клубком отвратительных червей, который мучительно стягивался где-то чуть пониже солнечного сплетения с каждым её шагом всё ближе и ближе к палате, гулко отдававшимся в коридоре. Она вошла, чувствуя, что от страха её вот-вот стошнит собственным сердцем, словно в клетку с крокодилом или газовую камеру?— сжавшись, как взведённая пружина, готовая к чему угодно, даже к тому, что он сейчас набросится на неё с осколком стекла или прутом из оконной решётки: в конце концов, это было бы самым логичным и справедливым завершением её безрассудного поведения за последние несколько месяцев. Но чёрта бы с два. Её пациент тихо и мирно сидел за столом, сложив руки, как первоклассник, и неся на лице печать самой святой и безмятежной невинности. Только вот при виде вошедшей девушки уголки его губ неуловимо поползли в стороны, до болезненно побледневших шрамов, незаметно для камер, но зато очень заметно для неё, чьи нервы были ровно так же натянуты до отказа. Нелепо замявшись на пороге, Харлин сделала несколько шагов вдоль стены, вздрогнув, когда сзади захлопнулась дверь, и чувствуя себя невероятно глупо. Нет, она знала, что за ними смотрят, что в коридоре дежурят санитары, вот только уверенности ей это ни черта не прибавляло?— слишком уж хорошо она изучила дело этого человека, чтобы полагать, будто какая-то там охрана сможет его остановить, если потребуется. Блаженно улыбаясь, Джокер стал с неподдельным интересом разглядывать палату, рассеянно накручивая волосы на палец. Харлин поняла, что впервые видит его руки?— вроде бы ничего особенного, разве только тёмно-синие ногти и какой-то кошмарно неестественный белый цвет кожи, обтягивающей кисти, как хирургические перчатки. Скользя взглядом по стенам, он наткнулся на неё, будто только что увидел, и широким жестом указал на стул напротив себя: —?О! Что же вы стоите? Да если бы я хотел вас убить, я бы уже давно это сделал, ну бросьте вы, в самом-то деле… Садитесь! Я буду играть с вами в послушного пациента. Честно говоря, вы довольно хреново изображаете врача, но так и быть, я спасу ситуацию. Та-дам! Не зная, на что из этого ей стоит ответить прежде, и стоит ли вообще, Харлин набралась смелости и молча села за стол. Ощущение нечеловечески опасной близости к нему нахлынуло мгновенно, как будто её окатили ледяной водой на обжигающем морозе?— пожалуй, именно так должен чувствовать себя человек, неожиданно увидевший, что прямо перед ним отвесно обрывается край зияющей пропасти. Харлин щёлкнула ручкой, чтобы хоть немного успокоить нервы, и от Джокера это не ускользнуло. Он едва заметно усмехнулся и взглянул ей в глаза. —?А вот это вы, кстати, правильно сделали,?— отвечая на её вопросительный взгляд, он кивнул на ручку,?— что сняли её со шнурка… Я, по правде говоря, всё это время всерьёз подумывал над тем, чтобы вас им придушить. Нет, ну то есть как всерьёз?— мне иногда было с вами скучно, и я думал, что ваше лицо во время предсмертных судорог могло бы меня хоть немного развлечь?— знаете, какие порой на редкость забавные рожи корчат люди, когда их душишь?.. Нет? Ну и ладно, забудьте… да, а эту вашу ручку я всё время хотел воткнуть вам в глазницу. В левую. Или в горло… Но у вас слишком красивые глаза для этого, Харлин, да и шея тоже, так что нет, я бы не стал так варварски с вами поступать, нет-нет… я бы обязательно придумал для вас что-нибудь другое. Увидев выражение лица девушки, он сделал паузу, испытующе глядя на неё, а потом беспечно отмахнулся, откидываясь на спинку стула, и захохотал. При этом Харлин невольно дёрнулась, испугавшись его резкого движения. —?Я вас умоляю, я же пошутил… ну, кроме того, что у вас красивые глаза и шея, вот это правда, а про шнурок я пошутил. Хотя сейчас я начинаю думать, что это не такая уж плохая идея, у вас опять слишком скучное лицо,?— плотоядно заметил он, проводя пальцем по нижней губе. И вдруг всем телом подался к ней, с локтями навалившись на стол, так что Харлин опять нервно отшатнулась. Джокер, явно только что собиравшийся что-то сказать, остановился, вздохнул и сделал какое-то неопределённое задумчивое движение языком, оценивающе глядя на неё. —?Нет, дорогая, это уже даже не смешно. Я ценю хорошие шутки, но эта мне надоела. Я?— не буду?— тебя?— трогать, окей? —?как можно медленнее и доходчивее произнёс он и в доказательство поднял руки, демонстрируя открытые ладони. —?Пока ты сама об этом не попросишь,?— добавил он быстрым шёпотом, расплывшись в ещё более чудовищной улыбке, но уже в следующую секунду Харлин не была уверена, что ей это не показалось. —?Ты мне вроде как оказала большую услугу, а я человек честный и за услуги всегда благодарю,?— он поднял руки ещё выше и вдруг с размаху хлопнул ими по столу, заставив доктора вздрогнуть, непроизвольно моргнув и беззвучно выругавшись. Разумеется, следующим, что она услышала, был его заливистый довольный смех. —?Очень смешно,?— скривилась Харлин, отодвигаясь от края стола. —?Плохая шутка в ответ на плохую,?— оскалился Джокер, подмигнув и указав на неё пальцем. —?Кстати, да, точно?— думаю, о чём же я забыл?!.. Вот эта шутка была отличной, признаю,?— и он обвёл взглядом свою новую униформу жизнерадостного оранжевого цвета, отчего девушка невольно улыбнулась, вспомнив разговор о нарядах для вечеринки. —?Впрочем, это даже не ваше чувство юмора, а властей, которые искренне считают, что могут вселить оптимизм в заключённых, нарядив их в костюмы морковок, но так уж и быть, попытка засчитана?— я развеселился! —?Я очень рада, если это действительно так,?— сдержанно ответила Харлин, закидывая ногу на ногу. —?Теперь, когда я выполнила ваши пожелания, может быть, и вы, наконец, как послушный пациент хоть немного нам посодействуете? Джокер искоса посмотрел на неё как бы в раздумьях, постукивая по столешнице указательным и большим пальцами. Харлин невольно опустила взгляд и заметила, что на подушечках практически нет папиллярных линий?— кисти его рук действительно напоминали тонкие и совершенно гладкие латексные перчатки. Этим наблюдением она попыталась хотя бы отчасти оправдать перед собой тот нездоровый интерес, который почему-то к ним испытывала. —?Что у вас с руками? —?спросила она, хотя уже знала ответ. В толстенной медицинской карте, которую она изучила досконально, не раз возникали заключения тщетных дактилоскопических экспертиз?— у этого человека попросту не было отпечатков. Найти какие-либо его следы на месте преступления чисто технически не удавалось ни разу. —?Что у меня с руками? Это интересный вопрос,?— с крайне серьёзной миной ответил пациент, взглянув сначала на одну, затем на другую свою ладонь. —?Знаете, а ведь папа всегда мне говорил: ?Кевин, сынок, мастурбация тебя до добра не доведёт?, а я не слушал… —?Опять шутки шутите? —?вздохнула Харлин, откидываясь на спинку стула, но не удержавшись от улыбки. —?А что, уже заметно? —?Джокер поднял брови, глядя на неё. —?Хорошо, ладно. Вы хотите знать, что у меня с руками. То есть вы, врачи, не можете связать между собой тяжелейший химический ожог и отсутствие у человека узоров на коже. О Готэм,?— обратив взгляд к потолку и патетически воздев ладони, воскликнул он,?— какой ещё преступности ты хочешь от страны с такой медициной?!.. Впрочем, знаете, в каком-то смысле этому вынужденному обезличиванию я даже благодарен. Кто знает, был бы я хоть вполовину так же изобретателен, если бы не должен был заботиться о том, чтобы оставлять хоть какой-то преступный почерк… Ну в самом деле, без него этим полицейским недоумкам было бы совершенно не за что уцепиться, а значит, никакого азарта преследования, переговоров и всей этой остренькой чепухи… в общем, это стало бы просто чертовски скучно. А я, знаете ли, совершенно, ну вот совершенно не выношу скуки… —?Прекрасно, значит, вы перенесли ?тяжелейший химический ожог?,?— зацепившись хоть за какую-то осмысленную информацию, перебила доктор Квинзел. —?Расскажите, пожалуйста, как вы его получили… …и чёрт возьми, что вообще за нечеловеческая хрень произошла с вами, мистер Джей?! Почему вы улыбаетесь, как грёбаная тыква на Хэллоуин, выглядите, как клоун из раскраски ребёнка-дальтоника, и убиваете людей с таким упёртым постоянством, словно вам за это зарплату выдают, да ещё и с премиальными за изощрённость? Что на вас упало, кто вас ужалил, ну не могло же это случиться просто так, само по себе, в самом-то деле… и даже бог с ним, с этим вашим сомнительным безумием, но какого же чёрта меня уже который раз преследует абсолютно дикое желание выпустить вас из этой клетки и посмотреть, что будет? Хочется просто потому, что я вижу, как вам невыносимо сидеть сложа руки, так же невыносимо, как и мне… —?