Глава 14 (2/2)

Затем захват вдруг исчез, и мальчик краем глаза уловил резкое движение, на которое ?хозяину? потребовалось не более секунды: в следующую секунду раскрытая ладонь встретила щеку блондина.

Голова естественно вывернулась в другую сторону: Виктор охнул от неожиданности, почти не чувствуя боли, — удар не был сильным — но сразу ощущая щемящее дерганье в груди, от которого захотелось заплакать, и ком в горле. Инстинктивно попытался приложить ладонь к потерпевшей щеке, но сразу получил шлепок и по ней. — Не трогай! — шикнул на него мужчина, — прямо на коленях встань! И терпи! Это твое наказание за то, что ты, мать твою, такая блядь! Дрожа теперь крупно, он быстро выпрямился, упершись глазами в пол и пытаясь отвлечься на нейтральный серый цвет бетона — и сразу получил второй удар, уже по другой щеке, после чего Лето вскочил с кушетки и начал расхаживать у него за спиной взад-вперед. — Знаешь, о чем я подумал, Виктор, когда увидел фото? О том, какую хитрожопую мстительную шалаву я пригрел у себя на груди! — Джаред уже орал, и мальчик, слушая ругательства, не смог остановить подступившие слезы, — ты выглядел разъебанным, обдолбанным и еще, сука, посмел в моем ошейнике все это вытворять! Я чуть кулаком стекло не выбил, пока ждал самолет — мне даже замечание сделали! Он вдруг встал, навис над плачущим мальчиком, а потом одним стремительным движением наклонился и сомкнул пальцы у него на горле, оставляя тому весьма скудные возможности для дыхания.

— Руки опустил! — прорычал он, когда светлые кисти снова автоматически потянулись вверх, в попытке остановить, — клянусь, Виктор, мне полегчало только после того, как я начал представлять, раз за разом, как пережимаю твою тонкую лебединую шейку и останавливаюсь лишь за секунду до того, как ты отключишься! И это ты виноват! Виктор посмел на него посмотреть: он сейчас испытывал такой калейдоскоп из боли, физической, но больше моральной, чувства вины, отчаяния и жалости к себе, что справиться с эмоциями было трудно. А голубые глаза, казалось, перманентно наполнились яростью: в Лето точно было что-то божественное, подумалось Виктору на периферии сознания, и сейчас он олицетворял кару небесную, очень скоро нашедшую его за вчерашние плохие поступки. — Прости меня! — он задыхался и захлебывался слезами одновременно, — мне правда жаль! Прости… — он разревелся еще сильнее.

— Не так-то это просто, — злобно сказал ?хозяин?, — но мы медленно движемся в этом направлении. Штаны с меня сними! — он убрал руку с шеи, позволяя через боль в легких наконец нормально вдохнуть, но после того, как трясущиеся пальцы стянули с него штаны вместе с трусами, освобождая каменный стояк, он снова вцепился в жертву, на этот раз — во вьющиеся волосы сзади.

— Соси, Виктор, — он грубо притянул его голову: в губы теперь тыкалась повлажневшая головка, — и постарайся, пожалуйста: от твоих стараний зависит, насколько сильно ты будешь страдать дальше.

Мальчик незамедлительно взял в рот. Сначала получилось как-то неуверенно, но мужчина поспешил сразу же это исправить, надавливая на затылок и заставляя взять полностью. От резкого давления на корень языка и ощущения, что член заполняет его рот полностью, мальчик закашлялся, борясь с рвотным рефлексом и проливая очередную порцию слез. Когда Джаред через несколько бесконечных секунд позволил ему отстраниться, блондин судорожно задышал, сглатывая слюну вместе с соплями, и обнаружил, что ногтями впивается в бедра мужчины.

— Плохо стараешься, — промежуточная оценка добавила страха. — Прости, хозяин, — он, кажется, настроился: снова взял, заглядывая ему в глаза и активно работая ртом вместе с пальцами. Мальчик только надеялся, что выглядел сейчас эстетичнее, чем себя чувствовал: Джаред отлично убедил его, и теперь сомнений в том, что он грязная блядь, не возникало.

— Неплохо, — мужчина отстранил его от себя и запрокинул ему голову, — язык высуни. Когда блондин широко открыл рот и послушно высунул язык, то получил медленный тягучий плевок себе в рот. Узкие губы ?хозяина? растянулись в улыбке, когда он так же послушно сглотнул.

— Мне кажется, нам не хватает музыки, мальчик, что думаешь? — Лето отпустил его не секунду и полез в карман штанов.

