Глава VI. Тайный разговор (1/1)

Вечером снова был пир, но Арунс, вопреки своему обыкновению, не в состоянии был веселиться, как обычно. Он не мог вместе с другими охотниками хвастаться своими сегодняшними успехами, по его мрачному лицу все видели, что юноше не хочется шутить и смеяться. Арунс выпил несколько кубков вина, но от этого ему только стало жарко, а голова отяжелела, но отделаться от мрачных мыслей не удавалось, как он ни старался. Только человек с чистой совестью может веселиться беззаботно, а тому, кто боится наказания, никакое вино не поможет обрести уверенность в завтрашнем дне.Он также не в состоянии был сегодня подмигивать и улыбаться молодым девушкам, не ловил за руку разносивших вино красивых рабынь, чтобы, слегка придержав, ласково шлепнуть или многозначительно приобнять. Сегодня ему определенно было не до того. Страшные обещания Турна гремели в его ушах, и ему казалось, что царь только и ищет малейшего повода, чтобы насильно связать с выбранной им девицей, скрутить, как собак на одной сворке. Он видел, что царь тоже не спешит расслабиться и забыться после опасной охоты, и не сомневался, что все из-за него.В действительности Турн всегда пил мало, а уж на больших пирах вроде сегодняшнего, да с такими гостями, как этруски - и подавно, здесь необходимо было сохранять трезвую голову. Он по-прежнему принимал Октавия Мамилия и его приближенных, как друзей, но держался с ними настороже. Но, если Турн мало заботился о чувствах Арунса, собираясь немедленно его женить, то и Арунс, в свою очередь, плохо представлял себе его заботы и тревоги, полагая царя самовластным тираном, стремящимся любой ценой лишить его свободы, подавить его волю. И на этом пиру Арунс чувствовал себя под гнетом железной руки Турна, точно под тяжелой глыбой. Живое воображение юноши играло с ним дурную службу, так что ему и впрямь стало душно, хотя в зале были открыты все окна, и сквозь них долетал довольно сильный в тот день ветер.В конце концов, Арунс сказал, что у него болит голова, и попросил разрешения уйти. Но не пошел к себе, а бесцельно бродил по саду, нигде не находя себе места, пока не услышал шумные голоса собирающихся домой гостей и не понял, что пир закончился. Он хотел уйти еще дальше, чтобы избежать ненужных расспросов, но не успел. Чья-то рука тяжело, но бережно коснулась его плеча. Арунс, сидевший на скамье в открытой садовой беседке, вздрогнул от неожиданности. Перед ним стоял этрусский посол.- Прости меня, царевич Арунс, что я побеспокоил тебя, - проговорил Октавий Мамилий, сумевший уйти с большого пира совершенно трезвым. - Завтра мы уезжаем, а мне хотелось бы получше узнать тебя, сына моего покойного родственника и союзника.В голосе этрусского лукумона, обыкновенно сурового и сдержанного человека, сейчас послышалась неожиданная теплота, так что Арунс удивленно вскинул голову. Кроме того, ему было приятно, что впервые в жизни кто-то сказал хорошее об его отце, а так же, следовало признать, и потому что его назвали царевичем. - А я до сих пор не поблагодарил тебя за твой щедрый подарок, благородный Октавий, - с раскаянием произнес Арунс, жестом приглашая гостя сесть рядом.- О, не нужно благодарности, ведь этот браслет принадлежит тебе по праву. Когда-то твой отец подарил мне его, будучи в гостях у нас в Клузиуме, еще до своей женитьбы. Он был тогда в твоем возрасте, а а - почти мальчишкой, и не мог поверить такому доказательству его дружбы. Сейчас я вижу в тебе его, и счастлив вернуть это фамильное достояние. Ведь у тебя, наверное, не так уж много осталось памятных вещей? Но этот браслет даже царь не имеет права у тебя отобрать. Растроганный Арунс низко склонил голову. - В таком случае я благодарен тебе вдвойне! Да, во дворце ничего не осталось от моих отца и матери, во время восстания все разграбила чернь... плебс, - оговорился юноша, поспешно вспоминая запрет Турна говорить презрительно о римских простолюдинах. Этруск сочувственно покачал головой.