Глава 7: Маленький притворщик вдруг герой (1/1)

Глава седьмая, в которой Джейми находит нового друга, Олли воссоединяется со старым, а Министерство по социальным вопросам и гражданству вновь переименовывают.***Жизнь – или то, что считалось жизнью в безрадостных туннелях станции ?Клэпем-Норт?, – шла своим чередом. Малкольм всегда был хорошим актером, однако убедить Джейми и тех, кто знавал его раньше, что он не расползается на куски, как мокрая туалетная бумага, было практически невозможно. Для всех остальных он регулярно устраивал сеансы внушения: со своей легендарной яростью орал на подчиненных Никола, чередуя инструкции и матерный фейерверк, а если его голос сдавал на самом интересном месте и приходилось звать Джейми для продолжения взъебки… что ж, остальные могли делать вид, что у Малкольма есть дела поважнее.Когда эти двое оставались наедине, что случалось редко, они обсуждали стратегию, ругаясь, как в былые времена: Малкольм ковал гениальные планы и объяснял их с элегантной едкостью; Джейми было позволено огрызаться и критиковать каждую деталь, потому что на самом деле он был готов выполнить любой приказ босса, и оба это знали. Ведь он не смел и надеяться, что прощен – ни за финт с Томом Дэвисом (в котором до сих пор ни хрена не раскаивался), ни за возвращение в лоно церкви (которое в принципе не обсуждалось, дабы на Джейми не обрушился шквал мнений Малкольма Такера о религии в целом и католицизме в частности). Тем не менее, между ними было заключено негласное перемирие: каким бы злопамятным Малкольм ни являлся, он всегда правильно расставлял приоритеты; кроме того, Джейми был одним из немногих людей, которые замечали, когда старый хрен шутит.Если бы Такеру в соответствии с популярным в Уайтхолле слухом действительно не требовался сон, Джейми бы справлялся весьма неплохо. Однако Малкольм, к сожалению, был обыкновенным человеком и каждые два-три дня доползал до своей койки в самом отдаленном углу бомбоубежища, чтобы повалиться на нее под бормотание зарубежных новостей, звучащее с планшета. Тогда хрупкое самообладание отказывало Джейми, и он вспоминал, где именно находится.Если бы он обладал способностью видеть ситуацию в перспективе, то давно убедил бы себя, что внезапная смерть Малкольму не грозит и что пласт земли в двести двадцать футов сверху, а также армия повстанцев вокруг делают бомбоубежище самым безопасным местом в Лондоне. Тогда, возможно, он нашел бы себе более продуктивное занятие, чем лежать на верхнем ярусе кровати и прислушиваться к каждой остановке стесненного дыхания мудилы снизу.Однако ситуация постепенно становилась пиздец какой невыносимой. Когда Джейми через щелку между матрацем и стеной наблюдал за метаниями Малкольма, которому очевидно снился кошмар, то изо всех сил желал оказаться во сне друга и отхуячить всех, кто заставлял того так всхлипывать. Джейми никогда не умел спать рядом с кем-либо, из-за чего бывшая жена постоянно пилила его, и все же лежать ярусом выше Малкольма было бесконечно мучительней, чем стараться не ворочаться рядом с Мэри. Кроме того, Малкольм немедля совершил бы харакири, если бы узнал, что хныкает во сне, а Джейми это слышит.В другой жизни – такой далекой, что язык не поворачивался назвать ее своей, – Джейми видел Малкольма спящим всего один раз и чуть с ума тогда не сошел. Они торчали несколько дней на каком-то партийном сборище, полном дебилов всех мастей, и, запираясь вечерами в номере Малкольма, нажирались в сраку, чтобы не чувствовать лежащую на них обоих ответственность за правительство, полное уебков, пиздоблядей и конченных мудозвонов. После семидесяти двух часов этой сдобренной Ред Буллом и джином разъебени Малкольм отключился, упав на кровать прямо в смокинге. Джейми ходил вокруг него кругами, лихорадочно размышляя, что же теперь делать. В результате он снял со спящего ботинки, потом с невероятной осторожностью, будто работая с ядерной боеголовкой, ослабил бабочку, а затем укрыл друга одеялом. Он и так знал, что позволил себе слишком много, но в тот вечер он был к Малкольму ближе, чем когда-либо, и, вероятно, лишь благодаря провидению сохранил самообладание и не послал к чертям собачьим свою карьеру и брак, прильнув губами к расслабленно полуоткрытому рту начальника.