Три персиковых косточки (1/1)

Волк осторожно крался по пятам за стариком. Неслышно ступали его лапы, утопая в мягкой траве. Хабибулла шёл меж деревьями, не отрывая глаз от письма: видно, уж очень интересное. Дедушка беззаботно улыбался. Нуцал думал, что враг не замечает его и выжидал подходящего момента, сам себя подстёгивая к броску. В отличие от безвременно почившего Омара он не находил ничего предосудительного в нападении со спины. Нуцал заблуждался: Хабибулла с самого начала знал о слежке, хотя, на первый взгляд, некому было его предупредить. Но это только на первый. Ведь дедушка, к несчастью волка, понимал язык деревьев. Нуцалу только раз довелось поговорить со старым персиком, а Хабибулла свободно беседовал со всяким растением. И сейчас деревья в саду, и даже травы и цветы сообщали ему о каждом шаге волка. Нуцал не слышал их, а старик слышал.—?Берегись, дедушка Хабибулла!—?Нуцал в саду!—?Он идёт прямо за тобой!—?Спасибо, друзья мои! —?кивнул Хабибулла, убрал в карман письмо и ускорил шаг, жалея, что верная кремнёвка осталась в шалаше.Самое время свести счёты! —?понял Нуцал. Но прыгнуть не успел. Айва, под которой он стоял, хлестнула злоумышленника веткой по морде, норовя высечь глаза. Волк зажмурился, попятился, сдерживая стон, чтобы не выдать себя. А тут и другие деревья расстарались, кто во что горазд: то оцарапают сучком, то ударят веткой, то бросят недозрелым плодом. Нуцал огрызался, вертелся, оберегая голову и с трудом сохраняя молчание. Покуда он так оборонялся, дедушка отворил неприметную калитку, да и вышел из сада, прихватив из кучи прислоненных к ограде лопат, мётел и граблей большую лопату, которой раскидывал удобрения. Нуцал, потеряв старика из виду, сунулся в приоткрытую дверцу. След Хабибуллы определённо вёл за калитку, но в двух шагах от изгороди рос огромный пышный куст жасмина, и что-либо вынюхать сквозь густой аромат его цветов было невозможно. Нуцал решил на всякий случай посмотреть, не притаился ли кто за кустом. В эту минуту откуда-то сверху на его голову, на широкий серый лоб обрушился страшный удар.—?А-ай! —?заорал волк просто-таки человеческим голосом.В глазах потемнело. Ничего не соображая, он помчался вперёд, но, сделав несколько прыжков, рухнул как подкошенный. А старый Хабибулла поставил лопату на место, притворил калитку и снова взялся за письмо. Мальчик Пенчо из Болгарии, недавно гостивший в ауле, слал приветы и приглашал дедушку в гости?— помочь развести сад в долине, населённой, по поверью, злыми духами. Духов сообща решено было потеснить, а землю в долине вспахать и засеять.—?Что ж, раз просят, надо съездить. Дело хорошее,?— решил Хабибулла, перечитав письмо. —?Вот встретим в нашей Долине Праздник урожая, тогда и поеду.Он и думать забыл о Нуцале. Заклятый враг его меж тем лежал, беспомощно вытянув лапы, совсем недалеко от изгороди. Ветер ерошил его серебряную шерсть. Нуцал не шевелился. Нет, он не умер: бок его чуть заметно вздымался от дыхания. Дедушка Хабибулла только оглушил волка. С Нуцалом произошло нечто странное. От удара ли, от переживаний или от чего иного память его пробудилась во сне, но несколько странным образом. Бывает, у киномеханика что-то не заладится с аппаратом и плёнка воспроизводится не по порядку, а скачущими обрывками. Вот на такой калейдоскоп отрывков походили видения Нуцала.Сначала он как будто проваливался в глубокий колодец, на дне которого?— сплошной туман. Размытая картинка постепенно приобретала всё более чёткие очертания. И вот уже из тумана возник дворец, но не разрушенный, каким Нуцал застал его в последний раз, а совершенно целый, богато убранный, кипящий жизнью. И он, Нуцал, владел тем дворцом, только уж видел он себя не волком, а молодым человеком в чёрной щёгольской черкеске с серебряными газырями, с кинжалом на поясе, в каракулевой папахе на голове. А рядом?