Вот скажите, у вас же наверняка есть крёстный, да, мисс Квинз… тьфу ты, нет, когда-нибудь я всё-таки отучу вас откликаться на это имя… есть, да? —?повторил он, увидев, что девушка утвердительно кивнула, явно и безуспешно пытаясь связать в голове свой последний вопрос, свои мысли и всё только что сказанное. —?А у меня вот не было… до недавних пор. И знаете, такого крещения я бы никому не пожелал. Наверное, хотите знать, да? Ну конечно же, хотите. Знать подробности. Подробности?— это же так интересно… Видите ли, в моём положении психа есть одно презабавное преимущество?— я могу говорить всё, что угодно, и даже правду, вы всё равно не будете знать, так ли это на самом деле. Поэтому я вам скажу,?— он отбросил волосы со лба и снова навалился на стол всем телом, так что Харлин почти чувствовала силу, с которой давили его локти. —?Скажу. Меня, в общем-то, даже почти как полагается крестили?— почти?— ну, за крохотным исключением того, что вместо купели парнишку Джека окунули разок в токсичные заводские отходы. И остаться бы ему там навсегда, но только вот он зачем-то вылез оттуда живым, зараза! —?Джокер снова резко хлопнул ладонью по столу, и Харлин опять вздрогнула, но уже не отстранилась, как раньше. Сейчас она опасалась совсем другого… —?И всего-то вот такая ерунда, а всё остальное было даже по правилам?— и имя сменил, как полагается, и преобразился тоже, причём мало того что духом, так ещё и телом, настоящее же чудо, а?! Изорванные уголки его губ судорожно и презрительно дёрнулись. Харлин сухо сглотнула, не в силах отвести взгляд от его исказившегося лица, безуспешно пытавшегося побороть въевшуюся в него улыбку. Сейчас он казался ей совсем другим, и было почти невозможно поверить, что это просто очередной спектакль, просто игра, шутка, почти наверняка, хотя… —?А ведь вам нравится это слушать, как я посмотрю,?— справившись с собой, насмешливо прищурился Джокер. Тесно сплетённые пальцы его рук даже слегка посинели от напряжения. —?Красавицам всегда приятно жалеть чудовищ?— этакая моральная дрочка на себя же, а? ?Ох, как он несчастен, бедный, но он же наверняка такой замечательный человек, такой интересный, такой загадочный! А я смогу его понять, смогу пожертвовать ради него своим осточертевшим уже душевным комфортом, смогу его поднять на тот уровень, откуда он так бесславно сверзился, ну разве ж я не умница, разве не героиня? Ну скажите, скажите же мне это, похвалите меня!..? Я прав? Пф, чёрт возьми, ну конечно же я прав! А ведь будь он тем же самым, но не уродом, не дураком, не изгоем, даже не взглянула бы в его сторону?— не на чем играть, нет возможности показать себя лучше, чем есть на самом деле… Честное слово, до того быстро тошнить начинает от этой вашей фальшивой жалости, что в итоге неизбежно предпочтёшь ей либо откровенный смех, либо такой же откровенный ужас?— и знаете, почему? Они естественны. Я достаточно хорошо знаю людей, и поверьте мне, дорогая, люди?— лицемеры, да к тому же порядочные скоты. Им вовсе не нужно то, что добавляет им проблем. Заставляет брать лишний груз на душу… Все эти жалость, честь, справедливость, благородство… ерунда! Это всё так же противоестественно, как благотворительность, целомудрие или голодовки. Для них куда удобней и приятнее то, что сбрасывает напряжение, позволяет забыть о проблемах?— вот животный смех, пожалуйста, или страх, или удовольствие… о да, вот это то, что им нужно! То, чему веришь… Знаете, после того, как тебя заживо варят в кислоте, а потом сшивают по частям, как лоскутную игрушку, начинаешь несколько иначе смотреть на вещи. В частности, совершенно разочаровываешься в людях. Так уж получилось, что я безошибочно чувствую ложь и уже так смертельно устал от корысти и фальши, что если бы не старания моего хирурга, меня давно бы перекосило от омерзения… Так что не вижу ни единой причины, по которой людей не стоило бы истреблять, как насекомых. По крайней мере, хоть на какое-то время перед смертью они открывают своё истинное лицо, и в каждый из этих моментов я убеждаюсь в своей правоте… а это приятно,?— гадко, но невесело усмехнувшись, заметил он. —?Единственный человек, чьего лица я так до сих пор и не увидел?— это мой крёстный. Хотите знать, кто он? Да чепуха, вы уже и так знаете. Меня создал тот, кто вот уже много лет не снимает маску сам и вдобавок так отчаянно пытается удержать её на уродливом сифилитическом лице всех ваших пороков, словно знает, что вы все со стыда сгорите, если упадёт хоть одна из них. Ну да, да… хотите, чтобы я это вслух сказал, да? Бэтмен. Он замолчал, и Харлин молчала тоже, потрясённая до звенящей тишины в ушах. Всё прозвучавшее было так неожиданно, откровенно, святотатственно и цинично, словно он только что на её глазах прошёлся по музею, размахивая ведром краски, разбил все стёкла, разрезал холсты, помочился в античную амфору, напоследок пририсовал усы Моне Лизе, воткнул окурок ей в глаз и ушёл, насвистывая. Но уже в следующее мгновение ей снова начало казаться, что всё это существовало лишь в её воображении?— Джокер откинулся назад, томно потянулся, сцепив пальцы на затылке, и смерил её настолько бессовестным взглядом, что было абсолютно невозможно узнать в нём того человека, который сидел перед ней всего каких-то пару секунд назад. —?Просто удивительно, как вас легко заставить сочувствовать, мисс Квинзел, даже легче, чем я думал… Запомните: сострадание?— крайне вредная привычка, привитая, кстати, обществом, и мой вам совет, доктор?— бросайте, бросайте её как можно скорее, положительный эффект не заставит себя долго ждать,?— он прищурил один глаз и погрозил ей длинным белым пальцем, явно возвращаясь в игривое настроение, но Харлин сейчас ничем было не отвлечь от услышанного. —?А ведь вы же сейчас наконец-то говорили правду, да? —?озарённая внезапным ощущением, почти шёпотом спросила она, невольно наклоняясь вперёд и глядя ему прямо в глаза. —?Про кислоту и… всё остальное? Ведь правду? Джокер рывком подался к ней, снова навалившись локтями на стол, но Харлин уже не отшатнулась, как раньше. Она сидела, вытянувшись в струнку, и их лица разделял всего какой-то десяток дюймов. Впервые она была от него так близко, что у неё даже голова закружилась от плескавшегося в крови адреналина. —?Юная мисс, вот вы уже три месяца проводите со мной в-одной-камере-каждый-божий-день-по-два-часа-кряду и всё ещё ни хрена не поняли,?— с раздражением прошипел он сквозь улыбку. В очередной раз Харлин стало по-настоящему страшно от этого ощущения повисающей в воздухе непредсказуемой опасности, почти ощутимо исходящей от всей его позы, сплетённых узловатых пальцев, колючих звёздочек в глазах и особенно от этой злобной поддельной улыбки. —?Нет никакой правды. И знать вы её не хотите. Как мне надоело уже это ваше притворство, вот честное слово?— схватил бы вас за ваши чудесные золотые волосы и несколько раз саданул бы хорошенько головой об стол, но боюсь, что вы меня неправильно поймёте… Ну скажите, ведь вам самой нравится думать обо мне, как об этаком мистере Икс?— то есть мистере Джей, конечно же, а? Каждый день придумывать меня заново, и я даже не буду начинать угадывать, что именно приходит вам на ум… так же, признайтесь? Тогда почему вы вините меня, когда я делаю то же самое, в ваших же, можно сказать, интересах? Он выгнул бровь и выжидательно уставился на неё. Девушка промолчала. Джокер поднял вторую бровь и скорчил усталую рожу. —?Что-то я сегодня слишком серьёзен,?— неожиданно заметил он, хлопнув ладонями по столу и вновь заваливаясь на спинку стула. Харлин наконец-то выдохнула и поняла, что до этого момента почти не дышала. —?Не сыграть ли нам в игру? Вы мне обещали. Может, в ассоциации? Хотя нет, с вами не хочу… Жаль, здесь нет карт. Я люблю карты,?— поведал он, закинув ногу на ногу и подыгрывая себе кистью руки. —?