Позже он обвинял в приступе сентиментальности бурлящий в крови коктейль из токсинов, но в ту ночь Джейми казалось, что он с радостью отдаст за Малкольма свою жизнь – за взрывного и гениального Малкольма тех времен, в которого Психи еще не запустили свои когти, которого не превратили в пустую оборванную карикатуру для желтой прессы.Однако теперь все было несравнимо хуже: у Джейми не осталось ни семьи, ни карьеры – словом, никакой цели в жизни, кроме Малкольма и стремления отомстить. Отмщение казалось далеким миражом, а Малкольм… Малкольм находился слишком близко, был пугающе настоящим и не имел никакого права быть таким уязвимым, таким постыдно нормальным… Тусклый свет индикатора питания на планшете вырисовывал каждую морщину, каждую впадинку на лице, которое должно было принадлежать христианскому мученику, а не безжалостному политику, и Джейми в который раз думал, как это люди вокруг не умирали от разрыва сердца, просто глядя на Малкольма.По старой привычке, весьма удобной, когда для снятия стресса нельзя ни мерить шагами комнату, ни орать на окружающих, Джейми пошарил в темноте в поисках своих четок, но на перилах второго яруса, где те обычно висели, их не оказалось. Простое беспокойство переросло в раздражение и неотложную необходимость сходить курнуть, так что Джейми слез с кровати и, убедившись, что Малкольм не шевельнулся, направился к баррикаде, где достал из своего уменьшающегося запаса одну сигарету: уснуть в ближайшее время все равно не удалось бы. Так он и курил, размышляя о Вебере, Лоуэлле, о том, что из-за жесткой воды в Лондоне чай выходит совсем дерьмовым… короче, обо всем, лишь бы не думать о Малкольме, черт его дери.Что-то шевельнулось в темноте по другую сторону баррикады – слишком грузно для обычной крысы. Джейми моментально подобрался, перехватил поудобнее винтовку и, перешагнув через мешки с песком, прижался к стене туннеля. Неизвестный шел прочь от убежища, бездумно шлепая по лужам, а Джейми, натянув на лицо балаклаву, крался следом.В стороне от путей находился едва заметный ремонтный люк, ведущий на станцию метро, в который и юркнула таинственная фигура. Джейми, подождав, полез за ней и успел заметить, как она поднимается по замусоренной лестнице на поверхность.Тут у него появилось мимолетное желание уйти и не возвращаться – бросить Малкольма, бросить Сопротивление… (Бросить? Да будто он им что-то должен!) Однако инстинкт быстро взял верх: Джейми, за свою карьеру пырнувший в спину ножом не одного партийного ?друга?, развил слишком тонкий нюх на предателей и поэтому просто не мог позволить какому-то ушлепку прошмыгнуть во внешний мир без разрешения.Он преследовал неизвестного по грязной ледяной каше несколько сотен метров, иногда невольно останавливаясь и наслаждаясь каждым глотком свежего воздуха после недель, проведенных в подземке. Где-то впереди слышались звуки борьбы: звякали об асфальт осколки стекла, то и дело громыхали пулеметные очереди… Джейми прибавил шагу. Годы, прошедшие в самосозерцании и религиозных размышлениях, все-таки не изменили его настолько, чтобы руки не чесались врезать кому-нибудь как следует.Когда мимо что-то пронеслось, Джейми, прищурившись, разглядел стайку микродронов, за которыми величественно следовал неповоротливый вооруженный дрон. Джейми инстинктивно вжался в стену здания, хотя и понимал, что устройства обнаруживают добычу не только визуально, но и с помощью теплокамер, однако группа им не заинтересовалась и отправилась дальше, к улице с магазинами. Джейми прополз вдоль бетонной рампы, которая когда-то вела к ресторанам на втором уровне, и, осторожно высунувшись, вовремя заметил, как его одетый во все черное беглец присоединяется к толпе, швыряющей кирпичи в плексигласовые щиты заблокировавших перекресток солдат.