На самом деле стоило бы сильнее бояться этого человека, чья садистская сторона была просто гениальной, почти безразлично подумал Виктор, когда понял, какой именно трек будет сопровождать их сессию. Снова крайне болезненный укол в грудь и наворачивающиеся на глаза слезы: прямо рядом с коленями Виктора Лето аккуратно положил включенный телефон с видео из ?Инстаграма?, где звезда подиума под Дэвида Гетту радовала пьяных зрителей.

— Продолжай, секси бич, твой выход. И Виктор продолжил: пока он стирал губы и давился, отчаянно стремясь доставить мужчине удовольствие, минутное видео перезапускалось снова и снова. Когда Джаред наконец кончил, подцепляя ошейник и за него притягивая невыносимо близко, вынуждая брать полностью, тошноту уже вызывал не член в глотке, но въевшаяся в самый мозг песня. Он позволил ему отстранится, и мальчик осел не пол, опустив голову: он дрожал, колени занемели и почти не чувствовалась. Вяжущая сперма обволакивала горло, но, как ни странно, именно ее вкус снова вернул полноценное ощущение жизни — это был вкус его мужчины. Через этот полудикий, насилующий его тело акт они оба смогли преодолеть травмирующие воспоминания. Трясущимися пальцами ощупывая онемевшие губы, Виктор подумал, что ему и правда стало легче, — он надеялся, что и Джареду тоже. Мужчина наклонился, забрал с пола телефон, и музыка прекратилась: подвал заполнила звенящая тишина, позволявшая услышать, как они оба дышат.

— Виктор… — мальчик посмотрел на него, больше всего сейчас желая увидеть в его глазах чуть больше Джареда и чуть меньше — хозяина.

Сидящий на кушетке Лето, смотря меланхолично, поманил его пальцами ближе, и швед посчитал нужным проделать этот короткий путь на четвереньках, не вставая. Усевшись у него между ног прямо на бетон, он продолжил заискивающе заглядывать мужчине в глаза: свою роль в этом действе он понимал четко.

Лето снова взял за подбородок, но уже более деликатно: — Знаешь, вчера, когда ты бросил трубку и я больше не смог до тебя дозвониться… — показалось, или он легонько дернулся от воспоминаний? — ты по полной программе меня наказал за мои слова. Не знать, что ты делаешь, чьи руки тебя касаются… — он прикрыл глаза, ресницы дрогнули, — это было неприятно, мягко говоря. Поэтому будь уверен: мы оба поплатились. Ну или, как твоем случае, расплата продолжается, — он рывком встал и обогнул кушетку с другой стороны, разматывая удлинитель лебедки.

— Ложись на кушетку по центру, на живот, — сказал он спокойно, — от тебя больше ничего не требуется. И ничего не зависит. Просто принимай то, что должен.

Опустошенный, мальчик лег на прохладную кожаную поверхность и сразу понял, что да, действительно, сейчас он значительно меньше, чем полноценный человек. Лето за ненадобностью отключил его волю.

— Как я сказал, шибари — это искусство, — Виктор почувствовал, как Джаред сел рядом, а затем его плеча коснулась веревка, начиная обвивать, — я познал его, когда был в Японии. Учился у лучшего из лучших.

Его повествование по манере речи походило на сказку, только что сказка была довольно специфической; мальчик закрыл глаза и ощущал вибрации низкого голоса, отражающиеся от стен, — почти такие же материальные, как веревки, которые постепенно перетягивали руки у него за спиной. Лето делал узлы и связки, которые были не видны и не понятны блондину. — Я смотрел, как правильно работать с моделями. С нами не было переводчика, и он все показывал на примере. Я понаблюдал за несколькими сеансами и поразился его мастерству — мне до такого еще далеко, но суть и основные техники я уловил. Самое интересное произошло на последнем занятии, — Джаред усмехнулся, продолжая плавно, но довольно быстро работать руками, — модель ушла, он убрался, а потом пошел и принес новый комплект веревок — до сих пор помню, такого коричнево-красного цвета, как камедь, — и кинул их на стол передо мной. Посмотрел так неподвижно, внимательно…

— Я с недоумением на него уставился. Неужели он думает, что я сам соглашусь оказаться в этой пассивной роли? Мы немного поиграли в гляделки, а потом он на очень ломанном английском произнес: ?Пока на себе не попробуешь, не научишься?.