Интересно, с чего бы?.. Ни единой моей чёртовой мысли. Джокер выдержал паузу, а потом ряд ровных зубов предсказуемо уже разомкнулся на два в приступе отвратительного хохота. Доктор, сидящая напротив, посмотрела на него почти что с жалостью. Всё его живое, поджарое тело, на котором так свободно висела мешковатая оранжевая униформа, находилось в постоянном нервном движении, и она даже представить себе не могла, как тяжело было ему сидеть здесь взаперти в четырёх стенах, да ещё и до недавних пор связанному по рукам и ногам. Было очевидно, что все эти его идиотские шуточки и гримасы?— на самом деле просто ерунда, мишура, фантики, первые тоненькие струйки пара из-под перегревшегося котла, которому перекрыли все клапаны, и давление в котором, в общем-то, уже давно перевалило за критическую точку. Так что теперь момент, когда обшивка лопнет и котёл взорвётся, разбрызгивая во все стороны ужасающее количество едкой кипящей кислоты, был только вопросом времени. Самое страшное, что случиться это могло в любую минуту, и о числе потенциальных жертв не хотелось даже думать. —?Слушайте, вам просто чудовищно не идёт серьёзность. Сделайте уже с собой хоть что-нибудь, смотреть невозможно… Например, два хвоста. В смысле, причёску. На этот раз я не шучу. И кстати, вы всё записали? Про Роба Бэйли и ножницы? —?прервал её мысли пациент, с интересом рассматривая свои ногти. —?Какого ещё… подождите, слушайте, хватит морочить мне голову! —?воскликнула Харлин, в отчаянии хлопнув себя по коленям изрядно помятым блокнотом. —?Но это же так прия-я-ятно!.. —?почти не дав ей договорить, зажмурился Джокер и весело потряс головой. Девушка глубоко вздохнула, сняла очки и устало потёрла лоб. Её визави тут же переключился и стал увлечённо изучать нашивку с номером на своём комбинезоне, напевая под нос какую-то незамысловатую мелодию, которую, видимо, тут же на ходу и сочинял. Харлин подняла на него глаза и какое-то время просто молча смотрела на этот цирк, отчаянно пытаясь понять, почему ей сейчас одинаково сильно хочется глупо улыбнуться, приложиться лбом о дверной косяк, а больше всего?— надавать ему пощёчин и начать со всей силы трясти за плечи. —?Скажите, вы вообще хоть когда-нибудь бываете самим собой, а? Я имею в виду, нормальным? —?утомленно спросила Харлин, без особых эмоций следя за тем, как Джокер заглядывает под стол, стучит по столешнице сверху и с неподдельным интересом заглядывает туда снова. —?Дорогая, даже я не могу делать одновременно две взаимоисключающие вещи,?— выглянув из-за края, оскалился он. —?К тому же, моё нынешнее положение как-то совершенно не располагает к тому, чтобы быть самим собой… Сказать по правде?— мне здесь не особенно нравится, но на ваше счастье, сейчас есть пара вещей, которые пока что меня тут держат. Как только они перестанут мне мешать, извольте, сможете без ограничений лицезреть меня настоящего, ну или как вам больше нравится, чтобы я это назвал,?— он подмигнул совершенно сатанинским образом и снова исчез под столом. —?Это… в смысле, на что вы опять намекаете? —?медленно спросила Харлин, настороженно выпрямляясь на стуле. —?Опять хотите сказать, что намереваетесь… —?она запнулась, и её голос всё-таки предательски сдал на последнем слове,?— …бежать? Сначала где-то у неё под ногами раздалось едва слышное низкое хихиканье, затем его обладатель разогнулся, вытянулся на стуле во весь рост и наконец запрокинул голову, откровенно и с удовольствием рассмеявшись. —?Харли, Харли, Харли… иногда ты настолько забавна, что даже перестаёшь меня бесить,?— произнёс он словно про себя или даже не ей, а какой-то другой Харли. Потом запустил пальцы обеих рук в свою взъерошенную грязно-зелёную шевелюру и пригладил ими волосы ото лба к затылку, словно отчаявшись объяснить что-то на редкость упёртому ребёнку. —?Да когда же вы уже поймёте, узколобые докторишки?— если бы я хотел бежать, меня бы тут давно уже не было… На самом деле при наличии самой элементарной сообразительности это даже чересчур просто, поверьте мне, я уже сто раз так делал,?— он самодовольно прищурился в ответ на её изумлённо распахнутый взгляд. —?Местная система безопасности прогнила насквозь, и скоро вы сами в этом убедитесь… но тсс! —?я и так уже забежал слишком далеко вперёд, а я хочу, чтобы вы сами всё поняли, это тоже часть игры, иначе пропадёт всё веселье… —?Мистер Джокер, есть же всё-таки… пределы! —?не веря своим ушам, потрясённо произнесла Харлин и поймала себя на том, что слишком часто дышит. Но в то же самое время всё внутри неё захлёстывала волна такой безумной противоестественной радости, что только огромным усилием воли девушке удалось заставить себя сдержать улыбку крайне низменного и бешеного торжества. —?Вы хотите… нет, я правильно поняла, вы мало того что уверены в своём побеге, так ещё и хотите приплести к нему меня?! Широко раскрытые её голубые глаза блестели так лихорадочно, что нельзя было сказать, чего больше вызывает у неё эта мысль?— возмущения, ужаса или восторга. —?Что?! Кто это сказал? Доктор, вы вообще в своём уме? Вообразите, какая неловкость выйдет, если вас услышат… Ой, а ведь вру?— не ?если?, а ?когда?, здесь же всё прослушивается, верно? Чёрт возьми, готов поспорить, вы ещё не раз пожалеете об этих словах. Хотя признаюсь, я уже давно ждал, когда вы их скажете. Умница, сама догадалась, значит, теперь дело осталось за малым. Скорее бы, всё уже и так затянулось… —?с хриплой кровожадностью прошептал Джокер, подмигнул ей, пошарил взглядом по углам палаты, фальшиво промурлыкал какую-то резко оборвавшуюся вопросительную интонацию и вдруг резко расхохотался. Причём таким диким, неудержимым, истерическим смехом, отвратительным и колюще-режущим, как железные опилки, что Харлин снова передёрнуло, хоть она и думала, что уже ко всему привыкла. На этом диалог скоропостижно и скомканно завершился?— пациент покатывался со смеху, не отвечая ни на один вопрос и совершенно прекратив реагировать на врача. Когда этот затяжной припадок уже перестал казаться ей забавным и начал по-настоящему пугать, пришлось вызвать санитаров, которые сначала выпроводили из палаты её, а потом скрутили и самого Джокера, не перестававшего хохотать, и поволокли мимо неё по коридору. Харлин оставалось лишь стоять у стены с прижатым к груди блокнотом и провожать своего подопечного страдальческим взглядом, кусая губы. Каждый раз, когда один из здоровенных санитаров, особенно не церемонясь, грубо толкал его в спину или за шиворот поднимал на ноги, ей хотелось броситься на наглеца сзади и вцепиться ему ногтями в лицо. Она знала, куда его ведут. И в то же время понимала, что ничего не может сделать?— согласие на проведение ЭСТ в случае подобных проявлений буйства она дала сама, понадеявшись, что он не обманет её и действительно будет вести себя адекватно во время их сеансов. Нет, ну не наивная?.. *** …а потом Локи явился на пир к богам, где беззастенчиво оскорблял всех асов, включая Одина, что тоже было детально и с удовольствием зафиксировано в отдельной песне Старшей Эдды под говорящим названием ?Перебранка Локи?. Разъярённые асы за это привязали его к скале кишками одного из его сыновей, а великанша Скади, забыв, что только он, единственный из всех, сумел когда-то её рассмешить, сладострастно мстя за своего отца, повесила над головой связанного гигантскую змею, яд которой капает Локи на лицо. Поверженный должен был постоянно страдать от нестерпимой разъедающей боли, но его жена, маленькая Сигюн, настолько любит его, что всё время сидит рядом и держит над любимым чашу, собирая предназначенный ему яд. Она может покинуть его в любой момент, но отходит лишь на несколько минут, когда чаша переполняется, и нужно её опорожнить. Тогда жгучие капли всё же попадают на лицо несчастного, заставляя его биться в мучениях, уродуя до неузнаваемости когда-то прекрасные черты и выжигая шрамы на щеках… А потом, когда Сигюн возвращается, муж бранит её за чересчур долгое отсутствие, проклинает свою судьбу, связавшую его с ней, изводится от злобной зависти к её красоте и свободе, но на самом деле много сильнее боли и ревности его гложет неодолимой силы страх?— страх, что однажды она навсегда уйдёт от него, тем более что им обоим известно, как много у неё поводов для этого. Увы, ни жестокий яд, ни печальные глаза жены не способны сломить гордость наказанного пересмешника, и он ни за что не признается ей в этом.

Поэтому только холодные скалы и равнодушная змея знают, как зовёт любимую и плачет о ней терзаемый пыткой Локи, когда её нет рядом.

