Глава первая, в которой мы становимся свидетелями непредвиденных обстоятельств (1/1)

Когда д’Артаньяну было шесть лет, он ни за что не хотел учиться плавать, как ни уговаривали его родители. Неподалёку от их дома располагался пруд, но будущий мушкетёр на него даже и смотреть не желал. Он думал, что вода через уши просочится к нему прямо в мозг. А кому нужны размокшие мозги? Вот и отец, когда сердился, что он не понял его с полуслова, кричал:– У тебя что, разжижение мозгов?По той же причине д’Артаньян никогда не прыгал с лодки или мола, как это делали сотни его ровесников. Но даже когда он мирно сидел около пруда, обязательно находился какой-нибудь противный мальчишка, который незаметно подкрадывался сзади и толкал его в воду. Сколько слёз было пролито! От страха, а ещё больше от бессильной злобы. А мать, когда д’Артаньян, бывало, прибежит к ней жаловаться, вместо того чтобы заступиться за него или утешить, возмущалась:– Ты что, шуток не понимаешь? Какой обидчивый, однако! Ну что такого тебе сделали? Хочешь, чтоб вся Франция над тобой смеялась?..Потом он подрос и понял, что вода никак не может просочиться в мозг. Ни через уши, ни через какие-либо другие отверстия в голове. Это ему объяснил господин де Буа-Верт, лекарь и давний друг его отца:– Через рот и нос вода может просочиться разве что в лёгкие или в желудок, – сказал он. – Но никак не в мозг.Это его успокоило. Однако кто бы мог подумать, что много лет спустя это умение спасёт ему жизнь. Примерно неделю назад господин де Тревиль послал четверых друзей на срочное задание. Проезжать пришлось через лес, и д’Артаньян вызвался проехать вперёд и разведать дорогу. На пути ему попалась довольно бурная река, через которую шёл мост. Но, видно, он уже давно сослужил свою службу, так как ровно на середине пути шаткая конструкция развалилась, и юноша мгновенно очутился в ледяной воде.Трое оставшихся участников похода не на шутку перепугались, когда обнаружили сломанный мост. У Атоса при всей его флегматичности, едва не случился нервный срыв, а Арамис, по его же словам, чуть было не поседел в свои двадцать три года. Один только Портос не впал в меланхолию и всячески старался подбодрить товарищей. Однако его старания не приносили никаких плодов.Сложно описать словами, каково было их облегчение, когда д’Артаньян как ни в чём не бывало выбрался из реки и, отряхнувшись и убрав с лица пряди намокших каштановых волос, весело заявил:– Вы не представляете, друзья мои, как здешняя вода освежает. Не желаете ли оценить это на себе?..И вот сейчас д’Артаньян стоял у окна, время от времени запуская пальцы в ещё слегка влажные волосы, щуря от солнца свои выразительные серые глаза и думая обо всём на свете.Больше всего о недавнем и, надо сказать, наполовину – но только наполовину – неприятном происшествии. Заключалось оно в том, что, прогуливаясь по улице, гасконец внезапно наткнулся на своего давнего знакомого – господина де Жюссака. Тот, узнав в юноше заклятого врага, не преминул воспользоваться случаем и отпустил в его адрес несколько язвительных замечаний, затронув даже госпожу Бонасье, зная, что для д’Артаньяна это больная тема.– Кажется, будто моё сердце вытащили, разбили его на тысячу осколков и всыпали эти осколки обратно, – так он попытался описать своё состояние Арамису. – И так после каждом упоминании о Констанции! Я же свихнусь, в конце концов!..На его слова молодой мушкетёр сочувственно заметил:– Я прекрасно понимаю, что вы сейчас испытываете. Но, во-первых, постарайтесь найти во всей этой истории хотя бы что-то радующее. Подумайте хотя бы о том, что Констанция отомщена и её убийца уже и сама на том свете. Или о том, что с таким кротким характером ей прямая дорога в рай. Во-вторых, это произошло достаточно давно, и я бы посоветовал вам поскорее забыть об этом, если вы не хотите в самом деле повредиться в уме. А в-третьих, ваше сердце отнюдь не стеклянное.– Вот-вот, оно каменное, а не стеклянное, – мрачно заметил гасконец. – Моё сердце – это драгоценный камень, а де Жюссак сейчас раскрошил его в пыль.