Глава I. Начало тирании (1/1)

Смена правителя всегда влечет за собой перемены, как правило в жизни простого народа, и преимущественно всегда - для людей знатных, приближенных к власти. Каждый новый правитель, заняв свое место, возвышает людей новых, прежде незаметных, и сбрасывает с небес на землю былых избранников Судьбы, иногда заставляя их расплачиваться за прежний успех не только карьерой, но и самой жизнью. И то, и другое - естественный ход событий даже там, где власть в государстве наследуется тихо и мирно, по закону; тем более при насильственном, узурпаторском ее захвате неудивительны злоупотребления, когда дорвавшийся до власти честолюбец спешит уничтожить вокруг всех, кто кажется ему возможным соперником по знатности рода или личным качествам.Ведь тиран, получив власть благодаря предательству и убийству, видит и в других людях подобных себе, не умея представить, что другие могут не стремиться занять его место. Иногда он добивается своей цели, устраняя всех мужественных и энергичных людей, так что народ и его элита уподобляются тщательно прополотому полю, где вырваны с корнем все высокие травы, осмелившиеся превзойти остальных. Чаще, однако, злоупотребления узурпатора переполняют чашу терпения народа, и он сбрасывает непосильное ярмо, исполняя, таким образом, самые худшие опасения своего угнетателя. Редко кому из беззаконных похитителей власти удается умереть своей смертью, и тем не менее, каждый из них надеется обмануть Судьбу, потому что иначе и не решился бы щедро лить кровь, чтобы добиться власти, а потом и удержать ее. От энергии и силы покоренного, запуганного, часто и обманутого народа и лучших людей его зависит, как долго сможет он терпеть произвол. Но возмездие приходит всегда, хотя для многих жертв тирании и оказывается слишком поздно.Так произошло и в Древнем Риме времен последних царей. Когда царский зять Люций Тарквиний вероломно сверг своего тестя и воспитателя Сервия Туллия, при помощи своей жены, приходившейся дочерью последнему, при поддержке коллегии жрецов, - это преступление потрясло всех, патрициев и горожан равно - но и только. Люди, привыкшие к долгому и до последней поры безмятежному правлению Сервия, не могли сразу опомниться, не поняли, что происходит - и упустили инициативу. Тарквиний и Туллия, присоединившая к своим грехам отцеубийство, уже венчались на царство с неслыханной азиатской роскошью, которая одна уже способна была отвратить от них римлян, не одобрявших излишней пышности, а тем более заимствований у чужеземцев.Но теперь уже слишком поздно было бы заявлять о несправедливости. Тарквиний наводнил Рим наемниками-аблектами из греков, карфагенян, этрусков, готовых выполнить любой, самый бесчеловечный его приказ. И народ, и знать равно были бессильны перед ними. Римский плебс, толпу, впрочем, Тарквинию удалось привлечь на свою сторону в день воцарения - они легко поверили его красивым речам, обещаниям будущего богатства и победоносных войн, и вот уже новый царь, молодой, энергичный, величественный, казался им легендарным героев по сравнению со старчески бездеятельным Сервием. Простые римляне верили, что Тарквиний вернет им мифический Золотой Век. Данное ими его прозвище - Суперб, - тогда еще произносилось с восхищением и надеждой. Но что же патриции, иные из которых уже давно разгадали, что представляют собой Тарквиний и Туллия, и не верили им? Увы, и среди них не все оказались на высоте. Часть из них, решив, что мертвому Сервию их преданность все равно не нужна, продолжали жить как и раньше, умножая личное и фамильное благосостояние. Но многих из них ждала печальная судьба: Тарквиний не прощал тем, кто мог стать его врагом, даже неосторожно сказанного слова. Он или, может быть, жрецы, его сообщники, следили за каждым шагом самых влиятельных и независимых вельмож, способных выступить против Тарквиния. Малейшего подозрения, доноса даже от раба, наказанного хозяином, может быть, и справедливо, достаточно было, чтобы привести к Тарпее - скале, откуда сбрасывали обреченных на казнь. И те римляне, что желали перемен и мести, вынуждены были смирить гордые сердца, замкнуть уста, желающие открыто обвинить тирана, запретить рукам хвататься за мечи. Сейчас было не время. Никому из еще уцелевших патрициев не удалось бы поднять восстание против Тарквиния, и они сами понимали это. Им приходилось терпеть и ждать лучшего времени, когда, быть может, их жизнь и все, на что они способны, еще