Глава 1. Странники (1/1)

Яростное море вздымало огромные валы, целые водяные горы, и опрокидывало их с неистовым грохотом, подобным шуму битвы, где схлестнутся сто тысяч человек. Неистовый ветер гнал их все дальше, не давая передышки, и они мчались, как стадо быков, разъяренных подгоняющим кнутом. Ледяные волны словно кипели в исполинском котле, сверкая белой пеной на колышущихся гребнях. Только блеск пены и нарушал порой сгустившийся мрак. Черным от ярости было штормовое море, и над ним нависало такое же непроглядно-черное небо. Дня не отличить от ночи. Изредка какая-нибудь звезда проглядывала в провале меж туч, и тут же снова скрывалась, будто испугавшись. Ни один солнечный луч уже много дней не прорезал клубящихся небесных громад, и тьма царила всюду, сколько мог окинуть взгляд. Разбушевавшееся море и такое же яростное небо застили весь свет, и не понять было, где заканчивается одно и начинается другое. То ли исполинские волны взметнулись до самого неба, то ли тяжелые тучи, опустившись вниз, готовы были поглотить все вокруг?..Среди чудовищного месива водяных и воздушных волн казался хрупкой игрушкой корабль, каким-то чудом державшийся на плаву. Волны то и дело подбрасывали его, будто забавляясь, и стремительно возносили ввысь, чтобы тут же опрокинуть вниз, в клокочущую водяную пропасть. Затерянный среди буйства стихий корабль был совсем маленьким и жалким. А между тем, когда-то, в другой жизни, он был гордостью народа прирожденных мореплавателей, и нес команду самых отважных воинов северного племени...В своих родных холодных краях он назывался "Молот Тора", и там не нашлось бы человека, что не узнал бы его длинный силуэт и украшавшую форштевень статую Бога Грозы. Во многих краях знали Стирбьерна, прозванного "королем открытых морей", вечного странника, истребителя злобных чудовищ. Потомок рода Асгейра, с давних времен правящего в Земле Фьордов, он не довольствовался набегами на прибрежные поселения, как другие викинги, а, собрав дружину самых отчаянных воинов, уходил на "Молоте Тора" все дальше в неизведанные моря. Говорили, будто Стирбьерн мечтает достичь края мира и победить Золотую Змею, по легенде, обвившуюся вокруг земли.На сей раз "Молот Тора" занесло туда, где не думал оказаться ни Стирбьерн, и никто из его команды. Они вышли из Сванехольм-фьорда прямо на север, собираясь преодолеть Пояс Льдов, куда до сих пор не добирались викинги. Но не тут-то было: должно быть, Золотая Змея или кто-то другой из йотунов услышали дерзкие замыслы смертных. На четвертую ночь после того, как скрылись берега Земли Фьордов, ударил шторм. Он подхватил "Молот Тора" и потащил на юг - все дальше от намеченной путешественниками цели.Много, много нескончаемых дней и ночей драккар носило по бурным волнам. Всю свою силу и умение хирдманы Стирбьерна вкладывали в отчаянные усилия удержать корабль на плаву. Всю знаменитую боевую ярость, все упорство и стремление жить вкладывали викинги в могучие взмахи весел, до сих пор противостоящие мощи бушующего моря. Ничем иным, как чудом, нельзя было назвать, что "Молот Тора" до сих пор не был поглощен волнами. Не раз уже водяные валы захлестывали палубу, едва не утаскивая драккар с собой. Еще в самом начале был в клочья изорван его широкий парус. Мачта трещала и угрожающе скрипела, прочный сосновый корпус и весла жалобно стонали, перенося чудовищные нагрузки. Большинство кораблей на месте "Молота Тора" уже пошли бы ко дну. Но у викингов не оставалось сил гордиться своим искусством, хоть об их племени недаром говорили, что корабль им ближе, чем возлюбленная. Люди изнемогали в борьбе с разбушевавшейся стихией. Уже давно ни у кого не было времени для отдыха, ни на час нельзя было отложить весла. Красноглазые от бессонных ночей, истощенные, оборванные и промокшие насквозь, они, если бы кто-то мог взглянуть на них со стороны, показались бы войском оживших мертвецов на корабле-призраке. Четверых викингов смыло за борт, и все понимали, что, если ничего не изменится, их всех скоро ждет та же судьба. По звездам, изредка проглядывающим сквозь разрывы между тучами, викинги замечали, что их несет все дальше к югу, но ничего не могли изменить. Шторм не думал стихать, и лишь упорство еще заставляло людей бороться.