Только когда её нет рядом, его маленькой, преданной ясноглазой Сигюн. *** Когда среди ночи в её квартире раздался звонок, и до неузнаваемости разъярённый голос мистера Аркэма сообщил, что её пациента нет ни в палате, ни в отделении, ни вообще где-либо на территории больницы, Харлин подумала, что её либо разыгрывают, либо что она ещё до конца не проснулась. Бессвязно и глупо переспросив, как такое может быть, она получила в ответ только несколько нелицеприятных замечаний в свой адрес и короткие гудки. Посидев несколько оглушительно долгих секунд в полной тишине, девушка протёрла глаза и взглянула на часы?— три часа утра. Что за чёрт? Джокера нет в лечебнице? Господи, только бы не это… Потому что если… Если то, что она сейчас слышала?— правда, это могло значить только одно. Ему надоел антракт. Потом она за десять минут торопливо собиралась в полутёмной прихожей, роняя вещи и не попадая ключом в замок, на автопилоте вела машину по почти пустым улицам Готэма. В её голове пульсировала неожиданная, захлёстывающая горячей обидой мысль: ?А как же я? Почему он не дождался меня?!..? Дрожа от предутренней свежести, кутаясь в пальто, она быстро-быстро шла по мокрому асфальту к высоким кованым воротам. Здесь уже стояли три полицейских автомобиля, мигающие красно-синим, возле которых хмурые офицеры опрашивали директора. —?Доброе утро! Что произошло? —?стягивая на груди воротник и борясь с ветром залива, крикнула Харлин. К ней тут же обернулись, и мистер Аркэм указал на неё пальцем, что-то оживлённо говоря стражам порядка. Девушка растерянно подошла ближе и остановилась. Ей совсем не понравились направленные на неё взгляды. —?Вы доктор Харлин Квинзел? Можно вас на пару минут? Она кивнула и села в машину, непонимающе глядя на чернокожую женщину-полицейского в синей униформе. Та подсела к ней и враждебно произнесла: —?Вы подозреваетесь в злоупотреблении служебными полномочиями и пособничестве особо опасному преступнику. Сейчас вам придётся проехать с нами в отделение, нам нужно задать вам несколько вопросов. Харлин округлила глаза, чувствуя поднимающийся в животе страх. Это что ещё за новости?!.. —?Подождите… стойте, это ошибка, я ничем не злоупотребляла, у меня даже в мыслях… —?она запнулась, поняв, что звучит неубедительно, и отчаянно зачастила. —?Да какое ещё пособничество, я же была дома, мне только что звонил мистер Аркэм, он может подтвердить! Я здесь вообще ни при чём! Я понятия не имела, что он собирается бежать!.. —?А вот мистер Аркэм утверждает обратное,?— хладнокровно перебила офицер. —?Более того, у нас есть видеозапись с ваших сеансов терапии, где вы не далее как два дня назад задавали заключённому Джокеру наводящие вопросы, вели с ним неподобающие разговоры и, кроме того, не донесли в вышестоящие инстанции о его двусмысленных замечаниях по поводу системы безопасности лечебницы Аркэм. Вам не кажется, что эти события как-то связаны между собой? Харлин почувствовала, что к горлу подступают слёзы обиды. Она что, получается, была кругом виновата? Чёрт возьми, но у неё же алиби! И даже бог со всем этим, но где в самом деле мистер Джей?! Этот вопрос, как голод, всё настойчивее заявлял о себе и уже довольно скоро рисковал перерасти в настоящую панику. —?Офицер, да в конце концов, что вы такое говорите? —?плаксиво воскликнула Харлин, и губы её задрожали. —?Какие ещё наводящие вопросы?! Я же врач! Мне нужно знать всё, что… господи, ну неужели вы и правда думаете, что если бы я помогла бежать своему пациенту, то сейчас сама явилась бы сюда?! Эта мысль на минуту сделала её жгучую обиду на несправедливость предъявленных обвинений почти нестерпимой?— освободи она Джокера на самом деле, может, она даже готова была бы сейчас получить за это по заслугам. Почему-то эта мысль её больше не пугала… —?Мисс Квинзел, ко всему, что касается Джокера, логика уже давно неприменима,?— презрительно скривившись, холодно сказала полицейская и пристегнула ремень. —?Закройте, пожалуйста, дверь, и проедем с нами… Потом почти целый день её мусолили в участке, голодную, мёрзнущую, отчаянно хотевшую спать, часами заставляя дожидаться чего-то в коридорах и отправляя с этажа на этаж. Телефон садился, жалобно пища каждые две минуты, так что пришлось его отключить, оставшись без всякой связи с внешним миром. Никогда ещё Харлин не чувствовала себя такой брошенной и одинокой. Кутаясь в пальто в напрасных попытках сберечь тепло и своё право на личное пространство, она то и дело шмыгала носом, уткнувшись взглядом в тёмно-серые плиты пола, и не могла думать ни о чём, кроме мистера Джей, по вине которого она здесь оказалась. В очередной раз он всё провернул поистине виртуозно: видеонаблюдение было отключено, никаких следов взлома, дежурный охранник был найден запертым в кабинке служебного туалета в смирительной рубашке и утверждает, что ничего не видел и не помнит, кроме укола сзади в шею. Ну конечно, Джокер всё это время просто водил её за нос?— ему вовсе не нужна была её помощь, чтобы сбежать самому. Значит ли это, что он следовал какой-то иной цели, когда так старательно плёл вокруг неё свои сети? Или же ему действительно было просто-напросто ?дьявольски скучно?, и в беседах с ней он лишь коротал время до одного ему известного момента? Чего же он ждал, чего?.. Когда где-то в глубине коридора хлопали двери, Харли вздрагивала и поднимала широко распахнутые глаза в надежде узнать о беглеце хоть какие-то новости, но служащие ничего ей не отвечали, а один из них даже злорадно заметил, что этот преувеличенный интерес к происходящему выдаёт её соучастие с головой. В ответ доктор Квинзел отчаянно повторяла, что она лечащий врач сбежавшего, злясь на себя за то, что не может дать больше ни одного разумного оправдания. Ещё бы. Узнай они истинную причину её неподдельного волнения, Харлин была бы отсюда только одна дорога. Следующая неделя превратилась для неё в настоящий кошмар. Мало того, что её затаскали по инстанциям как в полиции, так и в клинике, заставляя давать бесчисленные показания и писать бесконечные объяснительные, так ещё и ситуация с местонахождением сбежавшего не прояснилась ни на йоту. Пожалуй, для Джокера это было даже странно?— обычно о нём становилось известно довольно быстро, а это зловещее молчание было слишком уж похоже на затишье перед бурей, делая нервное напряжение не на шутку встревоженной Харлин почти непереносимым. Её стали мучить кошмары, а как-то раз посреди ночи на снотворном начались самые настоящие бредовые галлюцинации, и она пришла в себя в тот момент, когда, вооружившись ножом, собиралась напасть на колышущуюся занавеску в собственной спальне. Ещё через неделю она уже старалась как можно реже смотреть на себя в зеркало, потому что из-за недосыпания и постоянной болезненной тревоги доктор Квинзел в буквальном смысле потеряла лицо, и макияж?— когда она о нём вспоминала,?— всё больше походил на плохо наложенный театральный грим. —?Мистер Ливингстон, я всё понимаю, но этого же не может быть, чтобы о нём было вообще ничего неизвестно… Его же ищут уже третью неделю, почему никто ничего не говорит в новостях? Пусть его объявят в розыск, в конце концов, пусть подключится весь Готэм… А я за всё это время даже ни слова не слышала по телевизору о том, что он сбежал… —?Нет, ну не дура?! —?злобно перебил замдиректора, наваливаясь на стол и буравя её маленькими похотливыми глазками. —?Ты что, правда настолько тупая?! Вот правда, все блондинки одинаковые… Я уже жалею о том, что вообще пустил тебя на порог этой больницы?— от тебя с первого дня одни неприятности, а ещё махала передо мной своим дипломом! Ты же сплошное недоразумение, а не врач!.. —?Ливингстон плевался, срывая на ней собственный страх, а Харлин стоически переносила этот шквал оскорблений, вытянувшись по струнке прямо перед ним, только в глазах её снова появился чуть заметный недобрый металлический блеск, который в последнее время возникал всё чаще. Она ещё очень хорошо помнила, как эта толстая обезьяна напротив неё совсем недавно шумно и грузно трахала ?сплошное недоразумение? на этом самом столе и отнюдь не подвергала тогда сомнению его, недоразумения, способности. —?Да если мы позволим этой ?новости?, как ты говоришь, проскочить на телевидение, в городе же опять начнётся паника! —?продолжал тем временем бесноваться медик. —?