Часть 8 (1/1)

– Датчане!– Ты же говорил: датчане будут не раньше новолуния?– У датчан нету сроков, когда идти в викинг, – вместо Утреда ответил Кутберт. – К тому же буря их наверняка подогнала.Мы шли на площадь с высоким камнем, куда как ручьи по весне к реке стекались люди, которых созывал удар колокола. Подозреваю, Утред это знал, а для меня стало открытием: жители Уэя оказались не настолько беззащитными. Об этом мне самой стоило догадаться, иначе как они противостояли кочующим в здешних водах пиратам? У них были дозорные! Они выследили, что кораблей было пять.– Это ведь не так и много? – пытаясь как-то приободриться, тревожно спросила я.– Видимо, буря их знатно потрепала. Верно, господин Утред? – как-то не в меру бравурно определил отец Пирлиг.– На каждом корабле не меньше полусотни датчан, а еще те, кто сумел выжить. Они злы и надеются воздать за свои беды уже на суше, – негромко говорил Утред, но слух мой достаточно обострился, чтобы его услышать.– Но люди Уэя успеют уйти?– Возможно. Тогда ярость викингов обрушится на ближайшие хутора. Такие, как Авултун, – Утред не щадил моих чувств, но за это я была ему благодарна. Сам же подыграв в моей наивной вере в спасительницу, теперь он не пытался отвлечь меня сказкой, что все закончится благополучно. Когда заговорил Кутберт, я едва сдержала совсем неуместный вздох, ведь слова его были совсем не утешительными:– Даже здешним не всем повезет. Наверняка кое-кто пожалеет свое добро и решит просто спрятаться где-то неподалеку, а у датчан нюх волков. И сейчас им нужны лошади, а не рабы, как обуза. Повезет тем, кто умрет легкой смертью. Те же счастливчики, которым удастся выжить, вернутся на пепелище. Так уже было семь лет назад… Это ты хотел узнать, молодой господин?Мне нечего было сказать. Я понимала, о каком времени идет речь, и понимала теперь, насколько несправедлив упрек в том, что они не приняли меч и не пришли к нам на помощь. Они сами нуждались в помощи – и не получили.Кутберт был вождем, потому неудивительно, что мы оказались в центре собрания.Голоса мешались, как гул бурного моря, волна, захлестывающая волну:?Кутберт, что делать?? ?Кутберт, нужно уходить?. ?Кутберт…?Он выхватил один такой ропот, как ловкий рыбак рыбу, чтобы резко провозгласить:– Женщины и дети отправятся в убежище. Мы же будем сражаться!– Ты с ума сошел? Они сметут нас! – послышалось с разных сторон.Кутберт поднял руку, и гвалт внезапно стих.– Если я правильно понял тебя, господин Утред Уэссекский, датчан где-то с три сотни?Это было вызовом: обозвать Утреда именем Уэссекса.– Верно. И у датчан есть мечи и щиты против копий и рогатин, – слишком спокойно и уверенно отвечал мой воин на непреднамеренный вызов.– У нас будут мечи и щиты. Ульф! Где ты, дружище?Вперед вытолкали невысокого лысоватого мужчину в шерстяной богатой рубахе до колен, широкой кожаной куртке без рукавов, дорожные короткие сапоги его не были истоптаны и в целом он выглядел совсем не грозно.– Тут я! Зачем мне прятаться, господин Кутберт? Я пришел почти без своих людей. Просто скупить шесть. Может, что продать. Разве не говорит это о моих добрых намерениях?– Случайно оказался здесь и в это время? Может, ты шпионишь на соплеменников? Оружие на твоем корабле есть, я знаю. Ты говорил о франкском железе, – настаивал Кутберт.– Я говорил о лезвиях для топоров. Хорошие лезвия. Острые, хоть брейся, – датчанин – сомнений у меня по этому поводу не было: достаточно было взглянуть на языческий амулет на его шее – к своей чести не терялся и не выказывал страха.– Впервые слышу, чтобы франки этим славились. Наверняка шпион. Еще и вор, торгующий без пошлины. Стоит испробовать одно из его лезвий на нем, но не на голове, а гораздо ниже. Потом оставить на берегу для своих, как знак, – подал голос Утред. По одобрительному ропоту нашего витана было слышно, что предложение собравшимся понравилось.Датчанин-торговец, впервые показав слабину, сглотнул, дернув плечами.– Со мной договориться можно, – Кутберт ударил себя кулаком в грудь, а затем, оттопырив большой палец, махнул рукой в сторону Утреда. – С ним – нет.– Наверное, есть с дюжину мечей и копий, – сразу стал сговорчивей Ульф.– А если поискать, то и больше наскребем, – заверил его Кутберт.Торговца увели. Но ликовать об удачном исходе дела было рано.– Этого мало, Кутберт, – крикнул чей-то зычный голос.– Мало? Кто говорит мало? Тогда вот еще!