Глава II (1/1)
... Чарующий Париж. Страстный Париж. Волшебный Париж. Он принимает нас такими, какие мы есть, но сам преображает нас. Он учит нас любить, как бы сладко это не звучало. Огни ночного Парижа не давали улочкам пропасть во мраке. Город светился, но как-то таинственно и томно. Кто знает, что отражает этот свет? Музыка одиноких музыкантов, которые еще не уснули прямо на улице, запах дождя, свежести. Тихий хохот влюбленных парочек, французская речь, компания приятного мужчины. Что может быть лучше? О, эти виды... Узенькие улочки и широкие бульвары, разноцветные цветы, яркие краски города. Свет тех самых огней отражался в мокрой брусчатке и переливался на водяной глади. Ночью все меняется. И я любила эти дивные ночи. Мы бродили по его незабываемым улицам и распивали вино и виски. Он предложил звать его по имени, я без зазрения совести согласилась. - Давно я так не гуляла. Да что там... Никогда так не гуляла.- Расскажи о своем времени? - Эрнест остановил меня у входа в его обитель. Я и не заметила, что мы уже пришли. Мне было тепло с ним, уютно и радостно.- В двадцать первом веке есть все для твоего удобства. Все, о чем только можно мечтать. Современные машины, спорт-кары, телефоны, телевизоры, компьютеры, нано-устройства! Но это не мое время. Клянусь, отдала бы половину жизни, чтоб прожить ее здесь. После сегодняшней ночи я не смогу забыть и вернуться, Эрнест. Не смогу так поступить с собой.- Ты рождена для нашего мира, думаю. Дай угадаю, в твоем веке нет чувств?- В точку! Угадал. Ты очень проницателен.- А то! Не сомневайся во мне, даже пьяный я могу рассуждать. Знаешь, я позволю себе дерзость по отношению к тебе.- Ох, ну попробуй. Ты уверен, что не станешь жалеть? Обидишь меня - кастрирую. Я очень...Я не успела закончить, Хемингуэй в один миг поднял меня и перекинул через плечо. Я запищала от неожиданности и вцепилась в его волосы. Зрелище было смехотворным! Девушка, свисающая с плеча взрослого мужчины, его же тянет за волосы и пищит, потому что боится упасть.- Ты идиот! ИДИОТ, ИДИОТ, ИДИОТИНА ГРОМАДНАЯ, ОТПУСТИ, Я УПАДУ!!!Он только громко расхохотался и похлопал меня по спине, из-за чего я еще громче закричала.- Я предупреждал же! Будь готова ко всему со мной.Я заткнулась. "Со мной" - это прозвучало слишком ясно, чтоб не отпечататься в моем сознании. Я перестала тянуть Эрнеста за волосы и совсем умолкла. Он же без капли колебаний понес меня в комнату. Ему пришлось присесть, чтоб отворить дверь и не уронить меня, а я держалась изо всех сил. Дар речи еще не вернулся. Мужчина отнес меня в гостиную, захлопнув дверь с ноги, и бережно перевернул меня так, что я оказалась у него на руках, столкнувшись лицом к лицу с писателем.- Ты не обижаешься, по глазам вижу. Я прямой человек и не собираюсь делать вид, что чего-то нет, если оно есть. Мужчины так не поступают. Ты останешься у меня эту ночь. Будешь капризничать - запру в ванной.Я по-прежнему смотрела на него, удивленно моргая.- Говори, чего молчишь? Я жду. Начинай возмущаться и сопротивляться.- Я не спасу тебя от депрессии, Эрнест. Это не выход... - Это была правда. Я не умела спасать. Но его это не беспокоило.- Ошибаешься, это МОЙ выход. С тобой было весело, с тобой я забыл о депрессии, о войне, о боли. Если это похищение, то ты - моя пленница.- Мне страшно, знаешь? Я начинаю тебя бояться, Хемингуэй. - Прекрати. Я не трогаю тебя. - Ты меня совсем не знаешь! - Я сорвалась на крик, брови сошлись на переносице.- Можно подумать, ты меня знаешь! - Так же громко ответил мужчина, нависая надо мной. Я замерла. Минуту я собиралась с мыслями и думала, как выразиться. Не знала, способен ли он ударить девушку.- Прямой, жесткий, депрессивно-агрессивный, честный. Я не знаю. Я просто не могу знать тебя, проведя с тобой так мало времени. Он немного помолчал, затем сел ровно. Он не смотрел на меня. Писатель отвернулся и тяжело вздохнул, сжал кулаки.