Отверженные (1/1)

Когда Чёрный Тецкатлипока пришёл поглотить этот мир, никто из нас оказался не готов к встрече. Кетцалькоатль был ещё очень юн и неопытен, а при виде расползающихся колючих листьев агавы*, подчиняющих себе жизнь, и вовсе впадал в состояние, близкое к истерике. Будущий Великий Змей по натуре своей всегда был созидателем. Он любил своих первенцев** и страшно переживал, когда Тецкатлипока оставлял во тьме очередную деревню, ведь каждого из них Змей чувствовал как свою чешую. И чем меньшее пространство в мире оставалось под властью богов, тем сильнее слабел и мучился молодой демиург. Дошло до того, что к будущему Великому были приставлены несколько младших духов, чтобы поддерживать его нестабильное состояние. Но даже ослабевший Кетцалькоатль потреблял колоссальное количество энергии общего мирокосма. Первый из его помощников, Амарок, вызвавшийся приглядывать в одиночку, в неделю рядом со Змеем побледнел, уменьшился до размеров обычного волка и чуть не растворился в потоке при переходе одной из горных речушек. Беднягу тогда вовремя сменили Кажортог и Паула, но с тех пор вольный дух Севера так и не вернул себе былой мощи. Говорят, именно поэтому он и предал основной Пантеон. А потом мир окончательно поглотила Тьма.Конечно же мы спасли своё Творение. Но вместе с Чёрным Тецкатлипока за черту Проклятого Зеркала навсегда ушла и Красная.Никто не был виноват в случившемся, но даже богам тяжело жить без ?козлов отпущения?. И тогда вину за Апокалипсис возложили на тех, кто коснулся Великой Тьмы и сумел дать отпор. Шипе-Тотек, пожертвовавшая собой во спасение неблагодарного мира, первая подверглась осуждению и публичному изгнанию из Пантеона. Следующими оказались мы?— Одарённые Тьмой***.Шочипилли и Шочикецаль особенно сильно переживали по поводу случившегося. Потерянные, оглушённые статусом изгнанников мы брели всё дальше и дальше, теряясь в догадках, что ожидает нас впереди. В моём кармане стыло Проклятое Зеркало****, и мне казалось, что я чувствую, как под тонким стеклом продолжают биться две ипостаси единого целого…Прошло много десятков веков. Первородные дети Великого Змея росли, старились, умирали. Возникали и рушились целые цивилизации, горы сменяли долины, долины размывали реки, русла рек обращались в широкие заводи. Менялись и боги. Самые упорные пробирались наверх и занимали места рядом с Истинными. Рождались, сражались друг с другом, увядали духи природы. Неизменными оставались только Осколки Тьмы***, навечно связавшие наши судьбы. Хотя, кажется, была ещё одна вещь, не подверженная силе Времени.* * *Над просторной залитой солнцем площадью чуть приметным маревом колыхался горячий воздух. Знойный полдень всегда выметал отсюда и без того редких гостей, оставляя бесчисленных ящерок полными хозяевами желтоватой брусчатки. Вот и сейчас грязно-серые стайки с наслаждением оккупировали каменную статую какого-то древнего божка, должно быть, серьёзно уважаемого в былое время. Вдруг невдалеке из-за поворота вынырнул расторопный гид и в нетерпении замахал руками, как мельница, указывая в сторону площади. За ним лениво потянулись разношёрстные туристы. Невероятный фейерверк, который представляла из себя их одежда, поразил стайку. Ещё пару секунд они сидели на своих местах, а потом статуя словно обнажилась: серый чешуйчатый покров прыснул во все стороны. Гид просиял ещё больше и, активно жестикулируя, повёл очередной насыщенный монолог, выкрикивая названия и даты, мало, впрочем, относившиеся к действительности. Туристы медленно расчехлили фотоаппараты и через силу приняли заинтересованный вид.Мальчик, скучающий на экскурсии больше других, зевая, принялся искать сбежавшую живность. Сантиметр за сантиметром исследуя площадь, он внезапно наткнулся на чьи-то ноги. Ноги были босы и покрыты таким слоем грязи, что угадать их природный цвет не представлялось никакой возможности. Чуть выше сожжённых загаром щиколоток начинались серые от пыли штаны, далее шло нечто среднее между монашеской робой и облегчённым пончо, а выше… На его голову легла чья-то горячая рука, и незнакомец, мягко отстранив мальчонку, прошествовал к тенистому дереву чуть позади древней статуи. В тени обнаружились ещё двое?