Часть 8 (1/1)

Работа кипела. Изготовили мольберт, который пришлось устанавливать непосредственно в гостиной Большого дома – если бы Новак писал картину в игровом, ее, готовую, потом невозможно было бы протиснуть ни в дверь, ни в окно. Или пришлось бы разбирать стену, на что хозяин не согласился.Доставили полотно с Земли – Кас, на всякий случай, заказал вдвое больше, как и планировал. Чтобы было запасное, если одно он случайно испортит.Привезли подрамники, тоже два, огромные – три на шесть метров не шутки! Вроде бы, хорошо сделали, с дополнительными распорками и укрепленными углами – точно по чертежу.Натягивали ткань чуть ли не всем домом – Руби, Кэсси, Чарли и Джо держали, Дженсен и Виктор прибивали. Новак ползал, как спайдермен, проверял натяжение, подсказывал, где еще прихватить. Даже Дик выполз из спальни на костылях – ноги снова болели. Смотрел молча. И молча удалился назад.Следующий этап – грунтовка. Та, что продавалась, Константину не подходила – надо было изготовить самому.Короче, работы было – валом!А главное, эскизы. Кас, если брался за заказ, то делал его на совесть. По очереди приглашал каждого в игровую, рисовал. По-разному и много. Дика рисовал у него в спальне или столовой – тот едва ходил. Эллен приходилось ловить на кухне – она, не смотря на помощь дочери, не могла и на пару часов оторваться от готовки.Спать ложился очень поздно, Виктор и Дженс по-прежнему ночевали у него по очереди, и часто уже спали, когда Новак заканчивал ковыряться в своих эскизах в памяти планшета.- Расскажи хоть, как ты там? – Дин, Динчик…Что ж связь такая хреновая? Вроде бы, и кометы уже след давно простыл. Помехи, шипение, изображение все время прыгает. Может, с усилителем, который есть у Романа в гостиной на стереоустановке, было бы лучше, но Кас не хотел разговаривать там – ни за что! Это слишком уж личное для него, слишком интимное. Голая душа – навыворот…- Все хорошо, – пытался улыбаться Константин.- Ты красноречив, – смеялся Дин.Помехи – лица почти не видно. Такого родного лица. Жалко-то как! Дин улыбается – скорее, догадываешься, чем видишь с этой связью.- Связь через несколько минут прервется. Проклятая комета… – отмазывался мужчина.- Тем более, мой ангел, не молчи – расскажи что-нибудь, – смеялся Дин.Новак рассказывал сбивчиво. Обо всем по чуть-чуть.Про Терру. Про дом. Про девчонок и парней, только ?слугами? их не называл – на Эдеме не поймут, Дин нахмурится, а Кас этого не хотел. Про картину, которую пока еще даже не начал – грунтовка должна просохнуть хорошенько – вдруг, потянет холст, вдруг еще что…- По-прежнему стремишься к идеалу? – улыбался Дин сквозь помехи. Хорошо так улыбался, тепло и нежно: – А сам-то как?- Хорошо.Уже хорошо. Еще больно, но работа так отвлекает – совсем нет времени на глупости и бестолковые страдания!- Я тебе там фото скидывал…Новак получил. Свадебное*. Дин и Сэмюэль Винчестеры. Красивые и счастливые. Так радостно и так больно…- А ты как? – улыбался Новак в ответ.- Уже немного толкается. Знаешь, так тихонечко, еле-еле, едва слышно. Сэм хочет почувствовать, но…- Дин? – а в ответ только шипение огромного холодного вакуума: – Дин!.. Передай привет Энтони и родителям!Услышал или нет – не понятно. Эдем слишком далеко, а у Новака слишком старый планшет. Ничего, он Дину напишет и Тони тоже. Но хоть увидел, услышал голос, хоть несколько минут. Таких драгоценных и таких невероятно коротких…Так тихо в доме, так поздно. Уже и Эллен доделала всю свою рутинную работу, закрыла кухню и ушла спать в садовый домик к Тернеру. Дженсена Новак давно отправил отдыхать в игровой. Виктор и девушки тоже угомонились в своем крыле для слуг.