- Да, вижу, для сына Тарквиния Суперба стало тяжелым правление его врага! Но послушай, царевич: может быть, лучше нам уйти отсюда в мои покои? Там никто не сможет подслушать нас. Я привез кувшин этрусского вина, очень крепкого и ароматного; по нашему поверью, его следует пить только при встрече с другом. Я не нашел друзей при дворе Турна Гердония, но зато вижу друга в тебе, царевич Арунс! Тот, уже совершенно покоренный таким вниманием этрусского лукумона, охотно последовал за ним. Лишь когда они остались наедине, Арунс заметил с грустной усмешкой:- Благородный Октавий, учти, что я - далеко не мой отец! Я счастлив, если напоминаю тебе его внешне, но у меня нет и сотой доли его могущества, блеска, величия. Не зови меня царевичем, ведь в Риме царствует Турн Гердоний!На невозмутимом лице этруска не отразилось никаких чувств, но произнес он убежденно, с праведным негодованием в голосе:- Но почему так? Ты - сын и внук трех царей, тебе следует быть царем по праву, а не чужаку Турну. Ты знаешь, что у нас власть передается от отца к сыну, как и подобает властителям?Арунс нехотя кивнул.- Знаю. Но в Риме другие законы, здесь выбирает народ... - И поэтому власть может взять любой, точно доступную девку! Народ! Что он знает о тех, кто достоин власти? Он идет за сильным и удачливым, да за тем, кто обещает побольше. Турн отдал толпе ваш дворец, и толпа свергла своего законного царя. Твой отец был вынужден заколоть свою благородную супругу, чтобы и она не стала жертвой взбунтовавшихся плебеев. Глядя на тебя, я не верю, чтобы ты, сын убитых, не помнил, на чьей совести их кровь.- Я помню, - отвечал Арунс, несколько сбитый с толку. - Но ведь и у Турна были причины мстить. А он пощадил и воспитал меня и Арету...- Но ведь и твой отец собирался вырастить его младших детей, - напомнил ему этруск. - Не мог же Турн оказаться хуже того, кого сам объявил тираном, злодеем?Арунс, согретый вином, а еще больше - неожиданным со стороны лукумона участием, охотно согласился с его доводами, не желая возражать. Встреча с другом юности отца пробудила в юноше желание расспросить побольше о своей семье, о том, чего ему не рассказал бы никто в Риме. Быть может, ему лгали о его родителях, и они вовсе не совершали тех ужасных преступлений, что им приписывали!- Ты говоришь - он объявил, - проговорил юноша с надеждой. - А как было на самом деле? Октавий вместо ответа вновь налил Арунсу этрусского вина, густого, ароматного и крепкого. Потом проговорил с тяжелым вздохом:- Все это сложно, царевич Арунс; потом, меня ведь тогда не было в Риме, так что о многом я могу лишь предполагать. Но я точно знаю, что твой дед по матери, Сервий Туллий, любил и уважал твоего отца, так что ему совсем не нужно было свергать его насильственно, чтобы стать наследником. В твои годы Тарквиний Суперб уже командовал военным походом на вейентов. А спустя несколько лет был назначен регентом-наместником в отсутствие царя.Арунс слушал рассказы о юности своего отца, о начале его блестящей карьеры, и мысленно сравнивал со своим собственным положением. Да, Турн никогда не доверит ему никакого важного дела, вечно будет попрекать его недостатком опыта и умения!- Да, мой отец командовал армией и правил Римом, а я, похоже, обречен всю жизнь оставаться бесправным приживальщиком! Со мной будут до самой старости обращаться как с мальчишкой, ибо он-то, верно, никогда не умрет и не оставит меня в покое! - со стоном прошептал Арунс, на мгновение отвернувшись от собеседника.Он говорил тихо, но Октавий все же услышал его и сочувственно взял за руку.- Если тебе станет окончательно невыносима жизнь под властью Турна - помни, что у тебя есть друзья и родственники, готовые помочь во всем. Ты ведь знаешь, что твои родители предназначали мне в жены твою сестру Арету?- Знаю, - с сожалением вздохнул Арунс. - Поверь, Октавий: если бы это зависело от меня, я бы не нашел для сестры лучшего мужа, чем ты. Но Турн и здесь распорядился по-своему, отдав ее замуж за своего сына. - И пусть себе живут спокойно, - усмехнулся этруск. - Я видел, они и вправду безумно влюблены друг в друга. Конечно, каждая женщина предпочтет цветущего юношу стареющему уродливому мужчине - может, кроме вашей царевны Ютурны. - Ты вовсе не уродлив! Да и Арпин тоже, - энергично возразил уже несколько захмелевший Арунс.