oo (2/2)
— ?Первая хорошая вещь?, ха? Твоя жизнь действительно была такой ужасной, да?
Джереми только запинается в ответ:
— Да ладно, ты знаешь, что я имею ввиду, чувак. Просто… Это даже вообще не важно. Просто потому что твой друг, брат, кто там ещё, какая разница, не смог справиться с собственной жизнью вообще не означает, что его Сквип свёл его с ума—
— Не Сквип свёл его с ума, — говорит Мэлл, и он чувствует, что вода заполняет его лёгкие, ведь ему почему-то становится сложно дышать, — Он сошёл с ума, пытаясь от него избавиться!
— Тогда мне не о чем беспокоиться. Зачем бы мне такого хотеть? — подросток направляется к двери, уже даже на него не смотря, но Майкл, глупый, глупый, глупый Майкл перегораживает ему путь. — Чувак, отойди.
— А то что? — выдавливает мальчик, ища в его глазах того Джереми, которого он знает. Того, у которого ужасный американский акцент, когда он пытается говорить на тагальском. Того, кто будет подпевать его любимым песням вместе с ним. Того, кто мил с его младшей кузиной. Майку думается, что он точно где-то там, он обязательно запрятан где-то за этим последним мудаком, отчетливо сгенерированным компьютером в его голове.
Хир не спускает с него взгляда, он его видит, прямо как он всё это время и хотел, но почему-то в этот момент мальчик чувствует только то, как холодок пробегает по его спине, когда взгляд друга вдруг ожесточается.
Джереми смотрит прямо ему в глаза, прямо на него, а не сквозь, когда говорит:
— Прочь с моего пути, лузер.
Майкл отступает в сторону.
Парень открывает дверь и безмолвно уходит.
На этот раз Мэлл её запирает.
Он возвращается к ванне, усаживаясь и пробегая руками по фарфору, пытаясь вспомнить факты: он холодный, он гладкий, Майкл не может дышать. Вода в лёгких достигла предела, и она, кажется, уже в его голове, и, кажется, грозится выплеснуться из его глаз, пока он задыхается, глотая воздух, логически понимая, что он везде, но упрямо не может сделать вдох.
Он пытается вспомнить факты: фарфор холодный, фарфор гладкий, фарфор мокрый. В его голове смутно проносится услужливая мысль — ?Ох, клёво, я рыдаю, у меня паническая атака?, как будто это какой-то полезный факт, но опять же, на самом деле, теперь уже ничего не имеет какого-либо значения, и это неважно. Парень едва может думать через шум, через крик, через звон, а другие факты проносятся в его голове, словно отчаянная мантра — единственное, что сможет удержать его на плаву, пока он тонет.
Фарфор холодный, гладкий, мокрый, Майкл не может дышать, музыка громкая, кто-то стучит в дверь, всё такое громкое — его дыхание прерывается, когда он прижимает руки к ушам, пытаясь заглушить окружающие звуки, — всё такое громкое, ему не нужно было приходить, надо было остаться дома, если бы он не пришёл, всего этого бы не произошло, этого взгляда Джереми бы не произошло, ?прочь с моего пути, лузер? бы не произошло—
И на самом деле, отстраненно проносится у мальчика в голове, хуже всего не то, что Джер сказал. Он называл его лузером миллион раз. Хуже всего то, как Хир на него посмотрел — холодно, холодно, холодно, с намерением причинить боль, и Джереми причинял ему боль много раз, но никогда специально. Никогда таким способом.
Фарфор холодный, гладкий, мокрый, Майкл не может дышать, музыка громкая, кто-то стучит в дверь, кто-то что-то ему кричит, и всё чёрт возьми такое громкое такое шумное такое оглушительное...Майкл не может точно сказать, как долго он там остаётся, свернувшись калачиком в ванной, хрипя и рыдая, как фрик какой-то, но когда всё заканчивается, он чувствует себя усталым до костей. Он выкашлял всю воду, и теперь просто чувствует себя опустошенным. Ему хочется забраться в постель и, возможно, никогда больше не вставать.
Трясущимися руками Мэлл вылезает из ванны, и его ладонь задерживается на фарфоре (холодном, гладком, уже сухом), а затем он встаёт, выходит и отправляется домой.*Для notheereanymoreМайкл уверен, что уже и так является просто стереотипным вылитым изображением типичного страдающего эмо-подростка, поэтому он просто решает пройти эту фазу до конца.