Один Константин все еще возился со своими полотнами – последний слой грунтовки, закрепляющий – самый ответственный. Если сделать его неправильно, то краска потом будет плохо сцепляться с поверхностью, и через несколько лет может начать отставать. Этого допустить нельзя – Новак привык все делать добротно. - Миша! – это Роман звал его из столовой.- Да, Дик!- Бросай уже свою возню! Я тоже привык отрабатывать свои деньги, но не настолько же рьяно!- Еще несколько минут!- Заканчивай и иди ко мне! Посидим хоть, пообщаемся.- Хорошо…Разговаривали. Пили.Если точнее, много пили. Роман был в меланхолическом настроении, а Новак очень устал в последние дни – он привык отдавать себя творчеству, а тут эта огромная картинища – как дельтаплан! И куча тупой механической работы – установка, натяжка, грунтование… Кас от такого смертельно уставал! А тут вдруг накатило – художнику тоже нужна разрядка, отдушина. Если не душевная, то хоть напиться и отвлечь мысли за ни к чему не обязывающей беседой. Тоже вариант, между прочим.Разговаривал в основном Дик, а Новак только вставлял реплики. Во-первых, Роман Касу не нравился. Вроде ничего плохого он Константину не сделал – обеспечил кровом и работой на ближайший год, но… не нравился, и все тут! А, во-вторых, самому Константину не хотелось откровенничать. Зачем его душеизлияния Дику? Пусть выговаривается сам, если у него есть такая потребность!Пили виски – хороший, дорогой. Столовая, как в тумане…Дик рассказывал о своей молодости. Сынок богатенького папочки. Незаконнорожденный, кстати. Отец признал его, когда Дику было шестнадцать. Когда понял, что смертельно болен, что законных наследников у него не будет, и дело передать больше некому, кроме малолетки с больными ногами. Забрал к себе, дал образование. Тот настольный футбол, из игровой, старенький – это все, что осталось от детства Дика.- Я так страдал маленьким, – рассказывал Роман, подливая Новаку виски, – что у меня богатый отец, а мама на двух работах, чтобы содержать меня и покупать лекарства. Мы иногда голодали. А потом, представляешь, я вырос и совершил ту же ошибку! Как в зеркале отразил! Когда отец умер, я вернулся из университета, чтобы принять дела. На меня вдруг свалились богатство и ответственность. Я как с цепи сорвался, ну, ты понимаешь…Новак не понимал, но поддакивал:- Да, нелегко, наверное, было.- Нелегко, – кивал Дик, – у меня есть еще ребенок, Миша!- Ребенок?- Ребенок. Ну, как есть? Я подозреваю, что он мой.- В смысле? – под хмелем и так-то соображать трудно, а тут такие признания.- Тогда я в загул ушел – конкретно! А тут новая работница – хорошенькая, симпатичная. Я у нее был первым. Ну, потом еще были, я тогда с университетскими друзьями отрывался – деньгами сорил во все стороны…- Подать еще бутылку?..- Да, Миша, если не трудно… Так вот, три недели загула и безобразных оргий! Сначала Я ее трахал. Потом захотелось еще и я отдал ее друзьям, а сам… Ах! – Роман махнул рукой безнадежно: – Нет, другую возьми – там, слева… Да! Короче, она забеременела. По контракту, не должна была, но то ли ей никто про таблетки не объяснил, то ли еще что… Ну, короче, как-то так нелепо получилось…Замолчал, глядя в стакан, будто на его дне искал ответы на свои вопросы.Новак почти засыпал, голова сама клонилась к земле... Дернулся, встряхнулся:- Ну, и? Ты ее уволил?