– Картина и в самом деле очень эффектная, но – нет! На самом деле человеческие сердца сделаны совсем из другого материала. Уж вы мне поверьте, – он откашлялся и торжественным тоном, будто посвящая д’Артаньяна в заповедную тайну мировой истории, изрёк: – Этот материал достаточно жёсткий, он не бьётся и легко восстанавливается. Изготавливается по тайному рецепту, который используют также для приготовления...Арамис откашлялся ещё раз, чтобы усилить напряжение. Гасконец невольно замер, весь обратившись в слух.– Марципанов! – завершил мушкетёр.– Марципанов? – на миг юноша перестал хмуриться и не смог сдержать улыбку.– Именно так, марципанов. Настоящих, хорошего качества, с высоким содержанием миндаля.Ещё секунда, и д’Артаньян непременно рассмеялся бы. Но тут он вспомнил, что Арамис всегда относится к своим высказываниям с невероятной серьёзностью, а потому сдержался.– Конечно, – сказал он вместо этого и снисходительно улыбнулся. – Пройдут года, и вашу фразу будут разносить по всему миру. "Сердце не может разбиться, потому что оно сделано из марципанов. Цитата мудрого Рене д’Эрбле".– Ах, только не надо шуток, – нахмурился Арамис. – Марципановое сердце – это прекрасная метафора, которой я очень горжусь. Как, кстати, ваше самочувствие?Д’Артаньян прислушался к себе, и тут же его настроение также резко упало, как и поднялось.– Раз уж на то пошло, то де Жюссак откусил часть моего сердца! Если бы вы видели, как он смотрел, когда...Прежде чем гасконец начал снова рассказывать всё сначала, Арамис подчёркнуто вздохнул и на секунду прикрыл глаза, как видно, набираясь терпения.– Д’Артаньян, мне не хотелось этого говорить, но ваши жалобы сейчас ничем не помогут. Прекратите сейчас же!– Но я же не намеренно это делаю, – заверил его юноша. – Мне непременно надо излить кому-то душу, понимаете? Иначе я буду постоянно на всех огрызаться, и радостного в этом будет мало.– Хорошо, господин де Жюссак повёл себя как мерзавец, – резко перебил его молодой мушкетёр. – Вы это хотели услышать?.. Но раз на деле он такой же, каким кажется, то он даже недостоин столь длительного обсуждения.– Я думал, что давно стёр Констанцию из памяти. А оказывается, она там засела как нельзя прочно. И я даже не знаю, что мне теперь с этим делать...– Ах, дорогой мой. При других обстоятельствах я бы утешал вас в вашем горе неделями. Но сейчас вы просто не можете себе этого позволить. Силы нужны вам для других вещей, гораздо более важных. Например, для службы, – голос Арамиса звучал непривычно строго. – Так что, будьте любезны, возьмите себя в руки!Как видно, спор этот закончился в пользу бывшего аббата, потому что буквально через десять минут д’Артаньян и думать забыл о том инциденте с де Жюссаком. Арамис был настоящим мастером убеждения, в чём юноша не раз убедился, испытав его способности на собственной шкуре.Ещё он думал о том, что ему следовало бы выработать навык беглого чтения, так как обычно он читал, вдумываясь в каждую страницу, что занимало достаточно много времени. Дело в том, что совсем недавно Арамис попросил гасконца прочесть собственноручно написанный роман – он нужен был молодому мушкетёру для писательского конкурса, который должен был состояться где-то через месяц. Но у Арамиса была особенность: перед тем, как выставлять своё творчество напоказ, ему нужно было непременно узнать чьё-либо мнение. Он заранее предупреждал гасконца:– Я понимаю, что это займёт время. Поэтому, если вы прочтёте хотя бы малую часть, я буду вам признателен.Но д’Артаньяна этот роман настолько затянул, что он решил прочесть всё от начала до конца. До этого нельзя было сказать, чтобы он увлекался книгами, поэтому другие мушкетёры то и дело кидали на него удивлённые взгляды. Юноше было даже несколько завидно – судя по всему, Арамис уже знал, что его ждёт в жизни. А сам он, в отличии от бывшего аббата, постоянно жил только в настоящем моменте. Д’Артаньян много раз пытался избавиться от этого недостатка и начать думать о своём будущем, однако все эти попытки не увенчались успехом.