Разбитое стекло. (1/1)

Он приехал в город в начале учебного года, в самый разгар осени; появился внезапно, их даже никто не предупредил о новеньком; и мгновенно занял место самого странного парня за последней партой, постоянно в одной и той же толстовке на несколько размеров больше него самого; утопал там, молчаливый и непонятный, в капюшоне, не реагировал на подколки и знакомства, и в первый же день получил первые тычки в спину от недовольных игнорированием одноклассников, а на следующий день пришёл в школу с почти фиолетовым синяком на половину шеи и худющими ногами в чёрных протёртых скинни, едва ли не худее, чем у Оливера; они подростки, да, многие из них больше похожи на палочников, нежели на людей, но -Настолько?Его нездоровая худоба и вечная измождённость сыграли против него ещё в первую же неделю: его небрежно отталкивали плечами с пути, и тонкая фигура почти падала, и он сжимался ещё сильнее, глубже затягивая капюшон, и прижимался к стенам, бесшумно перебираясь из кабинета в кабинет;Таких задевают всегда в первую очередь. Оливер прекрасно это знал; он был как раз среди тех, кто задирает; с богатыми родителями, неограниченной свободой и резким характером, напористый и наглый, такой клишейно-классический, наслаждающийся своими такими же клишированными преимуществами положения в обществе, не собирающийся как-либо что-либо менять;Он не трогал его физически, даже не приближался; новенькому хватало постоянных синяков и без его участия; в конце концов, школы в Медине - то ещё убожество, и дети в них такие же. В большинстве.Джордан тоже был клишированным, просто в обратную сторону: Оли - на вершине, он - у подножья; у него даже имя было - Д ж о р д а н - как будто он ненастоящий, вылезший прямиком из книжки с тупым сюжетом и бессмысленными диалогами, где в конце все любо умрут, корча несчастные лица в наигранной агонии, либо будут жить долго, счастливо и чрезмерно слащаво. И поэтому Оли его не трогал; насмехался на словах, громко смеялся вслед, и его подхватывали все соседние коридоры, провожая тонкую фигуру в одном и том же капюшоне презрительными взглядами, и Оливер смотрел ему вслед, ощущая что-то смешанное внутри, похожее на жалость;Через полтора месяца его уже никто не трогал.Он растворился в толпе занятых своими проблемами подростков, как и положено таким клишированным - настолько забитый и неинтересный, что даже доставать не хочется. Его больше не трогали даже агрессивные парни постарше, обожавшие вылавливать вот таких вот ущербных;И, на самом деле, это было даже немножечко любопытно. Оли привык к клишированным насквозь, знал их хорошо, потому что сам прекрасно справлялся с похожей ролью, просто с другой стороны социальной пирамиды; Джордан ведь не был ни ботаником, ни слишком высокомерным и умным, ни глупым и раздражающим; он был каким-то никаким, вечно молчащий, и даже молчал как-то не так: без отрешённых взглядов в окно и наушников, простоМ о л ч а л .Иногда Оливеру думалось, что его не трогают не из потери интереса, а скорее из некого опасения; новенький был странный. Пугающе странный, отличающийся ото всех разом и при этом настолько же обычный, что даже постоянно расцвеченная синими-фиолетовыми-чёрными уродливыми разводами светлая кожа лица не мешала ему сливаться с толпой, становиться совершенно незаметным, скользить между громких бесконечных толп таких же школьников, не соприкасаясь ни с кем даже случайно - как будто около него какое-то поле, и оно отталкивает всё и всех вокруг.Он действительно был пугающим. Слишком не от мира сего; они не видели его на школьных тусовках, даже на самых-самых отстойных, куда они заваливались накуренной галдящей толпой, нагло обживая чужие кухни со всеми запасами пива. Он почти не ходил на стадион; то ли о чём-то договорился с тренером, то ли ещё что, Оли видел его однажды в раздевалке, когда они с парнями задержались на поле на пару десятков минут. Новенький стаскивал промокшую майку, взлохмачивая влажные тёмные волосы, и блёклые разводы издалека были похожи на галактики, расплывающиеся от плеч всё ниже и ниже, перебегающие неприятно выпирающие рёбра колеблющейся от чёрного до зеленоватого рябью.Он был пугающим, потому что был безнадёжным; хватало пары раз общения вблизи, которые заканчивались добавлениями синего и фиолетового; хватало несколько прямых взглядов, чтобы понять, что с ним что-то не так.