- Имел право, но не уволил. Но и не женился – моей женой стала Ровена, будь она неладна! Ровена была богата, браком с ней мы соединили бизнесы двух семей и прекратили многолетнюю вражду – с разборками, поножовщиной и взаимными пакостями. Она приедет скоро – на эскизы, познакомишься с ней, сам поймешь… Ровена родила мне законного сына. И улетела на курорт. А та, другая, выкормила и своего малыша, и Колина…Законные дети – не законные. Новак и от этого отвык на Эдеме – там нет незаконных детей, все дети желанны, у всех есть будущее, всех любят. Блядская планета – Терра! Как будто в средневековье попал! Дурдом!- Ты признаешь его?- Я не уверен…- Ну, есть генетические экспертизы...- Я не об этом. Нельзя мне. Если результаты будут положительными, мне придется его признать. Тогда Колин не будет первым в очереди наследником.- Колин?- Ну, да. Тот, другой мой ребенок, старше. А признать, когда будут результаты, придется – и охранять. Иначе мои недоброжелатели могут устроить охоту на наследника, и я его потеряю. Вот такие дела, Миша.- Да, жопа! – заключил изрядно хмельной Кас.Роман даже заулыбался (оказывается, чувство юмора у него есть).- А у тебя?- А что у меня? – не понял Кас.- А у тебя какой камень на душе? Слуги говорят, не спишь ночами – стонешь, мучаешься. Какая-то проблема тебя гложет.- Шпионят?- Нет. Но я все знаю, что происходит в этом доме. Обязан. Не хочу ждать от кого-нибудь нож в сердце.- Ясно. Проблема? Да… есть проблема. Устал я сильно, вот что. Спать пойду. А то боюсь в сугробе уснуть…- Это все твои проблемы?- Все. Прости…Новак не собирался обсуждать свое горе ни с кем.Константин долго стоял на улице, кутаясь в теплую куртку – купил-таки накануне, съездив с Дженсеном на рынок. Мороз крепчал.Сколько звезд в небе! Где-то там Гелиада. И крохотный Эдем на ее орбите – пылинка в огромном Космосе. Их даже не видно отсюда, даже в электронный телескоп. Какой огромный мир его окружает – необъятный! И такой холодный. Мир, в котором, порой, если ты ?неправильно? родился, то ты уже никому не нужен. Ты – чужой на этом празднике жизни…*И Константин чужой на этой планете. Закончить бы картину, и смотаться отсюда. И, даже не важно особо, куда. Хоть куда-то! Вряд ли он сможет отыскать дыру похуже этой!Фу-х! Что ж его проняло-то так? То ли давно не пил, то ли, и правда, устал. То ли стареет… И настолько вдруг на душе стало хреново – хреновее, чем было! Вот, блин, нахуя он столько пил?Охранник вырулил из-за домика, приостановился, схватившись за кобуру. Но, узнав художника, успокоился. Глянул на него хмуро, не сказал ничего и пошел заканчивать обход территории.Что ж, видно, ему пора в постельку. Нечего людей пугать, а то пальнут еще невзначай! Не хотелось быть похороненным здесь, рядом с требухой разделанной свиньи, где-нибудь между компостной кучей и сарайчиком с садовыми инструментами. Шутки шутками, но на Терре можно ждать чего угодно.Дом Новак не запирал – зачем? С такой охраной он и так чувствовал себя, как в Форт-Нокс*! К тому же, если и будут грабить, то Романа – Большой дом, под завязку напичканный ценными предметами. И деньги, наверняка, где-то в сейфе есть, и золото. А что брать у художника? Обшарпанный планшет? Старые мольберты? Краски? Или штаны, которые уже года два, как не модные? Бред!Голова не сильно прояснилась на морозе, а в тепле сейчас вообще развезет, поэтому заходить внутрь не хотелось. Гораздо приятнее было глазеть на звезды и призрачные деревья парка, посеребренные снегом.