Эпилог (1/1)

Спустя пять лет в Рим въезжал всадник на вороном коне, легконогом и поджаром, с узкой злой мордой. Всадник был ему под стать: воин в полном вооружении, в видавших виды доспехах, носивших следы ударов мечей, как и щит, прикрывающий сейчас спину всаднику. Было похоже, что он привык больше заботиться о практическом удобстве своего имущества, чем о внешней красоте. Из-под открытого шлема смотрели пристальные, цепкие глаза воина, привыкшего к вечной настороженности. Смуглое обветренное лицо пересекали несколько мелких шрамов, нос когда-то был сломан и криво сросся. Он выглядел суровым и опасным - истинным порождением той беспощадной жизни, какую вынужден был вести последние годы.Воин задержал коня перед подъемом на Палатин, первый из семи холмов Рима, в то время еще не входивший в городскую стену, рядом с гротом знаменитого лешего, Сильвана-Инвы. Не потому что его утомил трудный подъем; нет, сердце этого закаленного в боях воина бешено забилось совсем по другой причине. Он не мог поверить, что снова видит эти места после долгих лет разлуки. Пять лет... пять долгих лет прошло! Он покинул Рим не знающим жизни мальчишкой, но юношеской глупости и самоуверенности причинившим много бед, и ему едва хватило ума признать свою вину. А возвращался теперь мужчиной, пережившим не меньше, чем самые опытные воины в Риме. Но тем труднее было теперь поверить, что римляне примут и простят его, как обещал царь. Все эти годы он жил лишь надеждой на возвращение и гнал от себя мысли о том, что Рим потерян для него навсегда. А сейчас страх быть отвергнутым терзал его с такой силой, что становилось трудно дышать. И тут он увидел женщину на колеснице - она правила сама, с немалым искусством направляя пару коней вниз по склону, огибая празднично одетых людей, поодиночке и целыми семьями направляющихся к храму Юпитера Капитолийского.Воин узнал женщину задолго до того, как она приблизилась - зрение у него было острое, а она мало изменилась за это время, разве что стала немного полнее, лишь настолько, чтобы выглядеть более женственной в свои зрелые годы.- Я так и думал, что встречу тебя первой, - усмехнулся воин. - Даже удивился бы, не встретив тебя здесь, царевна Ютурна. - На сей раз я пришла проводить тебя, а не отвратить от неверного пути, царевич Арунс, - проговорила Ютурна нараспев, тем голосом, что в детстве, когда она принималась "играть в сивиллу", смущал и даже пугал маленького Арунса. - Глядите все: вернулся будущий царь Римский, пройдя сквозь огонь и пепел, сквозь войну и бушующее море! Заново родившись в муках, он вернулся к своему народу! Примите его, граждане Рима!Сильный, звонкий голос пророчицы был слышен далеко, и идущие мимо горожане останавливались, сперва удивленно, а затем уже с интересом внимая ее вдохновенной речи. Римляне и вообще были суеверны, и мало кто из них решался оспаривать заверения многочисленных колдунов и сивилл, а Ютурна, к тому же, пользовалась у них непререкаемым авторитетом, сочетая неоднократно проявлявшийся дар с положением царской дочери и супруги верховного жреца. Она во всех отношениях стояла выше обычных сивилл, сделавших предсказания своим ремеслом, и римляне не смели сомневаться в ее словах. Если она, остановив на улице подозрительного вида воина, говорит, что он станет будущим царем Рима, значит, так и будет, кому знать, как не ей! К тому же, некоторые успели расслышать имя Арунса Тарквиния, и это наводило людей на определенные мысли. К тем, кто остановился сразу, призванный Ютурной, присоединялись другие, из уст в уста уже передавались обрывки предсказания, и вот Арунс с Ютурна приблизились к храму Юпитера Капитолийского, чей праздник был в этот день, в сопровождении большой толпы, в которую вливались все новые люди, как ручейки в большую реку.Возле храма, в котором сегодня совершал торжественное жертвоприношение фламин Арпин со своими подчиненными, уже ждал начала празднества царь со своей семьей и его приближенные: советники, полководцы, жрецы других богов.Спустившись с коня, Арунс медленно приблизился к тем, кто ждал его, чувствуя, как позорно дрожат его ноги, будто у последнего труса. Поглощенный своей тревогой, он не обратил внимания на предсказание Ютурны, переходя от отчаяния к надежде и вновь теряя веру в возможность прощения. Он шел навстречу Турну, такому же высокому и мощному, как прежде, но, подойдя ближе, понял, что царь все-таки постарел. А царица Эмилия рядом с ним стала совсем маленькой и хрупкой, как ребенок, и такой седой и бледной, что казалась выцветшей, даже ее ясные голубые глаза теперь потускнели. Царица... Мать, о встрече с которой больше всего мечтал ее преступный сын, и сильнее всего боялся, что уже не увидит ее живой! Арунс пошатнулся и, как подрубленный, упал на колени перед царицей, никого не стыдясь.- Матушка, прости меня, если можешь... - проговорил он, задыхаясь, целуя руки старой царицы.