— Что, ты думаешь, я сделал, Виктор? — мальчик так увлекся его историей, что и не заметил, что с руками мужчина уже разобрался и перешел к бедрам, — я разделся полностью, — модели до меня тоже были голыми, — и лег на стол, прям как ты сейчас. И он оказался прав: полноценно я понял этот процесс, его тонкости, только когда ощутил это на своей шкуре. Хороший мастер новую плетку всегда сначала пробует на себе.

Лето замолчал, и только сейчас мальчик, дернув руками, понял, что они абсолютно неподвижны: речь шла не только о запястьях — он стянул ему плечи, и теперь казалось, что руки всегда были в таком ?сросшемся? состоянии. Его прошиб пот: ощущения были значительно острее, чем когда он просто надел на него наручники в прошлый раз. Виктор чувствовал, как бьется о кожу кушетки его сердце: возникло желание истерично задергаться в путах, но во-первых, это бы ни к чему не привело, во-вторых, выглядело бы жалко, поэтому он не стал.

Дико хотелось, чтобы Джаред снова начал говорить: его гипнотические интонации успокаивали, а зажатому в клетке из собственного неподвижного тела блондину это бы очень не повредило. Было неприятно и непривычно настолько сильно ничем не управлять, лишиться самых базовых возможностей, отчего кровь циркулировала быстрее, разнося по связанному телу страх. В голову пришло нелепое сравнение, что он сейчас — словно большой Кен из новой коллекции кукол, которых начали выпускать с тематической атрибутикой: ну а что, корпорации сейчас никакие меньшинства стараются не обижать, почему бы тогда не сделать Кена-саба с набором веревок?.. Мужчина закончил обвяз бедра, по-хитрому соединил его со второй ногой и потянул связанное тело мальчика на себя, ставя его на колени; из-за того, что ноги были связаны по-разному, тело приняло неестественно изогнутое положение. Джаред принялся что-то мастерить на груди и торсе шведа, их взгляды встретились: — Через эти веревки, — заговорил мужчина ласкающим шепотом, — я хочу, чтобы ты лучше почувствовал нашу связь, Виктор, — тугое хитросплетение пут теперь стягивало грудь, давая нормально дышать, но все равно испытывая психику: мальчик ощущал, как неконтролируемо мелко дрожат пальцы и пересохло горло, — ты сам этого захотел — и ты теперь мой, со всеми потрохами. Вчера ты оступился, и сейчас у тебя будет возможность подумать над своим поведением, но в следующий раз, если случится хоть намек на нечто подобное, поверь, — наказанием станут не раздумья. Не выдерживая тяжелого взгляда, Виктор спрятал глаза: только сейчас он понял, как глупо было пытаться ему мстить — Лето владел его сознанием на расстоянии, а следовательно, и телом. Швед влюбился, поэтому не стал бы изменять; но кроме того мужчина будто внедрил что-то в его мозг, и даже если бы чувства дали сбой, включилась бы эта установка, как резервный генератор, и мальчик, вероятнее всего, все равно бы повел себя так, как запрограммировал ?хозяин?.

Лето подвинулся ближе, тоже встав на колени на кушетке. Нежно обнял одной рукой, а другая очутилась у саба между ног: неожиданно резко и довольно болезненно рука сдавила ему яйца в кулаке.

— Что ты чувствуешь, Виктор? — мальчик напрягся и застонал ему в шею, просто терпя, не пытаясь отстраниться. — Принадлежность… — Четче, мальчик, — кисть крутанулось совсем немного, но это добавило резвости размышлениям шведа. — Я тебе принадлежу, хозяин. Я твоя собственность, — противоестественно, но даже сквозь боль мальчик заводился от этих слов: они будто заклинали их обоих, подписывая невидимыми руками еще одну страничку контракта.

— Правильно, детка, — захват наконец пропал, но реальность, в которой Виктор ощущал себя не просто обездвиженным, но абсолютно бесправным, осталась, — но ты понимаешь, зачем все это терпишь? — Я так хочу, — ответ последовал незамедлительно, — мне нужна твоя… Твердая рука. Твоя власть надо мной, — Виктор опустил голову ему на плечо, не желая смотреть в глаза. ?Ненавижу, когда меня к чему-то принуждают, но тебе, кажется, можно все?, — сознание выдало эту странную больную правду, в которой парень себе раньше не признавался.

— Тогда я обещаю продолжать тобою распоряжаться по своему усмотрению, — сказал Лето тихо и невесомо провел ладонью по светлым локонам на затылке, спускаясь пальцами по веревкам вниз. Затем вдруг бодро встал с кушетки и снова уложил на нее парня: — Сейчас ты просто моя грязная секс-игрушка, повалявшаяся на полу и теперь нуждающаяся в дезинфекции, — кажется, он веселился, — сегодня мы почистим твои мысли.