Но ничто не длится вечно. Да и морозец начал пробираться под одежду и сковывать пальцы ног сквозь ботинки... Дженсен спал на своей половинке кровати, насколько мог разглядеть при слабых отблесках пламени камина Константин. Трогательно подложив под щеку руку. Мастерская качалась, как плоскодонка во время утреннего бриза. Новак не включал свет – во мраке разделся и лег, едва не промахнувшись мимо постели. И не помнил, как отключился.Снился Дин. Безбожно красивый! Нереально! Что ж ты, милый, приходишь так часто и мучаешь во сне? Не отпустишь никак! Днем еще можно как-то держать себя в руках, отвлекаться работой или беседами, но ночью ты подкрадываешься – нежданный, непрошенный. В беззащитный мозг, в израненную душу, в разбитое сердце, скручиваешься тягучим комком в голодном паху. Улыбаешься лучиками у зеленых глаз и этими своими прекрасными губами. Припасть бы к ним сейчас, зацеловать до смерти, не отпускать до самого утра! Может, тогда бы Новак, наконец, насытился! Тогда бы нашел успокоение. Как же он не почувствовал тогда, на Эдеме, когда они еще были вместе, что приближается последняя ночь их любви? Не понял, не подсказало ему любящее сердце, или он его не услышал. Многое мучило Константина все эти долгие месяцы, и вот та, последняя ночь, не была последней в этом списке. Если бы знать заранее, то, может, он бы провел ее иначе. Не спал бы вовсе, чтобы еще хоть несколько лишних часов побыть с Дином, несколько лишних минут. Таких драгоценных, таких неповторимых! А потом – стало уже слишком поздно. Да, Константин радовался за любимого – за то, что у него все хорошо. Но… душе же не объяснишь, и где-то в глубине, на самом дне, в самой темной и потаенной ее части затаилось чувство несправедливости, чувство страшной потери, которую он не заслужил. Туда, на это мрачное дно, упали осколки его жизни, разбитой вдребезги, и теперь лежали там, никому не нужные. Эх, вернуть бы ту ночь! Ну, почему, придумав, как летать между звездами, заселять жизнью безжизненные планеты, поговорить с человеком, который находится за тысячи световых лет, люди никак не изобретут машину времени? Ну, такую, примитивную хотя бы, чтобы вернула ненадолго в прошлое, позволила забрать оттуда свое сердце. И швырнула бы назад – хоть в Адово Пламя потом – не страшно! Может, тогда это помогло бы не только Новаку – кто-то смог бы попрощаться с умирающим дорогим человеком, кто-то успел бы сказать ?прости? тем, кого любит, кто-то не совершил бы того рокового поступка, который сломал жизнь ему или его близким. И Константин сбегал бы хоть на пару часиков в тот пентхаус на Эдеме, где остался ЕГО ДИН, когда он был еще ЕГО. Он бы сказал ему, как сильно любит, выплакался бы, быть может. И целовал бы всего – лицо, плечи, грудь, руки, каждый пальчик, каждую веснушку. Их у Дина столько – как звезд в огромном небе! Обнимал бы жарко-жарко, сильно, как только смог бы. Оставлял бы в памяти все – каждый звук, каждую черточку, запах, все! Чтобы помнить! Константин так хотел помнить все! Он не знал, что плакал во сне.- Динчик, Дин, – шептали его губы, соленые от слез, сами собой. Ну, хоть бы на часик еще, хоть бы на миг! Как же он просил: – Не уходи, Дин, пожалуйста, не уходи сейчас, не бросай меня одного…Пусть все случится еще хотя бы раз, один только разик, чтобы и Дин помнил. Чтобы хотя бы эта, последняя ночь, не растворилась среди сотни таких же ночей, чтобы стала особенной. ИХ лебединой песней. Лебединой песней Константина Новака, несчастного человечешки, рыдающего, как дитя, в чужую подушку, в чужом доме, на чужой планете, в чужое плечо.