- Арунс, сынок! Я давно простила тебя, и не было дня, когда я не молилась, чтобы ты вернулся живым и здоровым. Сегодня боги ответили на мои молитвы! - воскликнула Эмилия. Арунс, обнимая ноги приемной матери, и не помышлял ни о чем другом в эту минуту. Однако Турн взял его за плечи и заставил подняться, пристально оглядев молодого воина.- Вижу, немало повидал, - мгновенно оценил он и внешний облик, и подготовку того, кто покинул Рим зеленым юнцом, едва заглянувшим в глаза смерти. Теперь каждый опытный воин с первого взгляда мог увидеть в Арунсе равного себе. Тот невозмутимо пожал плечами.- Воевал. Приходилось служить разным царям, бывал в плену и выбрался оттуда. Потом скопил небольшое состояние, тогда оставил службу и путешествовал: в Грецию к Дельфийскому оракулу, потом в Карфаген, в Египет и дальше с торговым караваном в Дальнюю Африку. Вот это оттуда, - Арунс достал из-за пазухи кожаный кошель и извлек из него пригоршню великолепных черных алмазов, будто горсть речной гальки. Эти камни ценятся дороже золота. Я отдаю их в храмы богов в благодарность за прощение. Потому что не было дня, когда я не молил их, чтобы они позволили мне вернуться домой! - так говорил Арунс во всеуслышание.При этом он оглядывался по сторонам, с волнением узнавая старых знакомых, которых не видел так давно. Кое о чем он успел расспросить Ютурну по дороге в город, но все равно удивлялся произошедшим переменам. Как будто он не видел их не пять лет, а целую жизнь...Вот Эмилий, повзрослевший и возмужавший, вместе с красавицей Аретой, приветствующей брата улыбкой. Он уже знал, что она, всего полгода назад родив мужу третью дочь, осталась навсегда бесплодной; и все-таки они любили друг друга не меньше, чем прежде. А вот и дети Ютурны и Арпина рядом с матерью: два крепких мальчика, впрочем, старший выглядел почти уже юношей, необыкновенно развитым для своих лет. А сама Ютурна держала на руках четырехлетнюю девочку, кудрявую, с длинными пепельными волосами и огромными темными глазами, и та весело смеялась, махая незнакомцу ладошкой. Маленькая Эмилия, любимица всей семьи, родившаяся на другой год после войны с этрусками... А вот и старик Брут со своими сыновьями... Боги, что это, неужели, и его легкомысленные приятели все-таки обзавелись женами и семьями?.. Арунс не сразу подумал, что и другие люди могли за эти пять лет измениться не меньше, чем он, хоть и не покидали Рим. Сообразил он это лишь спустя несколько мгновений, с новым волнением узнавая и других своих прежних приятелей, превратившихся за эти годы в зрелых, еще молодых мужчин. Многие из них были теперь женаты - а их жен Арунс, если узнавал, помнил еще совсем девочками. Вот и Фульвия, совсем недавно ставшая, наконец, женой давно преданно любившего ее Валерия. Все ее сверстницы теперь превратились во взрослых женщин. Все, кроме... Да, но где же она? Арунс не решился спросить Ютурну о ее судьбе, и теперь напрасно высматривал ее среди собравшихся. - Альбина, где же ты? - прошептал он одними губами. - Арунс, где ты? - будто эхо, раздался крик, задыхающийся от стремительного бега, но все-таки полный восторга. - Ты вернулся, ты все-таки вернулся! Я знала, что так будет, я ждала тебя! Прости, что я опоздала встретить тебя...И Альбина, пробежав через всю площадь почти так же быстро, как некогда в ночь бежала по городу, торопясь предупредить Ютурну о заговоре, бросилась в объятия Арунсу. Почти прежняя, юная, легкая, она, казалось, и не заметила прошедших лет, хоть и была теперь уже не прежним полуребенком, а вполне взрослой двадцатилетней женщиной.- Значит, ты ждала меня? - еще не решаясь поверить, проговорил Арунс.- Да, да! Я просила царя не выдавать меня замуж, призналась, что буду ждать тебя, вот и ждала, как твоя невеста. Может, ты не захочешь? - Альбина вдруг насторожилась, видимо, раньше, ее даже не волновала такая возможность. - Арунс, скажи... Может, мне уйти?Она, в волнении от встречи с вновь обретенным возлюбленным, казалось, забыла, что они не наедине и даже не в кругу семьи, а на площади, полной народа, и что ее признания слышит не кто-нибудь, а сам царь вместе со всей семьей. Но и Арунс, еще не в силах поверить, что, наконец, видит их всех, в то мгновение не мог думать о приличиях. - Альбина... Ну что ты, девочка, куда же ты теперь уйдешь от меня, глупышка? Я же о тебе столько лет вспоминал... - проговорил он, обнимая девушку.И, когда открылись двери храма Юпитера, и они подошли вместе с царской семьей во главе процессии к самому алтарю, туда, где почти не изменившийся за пять лет Арпин в торжественном жреческом облачении сжег мясо и жир жертвенного быка, посылая благодарность верховному богу за нынешнее благосостояние Рима, весь народ запел благодарственный гимн. Тогда Арунс, не отпускающий влажной от радости руки Альбины, вполне поверил, что вернулся домой.