Некоторые из недовольных хватали все что ни попадя с тех витрин, которые еще не успели заколотить досками, но к тому времени, как Джейми подполз ближе, толпа заметно поредела: люди начинали отступать по боковым улочкам. Лица большинства были скрыты капюшонами и масками, что противоречило сразу нескольким действующим законам. Ни один из тяжело раненых и погибших, бурыми пятнами оставшихся лежать на асфальте, не выглядел достигшим совершеннолетия.?Это мы все затеяли?, – подумал Джейми и позволил себе почувствовать непривычный укол совести, потому что такая правда казалась лучше мыслей о том, что Эйлин была бы сейчас одного возраста с этими подростками, если бы он не угробил ее, пытаясь спасти.Прокравшись вдоль бетонного выступа, Джейми дернул дверь, ведущую внутрь: не заперто. Можно было спрятаться на любом из этажей уродливой типовой высотки и переждать стычку, а потом, когда от участников протеста останутся лишь мокрые места, тихонько вернуться в подземку. Так бы Джейми и поступил, если бы его мозг вдруг с болезненной ясностью не установил личность беглеца, загнанного теперь в угол и слепо отстреливающегося вместе с несколькими другими несчастными.Порыв действовать был до охуения глупым и опасным, но аромат битвы кружил голову, а припертые к стенке демонстранты были всего лишь детьми, словно втянутыми в бойню на площади Тяньаньмэнь, события Пражской весны и ?Семерку Блейка? вместе взятые (прим. пер.: разогнанные танками протесты студентов в Пекине; период отстаивания демократических прав гражданами Чехословакии; научно-фантастический сериал о борьбе против тоталитарного правительства), и все это – на улицах блядского Брикстона. Кроме того, Джейми боялся подумать, что с ним сделает Никола, если он вернется, а Элла – нет. Еще страшнее было представить себе, как Достославный Вождь падет, обуреваемый горем, и утянет за собой новорожденное Сопротивление. Перед глазами мелькали одни и те же картины: ледяной Атлантический океан… те немногие, кто пережил бомбежку, цепляются за разметанные по волнам остатки корабля и зовут на помощь, в то время как ублюдки в сером бесстрастно наблюдают за ними с берега.Да, месть получилась бы недолговечной, но мир с легкостью обойдется без него и даже станет намного лучше благодаря кончине нескольких выдрессированных под печатный шаг мудаков.Джейми осторожно выглянул из-за бортика рампы, чувствуя, как тщательно сдерживаемые в течение последних недель импульсы рвутся наружу. Он не надеялся, что это искупит все настоящие и вымышленные грехи его бесчестной и буйной жизни, но взял под прицел медлительный дрон, поливающий пулями сгрудившийся внизу молодняк, и одним выстрелом вывел его из игры.Облако микродронов резко развернулось и полетело к нему. Джейми отмахнулся от них, с удивлением заметив, что миниатюрные сферы трескаются от падения на бетон, словно яйца. Затем он сбежал вниз по рампе, стреляя не целясь в сторону солдат, перемахнул через бортик и припечатал Эллу Мюррей к земле. Прежде чем она, скользкая от грязного снега, смогла вырваться, Джейми, одной рукой зажимая девушке рот, а другой отстреливаясь, затащил ее в полуразрушенное фойе высотки с ресторанами. Элла лягалась, кусалась и едва не вывернулась до того, как они достигли лестничного пролета. Она извивалась и шипела, как облитая водой кошка, однако у Джейми был богатый опыт по части ?усмирения? пьяных фанатов ?Рейнджеров?, зашедших в паб приверженцев другого клуба. Кроме того, у него, в отличие от Малкольма, полностью отсутствовали принципы, не позволяющие бить женщин.– Отпусти меня, засранец!Джейми легко мог представить себе под тканью балаклавы гримасу подростка. Теперь он был абсолютно уверен в том, что перед ним Элла, потому что изредка видел ее на охранных постах под землей. На совещания ее не пускали, поэтому Джейми еще ни разу не приходилось иметь с ней дело. Однако ходили слухи, что именно из-за этого исчадия ада волосы Малкольма окончательно поседели, когда Никола худо-бедно возглавляла ДоСАК.Джейми подтолкнул девчонку наверх:– Давай, поднимайся. Нас обоих будут искать.