Не так ровно настолько, чтобы никто из них больше не захотел иметь с этим дело.Никому не хочется лезть в чужие дебри. Даже таким, как они. Потому что - а вдруг - дебри расползутся, затягивая их следом.Так что новенького забыли, и он слился с потоком таких же бессмысленно бродящих по школе; проблема оставалась в одном.Оливера, кажется, всё-таки затягивало.У него было всё почти идеально: состоятельная семья, которая, может, и не всегда находила на него время - быть состоятельными, живя в Медине, весьма трудно; но он знал, что родители души в нём не чаяли, ровно как и брат или остальная семья. У них были большие застолья на праздники, куча подарков, постоянные звонки, и ему никто не мешал забиваться, несмотря на несовершеннолетие, и никто особо не трогал за не очень-то и хорошую учёбу; отчитывали только если он уж совсем скатывался и пропускал всё, что можно и нельзя; у него был клишированный авторитетный образ, у него были такие же клишированные авторитетные друзья с большими домами для тусовок, у него были друзья без авторитета, которые предпочитали держаться поближе к нему, нежели идти против, у него было фактически всё.И это становилось скучно до безумия.Он забивался на автомате, он смеялся над тупыми шутками и издевался над особо не прижившимися в школе просто по инерции, потому что раньше так было всегда, и он привык, и этот образ давно сросся с ним воедино; он нарушал школьные правила без особых целей, выигрывал спортивные соревнования и прочую чепуху без капли удовлетворения; оказалось, что когда тебе всё дано уже сразу, со временем начинает надоедать.А потом появляется новенький, который сначала ничем особо и не выделяется, получает свою порцию издёвок за то, что тихий и молчаливый, а потом начинает пугать своим молчанием так, как никто до этого не пугал, и остаётся один, вроде как потерянный в куче похожих подростков, но всё ещё какой-то не такой.А ещё он всегда улыбался.Молчал на занятиях, молчал, когда его зажимали в переулках у школы, молчал, когда ему в лицо кидали оскорбления, но каждый грёбанный раз улыбался в ответ - уголками губ, почти что глазами, в ответ на любые крики, придирки, поступки, а однажды -Однажды, всё в той же раздевалке, когда они пересеклись случайно во второй раз, потому что Оливер задумался прямо на поле, и огромный парень из их футбольной команды случайно сбил его с ног, и теперь у него растяжение;Однажды, всё в той же раздевалке они пересеклись вновь, и Джордан подхватил его сумку прямо когда он споткнулся из-за дико болящей ноги и едва не навернулся со ступенек у входа, и Оли только издевательски приподнял брови, осматривая его с ног до головы; узкие ноги уже облегали стандартные скинни, и сверху вместо майки была одна только странно-бледноватая кожа, не скрывающая ни странно-неприятно выпирающие тазовые косточки, ни тёмно-синее море на животе, поблёкшее, почерневшее кое-где; а на его скулах наливались свежим фиолетовым новые синяки, и чуть ниже правого глаза виднелись три отчётливые ссадины - наверное, на руках были кольца.И не то, чтобы Оливера волновало, у кого там кто где бьётся или бьёт, и есть ли у этого кого-то кольца, но дело было в том, что он грубо вырвал сумку, насмешливо окинув новенького взглядом, и подтолкнул плечом, немного не рассчитав силы - тот пошатнулся на тонких ногах, звонко ударяясь о перила рукой, и железный браслет звякнул в такт, и у Оливера страшно болела голова после тренерского выговора, и он уже было повернулся, готовясь встретиться с возмущённым лицом новенького и доходчиво объяснить, почему лучше быть потише;Джордан смотрел прямо на него, протягивая выпавшую резинку для волос - самую простую, чтобы волосы не мешались при игре, - и синее на его скулах жалостливо-забавно контрастировало с синевой глаз, и он улыбался ему, придерживая второй рукой запястье в синяках, которым, видимо, и ударился; он улыбался, смотря ровно и спокойно, как будто это не Оливер безразлично смотрел на кровавые разводы на асфальте, когда его друзья зажимали новенького в углах, как будто это не он насмехался над ним в открытую, делая его и так незавидное положение ещё хуже, буквально обозначая его мишенью для издёвок;Он улыбался ему, поднимая чуть подплывший уголок губ с запёкшейся почти чёрной корочкой, и от этой полуулыбки та потрескалась, и ранки снова покраснели, но он улыбался ему, весь раскрашенный в чёрно-фиолетовую галактику,И эта улыбка отчего-то ощущалась как разбитое стекло.