Мэлл сидит на крыльце дома, закрывшись ото всех наушниками, выкуривая косяк и роясь в маленькой простенькой помятой коробке, наполненной памятными вещами, что он, тупой сентиментальный идиот, решил накопить за все эти годы. Spotify перекидывает его через несколько плейлистов с филиппинскими хитами, и тагалог, к которому он не прислушивается достаточно, чтобы точно понять смысл разных слов, заполняет пространство вокруг, пока травка успокаивает его достаточно, чтобы в самом деле развести огонь.
Пока огонь разгорается, его пальцы колеблются немного. Здесь так много самых разных вещей. Тут и карта ?Magic the Gathering?, которую Джереми подарил ему на день рождения, который больше никто и не вспомнил. Корешок билета с их первого концерта. Все до единой скрепки, что Джер ему когда-либо давал. Пару фотографий: глупая полоска из фотобудки, что пару недель простояла в торговом центре, и на фото на них обоих надеты глупые тёмные очки, а сами мальчики показывают знак мира; ещё парочка, и Майк помнит, что фотографом выступала его мама — на фото они совсем маленькие сопливые дети, покрытые грязью и играющие с разбрызгивателями на его заднем дворе; ещё целая кучка полароидов, когда у Майкла была фаза фотографа — Джереми постоянно говорил, что у него правда есть талант, а он когда-то думал, что, быть может, и будет снимать что-нибудь серьёзное, когда вырастет.
Начинается новая песня,? проникновенно напевая ему в уши, и он решает прислушаться в этот раз. ‘Di mo lang alam, naiisip kita. Baka sakali lang maisip mo ako—Ты никогда не узнаешь, но я думаю о тебе. Может быть, когда-нибудь ты тоже будешь думать обо мне.
Сейчас, когда он правда смотрит, большинство его снимков довольно ужасны, на самом деле — или просто противно обработаны, или слишком размыты, чтобы понять хоть что-нибудь, кроме чего-то вроде формы Джереми, но вот одна из них. Одна из них.Ako'y iyong nasaktan—Ты причинил мне боль,
Одна из них, из этих глупых, дурацких фото — фотография, на которой Хир сидит на тротуаре перед домом Майкла. То было лето, и им было где-то лет по четырнадцать-пятнадцать, быть может. Мэлл только что купил себе свой первый скейтборд, и они по очереди подталкивают друг друга на дороге, шатаясь и просто чертовски ужасно двигаясь на скейте, но прекрасно проводя время, ведь им весело вдвоём. Он сфотографировал в тот момент, когда Джер не смотрел на него, и на снимке у него какое-то причудливое выражение лица — не столько улыбка, сколько остатки одной, и взгляд, направленный на что-то, выходящее из кадра, на что-то позади фотоаппарата.
Майкл много падал со своего скейтборда тогда, и мальчик делает новое открытие о том, что в скейтбординге просто ужасен, и никогда не поймёт, как люди вообще это делают, а Джереми только звонко смеётся в ответ на констатацию этого факта, и Мэлл, уставившись на его яркую улыбку, открывает для себя ещё пару новых вещей в тот день.
Ako'y nandirito pa rin hanggang ngayon para sa 'yo—Но даже так, я всегда буду рядом ради тебя.
Чёрт возьми.
Чёрт возьми.
Кого он вообще пытается обмануть. Он же ни за что не оставит Джера поломанным и разбитым из-за дурацкой таблетки. Даже после всего, что произошло. Майкл понятия не имеет, делает ли это его невероятно жалким или слишком преданным.
Он всё ещё раздумывает, каким же именно, покуривая косяк, когда гордый и решительно настроенный Мистер Хир во всей своей красе неожиданно появляется у его крыльца. Без штанов.*Для notheereanymoreИтак, Майкл спасает положение. Это просто смехотворно, оглядываясь назад, но после того, как он договаривается о дальнейшем существовании Мистера Хира полностью одетым в обмен на то, что Джереми не превратится в окончательного уёбка, Мэлл выходит в интернет, заглатывает, возможно, две банки энергетика, блокируется другой половиной интернета, и находит правду о недолгой доступности Mountain Dew Red рядом с ним.
Постановка — настоящая катастрофа, и не только в театральном плане, но и за кулисами тоже. В значительной степени он запомнил всё лишь размытым блюром адреналина и кофеина, что закончился дикими криками и воплями всех присутствующих — и самого Майкла тоже, потому что он просто до усрачки был напуган, окей? Под конец все бездыханно падают к его ногам, совершенно без сознания, и Майк старается предотвратить ещё одну паническую атаку, расхаживая по сцене туда-обратно, прежде чем прийти в себя и вызвать скорую помощь. Парамедикам он говорит, что это всё были слишком сильные наркотики. Технически, это даже не ложь.
Что приводит мальчика туда, где он сейчас, где он был уже последние три дня: у постели Джереми, с тревогой ожидая, когда идиот проснётся.