Темные, унаследованные от Никола глаза сузились:– Я тебя знаю.– Пошевеливайся! Или думаешь, что это видеоигра, пизда отмороженная?С каждым лестничным пролетом пулеметные очереди звучали все отдаленнее, а Элла сопротивлялась все меньше. На шестом этаже Джейми, предварительно убедившись в отсутствии камер слежения, великодушно разрешил ей присесть.– Да иди ты… – слабо откликнулась Элла.Джейми привалился к стене, пытаясь отдышаться, несмотря на закопченные смолой легкие, и обратил внимание на спутницу, только когда она начала стягивать с лица пропитанную потом и грязью балаклаву:– Даже и не думай.– Там, внизу, погибают наши.– Да, – кивнул Джейми. – И ты ничего не можешь поделать, кроме как не присоединиться к ним.– Я могу помочь, было бы не в первый раз.– Да-да, ты наша местная миссис Пил (прим. пер.: запросто разбирающаяся во всем шпионка из сериала ?Мстители?), это я уже понял. – Он мотнул головой в сторону станции метро. – А что, тот ремонтный люк не охраняется?– Как правило, нет.Джейми отложил зародыш гениальной идеи для более позднего рассмотрения – когда девчонка снова будет в безопасности – и проверил боеприпасы.– Частенько выбираешься на поверхность?– При каждой возможности.– Это прекращается сегодня же. Попробуй только ослушаться.– А если попробую? – ухмыльнулась Элла.– Тогда я привяжу тебя к рельсам твоими же кишками, тупое отродье.Джейми смотрел ей в глаза, надеясь, что она испугается, однако с удовольствием понял, что не дождется. Элла была совсем юной, но прожженной – той девчонкой с выпрямителем для волос, которую все-таки отправили в частную школу, а не самой старшей дочерью, которая где-то укрывалась с младшенькими. Да, Элла находилась на грани слез, хорохорясь из последнего и все же уступая навалившимся чувствам, но она не боялась Джейми.Было трудно не презирать Никола за то, что ее выводок был все еще поголовно жив. Джейми потер лицо: подбородок чесался там, где балаклава прижимала бороду к коже. Малкольм был прав: придется сбрить ее нахуй, если планировать подобные вылазки и в дальнейшем. Охота на солдат Режима будет неплохо снимать стресс, который в новых условиях существования накапливался моментально.– Понимаешь, если с тобой что-нибудь случится, твоя мама с ума сойдет.– Да она и не заметит! У нее нет времени ни на что, кроме ее дорогой революции.– Еще как заметит.– Ты ее просто не знаешь.– Дай угадаю: ее неделями не было дома, зато когда она вляпывалась в политическое дерьмо – а это, говорят, случалось каждый раз, стоило ей раскрыть хлебальник, – малолетние гопники в школе кунали тебя головой в унитаз и нажимали на смыв, да? А теперь она держит тебя под землей и все равно не находит на тебя времени.Элла, все еще сидя на полу, положила локоть на колени и уткнулась в него лицом:– Ну и?– Ты для нее дороже всего на свете, глупая курица, – сказал Джейми, размышляя, кто тут на самом деле исповедуется, и борясь с охватившим его порывом убежать, исчезнуть. Не в его это было натуре – прятаться по заброшенным зданиям и выворачивать наизнанку душу перед сопливыми отпрысками политиков. – Она не виновата, что не умеет это показывать. – Джейми выглянул в зарешеченное и вымазанное не пойми чем окошко. Автоматных очередей давно не было слышно, так что он решил, что солдаты размазали горстку недовольных по грязному асфальту и отступили. – Понимаешь, – продолжил он, – вся эта хрень там, внизу? Это я виноват, ну и Малкольм тоже, но скорее ?Экспресс? перестанет печатать дерьмо о принцессе Диане, чем Малкольм хоть за что-либо извинится. Короче, ответственность за то, чтобы это прекратилось, лежит не на тебе.– То есть на вас?Джейми кивнул, перехватив винтовку поудобнее. В его голове уже вырисовывался план действий: как утолить жажду крови и побороть невыносимую скуку.– Но знаешь, твоя мама, ты ей чертовски нужна. Она не может любить тебя по-человечески, малышка, но ты ведь уже почти взрослая и все понимаешь. Сам факт твоего существования помогает ей бороться. То есть твоя единственная, блядь, задача – это продолжать жить, усекла?