— другой человек, у которого прямо-таки на лице написана разбойничья порода. Маленькие злые глаза так и бегают. Прячется в чёрной бороде подобострастная улыбка. Страшен был этот человек, одним именем своим страшен, а всё-таки хозяин дворца внушал ему почтение. О чём-то совещались хозяин и гость, задумывали недоброе, угощаясь терпким вином. Волк Нуцал даже почувствовал его вкус на языке.—?Не извольте беспокоиться, повелитель, всё исполню в точности,?— жмурится чернобородый. —?Разве Харахур не понимает? Всё выполнит ради вас Харахур!Хотел Нуцал вслушаться, узнать, что же такое они замышляют, а видение вдруг сменилось. Всё тот же дворец, и даже зал тот же. Двое нукеров, похожих, как две капли воды, распростёрлись ниц перед господином. Только именами и отличались они. Одного звали Мирза, другого?— Асхаб.—?Нас постигла неудача, о повелитель! —?жалобно скулит Асхаб. А, может, Мирза. —?Не приняла она подарки, не взглянула даже. Всё велела отослать обратно.Что за блажь? —?удивился во сне Нуцал. Разве есть на свете женщина, которой не по нраву самоцветные камни, шелка и жемчуга? Ашура такая же женщина, как и все, ничем не отличается. Верно, радость вскружила голову бедной горянке! Могущественный человек, в чьих жилах течёт кровь аварских нуцалов, сватается к ней?— долго ли тут ошалеть! А до чего хороша красавица Ашура! Исколеси хоть весь свет, второй такой не сыщешь. У дочерей хана Шемахинского нет таких чёрных глаз, гибкого стана, длинных кос. Как звонко она смеётся, как… Как она посмела отказать ему?!—?Что она вам сказала, трусливые вы шакалы? —?грозно насупившись, допытывается повелитель.—?Говорила она,?— дрожит Мирза, боясь поднять взор,?— пусть не гневается ваш господин, но женщины гор выходят только за тех, кто владеет каким нибудь ремеслом.Кажется, стены задрожали от хохота. Выдохнули нукеры?— если господин весел, то гроза миновала.—?Ремесло?! Так и сказала? Да на что мне ремесло, когда богаче меня нет никого в Сирагинских горах? А-ха-ха! Я здесь власть и закон. Какое мне ещё нужно ремесло?—?Только прикажите, всесильный повелитель! —?оживились нукеры.—?Подстережём её! Скрутим и доставим к вам!—?Никто возразить не посмеет! А кто вздумает перечить, тех мы живо к ногтю!Только презрительно фыркнул повелитель на такое предложение. Много чести голодранке, чтоб сам Нуцал за ней бегал да потакал её прихотям. Охота Ашуре всю жизнь гнуть спину, надрывать руки тяжкой работой, пусть так и будет. Уж он позаботится, чтоб она не скучала без дела. Сама ещё на поклон прибежит. А он другую найдёт, умную, знатную, которая толк в золоте и нарядах понимает.Он и заботился. День-деньской Ашура с мужем Хабибуллой трудились, не покладая рук. И всякое дело у них спорилось, а Нуцал бранил их, называл лентяями и платил жалкие гроши?— как раз чтоб ноги с голоду не протянули. Жаловаться некому. С недовольными тут разговор короткий. Волк-Нуцал во сне знал то же, что и Нуцал-человек: завидовал он Хабибулле и Ашуре, самой сильной, самой чёрной завистью. Вот у них, у распоследних бедняков в ауле, в доме покой и счастье, несмотря на нищету. Не надышатся они друг на друга. И сыновья все как на подбор?— здоровые, крепкие, храбрые. У самого Нуцала не получилось мира в семье. Бике перед ним, как говорится, по одной половице ходила, и в нарядах действительно понимала. Но её красота увяла быстро, а с ней и нуцалова любовь. Сына-наследника подарить ему так и не смогла. Одни девчонки, да и те все слабенькие, хворые, тихие, как мышки. Одна только Лейла?— отцова отрада,?побойчее сестёр. Маленькая черноглазая красавица?— Лейла, тоненькая тростиночка, смешно топорщатся косички. Изо всей семьи она одна удостоилась привязанности Нуцала.И снова сменилось видение. Он ехал куда-то по своим делам, как всегда в сопровождении нукеров. Вдруг до уха его донёсся детский смех. Нуцал с удивлением узнал голос Лейлы и, что привело его в ярость?— Самада, сына Хабибуллы. Ну как тут крови не вскипеть в жилах? Как смеет отродье проклятого Хабибуллы якшаться с дочерью самого Нуцала?! Свернул Нуцал с тропы, направив коня к берегу горного ручья. А там на камне, свесив ноги, сидят рядом Лейла и Самад, весело болтают. Стук конских копыт заставил их обернуться. Узнали дети всадника, перепугались. Самад вскочил, низко поклонился господину. А тот вихрем слетел с коня, схватил мальчишку за шиворот, поволок?