окажется полезна Риму. Среди таких людей были эксцентричный Юний Брут, родственник Тарквиния, прозванный "Говорящим Псом" за его преклонение перед Туллией; новый главнокомандующий Спурий Лукреций, которому Тарквиний дал этот пост, впрочем, вполне заслуженно, чтобы помириться с аристократией; и многие другие. "До лучших времен" - был их негласный девиз. Судьба же тех, кто не желал покориться, в эти дни была ужасной. Лишь немногим из объявленных вне закона проскриптов удавалось бежать из Рима, оставляя все, что было им дорого. К числу таких принадлежал молодой патриций Децим Виргиний Руф младший, внук недавно умершего верховного жреца Юпитера. По слухам, он не то утонул или был утоплен в болоте, не то бежал с рабыней. Еще раньше столь же загадочно пропал его друг Арпин, незаконный сын бывшего Великого Понтифекса Эмилия Скавра, ныне тоже изгнанного. Их искали, но не слишком усердно. Виргиний и Арпин были всего лишь юноши, еще не успевшие выдвинуться в ряды весомых политических фигур и более не имеющие за своей спиной поддержки влиятельных родственников. Их Тарквинию не приходилось бояться, и он, в конце концов, почти забыл о них. Но с более значимыми противниками Тарквиний сводил счеты, не забывая ничего, не стыдясь не только отнимать жизнь и присваивать имущество проскриптов, но и позорить патрицианское звание.Особенно один из врагов был ненавистен Тарквинию - сенатор Турн Гердоний, независимый, гордый человек, ни от кого не скрывавший ненависти к Тарквинию, прилюдно отвергший предложенное им помилование. Правда, Тарквиний прекрасно знал, что высказанное против Турна обвинение в государственной измене было ложным, что все доказательства были подстроены им самим и недавно умершим фламином Руфом. Но не все ли равно: ведь Турн действительно был его врагом, никогда не смирился бы с властью Тарквиния. А между тем, народ и армия уважали Турна и способны были пойти за ним, быть может - и провозгласить новым царем вместо него, Тарквиния. Узурпатору и в голову не приходило, что, еще больше распаляя себя ненавистью против Турна, он повторяет не свои мысли, а искусно вложенные ему наставления старого жреца, в свою очередь замышлявшего гибель Турна из сугубо корыстных побуждений - желая завладеть его поместьем. Ради этого Руф сделал все, чтобы заменить царя Сервия, чересчур благоволившего к его врагам, на удобного фламину Тарквиния; ради этого подготовил убийство царя и государственный переворот, и сам умер, не дождавшись исполнения своей заветной мечты. Но Тарквиний оказался хорошим учеником, и ни минуты не сомневался, что Турн Гердоний не просто ненавидит его, но мечтает сам стать царем. Ему не приходило в голову, как кто-то может не желать этого. Поэтому день, когда Турн был арестован, для Тарквиния был самым счастливым в его жизни, разве что после дня воцарения. Он сам с наслаждением наблюдал, как наемники схватили его врага. Не без труда - Турн был отважным воином, и очень сильным. Но противников было много, и они связали его по рукам и ногам, для верности вывернув ему руки из суставов, такими ремнями, что их не разорвал бы без посторонней помощи и горный медведь. Видя своего злейшего врага в беспомощном состоянии, Тарквиний наслаждался. Он знал, что, победив Турна, побеждает и всех, кому могло бы еще придти в голову дать Риму другого царя. Но все же ему было еще мало ощущения своей власти над этим человеком. Слишком долго Турн считал себя равным ему, сыну и воспитаннику царей. И теперь - приказать отрубить ему голову или сбросить с Тарпеи, как полагается по закону поступать с преступником сенаторского сословия? А не слишком ли это легко и быстро? Нет, по замыслу Тарквиния, Турн должен был еще перед смертью осознать все могущество римского царя - его, Тарквиния. А римлянам следовало дать понять, какой будет судьба каждого, кто осмелится восстать против него. Для своего злейшего врага Тарквиний изобрел особенную казнь, до какой раньше не додумался еще никто. Турна, по-прежнему связанного, притащили к краю болота и уложили туда, там, где топь еще не могла его поглотить, избавив от мучений, а Тарквинию сорвав забаву. Помазав лицо и грудь осужденного медом, его оставили на растерзание тучам кровососущих насекомых, роящихся вокруг болота. А Тарквиний со своей свитой разбили лагерь, так, чтобы постоянно иметь возможность наблюдать за мучениями осужденного. Только поистине лютая ненависть могла подсказать Тарквинию такой способ казни!