Элла пристально смотрела на него, и на какую-то долю секунды Джейми испугался, что она все поняла. Ему было достаточно того, что Малкольм и Сэм обеспокоенно поглядывали в его сторону, думая, что он не заметит, но эти двое хотя бы являлись настоящими взрослыми, и ни у одного из них не было детей. Неужели боль личной утраты так явно написана на его лице, что даже мелкой засранке типа Эллы сразу все становилось понятно?– Пора возвращаться, – сказал Джейми. – Пойдем, я тебе чаю заварю.– Да мне твой чай нахуй не сдался.– Ну тогда достанем у Сандиипа банку той хрени, которую вы пьете… типа смесь ацетона и крысиной спермы. – Тут Элла мелодично хихикнула, что показалось Джейми недопустимым переходом к приятной беседе, и он поспешил это исправить, проорав: – Ну давай, на ноги, живо! И балаклаву на морду натяни! Или жаждешь оказаться на развороте порножурнала для правящих страной мудаков, в спецвыпуске ?Почти совершеннолетние революционерки?? Бля…Элла ухватилась за протянутую руку так, будто от этого зависела ее жизнь, будто от этого зависели жизни их обоих, и вместе они направились обратно к подземке по притихшим, залитым кровью улицам.***Около часа спустя Джейми уже довел Эллу до бомбоубежища, шепотом пообещав медленно-медленно снять кожу с ее лица и использовать ее взамен собственной балаклавы, если девчонка хоть на секунду задумается о том, чтобы еще раз свалить на поверхность без маменькиного разрешения. Кроме того, он успел наспех побриться, и теперь подбородок казался голым и шероховатым. Вернувшись к своей койке, Джейми увидел, что проснувшийся Малкольм бормочет непрекращающуюся череду оскорблений и матюков, с раздражением тыкая в экран планшета указательным пальцем левой руки: он так и не привык к тачскринам, и окружающим чуть не пришлось вызывать экзорциста, когда Сандиип робко сообщил Малкольму, что коммуникаторы Блэкберри канули в Лету через год после переворота.Не поднимая взгляда на тяжело опустившегося на краешек его матраца Джейми, Малкольм буркнул:– Если бы ты не был обитающим в подземке бомжом, я бы прочесал твой чердак на наличие безобразных портретов: твое ебало противоречит законам природы.Эти слова были самыми добрыми из всех, сказанных другом в его адрес за последние пять лет, и маленькое девчачье сердечко Джейми, которое никогда не отличалось благоразумием в касающихся Малкольма вопросах, дало сбой, как неисправный двигатель. Джейми все еще трясло – нет, не из-за погибших подростков: в этом случае он не протянул бы на посту священника и года, хоть большинство его прихожан являлись ровесниками ?Милана? (прим. пер.: футбольный клуб основан в 1899 году). После разговора с Эллой он понял, что лишь незаметный вес фотографии, которую он повсюду носил с собой в нагрудном кармане, не дает ему забыть лица своих дочерей.Дело в том, что в жизни Джейми осталось совсем немного важных вещей, но оставшиеся значили решительно все.– Ты уходил, – проговорил Малкольм таким равнодушным тоном, что это не могло считаться обвинением.– Надо было сбегать по делам. Спасти отродье мамашки-угрюмашки.После этого высказывания Джейми наконец стал более интересным, чем статья из ?Айриш Таймс? о различных способах пересечения Ирландской стены нелегалами с севера, хотя его ботинки, покрытые коркой из грязи и крови, изрядно наследили по бетонному полу и давно бы вызвали у прежнего, более внимательного Малкольма бурю ругательств. Однако тот лишь поднял бровь:– Действительно?– Девчонка мне нравится. Совсем еще мелкая, но яйца железные. Ну ничего, я обо всем позаботился: она больше из туннелей и носа не высунет.Не то чтобы Джейми ждал похвалы (хотя было бы неплохо услышать ее после самого настоящего, блядь, геройского поступка!), но Малкольм и не думал на нее расщедриться. Однако он не отодвинулся от все еще сидящего на краю кровати друга, что, по мнению последнего, было ощутимым прогрессом. Таким образом, Джейми было дозволено находиться очень близко к Малкольму, и если бы тот был нормальным человеком, а не Дракулой с антифризом вместо крови, то можно было бы почувствовать исходящее от его тела тепло.