- Но таких, как эта дикая кошка Ютурна, в Риме и вправду больше нет, к счастью. Неудивительно, что про нее болтают всякое, а уж правда или нет, Плутон их знает! Но что ей позволено слишком много - точно.- А Турн слишком благоволит ей и ее семье, ты не находишь? - как бы между прочим поинтересовался лукумон.- О, он позволяет своей дочке и ее отпрыскам вести себя так, словно они правят Римом вместе с ним! Старший мальчишка повсюду бывает с ним, царь берет его с собой и в Сенат, и к армии.- Можно подумать, что он - наследник Турна, - заметил этруск.Арунс повернулся к нему, мгновенно насторожившись.- Мне такое и в голову не приходило, - признался он. - Но ведь Турн сверг моего отца, потому что отец хотел быть царем по праву рождения, а не избрания. Не может же он теперь сам переступить римские законы!- Ты уверен, что не может? - насмешливо спросил лукумон. - Турн позволил незаконнорожденному Арпину стать наследником Эмилия Скавра и сделал его верховным жрецом, отдал ему свою дочь в жены; он же позволил Виргинию Руфу жениться на рабыне - и вот их дети теперь считаются равными самым родовитым вельможам; попробуй хоть ты, царевич, не подать им руку! И молись, чтобы тебя не женили на дочке бывшей рабыни. Так отблагодарил Турн тех, кто помог ему стать царем. А для своего не то внука, не то сына он в состоянии сделать все, что только пожелает, поверь мне, Арунс. Мальчишка действительно на него похож, гораздо больше, чем царевич Эмилий... - Наверное. Хоть и трудно представить Турна таким. Я в детстве видел его в кошмарах, - с пьяной доверчивостью признался Арунс.Но Турн Гердоний обладал свойством быстро приводить своего воспитанника в чувство, даже не присутствуя лично; вот и теперь Арунсу достаточно было представить воочию его изрытое шрамами лицо, чтобы протрезветь и настроиться на серьезный лад. - Скажи мне еще, Октавий, если можешь... все-таки Турн не всегда выглядел так, это мой отец изуродовал его? - несмело проговорил Арунс, втайне надеясь, что Октавий сейчас объяснит ему и это событие, рассказы о котором всю жизнь омрачали его мысли о родителях. - Как это произошло, почему он выбрал для него такую жестокую казнь? И этруск не обманул ожиданий своего собеседника.- Еще раз повторю, Арунс: меня в то время не было в Риме, и я могу лишь предполагать... Твой отец тогда только что стал царем, и его власть была еще непрочной, многие были настроены против него. Возможно, он думал, что, казнив сильнейшего из своих противников, заставит смириться остальных. Турн сам дал ему повод, слишком дерзко выражая свою ненависть к Тарквинию, он почти не скрывал своих намерений, точно был уверен, что победит. Твой отец был горячим человеком, известие от готовящемся мятеже привело его в ярость...- Значит, ты считаешь, что Турн был виновен в том, за что его хотели казнить? - взволнованно спросил Арунс. - Он вправду хотел свергнуть и убить моего отца еще тогда, до казни?- Я могу лишь предполагать; в точности тебе может ответить только нынешний царь, да его приближенные, бывшие сообщниками в то время, - ответил этруск. - Но я кое-что понимаю в военном деле и знаю, что большую и сплоченную армию не собрать в одночасье. Скорее можно поверить, что ее готовили заранее, и после спасения Турна только продолжили уже начатое дело. Если хочешь знать мое мнение, царевич Арунс: твой отец совершил всего одну ошибку, ставшую роковой... - Не добил Турна? - произнес Арунс непослушными губами; все же даже теперь эти слова показались ему кощунственными.- Да, - сурово и печально подтвердил этрусский посол.Перед мысленным взором Арунса промчались блистательные картины того, что никогда не сбудется. Он с братом и сестрой - наследники великого Рима, они проезжают на роскошно убранных колесницах по главной улице, и их приветствует народ. Вот он на пиру в великолепном наряде, а вот - командует армией, принося Риму победу, а себе - вечную славу. Да, так было бы, если бы не Турн Гердоний! Окончательно произнести про себя эту фразу Арунс все же не осмелился - почтение к царю, вбитое с детства, не позволило желать смерти римскому правителю. Но и совсем отринуть эту мысль он уже не мог - и Октавий, чутко следивший за выражением лица юноши, разгадал его.