И какая-то малая доля его мозга думала о том, как бы ему не замечтаться и не опоздать на службу, и немного волновалась. Но когда взгляд гасконца упал на часы, его будто бы окатили ледяной водой: до дежурства оставалось без малого пятнадцать минут. А он-то вообще должен был прийти на пять минут раньше, так как капитан вызывал его, а заодно и Атоса и Арамиса к себе. Портоса в этом списке не было, потому что он взял у де Тревиля отгул и поехал к госпоже Кокнар, которая любезно пригласила его погостить у них. Теперь было ясно как день, что прийти на службу вовремя ему никак не светит. А следовательно, он получит строгий выговор от господина де Тревиля о том, как важно соблюдать дисциплину. Но поправить было ничего нельзя, а потому д’Артаньян принялся спешно рыться в шкафу, разыскивая свой форменный плащ.А пока наш юный друг собирается на службу, давайте вспомним о втором герое этой повести, который, в отличии от гасконца, хоть и появился в приёмной господина де Тревиля намного раньше назначенного часа, волновался не меньше. Что такого капитан хочет им сообщить? Мушкетёр тщетно пытался вспомнить, не натворили ли они с друзьями бед, но в голову ничего не приходило.Арамис стоял посредь приёмной господина де Тревиля в полном одиночестве, покорно дожидаясь приходя капитана. Неспешными шагами измеряя просторную комнатушку, обставленную простенько, но, как говорится, с неброским изыском, он бесконечно то снимал, то надевал обратно свои перчатки от "нечего делать". Подходил к окну, наблюдал за юными фрейлинами, резвящимися в небольшом саду в компании королевы. Ему как-то выдалась возможность лично повстречать её величество. Что ж, глупо было бы отрицать, что вблизи она была ещё прекраснее. Но это была не та красота, которую можно было бы назвать утончённой, и которая могла бы зацепить Арамиса. Просто она имела достаточно миловидное личико, которое может и привлекало внимание, но ненадолго - по крайней мере, молодого мушкетёра.Взгляд внимательных глаз, досконально изучающий детали королевского двора,зацепился за пару мушкетёров, охраняющих неподалёку покой королевы. Среди них оказался господин Ля Мишур, которого Арамис никогда не любил. Ещё пару лет назад, когда он только-только прибыл на службу к Тревилю, он всячески подначивал его на ссоры, пытался давать обидные прозвища, в попытке выгодно выделиться среди своих товарищей. И знаете, у него это получалось. И если против неопытного юноши не ополчился весь отряд мушкетёров, то хотя бы шестеро человек из компании Ля Мишура знали бывшего аббата как "семинарскую крысу".Впрочем, продолжилось это недолго - ровно до того момента, как Арамис завёл дружбу с небезызвестным среди мушкетёров Атосом, который впредь давать обиду своего друга не давал. И хотя Арамис не любил, когда старший товарищ пытался его опекать, тот уверял его, что больше лезть в дела молодого мушкетёра не будет. А сам же, пользуясь своим немалым авторитетом, запугивал эту гнусную шайку шакалов. Конечно, Арамис сам догадался об этих тайных собраниях Атоса - и если не благодаря его признаниям, то хотя бы потому, как резко возросло уважение к персоне бывшего аббата. Да так резко, что Арамис даже упустил этот момент.Он вновь и вновь бросал беглые взгляды на напольные часы, стрелки которых были украшены редкими янтарными камушками. Время переваливало до половины восьмого утра, а капитан к себе так и не явился.Внезапно размышления мушкетёра о непозволительном опоздании Тревиля прервал громкий цокот чужих каблуков, эхом разносящийся по всей приёмной. Арамис не принял прямую стойку, потому как в этом торопливом шаге не узнал походку уважаемого капитана. А потому он вальяжно развернулся на одних носках и сложил рука на груди, чуть наклоняя голову вбок. Мимо него пулей пролетел д'Артаньян, который, кажется, слишком поздно вспомнил о вызове к де Тревилю. Он так торопился, что даже не сразу заметил ещё одного человека в помещении. Когда же он после третьей попытки снова дёрнул ручку двери, гасконец беспомощно выругался обернулся и собирался также стремглав вылететь из приёмной, но вдруг его взгляд наткнулся на хмурящегося Арамиса. Гасконец ахнул от испуга и, отпрыгнув назад, положил ладонь на эфес шпаги. Молодой человек звонко рассмеялся, заставляя д'Артаньяна наконец расслабиться и улыбнуться в ответ. Он быстро прошествовал к мушкетёру и, оглядевшись по сторонам на наличие лишних глаз, по привычке положил на хрупкие плечи Арамиса свои широкие ладони, начиная поглаживать их. – Что вы здесь забыли, друг мой? – поинтересовался гасконец, лучезарно улыбаясь.