Вместо вежливого продолжения разговора Малкольм сменил тему:– Ты только посмотри на войны правок в Википедии! Народ никак не может решить, грохнули мы Вебера или нет. Он как кот Шредингера, блядь! – Малкольм повернул планшет к Джейми, будто тому было не все равно, что думают о Режиме какие-то толстожопые американцы. Хотя, вероятно, эта информационная путаница, даже происходя далеко за границами Великобритании, портила настроение правительственным пиарщикам. В любом случае, Джейми на это надеялся, как и на то, что Малкольм не возьмет в привычку зависать в Википедии, иначе им всем крышка. Тем временем сам король ледяного безразличия снизошел-таки до похвалы: – Сандиип не совсем безнадежен, когда дело доходит до грязных приемчиков.– У оксбриджского пизденыша проклевывается талант?– Похоже на то, хоть он и ебаный, блядь, блогер, трахающий мою секретаршу. Так что приставим его к стенке, когда все это закончится.– Ага. Я ему глаза завяжу. С другой стороны, она могла бы выйти за какого-нибудь журналюгу…Малкольм скривился, что в последнее время заменяло ему улыбку, и перешел к насущной теме:– Всего этого мало. Режим не получится свергнуть с помощью пиара, иначе бы это удалось даже Никола. Единственному уебку, настолько тупому, чтобы высунуться наружу, балду уже снесли. – Приподнявшись на локте, он кивнул на запачканные кровью джинсы Джейми. – Я готов угробить кого-нибудь за результат опроса населения. Ты выходил на поверхность. Народ уже волнуется?– Народ уже голодает. Что случилось с обещанием ?гражданские не пострадают?, а, Малк?Джейми моментально пожалел о сказанном, а взгляд, которым пронзил его Малкольм, наверняка был запрещен Женевской конвенцией. Более важные и могущественные люди, чем Джейми, падали замертво от взора этих горящих глаз.– Гражданских больше не существует, – отчеканил Малкольм.– Но они ведь напуганы, и по праву! Черт, ты в зеркало глядел? Видел, что с тобой сделали? Ты провел четыре года за решеткой, в то время как я наблюдал, как систематически запугивается население.– Да, террористы передали власть Режиму, но удерживали его все это время у власти твои ненаглядные гражданские. В ином случае для начала протестов не потребовался бы наш фокус.– Так что ж нам теперь, болт на всех положить? Это теперь новая партийная линия?– Пока ты наблюдал на свободе за населением, – едко начал Малкольм, – ты, часом, не видел толпы людей, насмехающихся над депортированными, когда тех гнали по городу к пристани? Не слышал о рейдах на мечети и о том, что мусульман целыми автобусами отвозили на ликвидацию? Вот тебе и мирное население нашей страны – ничем не лучше добропорядочных, блядь, арийцев в мирной же Германии! – Малкольм сосредоточил свое внимание на планшете, будто спор с Джейми потребовал больше сил, чем у него имелось.У Джейми тоже не было никакого настроения продолжать, хоть он и был прав, и Малкольм это знал. Интересно, с каких пор он потерял способность спорить со старым хреном, когда тот вел себя, как долбоеб. – Раньше ты не был таким черствым.– Просто потому что ты этого не допускал, – проговорил Малкольм, растирая припухшие суставы изуродованной кисти.Джейми знал, что имелись в виду не только беспорядки на улицах. Малкольм ни словом не заикался о своем личном аде – обо всех этих годах за решеткой. Никто, а тем более Джейми, не хотел попасть под кастрацию ржавой отверткой, так что он и расспрашивать не начинал. Да, красиво уйти из политики было невозможно, поэтому даже зрелищный распад Малкольма на кусочки был не более чем закономерным завершением карьеры его масштаба. Было глупо предполагать, что он никогда бы не потерял контроль над собой, никогда бы не пал, если бы Джейми был рядом, чтобы поддержать его.– Ага, все ясно, я твоя совесть ебучая.– Мечтать не вредно, психопат недоделанный.Конец фразы потонул в приступе болезненного кашля. Джейми хотел было встать за водой – этот идиот примет из его рук стакан воды, даже если не позволяет себя касаться, – но Малкольм оправился настолько, чтобы сказать:– Ну и что ты мне предлагаешь делать, о Джимини, еб твою, Крикет (прим. пер.: Сверчок из диснеевского ?