Стирбьерн медленно, как усталый вол, повернул рулевое весло, с трудом уводя драккар от ринувшейся навстречу водяной горы. Налетевший шквал донес до него голоса товарищей, вращавших весла с дружным протяжным возгласом, похожим на крик морской чайки. Только этот слитный стонущий голос и сказал Стирбьерну, что его спутники находятся на пределе своих сил. Вслух никто не стал бы жаловаться, хоть он и без того прекрасно понимал их. Вождю нечем было обнадежить их, и он лишь сильнее налег на весло вкладывая в это движение всю свою надежду.Волна-исполин промчалась по левому борту, лишь слегка задев "Молот Тора", вздыбилась до самых туч, обрушила на людей град ледяных соленых брызг... и ушла прочь, самую малость разминувшись с намеченной жертвой. Стирбьерн тяжело вздохнул. На этот раз у него еще хватило сил отвернуть "Молот Тора" прочь. На этот раз... К вождю с трудом пробрался, цепляясь руками за борт и обрывки снастей, один из старших викингов, Аснар. Он сильно хромал: не так давно смытый волной сундук ударил воина в колено. Когда новая волна швырнула корабль, как мячик, Аснар едва устоял на ногах, и не сел, а скорее упал на скамью рядом со Стирбьерном.- Вода закончилась! - чтобы преодолеть грохот волн и бешеный вой ветра, пришлось кричать, хоть они и были рядом. - Последние бочонки унесло... еды осталось дня на два...Стирбьерн порывисто вскинул голову, по его плечам хлестнули некогда рыжие, а теперь темно-бурые от морской воды пряди волос. На лице его высыхали соленые брызги - по крайней мере, Аснар не посмел усомниться, что это были именно они. Вождь викингов криво усмехнулся, снова поглядев в сторону тяжело ворочающих веслами людей.- Что ты говоришь мне об этом, Аснар? Я не распоряжаюсь волнами и ветром. Молись богам: только они могут спасти нас.С этими словами Стирбьерн сжал ладонью всегда висевший у него на шее железный оберег-молоточек. Это был подарок отца, Арнульфа конунга, погибшего, когда он был ребенком, но еще и знак Тора, которого Стирбьерн почитал больше других богов.Но сейчас, кроме молота, ему попалось под руку что-то еще. Маленькое и круглое, похожее на гладкую бусину. Викинг не сразу вспомнил, откуда та взялась, но бережно задержал на ладони. В сгустившейся мгле было не разглядеть, но он вспомнил, что когда-то этот камешек был зеленым, как берилл или хризолит. Прощальный подарок матушки Гро... Мало кто знал, что приемная мать Стирбьерна была из потаенного народа, жившего до появления людей. К своим сородичам она и ушла в конце концов, после гибели своего родного сына Фридмунда. А Стирбьерну оставила на прощание вот этот камешек, да сказала на прощание слова, которым он тогда не придал значения:"Тебе ходить по дорогам, где не остается следов. Но однажды море может даже для тебя оказаться чрезмерно широким. Когда станет нужна приветливая земля, брось этот камень в море, и он приведет тебя к пристанищу". Тогда Стирбьерн не придал значения ее совету. Как это для него море окажется слишком широким? Затем ли снаряжать "Молот Тора", чтобы скоро соскучиться по твердой земле? Камень он носил, не снимая, но о совете матушки Гро скоро забыл. А теперь ее слова всплыли в памяти так, словно были произнесены только что. Если не сейчас пришло время последовать им, то когда же?Облизнув пересохшие губы, Стирбьерн почувствовал вкус соли. Он знал, что пить хочется всем, и жажду еще усиливала тяжелая работу и морская вода, пропитавшая все вокруг. Без пресной воды они выдержат совсем недолго, даже если их не утопит шторм. Вождь викингов никогда не медлил, принимая решение. Сделав рукой широкий полукруг, он метнул камешек прямо в пасть новой вздымающейся за бортом волны.- Во имя Всеотца Одина, и Тора, Метателя Молота, и Ньерда,Владыки Кораблей - пошли нам спасение! - выкрикнул он, не слыша собственного голоса среди буйства стихий.