- Извини меня. Я редко извиняюсь. Но сейчас я не прав.Я тоже села и положила руку на его запястье. Он был горячим. Правильнее было бы сказать "в нем кипит кровь". Он вздрогнул от моего холодного прикосновения. В комнате тускло горел свет, на улице было тихо. Мы просидели так до утра. Молчали и даже не смотрели друг на друга, лишь переплели пальцы на руках, мы были потеряны для внешнего мира. Существовали только в этой комнате и говорили молчанием. У нас было что сказать, конечно. Просто молчание сближает. Мы не меняли позы, не двигались. Вскоре Хемингуэй взял меня на руки и понес в спальню. Ни слова, ни звука, но теперь мы были связаны взглядом. Я видела этот блеск в его темных глазах, видела его тепло. Опустив меня на уже расстеленную постель, мужчина сел рядом. Он убрал пряди волос с моего лица. - Я хочу остаться здесь. С тобой. И с другими.Он наклонился ко мне и мягко поцеловал в лоб. Я думала, что заплачу, но не смогла заплакать. Почему я чувствовала боль? Да, время здесь летит совершенно иначе. Он стал дорог, невообразимо дорог и, кажется, смог заставить меня слушать. Эрнест, не раздеваясь, лег рядом со мной и положил руку на мою талию. Он берег меня, берег от боли, горя, печали, от всего того, что так часто овладевало им. Видимо, не желал другим такой же участи. Его вспыльчивость вмиг утихла, и пришло такое редкое успокоение.Я обняла его, наверное, слишком сильно, потому что он громко охнул и глухо рассмеялся. Мне было приятно... это чарующее ощущение покоя и уединения. Обнимая этого мужчину, представляла себя на несколько лет младше, еще подростком, пятнадцатилетней девушкой.- Хотела бы знать тебя дольше. Узнать, будучи еще ребенком, - шепот, прорывающий тишину.- Осторожней с высказываниями. Париж — волшебник, исполняющий желания, Эllena.Так мы и пролежали до одиннадцати утра. Может, мы и спали, но сон не ощущался.К одиннадцати часам пришла горничная, как позже объяснил мне Эрнест. А потом, пока готовился завтрак, мы лежали в постели и играли в ассоциации.- Солнце, - я смотрела в окно и жевала карамельки.- Огонь, - Эрнест лежал, его голова покоилась на моих коленях, и я аккуратно поглаживала его по голове.- Страсть. Давай, скажи что-то пошлое. - Секс.- И ни капли намека.- Что ты, ни капли.Мы оба громко засмеялись, пока смеялся писатель, я сунула кусочек карамельки ему в рот. Такого удивления на его лице я не видела, от чего еще громче засмеялась. Пришла Адель и позвала на завтрак; мой друг, словно ребенок, что-то промямлил недовольно и начал ?ныть?, из-за чего мне пришлось огреть его подушкой. Чувствую, этим история не кончится просто так, и меня ждет мщение, причем жестокое. Я посмотрела на Эрнеста и вдруг стала гораздо серьезнее.- Ты... - шепнула я, приближаясь к нему и сокращая расстояние между нами, стирая границы и препятствия. - Бог мой, как же... Дышать было невозможно, а я и не дышала, кажется. Я смотрела на его манящие губы, на его такие настоящие черты...Это был не сон...Он понимал все, когда никто другой не мог понять меня. И сейчас он все понял, сейчас он знал, что наши желания совпали. Его рука медленно легла на мою талию, снова вызывая дрожь в теле. Такая редкая улыбка на этих губах, вкус которых он позволит мне познать. И такая уникальная взаимность. Мужчина только сильнее прижал меня к себе, и я тихо охнула. Томительное ожидание... Эрнест провел кончиком языка по моей верхней губе, затем медленно переместился на нижнюю. Я тихо заскулила, а мой захватчик только тихо и мягко шикнул. Легкое прикосновение его губ к моим... Я теряю голову. Поцелуй меняется, меняется сам Эрнест. Он дразнит меня, играет, заставляет мучиться в томительном ожидании. Хемингуэй позволяет мне сделать это первой. Я робко целую его, но не решаюсь проникать. По очереди целую верхнюю и нижнюю губу, а он улыбается. Кажется, Париж действительно дал мне шанс. Это мой шанс стать счастливее и подарить это счастье Хемингуэю. Он снова касается моих губ языком, но на этот раз проникает глубже, чем я могла рассчитывать. Он пробует меня на вкус, он изучает меня, он клеймит меня, ставит свое имя, а затем точку.