Думаешь, нам только этого не хватает? Думаешь, нам надо, чтобы горожане перестали считать Аркэм надёжным местом? Только что хвалились, что упрятали Джокера обратно в психушку, и что теперь?— радостно сообщать о новом побеге? Замечательно! Отлично сработали, молодцы! Ты хоть представляешь себе реакцию общественности? Представляешь, что будет, если каждый житель Готэма вдруг усомнится в своей безопасности?.. —?То есть, вы хотите сказать, если они узнают правду? —?твёрдо вставила Харлин своим тоненьким голоском, тяжело дыша через ноздри. —?Если узнают, сколько вы платите властям и СМИ, чтобы они не рассказывали правду о вашей больнице, да? Тогда знаете, пожалуй, этот город действительно не имеет права держать своих психов взаперти. Она развернулась и вышла, хлопнув дверью и кипя от негодования. Её наверняка теперь уволят, но на это ей было уже откровенно плевать. Давно пора. —?Я тогда думала, от волнения с ума сойду! Уже начала подозревать самое страшное… Вы совсем, совсем не жалели меня, мистер Джей!.. —?А я думал, что с ума сойду от скуки. Ещё пару таких недель твоей несообразительности?— и я бы точно тронулся. Ах да, забыл?— я ведь и так тронулся… У меня даже справка есть. Правда ведь, доктор Квин? Тхи-хи-ха-ха-ха-ха… Его вернули на следующий день. Харлин, ненакрашенная, разбитая, ставшая собственной бледной тенью, обеими руками цеплявшаяся за чашку с холодным кофе, как за последнее доказательство своей реальности, стояла тогда в приёмном отделении и поначалу даже не придала особого значения тому, что слышит за своей спиной чей-то глухой кашляющий смех?— в последнее время она слышала много вещей, которые на поверку существовали только в её голове. Только когда слишком знакомый голос пробормотал: ?Дом, милый дурдом…?, она обернулась так резко, что больно хрустнула шея, и выронила чашку, разлетевшуюся по грязному кафелю остроконечной тёмно-коричневой звездой. —?Мистер Джей! —?взвизгнула она и бросилась к нему в коридор, чудом не подвернув на осколках ногу и успев как раз подхватить его у самого пола. Поначалу она даже не подумала взглянуть наверх, чтобы узнать, кто привёл его, чей силуэт заслонял свет потолочных ламп?— это было неважно, всё неважно, всё её внимание было поглощено возвратившимся беглецом, потерянным и вновь обретённым, но выглядевшим так, словно вернулся он по меньшей мере из преисподней. Изорванный костюм какого-то чудовищного лилового цвета без одного рукава, грязная рубашка с подсохшими бурыми пятнами, висящая плетью рука, страшный кровоподтёк под левым глазом, ссадины на лице, струйка крови из разбитого носа… По губам, измазанным красной краской, блуждала отсутствующая улыбка. Харлин поняла, что плачет и ничего не может с этим поделать. —?Мистер Джей! Это я, Харли… Харли, ваш врач, помните? —?всхлипывая, взывала она, с нечеловеческой нежностью удерживая обеими ладонями его безвольно мотающуюся голову на своих коленях. —?Сейчас всё будет хорошо, потерпите, пожалуйста… мы вам сейчас поможем, обязательно поможем… ну, что же вы стоите?! —?зло прикрикнула она, вскидывая взгляд наверх, и тут охнула. Только сейчас она увидела, кто его привёл. Лицо, скрытое за полумаской, смотрело на неё сверху вниз снисходительно и строго, даже с какой-то суровой жалостью. В первую же секунду Харлин захотелось вскочить и начать со всей силы колотить кулаками по широкой бронированной груди этого человека, по плечам, по животу, исцарапать, ударить его, сделать ему хотя бы наполовину так же больно, как было сейчас ей и мистеру Джей, с которым?— она теперь знала?— он сделал всё это… Бэтмен. —?Я вижу, вы сумеете о нём позаботиться,?— низким грудным голосом произнёс он и презрительно сощурился. Харлин, безотчётно покачивающаяся и гладившая своего пациента по волосам, бесстрашно смотрела в ответ ему прямо в лицо, и столько бешеной ненависти было в заплаканных голубых глазах этой маленькой отчаянной докторши, что даже рыцарь Готэма невольно отступил перед ней, как когда-то тигр перед волчицей, защищавшей одного человеческого детёныша. Словно в довершение сходства девушка хищно скалилась, из-за слёз некрасиво изогнув губы. По коридору к ним уже бежали. Сейчас Харлин как никогда ненавидела их всех, всех и каждого, кто посмел приблизиться к ней и её мистеру Джей. —?М-м… ?у нашей Харли есть дружок?… хи… эхи-хи-кхм-кх-кх-хх… —?кашляя, захихикал Джокер, разбегающимися глазами пытаясь поймать в фокус нависающую над ним девушку. Попробовал кончиком языка набегающие из ноздрей капли крови, довольно усмехнулся, даже зажмурившись от удовольствия, и забормотал. —?Тук-тук, я твой друг… Тук,?тук, чей там стук? Ты мой друг и?я твой друг.?Тук-тук, кто же тут? Как тебя, наш друг, зовут?..? Выражение совершенно необъяснимого счастья на его лице потрясло Харлин. ?Ненормальный…??— наполовину ошеломлённо, наполовину восторженно произнесла она одними губами, невольно улыбаясь, жадно глядя в его безумные глаза и гладя ладонями по щекам. До неё даже не доходило, что она впервые касается его, что у него тёплая, хоть и неестественно гладкая кожа, и самая настоящая человеческая кровь. Всё это ещё казалось слишком, слишком невероятным, чтобы быть правдой… —?Наконец-то! Поверить не могу! Бэтмен! Это он! Он!.. Слава богу!.. Да где он, где?! Ты его видел? Да чёрт возьми, уже исчез, он всегда так делает… Не может этого быть! Снова Джокер?! Джокера вернули?.. —?их окружили какие-то люди в белых халатах, и Харлин вдруг поняла, что её поднимают за плечи, довольно грубо отталкивая в сторону. У неё даже всё перед глазами поплыло от ярости. —?А ну отпустите меня! Не смейте меня трогать! Пустите меня к нему немедленно, слышите?! —?голос её сорвался на истерический визг, и она исступленно рванулась из рук державших её мужчин-врачей. Очки в тонкой оправе полетели на пол и со звоном разбились, заколка выпала из волос, спутанная грива растрепалась по плечам, а она всё кричала, что её должны пустить к пациенту, которого у неё на глазах уже бесцеремонно подхватили на руки и поволокли прочь по коридору, всё дальше и дальше, израненного и хохочущего, снова отбирая его у неё, не дав ей с ним даже поговорить… — Я СКАЗАЛА, ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!!!?— не своим голосом заорала Харлин и чудовищным усилием вырвалась из сдерживающей её хватки. Споткнувшись и не рассчитав силы, она полетела на пол лицом вперёд, ладонями и коленями проехавшись по твёрдому камню. Это было настолько больно, чёрт подери, так мучительно и обидно больно, что она наконец не выдержала и разрыдалась, даже не поднимаясь с пола. Силы оставили её. Она лежала, прижавшись щекой к холодным грязным плитам, и просто плакала, как ребёнок?— отчаянно, безысходно и горько, навзрыд, словно у неё вынули изнутри какую-то важную пружину, сломали и оставили валяться брошенной ненужной куклой. Потом её поднимали чьи-то руки, вели по плохо освещённым больничным коридорам, клали на продавленную кушетку и заставляли что-то пить, а она машинально всхлипывала и только растерянно продолжала спрашивать, всё ли в порядке с мистером Джей. Это казалось нескончаемым кошмаром, из которого никак не удавалось выбраться, а потом люминесцентные ламы затуманились, поплыли куда-то в сторону и вверх, и она провалилась в волны такого вязкого наркотического бреда, что сразу же забыла обо всех своих тревогах, с облегчением отказавшись от тягости собственного существования. *** —?Да вы пейте, пейте, мистер Ливингстон! Что это? Ох, ну неужели вы думаете, я знаю?.. Я же не врач, я же это… как вы там сказали? Недоразумение?.. Костюм? А что костюм, по-моему, он просто отличный, вам разве не нравится?.. Нет, вы давайте пейте, не останавливайтесь, а то знаете ли, эта штука может и выстрелить… хи-хи-хи… Вот же зануда, заладил: ?Что это? Что это?..? Лауданум, если не ошибаюсь, любимое успокоительное в вашей замечательной лечебнице, сэ-эр… О, что вы, какая ещё передозировка?! Я же врач! Ой! Или нет, постойте… аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!.. Ай! Что такое? Вам плохо? Простите, но честно говоря, я совершенно не разбираюсь в лекарствах, похоже, медицина?