Вот тут произошло нечто необычное как для меня, так и для моих охранников. Кутберт стоял от меня так же близко, как Утред с отцом Пирлигом. Внезапно он сделал рывок и подсадил меня на камень. Утред дернулся ему навстречу, но было поздно. Я стояла на всеобщем обозрении, но смотрела на всех сверху вниз.– Ребенок? Что может решить мальчишка? – где-то загомонили недовольные голоса.– Мой господин, Эдуард Этелинг. Обратись к своему народу, к своим людям, которым когда-нибудь ты станешь главой, – подбодрил меня Кутберт. От его голоса я сама, словно земля после дождя пропитывается влагой, напиталась уверенностью: вот оно, мое предназначение, – поддержать дух, вдохновить на бой с врагом. И все же я оглянулась на моих друзей.Отец Пирлиг к моей досаде куда-то исчез, отступил, смешавшись с жителями Уэя. Утред стоял неподвижно, с каменным лицом, но спокойствие это было обманчивым. Он был как натянутая тетива. Или даже как меч в руке опытного воина, готовый к битве. Стоило только хоть жестом выказать угрозу, и польется кровь. Только пусть это будет не сейчас, а потом. Пусть это будет кровь датчан.Я подумала об отце. Как он, оказавшись в схожей ситуации, поднял боевой дух доверившихся ему людей? Как вселил в них веру в победу? О чем говорил? О Господе? О долге? Ничего такого правильного, складного в голову не шло. Зато где-то там, в душе, клокотала злоба, но это было то, самое честное, о чем и хотелось сказать, и то, что должно быть понято. Я набрала в грудь побольше воздуха.– Чудовища? Великаны? – видимо громкое начало речи для моих слушателей оказалось внезапным, они притихли. Я чуть развернулась и указала рукой в сторону моря. – Нет! Всего лишь люди. Которым чужды наши слезы и радости. Которым чужд наш Господь. Они пришли убивать и разорять. Они как дикие волки! Но на каждого озверевшего волка есть копье, – я оглянулась на собрание. Оно молчало. В этом был добрый знак: я сумела привлечь их внимание. Но был и нехороший: не замечала я воодушевления. Что-то было не так. Может, они чувствовали за моей искренностью обман. Потом я взглянула на Кутберта и прочла на его лице одобрение. Я рисковала, я нарушала обещание, но я решилась: – Вы храбрые люди. И вы заслуживаете правды. Я правда законный первенец короля Альфреда. Но я не Эдуард Этелинг. Мое имя Этельфлед. Я ехала к вам, как к друзьям, как посланник мира, но попала в преддверие войны. Ваше право уйти, вас никто не осудит, или принять бой… – не то чтобы я тонкослезная, но на последних словах у меня едва голос не дрогнул, пропустив низкую нотку.И снова опасная, разрывающая уши тишина, где каждый легкий шум, даже падение листка, чириканье воробья или удар сердца раздается непростительно громко, а ты пытаешься уловить хоть малейший людской ропот. Я посмотрела на Утреда: сможет ли когда-нибудь теперь он доверять мне? Сможет ли защитить от толпы, когда разъяренные нелепым обманом непокорные жители Уэя решат разорвать нас на части? Прикоснувшись к своему амулету, тот слегка кивнул, но не мне. Кутберту. Я только мельком успела заметить на лице вождя недоумение, но тут же оно стало спокойным и ясным. Кутберт заговорил, и каждое его слово чеканило сталью:– Моя госпожа, если ты безопасно пересекла всю страну лишь с одним воином и священником, чтобы сообщить о предстоящем бое, то, может, сама богиня Хильде направляла тебя? Раз так, то кто я, чтобы спорить? Бой! Пусть будет бой!Вот это было неожиданностью. Сначала это крикнул Кутберт, потом один за другим подхватили его люди. Мои глаза случайно наткнулись на Эйкена, и даже он, хоть и не жил в Уэе, хоть и не казался таким уж храбрым человеком, кричал: ?Пусть будет бой!? Упоминание языческой богини войны как-то не очень соответствовало моему призыву защищать веру Господа, но лучшего момента принять присягу невозможно было сыскать.– Господин Утред, дай мне свой меч, – Утред заколебался. Я просчитала несколько ударов сердца, прежде чем он исполнил мой приказ. Держа обнаженный меч на ладонях, я протянула его кэрлу: – Возьми этот меч, Кутберт. Клянись охранять эту землю, этот народ, веру в Господа нашего.– Клянусь, – Кутберт протянул ладони, а я положила на них меч.