- В конце концов, - заметил он как бы между прочим, - в Риме вовсе не все так привязаны к Турну, как он думает. Есть немало сильных людей, которых он оскорбил, не считаясь с теми, кто ему не нравится...- Да! - оживился Арунс. - Он посылает их сыновей служить в армии десятниками и сотниками, лишает должностей и благоприобретенных имений даже самых знатных людей, чуть кто-то пожалуется, что они действуют не по закону. Турн не боится создавать себе врагов.- Враги Турна - твои друзья, они помогут вернуть трон законному наследнику, - Октавий перешел к самой главной части разговора. - Вопрос лишь в том, решится ли сам наследник вернуть трон? Я не верю, что сын Тарквиния Гордого и его отважной супруги сможет смириться с властью узурпатора, согласиться и дальше жить в собственном доме из милости! Теперь Арунс понял, но все же не до конца; у него кружилась голова, не столько от вина, сколько от дерзости разворачиваемых этруском замыслов.- Все-таки Турн воспитал меня, - нерешительно проговорил он. - Было бы подло пойти против него...- Но, если бы ему удался первый заговор, до казни, ты бы и не родился, - напомнил ему этруск холодным, властным тоном. - Ты, конечно, имеешь право отказаться. Это твоя жизнь. Забудь о славе своей семьи, заботься о том, как угодить Турну и его семье. Женись на той, кого тебе выберут - и молись всем богам, чтобы она не бегала к царю с жалобами на тебя после каждой размолвки. Годам к тридцати пять - сорока, может быть, и получишь под командование тысячу воинов, точно нищий центурион, выслужившийся своим усердием. И хорошо еще, если после смерти Турна его избалованный наследник не выгонит тебя с семьей из дворца. Из твоего дворца, царевич Арунс!Юноша долго молчал, вновь воочию переживая изображенные этрусским послом картины. Еще никогда собственное положение не казалось ему настолько непрочным, а род Турна - настолько цепко ухватившим власть в свои руки, как сейчас, когда ему говорили, что все может измениться, стоит только дать согласие! Наконец, он прохрипел вполголоса, точно ожидал, что вот-вот разверзнется потолок его комнаты и на его голову обрушится Юпитерова молния:- Но если... Ты знаешь, как свергнуть Турна... ты можешь пообещать, что он и его семья останутся живы? Отправить их в ссылку в их владения в Ариции, под стражей, только не убивать. Я не хочу им зла, пусть Турн и враг моей семьи, но мне он зла не делал, а другие и подавно. Царица заменила мне мать, с Эмилием мы росли вместе, и он ведь женат на моей сестре. А с женщинами и детьми я вовсе не хочу воевать. Пообещай мне, Октавий!Тот мысленно усмехнулся. "Как же ты еще наивен, мальчишка - и как мало понимаешь в войне, если думаешь, что таких людей, как Турн Гердоний или Скавр Арпин, легко будет взять живыми!" Но вслух только осторожно кивнул:- Твой приказ, конечно, будет учтен, насколько получится. На войне трудно все предусмотреть, обычно в сражении действуют по мере возможности. Особенно удачно было бы обойтись без штурма и осады города. Если его удастся взять быстро, это сохранит много жизней с обоих сторон и поможет застать Турна и его окружение врасплох. Я уже договорился со своими римскими друзьями, как это можно сделать. "Так значит, мое согласие или несогласие ничего не меняет, все шло и без меня!" - подумал Арунс, но тут же отогнал эту мысль, от которой становилось тоскливо и безнадежно. Он заметил, желая выглядеть как можно более сведущим:- Но ты уверен, что римляне захотят видеть меня царем? В их глазах я еще молод и неопытен, а Турна народ любит. Они верят, что он был спасен от казни богами, чтобы освободить Рим...