— это действительно не моё… Я как-то тут у вас поняла, что возвращать людей к жизни мне совсем не хочется, скорее, наоборот… Слушайте, я ни черта не понимаю, что вы мне говорите! Что?!.. Вообще знаете, что-то с вами неинтересно стало разговаривать, всё мычите и мычите, а теперь ещё и хрипеть начали, я, наверное, пойду, мне ещё кое-кого навестить надо… *** Минута за минутой Харлин отсутствующе медитировала на неотвратимо остывающий чай, к которому даже не притронулась, и выводила на полях блокнота невнятные озлобленные каракули. За те последние двое суток, что она провела на работе, её лицо осунулось до неузнаваемости, схваченные в небрежный хвост растрёпанные волосы потускнели, а под глазами залегли тёмные тени. За всё это время её ни разу не пустили к Джокеру. Не находя себе места, доктор Квинзел поначалу под любым предлогом старалась попасть в отделение, чутко прислушиваясь, не донесутся ли из его палаты отголоски так хорошо знакомого смеха, но в коридоре по-прежнему царила изматывающая тишина. А потом в какой-то момент охранник вовсе перестал её пускать, и не далее как полтора часа назад ей сказали, что заключённый Джокер передан в ведение другому врачу. Для неё это было всё равно, что удар дверью по лицу. После трёх месяцев интенсивной терапии, десятков миль затёртой диктофонной плёнки и истрёпанных нервов, после того, как их общение уже начало хоть отдалённо, но всё-таки напоминать человеческий диалог, а не результат работы неисправного генератора случайных фраз, после явного, задокументированного клинического улучшения?— вот, что она получила. Пожалуйста. Какой только чёрт её дёрнул заговорить с ним о побеге?.. И что ей было делать теперь? Попытаться взять другого пациента? Да ни в жизнь. Ведь… поздно притворяться, Харли, признайся, откройся, кричи, что этот гений-маньяк с заскоками клоуна стал значить для тебя гораздо больше, чем просто материал для книги. Ты влюбилась, доктор Квинзел, влюбилась отчаянно и безумно, по всем правилам, влипла, запуталась, пропала, потеряла сон, покой и способность трезво соображать, ну так ведь? И тебе уже давно не до писательства, не до карьеры и не до нормальной жизни. Тебя предупреждали, что он опасен, но ты не придала этому значения, ну конечно же нет, а зря?— они думали, смирительной рубашки и плексигласа хватит, чтобы обезвредить его, но дело-то было вовсе не в физической угрозе… Никто ведь не мог отобрать у него ни гипнотизирующего сумасшедшего взгляда, ни злобного царапающего голоса, ни этой ненормальной весёлости и способности безошибочно определять её настроение и желания, а ведь они были намного, намного опаснее, чем два вагона взрывчатки… и сейчас одна мысль о том, что этот человек, въевшийся хуже чернил в её, пожалуй, порой чересчур восприимчивую душу, будет говорить с каким-то другим врачом, а не с ней, вызывала в дружелюбной в общем-то мисс Квинзел самое настоящее исступленное бешенство. Чёрт возьми, они же его там теперь просто изведут, замучают, искалечат… Ладно, чёрт с ними, с таблетками: то, что он не поддаётся совершенно никакой химии и может сожрать хоть целый пузырёк, и ему от этого ничего не будет, она уже выяснила. Но все эти остальные варварские методы ?исцеления?… они его не сломают, нет, но запросто могут нарушить то изумительное пугающее равновесие безумного юмора и холодной расчётливой беспощадности, которое и сделало его притчей во языцех, убить того самого мистера Джей, к которому ей с таким трудом удалось продраться сквозь маску дешёвого шута, заглянув сквозь прорези, а ведь они не знают, не знают, насколько он на самом деле гениален, не знают, как себя с ним вести, ничего, ни черта о нём не знают… отстранить её сейчас было гораздо более тяжким преступлением, чем какие-то там ограбления и совершённые с особой жестокостью убийства, которыми щеголяло личное дело заключённого Джокера. Дома Харлин просидела в ванной, не смывая косметику, обняв колени и качаясь вперёд-назад под мерное журчание воды из душа, почти полчаса, в течение которых она раза три бралась за бритвенный станок, проводила пальцем по лезвию и, поколебавшись, откладывала его обратно на раковину. В очередной раз, сделав всего одно неосторожное движение, она нечаянно глубоко порезалась, и под ноги ей закапали крупные частые капли, расцветая в прозрачной воде тошнотворными мутно-красными разводами. Харлин прижалась губами к пальцу, пытаясь подавить стоны жгучей боли и сразу же ощутив на языке собственный тёплый солёный вкус. Чуть не плача от обиды, наскоро вытирая тыльной стороной ладони мокрое лицо, она на нетвёрдых ногах поднялась, вылезла из ванной и, увидев своё обнажённое отражение со спутанными волосами, красными глазами и кривым ярко-алым следом от крови на губах и щеке, почувствовала острое желание закричать. Но вместо этого вдруг только тоненько захихикала, борясь с крупной дрожью, глотая слёзы, схватила с полочки резинки для волос и завязала на мокрых прядях два тускло-золотых хвоста. Посмотрела на себя так и этак, обвела пальцами вокруг глаз контур растёкшейся туши, начавший напоминать плохо нарисованную маску, и внезапно заливисто, звонко, счастливо рассмеялась в лицо смотревшей на неё из зеркала злобной кукле. Харлин смеялась, смеялась и всё ещё смеялась, когда вприпрыжку шлёпала босыми ступнями по коридору, оставляя за собой на полу красные капли, и когда прятала в сумку здоровенный кухонный нож, и когда надевала пальто, хватая с тумбочки в прихожей ключи от машины… Решение возникло как-то само по себе, такое простое, логичное и единственно верное, что было даже странно, почему оно не пришло ей в голову раньше. Он был прав, чертовски прав?— всё до неприличия затянулось. Для сомнений теперь просто не осталось времени. Никогда раньше она ещё не была так уверена в том, что делает. —?Ну скажите честно, разве вам не понравилось тогда моё шоу? —?Честно? Это было ужасно. Но для первого раза простительно. По крайней мере, ты начала проявлять сообразительность, когда я тебе уже почти в ней отказал?— это значит, что я всё-таки не ошибся, а я привык не ошибаться, когда на кого-то рассчитываю. —?Но ведь с тех пор Харли научилась быть сообразительной? Харли стала умницей? —?Слушай, ты же знаешь, я просто ненавижу говорить комплименты…

Только потом, много сумасшедших часов спустя, сделав первые глубокие вдох и выдох, она поняла, что всё это время её непрерывно колотила нервная дрожь, словно всё её тело было до предела натянутой вибрирующей струной. Это осознание наступило много, много позже, когда ей успело несколько раз показаться, что никакого ?позже? больше не будет, просто потому что они уже не сумеют выбраться. Она поверить не могла, что мистер Джей живёт в таком режиме постоянно, чувствуя себя в своей стихии, и при этом ещё не сошёл… а, хотя да. Это чудо Харли нашла почти сразу?— среди серпантина, разноцветных синтетических париков, блестящего атласа и жёсткого фатина, нашла так безошибочно и быстро, будто оно позвало её со своей вешалки среди десятков других карнавальных костюмов: её новая кожа, узкое чёрно-красное трико и колпак шутихи с белыми плюшевыми бубенцами, который ей тут же захотелось надеть, чтобы убедиться?— мистер Джей, разумеется, был прав. Теперь из зеркала на неё смотрело её истинное лицо, лицо арлекина, ну, разве только чуть-чуть бледное от страха. Это пройдёт. Полумаска, немного грима?— и даже ничего не будет заметно… Скучающий продавец снисходительно следил за примеркой из-за своей стойки и даже предположить не мог, что через две минуты эта же самая очаровательная девушка, улыбавшаяся ему от зеркала, будет, прижимая к себе ворох какой-то чертовщины в огромном пакете, хищно пятиться к выходу с выставленным перед грудью острым кухонным ножом и орать на него и охранника, чтобы они не двигались с места. Это было настолько неожиданно и даже не похоже на ограбление, что оба совершенно растерялись и нашлись не раньше, чем она выскользнула за дверь, весело звякнувшую колокольчиком. Ещё через десять минут, услышав далеко за спиной вой полицейских сирен, Харли поняла, что пути назад нет, и с сильно бьющимся сердцем вдавила педаль в пол. Мимо с пугающей скоростью проносились улицы, огни светофоров и фонари, в крови отчаянно пульсировал адреналин, и когда она вылетела на шоссе, ведущее к заливу, ей хотелось хохотать от собственного безумия. ?Всё для праздника??— так назывался первый ограбленный ею магазин, и это не могло не вызвать улыбку. О да, сегодня были крестины у Харли Квин, и этот праздник предстояло с размахом отметить всему Аркэму. Хочет он того или нет. Наконец-то! Впервые за многие годы она могла делать то, что захочется… Ух! Как маленькая девочка, как капризная возлюбленная, как сумасшедшая дурочка, теперь она могла открывать ногой двери, радостно вскинув вверх руки, кричать ?