11. Неуравновешенная истеричка, ну а в целом очень даже душка (1/2)

Шеннон просто охренел, когда после оргазма я еще и взорвалась истерикой ― самой настоящей, со слезами, соплями и причитаниями, а потом скомкано и долго извинялась. Он не знал что делать, и только выпалил что-то типа ?я никогда ещё не доводил женщину до слез сексом?. А потом зачем-то еще и стал оправдываться, что перепих с Бэллой у него запланирован не был, по крайней мере, не в доме и не в тот вечер.Надо сказать, Шенн очень сильно испугался за моё психическое здоровье, но делал вид, что всё в порядке. Плохой актер. Мне нравилось то, как он опекал меня после этого еще неделю, и я не стала признаваться, что виной всему ПМС и внезапный всплеск сильных эмоций. По крайней мере, теперь я безраздельно владела его вниманием. Иногда переигрывала, но взволнованный мужчина этого не замечал.Меня заботливо относили на руках в спальню на втором этаже каждый вечер, а по утрам я получала завтрак в постель. Я вполне могла осилить подъем и спуск самостоятельно, но Шенну об этом сообщить не потрудилась. И спустя три недели после того, как я впервые оказалась в его спальне, вдруг заметила, что ему самому подъем со мной на руках даётся всё тяжелее. Кажется, кто-то прибавил в весе …― Охренеть!― мы грелись под мартовским солнцем на лужайке у пустого бассейна, когда мой телефон завибрировал в заднем кармане джинсов, извещая о новом сообщении. Увидев, от кого оно, я сразу же резко вскочила на ноги, о чём сильно пожалела в следующее мгновение: бандаж с ноги сняли всего пару дней назад, и управлялась с ней я пока не очень ловко.

― Что там? ― Шенн озадаченно посмотрел на меня, натянув на лоб солнцезащитные очки.

― Макс прислал сообщение! ― мне оставалось только развести руками от негодования. ― Три месяца я строчила ему письма на почтовый ящик и километровые сообщения на мобильник! Да я теперь могу отжаться на одном большом пальце! И он всего лишь предлагает встретиться?!

― Да не психуй ты так. ― Шеннон тоже встал, как только стало понятно, что я слишком разошлась, и попытался обнять меня. Но я, как колючий ёжик, оттолкнула его.― Между прочим, я тоже потеряла близкого человека! Мы дружили больше двадцати лет, и я не виновата, что Мегги стала существовать для него всего три года назад. Она ― мой близкий человек, а жалеют все почему-то именно его! ― голос предательски дрожал от обиды, но я не могла и не хотела с этим ничего делать. Я просто дала волю своей злости и завизжала, наверное, как недорезанная свинья. ― Я всё это время вымаливала у него прощение, сама не понимая, за что! И теперь имею полное право ответить ему тем же ― презрением и ненавистью!

Шеннон улучил момент между вспышками ярости и всхлипами и всё-таки сжал меня в объятиях. Сопротивляться бесполезно."Давай, дыши… Раз ― вдох, два ― выдох, три, четыре … Ну, легче?", ― он повторял это постоянно, как мантру, всерьез думая, что это помогает.

― Ты не могла бы не орать, Джейн? ― из-за невысокого забора сквозь заросли вечно зеленых кустарников показалась лохматая голова нашей соседки. ― У меня голова болит, дорогуша!

Только я досчитала до десяти, как из равновесия меня вывели снова. Я освободилась из объятий Лето и пошла по направлению к забору:― Мне жаль твоего мужа, Карен, ведь голова у тебя болит каждый день! ― кричала я. ― Закинься аспирином и позволь уже Ллойду тебя выебать, противная ты тварь, ― я произнесла это, глядя прямо ей в глаза, и расстояние между нами было не больше полуметра. Ей было не больше сорока, но это биологический возраст, а судя по мерзкому заносчивому характеру ― ей все девяносто пять! Это из-за неё Шеннон не мог работать дома, из-за неё не устраивал вечеринок и толком не приглашал гостей. Я познакомилась с ней два месяца назад, и с тех пор каждый день выслушиваю претензии в наш адрес.

― Я подам в суд за оскорбление, ― сказала она после того, как первый шок у неё прошел.

― А я подам в суд за вмешательство в частную жизнь. Не суй свой нос за наш забор.

Голова тут же исчезла в кустах, и я, морально удовлетворенная, вернулась обратно к Шеннону, который всё это время предпочитал не вмешиваться и наблюдать за исходом противостояния молча.

― Жестко ты с ней, ― улыбнулся он.

― Вчера просунула голову в кусты и жаловалась на слишком громкие звуки ночью. По-твоему, это нормально? Она точно следит за нами. Нужно высадить вдоль забора самые колючие розы, а еще лучше ― протянуть кабель под напряжением.

― Можем сделать еще проще, ― Шенн снова разлегся на траве, сладко потягиваясь. ― Переехать.

― Серьёзно?

― А почему нет? Нужно искать что-то более функциональное и уютное, чем эта дыра, ― и он презрительно фыркнул, глядя в сторону дома.

― Не такая уж и дыра, за четыре штуки в месяц. ― Теперь я тоже смотрела на дом: серый, безликий, неуютный, ― не наш. ― И что ты предлагаешь?

― Влезть в ипотеку и быть как все. Будет тот же дом, лужайка, бассейн, только наши.Шеннон сказал об этом таким будничным тоном, будто это всё равно, что в супермаркет за хлебом съездить. Но я уловила куда больше: он придумал это не сейчас, а размышлял всерьез, и, может, не одну неделю. Мы, вроде как, теперь вместе …? Или я слишком большое значение придаю этому дурацкому слову "наши".

― Можно взять твои идиотские безразмерные штаны?

Резкая смена темы не осталась незамеченной, и Шенн лукаво улыбнулся, обнажая ряд ровных зубов:― Не такие уж и идиотские, если мы спорим за право надеть их.

― М-м-м, давай я по четным дням, а ты ― по нечетным, ― предложила я.

― Отлично, ― Лето ухмыльнулся, снова откидываясь на траву и пряча глаза под очками, давая понять, что я могу идти собираться. И я тут же набрала Максу сообщение с указанием времени и места встречи.

Узким джинсам и высоким каблукам я теперь предпочитала широкие треники и кеды, а сверху надевала безразмерный кардиган ― отчего-то мне казалось, что хромота так менее заметна. Сросшиеся кости ныли день и ночь, а врач успокаивал, что и хромота, и боли ― явление временное, что как только я стану нагружать ногу, всё исчезнет само собой.