Пиноккио?, мудрый советчик и голос совести)?Секунд тридцать Джейми добросовестно думал.– Распорядись, чтобы пикадилльская группировка позаботилась о протестующих. – Когда Малкольм вопрошающе поднял бровь, Джейми пояснил: – Если срачка в Стоквелле не прекратится, они все равно все подохнут. Или хуже – перережут людей Никола. Она правильно сделала, что не пустила их сюда. Мы снабдим их оружием и поставим между солдатами и гражданскими.– Режим пошлет новых солдат. Я провел расчеты. В смысле, я всего лишь пиарщик, а не военный стратег, но войну нам не выиграть, даже партизанскую.– Да я не о победе говорю, а о том, чтобы народ видел: мы в состоянии контролировать ситуацию, тогда как Режим полагается лишь на огневую мощь.– Сплошной, блядь, вангардизм (прим. пер.: манипулирование массами для привлечения их к революционной деятельности).– Но идейка-то не такая уж и дерьмовая, – настаивал на своем Джейми.– Ну да…– Я с пикадилльскими пойду.– А вот хуй тебе. Ты мне и здесь пригодишься.– У тебя же есть Сэм.Малкольм замолчал, а потом продолжил с серьезностью, которая даже с годами не перестала быть пугающей:– Сэм – хорошая девочка. Преданная. Делает именно то, что я ей говорю. Вот поэтому… – Он не мог не понимать, какое влияние оказывает на Джейми; его слова были отобраны с хирургической точностью, как в телевизионных выступлениях, и все же они возымели желаемый эффект: – Вот поэтому мне нужен именно ты.– Обсудим это после того, как Никола даст согласие.Малкольм хмыкнул и потянулся к тощей подушке, из-под которой достал предмет, в полумраке только через несколько секунд опознанный Джейми как четки.– Они упали, – объяснил Малкольм и мимолетно коснулся пальцами раскрытой ладони Джейми, возвращая хозяину пропажу. Тот сразу же зажал четки в руке – эти холодные успокаивающие бусинки. Малкольм глянул на него: – Не ходи больше на поверхность. Тем более сегодня.Джейми был уверен, что даже на свой верхний ярус не сможет подняться, по крайней мере, пока его не выгонят с нижнего, потому что Малкольм, заправляющий целой армией повстанцев и остатками политической системы Британии, все эти годы спустя признался, что нуждается в нем.– Я никуда не собираюсь, – серьезно пообещал Джейми и, надо отдать ему должное, был на тот момент в этом уверен.***В этот раз Олли прибыл на станцию заранее, лелея жалкую надежду хоть на какое-то преимущество, но Малкольм, конечно, был уже там. Он стоял со скрещенными на худой груди руками, прислонившись к облезлой стене, а рядом с ним изображал тень один из немногословных революционеров в балаклаве. Олли подошел ближе, болезненно ощущая, какими обнаженными кажутся их лица, хотя и знал наверняка, что устаревшие камеры наблюдения на этой станции перестали работать несколько лет назад.– Едва смог выбраться, – сказал Олли. – Если бы Лоуэлл пронюхал, что у меня есть глушитель частот, меня бы уже упекли за решетку.– Разузнал что-нибудь интересное?– Он мне не доверяет. Все думает, почему вдруг больше не получается ебать Сопротивление во все дыры.– Он знает почему.– Он знает, что до тебя ему не добраться. Постоянно спрашивает, кто ваш предводитель.– Еще бы. Скажи ему, что это Жирдяй.– Жирдяй вот уже два года как мертв.– Ну скажи тогда, что это заспиртованное левое яичко Джереми Кайла (прим. пер.: популярный телеведущий, у которого ампутировали яичко) всем заправляет, мне насрать! Придумай что-нибудь, разве не в этом заключалась твоя предыдущая работа? Даже я не знаю, кто наш предводитель, там сплошные ответвления и никакой структуры, а ты так и не сообщил мне еще ничего важного.– Ладно. Бля, ладно. Там что-то наклевывается. Лоуэлл шастает по ДоГП – Департаменту гражданства и переселения…– Типа ДоСАК?– Да, то же самое, в принципе… Ну так вот. Лоуэлл откопал что-то любопытное и носится теперь туда-сюда с флешкой.– И чем этот ДоГП – блядь, язык сломаешь! – занимается? Отправляет в ссылки, под ГУЛАГ косит?