Я закрываю глаза и поддаюсь, а он не позволяет мне вздохнуть. Эрнест тихо что-то мурлыкает и отрывается от поцелуя. Я недовольно бурчу в ответ, а он только лучезарно улыбается. Он редко улыбался, как сам рассказывал.- Влюблена в твою улыбку. Сколько я здесь? - Я падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку. Эрнест кладет свою руку на мой затылок и оттягивает за волосы назад.- Не утыкайся в подушку. Ну... По вашим меркам - дня два. Тут все иначе.- М-м, я заметила, - лениво протянула я, повинуясь и переворачиваясь на спину.- Тебе... ну, хорошо здесь? Хорошо у меня? Или...- Хорошо с тобой? Не знаю. Я - девушка. Существо непостоянное. Он опустил глаза и сложил руки на груди. Да, я его обидела. Это же я, я могу даже молча кого-то обидеть, а тут Хемингуэй.- Вставай, идем завтракать, - сухо пробасил мужчина, поднимаясь с постели.- Эй, ты, обидчивый ребенок.- Не смей относиться ко мне неуважительно, я здесь хозяин дома! - Этот момент настал. Хемингуэй сорвался на крик. Он выглядел слишком угрожающе, а я свернулась клубочком и зажмурилась. Дала слабину, сорвалась ровно так же, как и он.- Тогда какого черта ты притащил меня сюда?! Какого черта ты меня целовал?! Ненавижу это, ненавижу ложь! Не останусь в твоем чертовом доме ни минуты, и не смей на меня орать!Я раньше никогда так не кричала. Это было образное отчаяние. И оно смешалось...Я начала кидать в него подушки с диким рыком, кидала изо всех сил. Хемингуэй поймал последнюю подушку и бросил ее на пол. Я разбудила в нем зверя. Эрнест, словно волк, бросился на кровать, моментально прижал меня, держа одной рукой две мои руки и придавив меня своим весом так, что не было возможности пошевелиться. Свободная его рука скользнула к моему лицу и сжала двумя пальцами мой подбородок. Я зарычала и попыталась его укусить. Выражение лица мужчины оставалось бесстрастным, но после второй — удачной, надо заметить, - попытки его укусить, Хемингуэй снова поцеловал меня, но и теперь он целовал мои губы, мои покрасневшие щеки и нос. Гнев сменился милостью, и я первый раз заплакала при нем. Плакала так беззвучно, так мучительно, а он не видел. Старалась, чтоб не заметил ничего. Он снова делал это, только теперь он не просто писал свое имя, а выжигал его во мне. Хемингуэй внезапно прервал поцелуй и навис надо мной, глядя в мои глаза. Я снова запищала от страха.- Так будет кончаться не каждая наша ссора, юная мадемуазель, - промурлыкал Эрнест, пряча свою улыбку, но безуспешно. Я ответила ему такой же мягкой, но искренней улыбкой.- А теперь идем завтракать. Адель уже заждалась нас.С этими словами он спрыгнул с кровати и подал мне руку. Дрожа и тихо всхлипывая, я осторожно взяла мужчину за руку и слезла вслед за ним.Мы вышли из комнаты, я тихонько кралась за хозяином дома. За завтраком никто не проронил ни слова, лишь Адель проворчала о том, что Эрнесту следует меньше пить. Я видела эту женщину впервые, а она пялилась на меня, будто знала век.- Мадемуазель Эллена приболела? Обычно Вы более разговорчивы и Вашему дорогому брату следовало бы показать Вас врачу. Лекарства от грусти существуют, моя дорогая. В свои пятнадцать Вы слишком много думаете.Вилка со звоном упала на пол. Нагрянувшая тишина погрузила все в себя. Белоснежный занавес развивался - его все время поднимал ветер. Этот ветерок унес с собой салфетку со стола. Я смотрела невидящим взглядом на Эрнеста: еще вечером мне было 20 лет.