А вот и я!? и ловить изумлённые и испуганные взгляды, врываясь, как на праздник, в их убогие предсказуемые будни шутихой среди взрывов фейерверка… Ха, ?шутихой?… Дёшево же ты каламбуришь, Харли, но ничего, ещё научишься. У тебя будет очень хороший учитель… Алле-оп! Она безнаказанно прошла через все двери, ?только забрать свои вещи?, улыбаясь охранникам и пряча колпак в сумке, а трико под белым халатом. Идиоты. Так ничего и не сделали, чтобы усилить меры безопасности, с тех пор, как Джокер сбежал в очередной раз. Впрочем, ей это было даже на руку… Главное?— выиграть время, пока полиция успеет добраться до острова и разобрать, что к чему. Её кабинет стоял полутёмным, пустым и голым, и только возле стола ютились несколько сложенных одна на другую картонных коробок. Кто же мог знать, что в них давно уже не папки и документы… Харли заперла дверь, сбросила каблуки, распустила волосы и быстро, чуть нервно завязала два коротких хвоста. Натянула поверх них колпак, расправила концы, достала из заплечной сумки коробочку белил, пачкая пальцы, втёрла в щёки, лоб, подбородок, торопливо и небрежно размазала. Раскрыла чёрный грим и наугад, без зеркала, обвела им глаза. Ну, вот и всё. Теперь осталось совсем немного… Дрожа от холода, она втиснула руки в узкие разноцветные перчатки, придирчиво оправила манжеты и одним движением выкрутила из пенала карандаш ярко-красной губной помады. …Когда она проскользнула в дверь, Стэнфорд увлечённо исследовал ладонями оконные стёкла, словно недоумевая, как попасть по ту сторону. Долбаный торчок, и ведь никому даже в голову не придёт, что это последний человек во всей больнице, которому можно было доверять доступ к препаратам… Бывший помощник аркэмского нарколога, в своё время, кстати, пропавшего при крайне загадочных обстоятельствах, Дин Стэнфорд, долговязый заросший раздолбай, словно по ошибке напяливший на себя белый халат, уютно обосновался в его кабинете, видя на посту радужные сны и втихую приторговывая своим дружкам содержимым аптечного склада. Поэтому когда Харли явилась к нему в костюме клоунессы и с размалёванным лицом, он даже не то чтобы сильно удивился, очевидно, приняв её за очередную участницу своих разыгравшихся фантазий. —?А? Нет-нет-нет, я тебя не брал… —?забормотал он, пытаясь сосредоточить на ней задурманенный взгляд. —?На этаже, где потолок, видела? Туда иди, я завтра заберу… Эрни, он покажет… а я сейчас на крышу хочу, подожди, сейчас… —?и забыв, к чему всё это говорил, он снова попытался влезть в окно, но рассохшийся подоконник вновь не дал ему этого сделать, хрустнув у него под ногой и осыпаясь трухой облупившейся краски. —?Э-эй, Стэнфорд, да ты опять упоротый,?— подняв брови и опустив веки, снисходительно заметила Харли и выпрямилась, перестав красться. —?Отлично, значит, можно всё отписывать голыми руками… Спасибо, дружище, ты облегчаешь мне задачу,?— проходя мимо, она похлопала парня по плечу, чем вызвала у него очередной приступ расфокусированного испуга, и, открывая шкафчики один за другим, принялась быстро перекладывать в сумку ампулы и флаконы. Где-то на середине этого увлекательного занятия, почувствовав что-то не то, она резко обернулась и увидела Дина прямо за своей спиной, вскрикнув от неожиданности и чудом не выронив несколько пузырьков с кетамином. —?Ты что делаешь? Тебя кто пустил? —?прижимаясь к ней всем телом и дыша прямо в лицо, спрашивал он с пугающей настойчивостью и неестественными, механическими интонациями. —?Тебя кто пустил? Тебе что нужно?.. Стэнфорд вцепился ей в запястье неконтролируемо сильной, мёртвой хваткой, и его затрясло. Не думая, что делает, с бешено колотящимся сердцем Харли схватила первое, что попалось под руку?— это оказался стеклянный флакон физраствора, который она одним ударом разбила о металлический угол полки за своей спиной и с маху бритвенно-острыми краями ударила нападавшего прямо в шею. Тот даже не закричал, сразу как-то глухо забулькав и осев у неё в руках. Это было настолько страшно, что первой мыслью оглушённой ужасом Харли было оказать ему первую помощь, и ей даже пришлось дать себе пощёчину, чтобы одуматься. В следующую секунду она поймала себя на мысли, что её трико быстро и неприятно намокает, и в темноте с подступающей к горлу тошнотой поняла, что вся в горячей чужой крови. Времени на раздумья не было. Чтобы хоть как-то справиться с малодушным желанием зажмуриться и спрятаться в самом дальнем углу от того, что она натворила, Харли схватила сумку, сгребла в неё дюжину шуршащих полиэтиленом шприцов и быстро выбежала из комнаты, оставив дверь распахнутой. Белый халат оставшегося лежать у полок человека стремительно пропитывался тёмной влагой, и когда быстрые лёгкие шаги арлекинши затихли в коридоре, он уже не шевелился. Прижимаясь спиной к холодной, как лёд, стене, она чувствовала её сквозь слишком тонкую ткань трико буквально каждым позвонком. От страха и чудовищного волнения Харли трясло так, что спичка только с третьего раза попала по наждачке, на четвёртый решительно сломавшись. Выругавшись, девушка дрожащими пальцами попыталась вытащить новую, выронила коробок, и спички рассыпались по всему полу. Всхлипнув, тяжело и часто дыша, Харли быстро вытерла навернувшиеся с досады слёзы, опустилась на корточки и привалилась к стене. Ей нужно совсем немного сосредоточиться… просто немного энергии, чтобы стать быстрее, ловчее, хитрее… чтобы мыслить, как он. Немного… всего какую-то половину дозы… она же врач… она сможет… Игла попала в ампулу только с третьего раза, зато в вену проникла безошибочно, стремительно разнося горячую кровь по телу, омывая мозг волнами химически чистой ясности, уверенности в себе и лёгкой эйфории. Сужая зрачки, рождая на губах немного пугающий нездоровый оскал, подтягивая струны нервов до нужного состояния, вводя её в собственный вседозволенный сон… Харлин закрыла глаза, глубоко дыша сквозь обнажённые в улыбке зубы. О да… кажется, теперь она была готова… Воткнув шутиху из магазина праздников в пластиковую бутылку с бензином, слитым из её же собственного автомобильчика, Харлин с первого удара зажгла спичку и подпалила фитиль. —?Ой-ой,?— злорадно хихикнув, попятилась она, глядя, как быстро огонёк подбирается к хлопушке. —?Кажется, здесь становится жарко… надо бы… открыть окошко… Её глаза приобрели окончательно безумное выражение. Сорвав резьбу замка, она настежь распахнула щиток распределения энергии, переставила бутылку поближе и ещё успела, схватив сумку, отбежать за угол, когда за её спиной раздался оглушительный хлопок, опалив спину жаром. В следующий момент свет в коридоре несколько раз с треском конвульсивно моргнул, погас, залился красным, и где-то наверху надсадным воем зашлась сирена. Из электрощитовой повалил дым, и Харли с удовлетворением услышала, как этажом выше забегали люди. Ей уже не терпелось начать играть. Самым важным и самым простым оказалось заполучить оружие?— не задумываясь, просто из азартного желания подурачиться, она из-за двери подставила подножку охраннику, первым прибежавшему на шум, чьи шаги услышала ещё задолго до его появления, и тот с размаху полетел на пол, едва успев выставить вперёд руки. Харли уже была наготове со шприцом транквилизатора в руках. Её верные и экономные движения, обострённые волшебными витаминами, доставляли ей сплошное удовольствие?— седой дяденька под ней дёрнулся всего один раз и тут же обмяк. Шаловливо пошарив рукой у него за поясом, Харли с удовлетворением вытащила из кобуры тяжёлый, холодный Глок?— не вызвавший у неё, вопреки здравому смыслу, никакого замешательства или страха, лишь безрассудное разрушительное любопытство. Взвесив пистолет в ладони, девушка вытянула руку, положила палец на спусковой крючок, театрально прицелилась, зажмурив один глаз, и вдруг почувствовала себя по-настоящему вооружённой. Это было упоительное, щекочущее, невероятно возбуждающее ощущение собственной опасности, которое окончательно опьянило её… —?Кто вы такая? Что вам здесь нужно?! Ни с места, иначе мы позовём охрану!!! —?неожиданно раздался у неё за спиной голос, пытающийся перекричать истерически звенящую сирену. Харли подскочила на ноги, моментальным и почти пародийным движением наведя дуло пистолета на нового гостя. Вернее, их оказалось несколько?— людей в белых халатах, с которыми она работала вместе, ах, так недавно, казалось, целую вечность назад… —?Охрану? —?