В заторможенном сознании мальчика промелькнула идея, которой, как он отчаянно надеялся, у Лето нет — что помимо мыслей он еще захочет прочистить его какой-нибудь двухлитровой клизмой; губы против воли растянулись в улыбке. А затем стало не до смеха: Виктор не видел, но Джаред, судя по всему, перекинул концы веревок через крюк на потолке и подсоединил их к лебедке, с которой он потом возился минут пять, пока мальчик томился тревожной неопределенностью. Раздался неприятный прорезавший пространство звук, и Виктора медленно потянуло вверх, будто подхватило снизу. Несколько секунд — и вот он уже висит: десять сантиметров над кушеткой, двадцать… Он чувствовал себя в ракете, покидающей землю. А еще он сейчас в полной мере ощущал все связи и завязки, созданные Лето на его теле: веревки не вгрызались, но жестко давили, будто тоже демонстрируя свою власть над мальчиком. И никуда он не денется, пока эти путы вместе с Джаредом не решат, что с него хватит.

Ощущения были очень странные: больно действительно почти не было — это было что-то другое, что-то, вызывавшее нервную дрожь в теле, раздражавшемся от того, что оно не может пошевелиться. Отсутствие возможности морально давило: он дернулся, тупо и безрезультатно, так по-мазохистски, прекрасно понимая, что только теряет силы и что это дерганье скоро доведет его до слез. Не получается, ничего не выходит!.. Он был бессилен.

Наблюдавший за своей посаженной в банку бабочкой, Лето подошел к одному углу кушетки и надавил на него, выводя ее из-под мальчика, разворачивая: тяжело дышащий Виктор вдруг оказался над бетонным полом, который был значительно дальше, чем мягкое и уже привычное кожаное покрытие. Внутри в момент поднялась буря из нового страха — упасть связанным на этот очень твердый пол.

Мужчина временно переключил его внимание: поставив перед мальчиком стул, он сел и поднял за подбородок, заставляя концентрироваться на себе.

— Виктор, я хочу, чтобы ты запомнил этот момент, — лазурные глаза немного прищурились и смотрели из-под полуопущенных век, — я простил тебя, но… — красивые брови приподнялись, большой палец проник блондину в рот и надавил на нижний ряд зубов, — ты доложен зарубить себе на носу: пока мы вместе, если даже этих губ хоть кто-то коснется, как я касаюсь, когда хочу тебя, ты пожалеешь, — мокрый палец покинул рот и теперь размазывал вязкую слюну по щеке блондина, — это не угроза, но просто знай: я тебя уничтожу. Не физически — морально, но ты будешь ужасно страдать, поверь.

И Виктор, конечно, поверил: он прекрасно понимал, о чем говорит мужчина. Лето, который не давал до конца разгадать, что он чувствует, видел как на ладони чувства мальчика к нему. Расклад был прост: если Виктор посмеет изменить, Джаред просто уйдет, хлопнув дверью, — навсегда его покинет. И жизнь тогда еще очень долго будет нежизнью.

За угрожающим монологом последовал мягкий поцелуй в губы: Джаред застыл рядом с его лицом еще на немного, закрыв глаза и едва заметно подрагивая ресницами, затем, не смотря на парня, встал, отодвинул стул и пошел к выходу.

?Джаред, стой!? — приступ паники смыл нежный поцелуй, — ?ты что, оставишь меня тут одного?!? — он хотел это выкрикнуть, но ничего не вышло: рот будто заполнили все те же коварные веревки. И когда он думал, что ему страшно максимально, мужчина щелкнул выключателем, и подвал погрузился в кромешную тьму. — Помимо наказания и возможности подумать, это еще один тест на доверие, — сказал Джаред спокойно, скрипнув ступенькой, — я знаю, что ты в панике. Но ты должен, просто обязан мне сейчас поверить — а если не поверишь, это будут твои проблемы: я тебя чувствую и буду знать, если что-то пойдет не так. Откуда — неважно: главное, в случае чего я окажусь рядом очень быстро, — он немного помедлил, и Виктор остался наедине со звуком собственного сбитого дыхания и ощущением бешено пульсирующей крови.

— А если с тобой все будет нормально, я спущусь ровно тогда, когда сам решу, что наказание окончено.

Больше ничего не говоря, он поднялся вверх по ступенькам, затем свет в проеме — и полная темнота. А еще — одиночество и беспомощность.