Но те, к кому он обращался, видимо, услышали. Ветер, только что давивший железной рукой, вдруг заколебался, так что "Молот Тора" закачало из стороны в сторону. Потом стал понемногу рассеиваться, и, наконец, отступил, точно нехотя позволяя кораблю двинуться дальше по расступившимся перед ним волнам. Позади море еще бушевало, но викинги не оглядывались туда. Среди заполонивших небо туч появились просветы. Они становились все больше и светлее, и вот, наконец, ослепительно яркое солнце брызнуло в глаза отвыкшим людям. Те смеялись и плакали, щурясь от яркого света. Когда их глаза привыкли к нему снова, викинги увидели лежащий совсем рядом берег.- Если это не волшебное видение, то я вижу впереди лес, а дальше - горы! - воскликнул Иринг.- Видения не являются сразу многим. Я тоже вижу их, а кроме того, южный ветер доносит ароматы неведомой земли. Она, должно быть, подобна южным краям, где никогда не заканчивается лето, - проговорил, неотрывно глядя в даль, скальд Бьярни.- Эх вы: о самом-то главном и забыли, - насмешливо проговорил Вестгар, указывая на широкую гладь реки, впадающей в довольно обширный залив. - Клянусь копьем Одина: боги и вправду послали нам спасение!- Идем к берегу, - приказал Стирбьерн, сосредоточенно вглядываясь в воду: не таятся ли под ней мели и коварные подводные камни. Но нет - "Молот Тора" двигался ровно.Берег земли, вызванной волшебным камнем, был рядом. Высокий и скалистый, но не настолько, как в Земле Фьордов, так что драккару было куда причалить. Лес поодаль от берега и впрямь был не похож на привычный им. Человек, знакомый с южной природой, легко узнал бы лавры, платаны, оливы, апельсиновые и лимонные рощи, темную зелень кипарисов. Знойный горячий воздух был напоен ароматами юга. В кустах непрерывно звенели цикады - это был первый звук, услышанный пришельцами.Впрочем, чудом спасшимся викингам было не до окружающих красот. Вытянув первым делом корабль на берег и убедившись, что вокруг не видно людей, все первым делом бросились к реке. Какой вкусной и свежей казалась ее теплая вода после морских волн! Напившись вдоволь и набрав воды про запас, викинги долго плескались в реке, смывая морскую соль с себя и с одежды. Простая человеческая радость - пресная вода - сейчас была чудом уцелевшим людям дороже золота и серебра. Все были настолько измучены, что никто не решился даже заговорить о разведке незнакомой местности. Про себя Стирбьерн уже решил, что по спасительной реке можно будет пройти вглубь незнакомой земли, узнать, чем она может им пригодиться. Но сейчас людям необходим был отдых. Многие из них так и уснули возле разведенного костра, даже не дождавшись, когда из остатков их провизии будет на скорую руку сварена похлебка.Ночь настала по-южному быстро. Только что красное огненное солнце склонилось к морю и кануло в волны, как тут же полностью стемнело, без всяких сумерек и остатков света, как бывает на севере. Лежа на спине, закинув руки за голову, Стирбьерн долго прислушивался к звукам таинственной южной ночи, и думал о крае, куда их занесло волей богов.А, когда на небо высыпали непривычно крупные яркие звезды, вождь викингов убедился, что среди них не найти ни одной, знакомой ему по былым путешествиям.Уже двадцать лет царем в Риме был Тарквиний Гордый, правивший вместе со своей женой, властной и честолюбивой Туллией. Двадцать лет прошло, как эти люди захватили власть, убив старого царя Сервия, родного отца Туллии. Жители Рима, поначалу привлеченные обаянием сильного и красивого, энергичного заместителя царя, каким был тогда Тарквиний, а еще более - таинственными обещаниями жрецов, не успели опомниться, как на троне очутился узурпатор. Годы его правления стали тяжелым временем для Рима. Прежде всего, Тарквиний, чувствуя непрочность своей власти, добытой преступным путем, позаботился устранить всех, кто был в чести у Сервия и мог теперь восстать против тирании. Никто из самых именитых вельмож Рима не мог отныне быть уверен в своем будущем. К числу самых