До весны (Петр; R; горетобер-2018) (1/1)
У Машки разбито лицо. Петр сплевывает сквозь зубы — солдатне обычно плевать, как баба выглядит, лишь бы при пизде, но иногда находятся пидорасы, пытающиеся отжать обратно принесенные консервы, мол, на такую уродину не встанет. Некоторые даже за стволы хватались, приходилось и вправду сбавлять цену, лишь бы дело не дошло до пальбы. Такое никому не нужно.— Снега набери на улице, к морде приложи, — говорит он, наконец. — Клиентам товарный вид нужен. Машка кивает и, шмыгнув носом, топает к двери, не сводя с Петра злого взгляда. — Не косись на меня. Думаешь, мне все это говно нравится, что ли?Вообще, вряд ли она сейчас об этом думает, но слова вылетают изо рта раньше, чем Петр успевает задуматься. Потому что его и вправду заебала эта работа — и грязь, и мудни, которые к ним приходят, чтобы трахать Машку с Ленкой, и все остальное. Петр бы с радостью соскочил, но боялся. Яков вон тоже хотел соскочить. Петр до сих пор помнит, чем дело кончилось: его поймали, когда шарил в холодильнике и прикончили. Сначала Санек просто бил его по роже и смеялся, мол: ?Че ты, не мужик что ли??, а потом уже взялся за нож: ?Раз не мужик, то хер тебе без надобности?. Петр тогда будто остолбенел. Он держал Якова за руки, пока Санек с Женей стаскивали с него штаны, и потом, когда Санек достал нож. Резал тот без особой спешки, как будто ему это нравилось — а может и вправду нравилось. Петр, ясное дело, ничего толком не видел, только кровь. И крики слышал, ясное дело — орал Яков так, что потолок чуть не трясся. А потом Санек ухмыльнулся еще раз, разжал пальцы, бросив отрезанный хер на пол, и просто ушел. И Женька с ним. А Петр остался сторожить Якова, все еще то рычавшего, то скулившего от боли. Затих тот быстро, а потом и сдох. Кровью истек насмерть. Петр не хочет оказаться на его месте. Конечно, можно рискнуть сбежать, ничего не взяв, просто взять да уйти. Только Петр не такой дурак. Жратву сейчас хрен найдешь, а без нее ему точно крышка. Да и потом: Санек достаточно отбитый, чтобы за ним погнаться и прикончить. — Давай, вали уже, — бросает Петр Машке и та выскальзывает в приоткрытую дверь.Дожить бы до весны, дотянуть. Может, весной станет легче. А там, глядишь, все и кончится. При мысли об этом у Петра на душе становится хреново — кончиться-то кончится, только не забудется. Ни ему, ни Машке, если только она тоже дотянет до весны и ни один кретин не проломит ей башку. — Дожить бы до весны, — бормочет он себе под нос, пробуя эти слова на вкус, пытаясь понять, хороший или поганый, и запахивает плотнее старую куртку.