Часть 1 (1/1)
Шумно, многолюдно нынче на ярмарке, везде снуют молодцы, да дивчины в пестрых сарафанах и венках, а кто не успел сплести, собираются кучками, плетут да побыстрей, а то разберут ведь всех хлопчиков.
Был обычай один, ритуал что на ярмарках жениха себе выбрать можно, коль парубок первый осмелится, так красно яблоко и монету девке подает, коль дивчина так венок на голову водрузит. Нынче же и голубка его ненаглядная счастье решила попытать. Да только тоскливо на сердце родительском, и тоска это не потому что чадо уж из гнезда вылетать собирается, а потому-то что самому любо до сладкой дрожи, самому бы прижать к себе, да совсем не по-отечески, поцеловать ее уста алые. Но нельзя, где ж это видано чтоб отец к дочери родной тягу совсем не родительскую испытывал? А сколько раз она во тьме полночной в сладостных видениях являлась к нему, прогнал бы прочь, да не имеет такой власти над собственным разумом, хотел бы душу продать дьяволу, да давно уж нет ее. Век мучатся ему со своей любовью грешной. А как зашла она сегодня с утра перед выездом на ярмарку, обняла крепко, что аж сердце сжалось, да молвит, что сегодня жениха искать на смотринках будет, мол девки уж смеются. Больно стало на сердце, тоскливо, хоть и ведьмочка, да мужа придется сыскать. Благословил, а что делать? Никогда не мог ни в чем отказать своей ясыньке. Ленты? Бусы? Сарафаны новые? Все, все готов был к ножкам белым положить. И это желание одобрил.Смеется его голубка, весело ей на празднестве, радуется и не подозревает какая кручина у родителя в сердце засела. Как по приезду сразу ушла к хороводам, хоть и не участвует, но наблюдает, не считает она нужным хороводы водить, хоть и вместе с дивчинами ходит, да все равно как одна, отчуждается она своей гордостью, да силой внутренней, ведьмочка его любимая, родная.—?Батько,?— подходит руку на меховую накидку кладя. —?Батько, идем там уж скоро смотринки начнутся. —?тут удивление пробирало его, а ему там что делать? Смотреть как навсегда она другому отдаётся? Душу терзать?—?А мне на что там быть? Поди сама себе кого следует выберешь. —?увидел нахмуренный взгляд дочки, твердо видать решила, что он с ней пойдет.—?Как никак, жениха выбирать иду, а как я без тебя, батько? Ты для меня главный наставник и указ. —?подбоченилась, ох, своевольница. Не хотел Сотник, да как откажешь, когда его свет, бровки черны хмурит, вот-вот и ножкой топнет, как когда девчоночкой была.На удивление на поляну, все парубки и дивчины стекались, кто опять же хороводы водит, кто на травушке молодой разлегся, кто в горелки бегает. Чужеродно чувствовал себя Сотник здесь, да увидел, что не один он из старших поколений на молодом празднике, вон и другие родичи толпятся, кровинок своих не оставляют, приглядывают. Отошёл Сотник в тень дерева, пусть не думают, что отец, а то засмущаются, его ж все-таки знавали. Пригляделся да увидел, что не только молодые бегают, те что постарше казаки отдельно стоят, видать ждут своего часа. Хоть бы кого из них не выбрала.Резвятся, кто уж любуется со суженым, а к голубке его и подступались казаки, да как посмотрит очами черными, что бездонные колодца, так вся охота отпадет, но не у него. Смотрит налюбоваться не может на красу такую. Вот уж стали девицы с венками расхаживать. Ведь по ритуалу как было как вечереть начнет, парубки с яблочками и монетами подступаться начнут, как красным небо обагриться дивчины венки снимают.Затерялась в толпе голубка, испуг пробрал Сотника, где ж дитя его? А она возьми, да и вынырни рядом с ним. Может за советом пришла, иль не приглянулся никто? Не успел Сотник спросить, как водрузила она веночек свой на голову седую его. Да как же это? Смотрит и не верит. Выбрала, его выбрала… Да ведь не правильно, грешно, но все меркнет как видит он ее улыбку, видит озорных бесят в очах черных. Может издевается она над своим стариком? Нет, выбрала, полностью осознает Сотник когда грешные, мягкие губы уголка рта касаются.—?Батько, а ты ведь всегда моим суженным был,?— не вопрос, утверждает она, видит, что не верится ему. Всегда ведь его была, только его, и как только не замечал старый черт. —?Поехали домой, батько?