страшных эпизодов принадлежала жестокая казнь Турна Гердония, потомка древних латинских царей. Тарквиний уничтожил его в самом начале своего правления, после чего погубил и почти всю семью своего врага, не оставляя возможных мстителей. Жена Турна вскоре умерла в изгнании, как и ее отец, полководец Эмилий Скавр; а незаконнорожденный сын Скавра, Арпин, пропал еще раньше, и тоже считался погибшим. Казнили и старших сыновей Турна. Уцелели лишь двое младших: девочка Ютурна, которой ко времени гибели семьи было всего шесть лет, и ее маленький брат Эмилий. Их взял на воспитание друг отца, Люций Юний Брут; но тот, прозванный тиранкой Туллией Говорящим Псом, сам был бесправен в сложившихся условиях. Собственная его жизнь в полной власти ужасной женщины была настолько беспросветной, что он не смел и украдкой выразить сочувствие к порученным его детям. Таким образом Эмилий и Ютурна выросли при дворе, "из милости" у убийц их родных! Но общество знатной молодежи при дворе Тарквиния Гордого мало кому показалось бы желательным.У царской четы было трое сыновей: Секст, Арунс и Тит, несмотря на молодость, уже развращенные, испорченные юноши, какими часто вырастают отпрыски выродившихся семейств, не привыкшие ограничивать себя в исполнении любых прихотей. С ними делили все увлечения и сыновья Брута. Кроме них, во дворце жила также Арета, дочь Тарквиния от первого брака; его племянник Коллатин и Лукреция, дочь полководца Спурия. Всех их царь и его супруга вырастили под своим покровительством; но немногим оно принесло счастье.По-разному складывались отношения между повзрослевшими молодыми людьми. В детстве все принимали свою судьбу как должное, но с годами характер и склонности каждого стали определяться.Последний уцелевший сын Турна, Эмилий Гердоний, вырос робким и замкнутым юношей, казалось, навсегда смирившимся с полурабским, зависимым положением. В глубине души он был очень привязан к царевне Арете, которая тоже выросла чужой в своей семье; однако, оба держались так скромно, что не не вызвали до сих пор подозрения ни в ком. Иначе бы, конечно, оба были наказаны даже за самые невинные проявления любви, выросшей из детской дружбы.Но совсем иное дело - Ютурна, сестра Эмилия. Она с самого детства держалась сама по себе, нисколько не интересуясь, чем заняты другие. С возрастом лишь сильнее отдалялась от людей; окружающие сами сторонились ее, называя "дикаркой". Она любила лазать по деревьям, тайком училась стрелять из лука и метать дротик, точно юноша, а больше всего любила, забравшись вглубь роскошного сада при дворце, вообразить, что кругом расстилается сказочный лес. В такие минуты Ютурна воображала себя сивиллой, легендарной бессмертной волшебницей, и пела в одиночестве стихотворные импровизации, сочиняя их на ходу. У нее был хороший голос, но песен, сложенных другими, Ютурна не признавала. Ее никто не учил музыке, однако природный дар пробудился в ней сам, и ей не раз представлялось, как из ароматных рощ выходят нимфы, чтобы кружиться в танце, из источника выглядывает резвая наяда, а дальше, в совсем уж глубокой чаще, таится огромная медведеподобная фигура - сам хозяин лесов, могучий Сильван Инва. Все эти фантастические создания считались вполне реальными на взгляд римлян той эпохи, но только одна Ютурна не боялась их; природные духи и низшие божки были для нее друзьями. Недаром ведь из ее рода и раньше иногда происходили вдохновенные прорицательницы, и она носила имя в честь одной из них, нимфы вод, возлюбленной Юпитера-Зевса.