– Отслеживает перемещение граждан. В любом случае, ДоГП намного лучше справляется со своими обязанностями, чем когда-то ДоСАК. Мне кажется, информация на флешке крайне секретная, раз ее держат отдельно, ведь ваши умельцы могут проникнуть в обычные базы данных, и одновременно слишком важная для того, чтобы просто от нее избавиться.– Достанешь мне флешку? – Когда у Олли начала отъезжать челюсть, Малкольм рявкнул: – Это, блядь, был не вопрос. Достань ее.– Ебать… – Олли устало прислонился лбом к потрескавшемуся стеклу, плакат за которым гласил: ?Если подозреваешь друга в терроризме, сообщи в правоохранительные органы?. – За кого ты меня принимаешь?– За подстилку Росса Лоуэлла?– Ага. У вас что, некого послать, чтобы покопаться в его мусорных бачках? – Олли понял без слов, что его понизили до мусорной ищейки; Малкольму даже не пришлось никак реагировать. – Меня же за хуй подвесят, если я проверну этот фокус. Мне придется залечь на дно вместе с вашим Отрядом Дамблдора.– Кто сказал, что мы примем тебя в свои ряды? Мы поддерживаем планку.– Я ваше единственное окно во внутренний мир Режима, да и не окно даже, а форточка. Вообще пустое место. Я хочу свергнуть этих уродов так же сильно, как и вы… – когда Малкольм вперился в него испепеляющим взглядом, Олли перефразировал: – Я просто хочу их свергнуть, ладно? Но не хочу стать таким, как ты.– Когда-то ты только этого и хотел. – Малкольм оттолкнулся от стены и зашагал прочь. Женщина в балаклаве – Сэм? нет, Сэм не такая фигуристая – не сдвинулась с места. Малкольм бросил через плечо: – Принеси мне по-настоящему важную информацию, а я уж найду, как тебе отплатить.– Предлагаешь, чтобы меня тут из жалости трахнули? В качестве компенсации за потраченное время? Ты что, переквалифицировался в сутенера?– Мм… нет, нет и нет. Развлекайтесь, детишки. Олли, если ты окажешься предателем, то еще будешь мечтать, чтобы Режим нежно засовывал тебе электроды в мочеиспускательный канал.В этот момент женщина в балаклаве подняла на Олли ясные синие глаза и прошептала:– Йоркширский чай.Только тогда Олли заметил выбившуюся из-под черного материала светлую прядь и понял, что уже не надеялся вновь встретиться с ее обладательницей. Ему было наплевать, что Малкольм еще не совсем ушел и что все это, вероятно, являлось частью какого-то хитроумного плана; он инстинктивно заключил Эмму в объятия и с чувством невыразимого облегчения уткнулся носом в ее макушку. Эмма обняла его в ответ, и Олли подумал: ?О Боже, как же хорошо мы друг другу подходим, какая она теплая и настоящая… Единственная ниточка к прошлой жизни, в которой я был почти счастлив?.– Подожди, Малкольм еще тут… – смущенно рассмеялась Эмма, на что тот, уже практически исчезнув в туннеле, проворчал:– Распустили тут сопли, пизденыши… Хотя бы дождались, пока я свалю. – И, только скрывшись за плавным изгибом, так что лишь эхо донесло его слова до перрона, добавил: – Хорошо, хоть кто-то может получить желаемое…– У нас совсем мало времени, – сказала Эмма, и Олли знал, что она имеет в виду не только их тайную встречу. У него не было такого политического чутья, как у Малкольма, но оно и не требовалось, чтобы понять: дело идет к бойне.Позже Олли задавался вопросом, не кончилось ли бы все иначе, если б руки Эммы не дрожали, когда она снимала балаклаву, а ее губы не раскрылись, прежде чем Олли успел что-либо сказать; размышлял, не являлся ли этот момент истинным началом войны, несмотря на то, что потом напишут в учебниках.Они уже достаточно ходили вокруг да около. На улице выл ветер, сотрясая потолок станции. За последние годы они оба повзрослели, и Олли чувствовал непреодолимую усталость. Поэтому он сказал:– Мне не хватает твоей квартирки. Когда мы сидели перед телевизором с едой из китайского ресторанчика, а Фил с твоим братом потом жаловались, что мы слишком шумим во время секса.– Знаешь, – ответила Эмма, – я, честно говоря, не хочу сейчас вспоминать о Филе.– Тогда не будем, – сказал Олли и наконец наклонился, чтобы поцеловать ее в полумраке заброшенной станции.