— низкий метис в одних шароварах с широким шарфом вместо пояса и тонконогая женщина в коротком платье с тяжёлыми серьгами и странным украшением на горле. Именно на горле?— казалось, чёрный цветок с сиреневой окантовкой душит её, въедаясь под кожу. Подошедший к ним странник немного неловко кивнул в сторону, а потом сел впереди и вытащил из-под полы своего одеяния мандолину. Тут только мальчик заметил, что верхнюю половину лица незнакомца закрывает маска той же расцветки, что и украшение у женщины. Метис перехватил покрепче невесть откуда взявшуюся в его руках гитару, кивнул настраивавшей усечённую арфу женщине, и мальчик замер. Потому что над площадью полилась такая музыка, какой он не слышал никогда и нигде. Назойливый голос гида оборвался на полуслове, и вся экскурсия в ленивом недоумении начала оглядываться словно бы в поисках источника возмущения их планов. Однако, сколько бы ни старались, они в упор не видели странной троицы, самозабвенно плетущей своё музыкальное полотно. Мальчик стоял, открыв рот, а мелодия всё лилась и лилась.А потом то ли пастух, то ли монах встряхнул прихваченной на затылке копной каштановых волос, обратил своё чёрное незрячее лицо к единственному зрителю и запел.И мальчик увидел, как он растёт и становится настоящим адвокатом. Таким, каким всегда хотели видеть его строгие родители. Как он выигрывает дело за делом, заводит себе полезные знакомства, играет с партнёрами в гольф… А потом, уверенный в своей победе, заранее тратит колоссальный аванс. Влезает в долги. Теряет репутацию. Как сидит в холодной и неуютной студии, а перед ним на столе его старая изорванная тетрадка с набросками стихов. Одиночество и тоска захватили мальчика, и он захныкал, тяжело, с надрывом, страдая по непрожитому прошлому.Из мелодии осторожно выплыла на первый план арфа. Мягко, успокаивающе зашелестела, зажурчала, стирая наваждение. Мальчик вдруг вспомнил, сколько удовольствия испытывал, когда брался за сочинение своих неумелых виршей. На душе стало легче, и он окончательно разрыдался, но слёзы эти были уже светлые. Парнишка развернулся и со всех ног кинулся к матери?— скорее рассказать о случившемся да выпросить монетку или хотя бы фотоаппарат! Но когда он обернулся, чтобы показать взрослым, где сидела маленькая труппа… под деревом уже было пусто.И снова мысли его обратились к видению, которое рассказала ему песня слепого пастуха (он всё же решил, что незнакомец был местным джегуако). И в голове его возникла бережная любовь к своему увлечению, к каждой созданной строчке. Удаляясь с площади вслед за отчитывающей его за враньё матерью, он снова обернулся. На стволе дерева в том месте, где на него опиралась тонконогая женщина, прямо на глазах распускалась орхидея*****.—?Мама, мама, смотри, я же говорил, что не вру!Экскурсия бросилась снимать цветок, слабо характерный для центральной Мексики. А к мальчику подошёл гид. Из-под выгоревшей до желтизны чёлки хитро щурились глубокие зелёные глаза с немного вытянутыми щёлочками зрачков.—?Ты видел?—?Конечно! А мама говорит, что я всё выдумал! Ведь правда же они были? Правда, правда?!—?Конечно были. Но только тс-сссс! —?гид подмигнул и приложил палец к тонким губам. —?Никому об этом не рассказывай, они являются только тем, кого считают достойными своей песни. Храни её в своём сердце. Ведь ты наверняка знаешь, что не сдаётся течению Времени?Мальчик неуверенно покачал головой, и гид рассмеялся.Музыка._____________________________________________________________________________* Колючки агавы?— характерный символ Чёрного Тецкатлипоки** По легенде Кетцалькоатль создал людей из обломков костей и собственной крови*** Имеются в виду украшения, забравшие возможность видеть у Иштлильтона, слышать?— у Шочипилли и говорить?— у Шочикецаль**** Дымчатое зеркало, в которое были заключены Красная и Чёрный Тецкатлипока***** Шочикецаль как и её брат-близнец Шочипилли является богиней цветов