Когда-то ее отец, Турн Гердоний, перед гибелью предчувствуя несчастья своей семьи, больше всего боялся именно за свою любимицу Ютурну, ожидая, что, когда она вырастет, ее красота станет опасным даром судьбы. Если бы он видел ее теперь, меньше тревожился бы, потому что Ютурна унаследовала от него сильный и твердый характер, способный справиться с любыми испытаниями. Сейчас, в свои двадцать шесть лет, она и вправду была красавицей: высокая и сильная, с роскошными черными кудрями, целым водопадом стекающими по плечам и спине, с блестящими черными глазами, способными отразить и ясный солнечный свет, и тьму подземных глубин. Но за прошедшие годы никакая грязь царского двора не посмела пристать к Ютурне; она была чиста душой и телом. Она не знала любви; в ее кругу не было мужчины, которого она могла бы полюбить. Лишь такой же эксцентричный, своевольный человек, как она сама, мог бы завоевать сердце дочери Турна. Но, не встречая такого, она продолжала жить, не думая о будущем. Однако настал день, пробудивший Ютурну от сна. Это произошло после пышной свадьбы Коллатина с Лукрецией, когда весь царский двор выехал на охоту в удаленную от города местность. Сильный дождь застал пирующих на открытом воздухе; уехать сразу было нельзя, и разбили лагерь, собираясь остаться в лесу до утра.Выросшую в царском дворце, как затворница, Ютурну опьянил чистый лесной воздух, очаровала роскошь природы, с которой не сравниться было никаким людским ухищрениям. Величественные деревья казались девушке храмами богов, горные пещеры воплощали загадку,ручьи весело журчали, будто желая что-то рассказать. Как хорош мир, не стиснутый римскими стенами! А дальше, должно быть, лежат совсем другие края, и в них живут люди, у которых свой язык и обычаи. Что это за племена? Лучше римлян или хуже? Ютурна осознала, что ей вовсе не хочется возвращаться в Рим. Ей ли, дочери благородного Турна, дальше жить в приживалках у злобной царицы, в последнее время все чаще страдающей припадками безумия? Даже это платье на ней и украшения, данные Туллией, не знак расположения: тщеславная царица всего лишь хотела покрасоваться ею, как живой игрушкой.Свобода властно манила Ютурну, заставляя забыть девичью робость. Ей казалось, что, куда бы она не направилась, там в любом случае будет лучше, чем в опостылевшем Риме. Она чувствовала, что дух ее отца, несправедливо казненного где-то здесь, в этих местах, благословляет ее уйти прочь, куда глаза глядят.Дочь Турна не медлила, принимая решение. Не сомневаясь, что боги и тень отца защитят ее, она окинула взглядом притихший после празднества ночной лагерь, и скрылась в зарослях, никем не замеченная.Рассвет застал Ютурну, облаченную в праздничное одеяние, на берегу Тибра или одного из его притоков. Она не знала точно, куда попала, для всю ночь; для наивной девушки любой путь казался невероятно долгим, и ей показалось, что за такое время можно было дойти до Геркулесовых Столпов. Тем не менее, усталости Ютурна не испытывала, и уж конечно, ничуть не сожалела о своем бегстве, все еще в крайнем воодушевлении и веря, что ее поступок угоден богам. Каждый новый шаг наполнял ее удовлетворением, точно вырвавшуюся на свободу пленницу. Голода Ютурна тоже не испытывала - горсть лесных ягод и свежеснесенные яйца какой-то птички, обнаруженные на дереве, показались ей лучшим лакомством на свете. Возле реки девушка нашла несколько лодок, видимо, оставленных рыбаками, чьи хижины виднелись неподалеку. Ей пришло в голову, что река поможет сбить со следа погоню, если таковая была послана за ней. В тот момент Ютурна просто не подумала, что лодки принадлежат не ей. Спустив на воду одну из них, она взмахнула веслами, выводя лодку на середину реки. Грести с непривычки было нелегко, но постепенно она приноровилась, с любопытством глядя, как волны с плеском разбегаются из-под носа движущейся лодки. Второе в ее жизни свободное утро застало Ютурну на реке. Она направила лодку вниз по течению, и теперь находилась в совершенно незнакомой местности, должно быть, удаленной от Рима.А когда яркое южное солнце озарило золотом речную гладь, Ютурна увидела из-за поворота реки самый настоящий корабль. Больше тех, на которых поднимались по Тибру греческие и финикийские торговцы, и совсем другой формы: длинный и узкий, с высоким носом и кормой, с широким парусом, синим с белым. На носу корабля возвышалась огромная деревянная статуя воина с молотом в руках, а вокруг нее собрались воины-чужеземцы, светловолосые и бородатые. Они пристально глядели в сторону Ютурны.