переспросила она, ловко балансируя на спине лежащего мужчины, как девочка на шаре, и оглядываясь по сторонам. —?Сдаётся мне, видела я здесь одного охранника… вот только никак не припомню, где… Может быть, его и правда нужно вызвать? —?изображая рацию возле рта, Харли легко соскочила на пол и, помахивая всё ещё зажатым в руке пистолетом, дурачась, повернулась спиной, громко заговорив в полусжатую ладонь. —?Охрана! Охрана-а! Ты где? Харли вызывает тебя!.. Врач, наблюдавший за её беспечными кривляньями, даже слегка побледнел. —?Доктор… доктор Квинзел, это… вы? —?хрипло спросил он, словно сам себе не веря. Раздался выстрел в потолок, и все вздрогнули, кроме Харли. На пол дождём осыпались искры и осколки плафона. —?Доктор Квинзел. Умерла. Этой. Ночью,?— тоненьким металлическим голоском отрезала она, уставившись на них абсолютно сумасшедшим взглядом ярко-голубых глаз с крохотными зрачками, и обеими руками направила оружие прямо в лицо собеседнику. —?И уж поверьте мне, она будет сегодня далеко не единственным мёртвым доктором,?— Харли оскалилась и рассмеялась сперва сквозь зубы, а потом ей неожиданно удалось их разжать, и её визгливый смех рассыпался эхом прямо по осколкам, многократно отражаясь эхом от залитых красным светом стен. —?Тише, о господи, тише… —?человек в белом халате медленно отступил назад, предупредительно выставив вперёд ладонь. —?Мисс… Харлин… вы не в себе, пожалуйста, одумайтесь… я вас очень прошу, опустите пистолет, не делайте глупостей… —?А вы знаете, что? —?с отчаянной искренностью дёрнула головой Харли. —?Оказывается, я всю жизнь мечтала делать глупости! Весело расхохотавшись, она в несколько прыжков подскочила к опешившему врачу и ловко поддела стволом висящий у него на груди бейдж. —?Снимай пропуск, живо! —?прикрикнула она. —?А ты чего смотришь?! —?неожиданно переключилась она на стоявшего слева медбрата, который испуганно при этом вздрогнул. —?На, лови! —?она незаметным и быстрым движением выудила из перекинутой через плечо сумки что-то увесистое, бросила парню, машинально подставившему ладони, сорвала с шеи врача бейдж вместе со шнурком и, воспользовавшись их минутным замешательством, бросилась бежать, обернувшись только в самом конце коридора, чтобы фальшиво раскланяться. —?Арррли-кин закончил шоу, все дети получают конфеты! —?Харли швырнула им под ноги горсть каких-то мелких твёрдых шариков, со стуком раскатившихся по всему коридору. —?Кто-нибудь попробует его догнать? Кто самый смелый? Неужели никто?! Ну же! Не стесняйтесь!.. Издевательски помахав на прощание пальчиками, она нажала кнопку вызова лифта и шагнула спиной вперёд в его услужливо разъехавшиеся двери. Мужчины в халатах, опомнившись, бросились за ней, но один за другим поскользнулись на рассыпанных пластмассовых шариках и тут же вполне предсказуемо попадали, нелепо цепляясь друг за друга. Все, включая того парнишку, которому Харли бросила из своей сумки подарок. Стеклянный флакон с эфиром, выскользнувший на лету из его рук и разбившийся о каменный пол. Они даже не успели толком подняться, невольно вдохнув сразу слишком много раздражающе-ядовитого воздуха, надсадно кашляя и застревая в собственных движениях, уже становящимися слишком медленными. Через несколько минут, когда уродливо расползшаяся лужа стремительно высохла, а тела на полу замерли и стали вовсе неподвижны, пожар, всё это время неумолимо разгоравшийся в щитовой, с благодарностью почуял на своём пути несколько десятков кубометров идеально взрывоопасного газа. Харли удалось улизнуть в самый подходящий момент?— когда двери с негромким ?дзинь!? раскрылись на этаже интенсивной терапии, плоская лампа над её головой с треском заморгала, вся шахта погасла с усталым звуком резко падающей мощности, и лифт намертво встал. Охранника нигде не было видно, так что девушка даже слегка разочарованно приложила украденный пропуск к магнитному замку и, никем не задерживаемая, быстро вошла в отделение. Здесь царила почти полная безмятежная тишина, только откуда-то далеко снизу, из-под пола, уже доносился глухой, как под водой, вой пожарной сирены. Времени было мало?— скоро здешняя громоздкая и до основания проржавевшая система безопасности всё-таки раскачается, и проскользнуть между её многотонными стальными шестернями будет непросто даже для них… Перед дверью с криво горящим восклицательным знаком на красном стекле сердце её забилось быстрее. Не сразу сообразив, что делает, она постучала по белому холодному металлу, словно думала, что он ей откроет. Словно хотела не выпустить его, а чтобы он её впустил. С той стороны раздался едва слышный смех. У Харли на спине между лопатками выступили крохотные щекочущие капельки пота, хотя возможно, ей просто показалось. Наверное, это всё витамины, гуляющие по телу, это от них так трясёт, от них так пересыхает в горле… Девушка напряжённо прислушалась, но не услышала больше ни звука, только прежнюю ватную тишину и далёкий перезвон на нижних этажах. Облизнув губы и самым краешком сознания ощутив на них вкус горьковатой пыли и соли, она приложила пластиковый бейдж к панели возле двери, наконец-то готовая к тому, что должно было произойти после того, как та откроется, но замок неожиданно протестующе запищал. ?В доступе отказано. У вас нет прав для посещения этой ячейки?. Харли с раздражением провела картой по датчику ещё раз, но ответом ей вновь был не менее раздражённый писк. ?У вас нет прав для посещения этой ячейки?.

Всё так же отстраненно, по боли в скулах она поняла, что остервенело сжимает челюсти. Да у неё?— только у неё! —?было больше прав войти в эту ячейку, чем у всех врачей в мире. А какая-то дурацкая железка не пускала её туда. Она злила Харли. А Харли нельзя злить, Харли нельзя мешать быть рядом с мистером Джей, если она этого хочет… —?Тук-тук-тук, я твой друг… Нарушительница спокойствия, как вкопанная, застыла на месте, и глаза её заблестели. —?Тук,?тук, чей там стук?.. Харли с нежностью рассмеялась и прильнула к двери, безотчётно когтя её затянутыми в алую ткань тонкими пальцами. —?Ты мой друг и?я твой друг… —?проворковала она в ответ запертому внутри голосу, доставая из порядочно запылённой сумки припасённую напоследок взрывчатку. Классическую дилетантскую взрывчатку из опилок и нитроглицерина, для финального залпа её праздничного фейерверка. —?Тук,?тук, кто же тут? Как тебя, наш друг, зовут?.. Кажется, напряжением, пропитавшим в тот момент сталь между коридором и камерой, уже можно было запросто снести эту проклятую дверь, расплавить её, взорвать, уничтожить… До кульминации торжества оставались считанные минуты. Здание вдруг до основания сотрясло с тягучим басовым хлопком, и с дрогнувших стен посыпалась штукатурка. Сразу же включились ещё три сирены, за ними ещё одна, совсем близко, и наконец, пронзительный вой раздался прямо у девушки над головой. Ошалевшая от предвкушения преступница в растёкшемся гриме и уже разорванным в нескольких местах арлекинском костюме, с въевшимися в него свежим потом, чужой кровью и острым упоительным запахом страха, отбежала на безопасное расстояние, зажав уши мизинцами, и успела ещё зажмуриться, хихикая, как нашкодившая первоклашка. Через несколько секунд прогремел сокрушительной силы взрыв, опаливший ей лицо. Весь коридор заволокло едким дымом с пылью, на пол посыпались осколки кирпича, армированная дверь сошла с петель, криво выпав из покорёженной коробки, и на миг девушке показалось, что всё кончено. В эту ослепительную и оглушительную секунду время остановилось, как поезд на вершине огромных американских горок, а затем вдруг, очертя голову, ринулось вниз с сумасшедшей скоростью, по вибрирующим от безумия рельсам, выкручивая гайки и высекая искры из отказавших сорванных тормозов… Смертельный, неуправляемый аттракцион?— и они в первом вагончике, неотвратимо заходящем на мёртвую петлю. Сперва были видны только их силуэты?— в мутном, подсвеченным красным светом дыму. А потом чудовище выступило из этого плотного рыжего тумана, и она наконец увидела его прямо перед собой,?— не во сне, наяву,?— с широченной улыбкой, таящей в себе такую немыслимую, колоссальную опасность, что от панического ужаса перед ней хотелось бежать, бежать как можно быстрее и без оглядки. Вместо этого она сделала два шага ему навстречу и наконец-то сладострастно отозвалась, заглушив даже звенящую сирену своим тоненьким, срывающимся от волнения голоском: —?Это я, Харли. Твоя Харли Квин.