Ричард Горански во всей своей шепелявой красе лежит в соседней койке, согретый объятиями гипса во всё тело. Уже без Сквипа, он всё пытается начать с Майклом разговор, что ему, на самом деле, не так уж и нравится. Большую часть времени в госпитале Майк проводит рядом с Хиром, слушая музыку достаточно громко, чтобы заглушить Рича, и посылая Кристин фотографии тупых физиономий Джера крупным планом.
Джереми его просто убьёт, когда проснётся, думает он, похихикивая про себя немного, а затем его взгляд падает на прикроватную тумбочку.
Тут прекрасный букет цветов от Брук, сердечная открытка с пожеланиями скорейшего выздоровления от Кристин, ценник от недавно купленных штанов Мистера Хира, и, наконец, телефон. Сам Майкл ничего пока не оставлял Джеру, потому что он сам-то здесь почти целыми днями, у него не было достаточно времени, чтобы—
Телефон.
Мэлл тянется к прибору, к телефону друга, и включает его. Экран блокировки всё тот же: ноги их обоих в одинаковых кроссовках рядом с друг другом — Майк тогда думал, что будет выглядеть эстетично, а Джер всегда рад парным обоям. Пароль тоже никак не изменился — четыре нуля, ведь Джереми — последний нерд, который ни капли не заботится о приватности.
Майкл свайпает вверх, вводя пин-код, и телефон буквально бомбардирует каждое чёртово сообщение, что он отправлял за всё это время.Для pleasewakeupВАУ окей ничего себе я только что перечитал весь этот чатлог и фъхакъахъ эт прямпиздецки как неловко и тупополовина из всех этих сообщений супер драматичны как будто из какого-то подросткового ангста фуа другая половина — сценарий би муви хъфвхаъъхединственная причина почему я всё ещё тебе пишу это просто чтобы потом всё это очиститьи ты всё ещё в отключкеи здесь больше не с кем поговоритьи я блять не собираюсь разговаривать с ричем потому что всё это технически его винаокей нет это не его вина эт ща было грубомне просто нужно кого-то винить сейчас и это чёрт возьми точно не будешь тыне после всех усилий что я приложил чтобы тебя спастия думаю он не так уж и плох на самом деле теперь когда его сквип пропаля надеюсь что ты тоже больше не будешь мудакомно если ты им всё ещё хочешь быть то ладно окейделай что хочешь чувак просто проснисьпожалуйстапожалуйста проснись яя скучаю по тебе чёрт возьмия скучаю по тем временам когда мы вместе играли в видеоигры или когда вместе накуривались или когда спорили из-за тупой хуйни например достаточно ли фантастических текстов и композиции песен классного мюзикла чтобы скомпенсировать его слабую сюжетную линиюя скучаю по тому как ты смотрел на меняне через не сквозь не мимо а именнона меняtangina miss kitatangina mahal kitadi mo lang alamавыъсхывэс и ты никогда и не узнаешь ххахахахпъффхагаты ничего из этого не увидишьмайкл мэлл выходит из здания сучкиМайкл держит свой телефон в одной руке, а телефон Хира — в другой, и они оба показывают одни и те же сообщения. Переводя взгляд на койку, он видит Джереми в отключке, в глубоком сне, спокойном и безмятежном. Подросток делает глубокий вздох и опускает прибор из рук.
Он прокручивает все смс до самого начала и кропотливо, скрупулезно удаляет каждое сообщение с телефона друга.
*
В конце концов, Джереми, наконец-то таки, блять, просыпается, и Майк просто вне себя от злости, потому что первый человек, с которым Хир решил поговорить — Рич, а не Майкл. Он решает поныть об этом как-нибудь в другой раз, и вместо этого подходит к кровати мальчика.
— Майкл, — выдавливает парень мягким, нежным голосом. Он смотрит на Майка. Действительно смотрит, и прямо на него, но совсем по-другому — по-тёплому, по-настоящему. Это правда Джереми. — Майкл, что… Что произо… Почему ты на меня так смотришь?
— Я просто правда очень рад видеть тебя, чувак, — говорит Мэлл. Всё это далеко не прекрасно и идеально, и быть может, он и чувствует себя паршиво, но его лучший друг вернулся. Он вернулся. Со всем остальным они разберутся позже.
Наушники Майка лежат на его шее, но музыка включена достаточно громко, чтобы он мог услышать песню, что слушал на повторе последние дни. 'Di pa rin nagbabago ang aking pagsinta—И даже после всего, что случилось, моя любовь к тебе не изменилась.
Джереми улыбается: криво, глупо, совершенно не круто.
— Всегда рад вернуться.