Взгляд бывшего аббата зацепился на косо лежащий воротник друга, а потому он поспешил исправить это положение, начиная исполнять какие-то замысловатые манипуляции на чужой груди.– Видимо, то же, что и вы, – Арамис хмурился, хмыкал, не понимая, что не так с этим воротником. Гасконец же покорно стоял на месте, с улыбкой наблюдая за озадаченным лицом молодого мушкетёра. – Вы бы так ручку не дёргали – недалеко и сломать. А капитана, по всей видимости, всё равно нет.Он поразмыслил немного, продолжая проводить какие-то сложные махинации с непослушным воротником, а после добавил непринуждённо:– А куда это вы так торопитесь? Готов поспорить, что вы бежали быстрее молодого жеребца!.. – Арамис вдруг замолчал, и, на несколько секунд оторвавшись от своего ?увлекательного? занятия, улыбнулся. – Правда, большинство королевских скакунов давно одомашнены, а вы... Арамис вдруг резко дёрнул воротник на себя, затягивая его с такой силой, что гасконцу на пару мгновений перехватило дыхание. Он тут же его ослабил, исподлобья косясь на друга.– А вы, я бы сказал, ещё неосёдланный...Д'Артаньян рассмеялся такому сравнению, а бывший аббат лишь коротко улыбнулся.– Не лукавьте, Арамис. Вам прекрасно известно, что я давно приучен к вашей руке, – когда молодой мушкетёр собирался убрать руки от уже идеально сидящего воротника, юноша резко перехватил ускользающую ладонь и аккуратно коснулся её губами.Он ожидал почувствовать рывки, но вместо это лишь ощутил лёгкую щекотку от поглаживаний чужих пальцев.Но долго эта идиллия не продолжалась, потому как дверь, ведущая в кабинет капитана мушкетёров, резко распахнулась. Д’Артаньян и Арамис быстро отскочили друг от друга и почти одновременно повернулись в ту сторону, откуда раздался этот самый грохот. На пороге стоял господин де Тревиль собственной персоной и совещался с другим человеком, который, очевидно, стоял где-то за пределами порога.Спустя пару минут капитан закрыл дверь и, повернувшись, сразу заметил мушкетёров, которые уже привычным жестом сняли свои шляпы и склонились в учтивом поклоне.– О, а вот и вы, – сказал господин де Тревиль нарочито любезным тоном. – Я надеюсь, вы помните о моём вызове, господа?– Разумеется, – ответил д’Артаньян за себя и за Арамиса. – Простите меня за чрезмерное любопытство, но вы так и не сообщили нам его причину.– Да, – охотно согласился тот. – Но я сообщу её вам сейчас же. Я хотел бы уведомить вас о том, что я уезжаю в отпуск на несколько недель. У моего друга из Люберсака есть ко мне дела... Впрочем, суть не в этом. Во время моего отсутствия вместо меня у вас будет другой капитан. И вы значительно облегчите мне задачу, если сообщите об этом своим товарищам по роте.– Позвольте, но вы уверены, что этот новый капитан в полной мере заменит вас? – осторожно поинтересовался Арамис.– Я в этом совершенно уверен. – господин де Тревиль взглянул на часы, затем бросил взгляд на молодых людей: – Прошу прощения, дорогие друзья, но я должен идти. Господин де Шеверни сейчас выйдет, и тогда вы сможете с ним познакомиться.И, не дожидаясь ответа, он поправил плащ и быстро покинул приёмную.Новость эта, можно сказать, шокировала обоих мушкетёров, поэтому они ещё несколько мгновений стояли столбом и созерцали удаляющегося господина де Тревиля. Им никогда и в голову не приходило, что капитан может просто так взять и уехать. Но с другой стороны – всем людям рано или поздно требуется отдых. Да и у его друга, видимо, дела были попросту неотложные. Д’Артаньян взглянул на дверь и без труда представил себе своего нового капитана, который поджидал их в глубине кабинета. И что-то ему подсказывало, что с его приходом всё будет совершенно по-другому.