Вздох Змея недолго оставался в руках кэрла. Кутберт почти сразу вернул его Утреду. Было похоже было на то, что на время опасности он согласен передать право управлять своими людьми моему спутнику, как более опытному воину. И все же чужакам он не до конца доверял. Когда Утред взялся осмотреть побережье и приказал мне держаться возле него, Кутберт тоже отправился с нами. Между прочим, видимо, рассчитывая еще на подкрепление, он опять поинтересовался об отряде, о котором упоминал раньше Утред и который якобы стоял за моей спиной. Отсутствие ответа вполне растолковывалось лучше любого красноречивого ответа, зато у Утреда уже был план, который для меня, например, оставался загадкой. Он приказал согнать всех волов, что были в поселке, и найти на них ярма, так чтобы запрячь по паре. Женщинам он велел собирать сухой плавень, ветки, солому. Потом им велено было идти в убежище, но, когда Кутберт предложил отцу Пирлигу их сопроводить и утешить молитвой, тот неожиданно отказался.– Э, нет. И пропустить все веселье? – старик-священник продолжал удивлять. Еще раньше я заметила, что к седлу его лошади вместе с сумой был прикреплен завернутый в мешковину продолговатый предмет. Для посоха он был коротковат, но я не придавала ему особого значения и не проявляла интереса. И вот покров был снят, а под ним оказался меч. – Думаю, что здесь я буду больше полезен, – не теряя привычного веселого настроя, сообщил отец Пирлиг.– А я? Что ты мне поручишь? Я могла бы возглавить сбор плавня, – я тоже готова была признать главенство Утреда и что-то делать, а не таскаться за ним, как за собакой хвост.– Сейчас ты сядешь на лошадь и уедешь отсюда как можно дальше, – Утред не обернулся, но завернул в сторону наших лошадей. Кутберт остался давать распоряжение своим людям, отец Пирлиг был рядом с ним, и мы могли говорить без обиняков.– Одна? – как-то стало не по себе: обидно или тревожно.Утред обернулся, положил руку мне на плечо, внимательно посмотрел в глаза.– Это лучшее, что ты можешь сделать. Пусть думают, что помощь близко. Так им будет спокойнее.– А тебе будет спокойнее, если я буду подальше отсюда? – все-таки это была глупая обида, когда я готова была упрекнуть Утреда: ты готов меня оставить.– Да, моя госпожа. Всему Уэссексу будет спокойнее.Я бы хотела возразить: какое мне дело до Уэссекса, где мало кто слезу по мне проронит, случись несчастье, только это было бы несправедливо по отношению к Утреду. Он мог выбрать легкий путь, охраняя меня, покинуть Уэй и оставить его жителей со своей бедой. Однако тогда это не был бы тот Утред, которого я знаю. А я могла быть полезной только в том, чтобы не путаться под ногами и не причинять беспокойство. Унизительное положение, с которым нужно смириться.В бою, я слышала, нож бывает полезнее меча. Кое-что для Утреда я еще могла сделать. Я вернула ему Осиное Жало.– Пообещай остаться живым. Так мне будет спокойнее.Утред подсадил меня на Лламрея.– Обещать не могу, но судьба дает знаки, что так и будет.– Знаки? – печально переспросила я.– Две Хильды будут охранять меня: одна – богиня войны, которой поклоняются здесь, другая, та, что дала мне этот крест, наверняка помолится твоему Господу.– Разве что так, – только и оставалось ответить мне.Утред хлопнул Лламрея по заду. И для коня, и для меня это был знак: пора отправляться. Я вынуждена была подчиниться. Довольно долго ехала, не выбирая дороги, просто доверившись Лламрею, а чтобы не думать о том, что сейчас творится в Уэе, старалась смотреть на травы и цветы. Они такие яркие и разные, хоть букет для Этельгиф собирай. Ей бы это понравилось. Вон нежно-розовый окопник, а дальше желтоголовая пижма. А вон невысокий куст. Цветов на нем нет, но есть небольшая серая птица, которая совершенно не боится ни меня, ни Лламрея. Кажется, это был сорокопут…Лламрей, поняв, что им никто не управляет и никто его не подгоняет, остановился и начал щипать траву. Здесь, далеко от Уэя, царила такая безмятежность. Только мне от этого покоя щемило сердце. Никто бы не посмел обвинить меня в трусости за то, что я оставила опасное место ради собственного спасения. Меня отослали, как особу бесполезную, даже мешающую. Не я позвала датчан. И все же это я привела в Уэй Утреда и отца Пирлига. Я подтолкнула жителей поселка дать бой. Я разглагольствовала о долге, но быстро согласилась сбежать, передав Утреду ответственность за чужие судьбы. Если они погибнут, смогу ли я жить как жила и не думать о них, каждый раз переживая вину?Я резко натянула повод, разворачивая Лламрея. От неожиданности он едва не стал на дыбы, но все же покорился. Так быстро, как могли, мы возвращались в Уэй.