— того и гляди, размажет по прибрежным камням.—?В зятья метишь, босяк?! Да я тебя в бараний рог согну! В пыль сотру, в порошок! Я тебя…Он задыхался от ярости, не зная, какие кары ещё придумать для негодяя. Убил бы на месте, да не позволила Лейла. Девчонка повисла на его руке, заголосила:—?Остановись, отец! Или убей и меня! Давай, бей!Нет, её Нуцал не ударил. Отшвырнув потрёпанного, полузадушенного Самада, он схватил плачущую дочь, посадил на коня и отвёз во дворец, наказав слугам впредь глаз с неё не спускать.—?Если опять что?— головой мне ответите!А семья Хабибуллы поняла, что до сих пор они жили ещё сносно. С того дня не стало им покою совсем. Из кожи вон лезли, а за работу получали ещё меньше, чем прежде. Да и главного работника Нуцал постоянно гонял в далёкие походы?— смешно сказать, за диковинными плодами, персиками, аж в самую Бухару. А то ещё куда. Авось да и сгинет где-нибудь по дороге. Но Хабибулла всегда возвращался?— уставший, запылённый, в обтрёпанной от странствий одежде, но приносил-таки, подлец, хурджин, наполненный румяными персиками. Нуцал даже не благодарил Хабибуллу. Пусть радуется, что голова до сих пор на плечах. Какую ещё ему нужно награду? Нуцал в долгу не останется. Может собаками затравить, может сгноить в каменном мешке, никто и следов не найдёт. Выбор велик. Хабибулла знал это и никогда не роптал.Знал и Нуцал, что Хабибулла даже домой с дороги не заходил, не посмел оделить персиками своих детишек, сразу явился во дворец. И однажды запустил Нуцал руку в хурджин, вытащил персик, да тут же его и слопал, а косточку выплюнул к ногам Хабибуллы. И следил краем глаза?— поднимет тот косточку или нет. Хабибулла стоял, не шелохнувшись. Нуцал повторил трюк. И ещё раз. Потом ему надоело.—?Хорошие персики, сладкие, сочные, так и тают во рту,?— нагло ухмыльнулся он. —?Ладно, ступай. Можешь передать жене, что я тобой доволен.Как-то и не уследил Нуцал, поднял ли бедняк три персиковых косточки. Дело-то пустяковое. Может, они так и остались на полу, а потом служанка выбросила их? На выходе из дворца Мирза и Асхаб, конечно, обыскали Хабибуллу, как полагается, вывернули карманы бешмета, даже в ухо заглянули, но ничего не нашли.А он, значит, всё-таки унёс те косточки?Потом опять сгустился туман, плотный?— хоть ножом режь. Нуцал метался, крича во всё горло от страха и боли. Со всех сторон на него сыпались удары. Неведомо кто стегал его плетью, молотил пудовыми кулачищами. Нуцал затравленно оглядывался, но всё застила пелена тумана. Он вертелся волчком, закрывал руками голову, чтобы защитить хотя бы её, и всё вопил.—?Пощади, Хабибулла! Смилуйся!В ответ незнакомый скрипучий голос:—?Ага! Значит, удары персиковых палок не так вкусны, как сами персики?Рядом кто-то надрывался в крике. Харахур? Мирза? Асхаб?Не выдержав, Нуцал упал на колени, затем опустился на четвереньки, пытаясь ползком спастись от шайтана, которого наслал на него проклятый Хабибулла. Иначе помирать придётся, захлещут его до смерти. Сердце вот-вот разорвётся от ужаса.—?Сжалься, Хабибулла, у-умоляю! Прошу-у-у!Вой его никоим образом не походил на человеческий, но Нуцал не понял этого. Рванувшись, он помчался, не разбирая дороги, прямо сквозь туман, не замечая, что ноги и руки его превратились в звериные лапы. Но даже если б и заметил, то не удивился бы. Он тут же позабыл, что случилось минуту назад, забыл и всё, что происходило с ним до той минуты. Он больше не был человеком.И исчез сон. Вздрогнул Нуцал всем телом, застонал, дёрнул хвостом, приподнял голову. Хабибуллы давно след простыл, преданные соратники разбежались невесть куда. Один он остался?— без прошлого, без семьи и друзей, без слуг. Полководец без армии, король без королевства. С трудом поднялся Нуцал и побрёл восвояси, а в уме всё тот же странный сон. И сражаться с Хабибуллой больше не хотелось.