- Народ? Народ следует за победителями, - убежденно произнес Октавий. - Народ любит сегодняшние чудеса и свежие победы; лавры двадцатилетней давности годятся только в суп. Пройдись по римскому Форуму в ближайшие дни - уверяю тебя, там будут говорить совсем иначе. Молодые - твои друзья, им, как и тебе, хочется отличиться. У стариков и пожилых за эти годы накопилось немало неприятностей, они будут рады снова поправить дела с помощью военной добычи. Если победа будет быстрой, то на стороне Турна останется разве что кучка фанатиков. Если же война затянется, то недовольство Турном станет расти, в народе будут говорить, что это - наказание Риму за убийство царской семьи. Быть может, под угрозой бунта, резни между своими Турн и согласится отречься... Хитрый этруск, разумеется, достаточно хорошо знал характер Турна Гердония, чтобы понимать, что тот, если не останется другого выхода, скорее сам обрушит станы царского дворца и погибнет вместе со своими и врагами, чем сдастся на милость победителя. Но Арунсу он говорить об этом не собирался, равно как и живописать перед юношей ужасы будущей войны, которые были почти неминуемы, ибо не для того собирались на Рим этруски и свои перебежчики, чтобы после войны можно было заключить мир и разойтись друзьями; союзу этрусских княжеств, который представлял здесь Октавий Мамилий, твердо нужен был свой ставленник на римском троне. Но он видел, что Арунс не так решителен и беспощаден, как в свое время его отец, еще может сорваться с крючка. "Пусть пока думает, что к власти можно придти чистеньким, в белой тунике! Когда поймет, что к чему, уже поздно будет поворачивать обратно, не к Турну же на казнь! А пока пусть верит, что стать царем ничего не стоит..."А Арунс, наполовину пьяный и ослепленный мечтами, и вправду мысленно уже видел картины своего воцарения. Он не мятежник, он всего лишь возвращает то, что по праву принадлежит его семье. Он сможет вернуть роду Тарквиниев доброе имя - разве его родители не заслужили оправдания? А Турн... Ну что ж, пусть выбирает сам, это в любом случае будет его решение. Но семью нынешнего римского царя Арунс твердо намерен был помиловать, хотя бы ради Эмилии и своей сестры. Он попытался встать со скамьи, но голова закружилась, и юноша тяжело опустился обратно, блаженно улыбаясь. Октавий, заметив его состояние, быстро подсунул ему какой-то свиток, всунул в руки перо, и Арунс подписал, не читая и не задумываясь, что бы это могло быть. Потом этруск налил ему еще вина: - Оно всегда так действует, после третьего-четвертого кубка просто летаешь. Но выпей еще один, и твои ноги снова обретут твердость, а голова станет ясной, как никогда!Арунс послушно выпил, и действительно, его сознание прояснилось, и он заметил слабые места изложенного этруском замысла: - Благородный Октавий, но ведь ты завтра уезжаешь; как же я извещу тебя о том, что происходит в Риме? И откуда ты узнаешь, что пришло время? - Не беспокойся об этом: у меня много союзников в Риме, которым не так опасно переписываться со мной, как тебе, - заверил его этруск, успокаивающе коснувшись плеча юноши. - Поддерживай отношения с ними, это все надежные люди, они будут преданы тебе. Он назвал Арунсу имена сообщников, по разным причинам недовольных правлением Турна; среди них прозвучало и имя отца Альбины. Арунс даже вздрогнул, хоть и не очень удивился. "Впрочем, почему же нет? В конце концов, я, став царем, могу жениться на ней. Или дам приданое и найду хорошего мужа, так что и она, и ее семья останутся довольны..."- А сейчас тебе пора идти, мой будущий царь, пока никто не заметил, где ты был, - заметил Октавий, помогая Арунсу подняться. - Приятных снов тебе... и до скорой встречи!Арунс учтиво поблагодарил его и вышел, направившись к себе довольно твердым шагом. Этрусский посол некоторое время провожал его взглядом, потом закрыл дверь и проговорил про себя, очень тихо: - Эта поездка вышла удачной! Мне будет что передать своим союзникам по возвращении в Клузиум, помимо кабаньей головы. Скоро мы заменим ее на своих копьях головой самого Турна, клянусь Тинией (верховный бог этрусков, аналог римского Юпитера). Арунс Тарквиний будет для нас гораздо более удобным царем, как был и его отец. Мы женим его на этруске, приучим к роскоши и удобствам - и он будет почитать за честь нашу дружбу. Рим при Турне Гердонии становится слишком силен и непредсказуем, но мы скоро положим этому конец! Этрусский лукумон уже готов был принести добрые вести своим союзникам, правителям других княжеств Этрурии, что они могут нацелить копья против общего врага. А Арунс, добравшись до своей комнаты, уснул как убитый и проспал целый день. Проснувшись, он не мог ясно понять, был ли тайный разговор с этрусским послом, обещавшим ему стать царем, или это все ему приснилось.