Так пахло корицей! Откуда это? Снова масло? Нет, Дин рядом. Как тогда. Теплый, слишком реальный, чтобы быть правдой. Сон? Какой хороший сон! Мучительный, но отчего же так не хочется, чтобы он заканчивался? Никогда! Или хотя бы продлился хоть немножечко дольше.Новак обнимал Дина во сне. Шептал ему то, что не успел сказать, шептал, как ему одиноко и плохо, как он скучает. Целовал губы – те самые, жаркие, мягкие, податливые, страстные. И Дин обнимал его в ответ, подхватывал поцелуи, дышал жарко.Странный сон, бредовый. Откроешь глаза, а сон продолжается. Как сон во сне. Или он-таки сошел с ума? Ну и пусть! Даже если Кас сбрендил, подхватил воспаление легких, стоя на морозе слишком долго, или хмельная белая горячка пришла навестить его в эту ночь. Пусть! Главное, Дин снова рядом! Вот, его глаза – мерцают в темноте, его нос с красиво обозначенными крыльями. Губы – полные, чуть влажные после облизнувшего их юркого язычка. Это же Дин – СНОВА ЕГО ДИН, постанывает в его жарких объятиях, целует в губы, пускает в свой рот язык и нежно касается его там. Так делал Дин, и он делает это снова. Динчик, Дин, дорогой мой…Они обнимались и барахтались в постели. Какой дикий сон! Лишь бы не закончился, как это часто бывает со снами, на полдороги. Лишь бы Дин не растаял, будто и не было его. Тогда Константин умрет – снова. Как умирал уже сотни раз, ища и не находя Дина в своих спутанных снах, пытаясь догнать, обнять, и упуская его образ в последний момент.Только бы успеть, пока не проснулся! Тело – такое сильное, гибкое, такая тонкая кожа. Тело Дина, он не смог бы перепутать его ни с каким другим. Оно выгибается в его руках, Дин тоже на грани. Может, им это снится синхронно? Ну, чего не бывает на свете? Может это Дин где-то там, далеко, на Эдеме, тоже хочет, чтобы сон не заканчивался. Хочет его, Константина – в последний раз! Насладиться, слиться воедино, как прежде, полностью отдаваясь друг другу – не душой, так хоть телом. Тогда Константин успеет, он не позволит сну прерваться! Ни за что! И ЕГО ДИН этого хочет – гнется в руках, льнет к его горячему телу, трется пахом – у Дина тоже стоит, твердо и жарко. Мужчина разворачивает Дина лицом к себе, целуя, разводит ноги. Не хочет сзади, хочет видеть. Его лицо, его глаза, губы, его желание и нетерпение. Пальцем проверяет, скорее, по привычке – у омеги там всегда все, как положено. В этот раз смазки, вроде бы, нет. Но это ничего – там, внутри, она обязательно будет. Да и сон же это, а во сне разве надо обращать внимание на такие мелочи? Глупо даже и стыдно! Главное, успеть. Подтягивает тело Дина к себе, продолжая целовать плечи и грудь – веснушки, которые не видно в темноте, но они там есть – такие любимые, поцелуйчики солнца. Подводит член ко входу. Дин что-то шепчет – что, не разобрать. Сейчас, милый, ТВОЙ КАС не будет мучить тебя ожиданием. Такой горячий мальчик, такой страстный. Упирается руками в грудь, будто отталкивает – руки сильные. Сейчас, милый, уже почти…Дин что-то говорит про смазку... Знаю я, милый, что есть у тебя смазка. Некогда сейчас, хороший мой. Не до этого! Надо спешить, сон может закончиться, и тогда… тогда… Да, и не только сон этому причиной. Хочется так, что крыша улетает, будто от взрыва, планирует по мастерской. Любви, ласки, разрядки! Живот скрутило заранее, а яйца окаменели от воздержания и такого запредельного желания, какого не должны испытывать люди в сознании. Но, он же и не в сознании, это же сон, ведь так? Сверхъестественно реалистичный сон!Спешить! Скорее! Новак вжимается, преодолевая сопротивление – влагалище поддается с трудом, Дин тоже отвык, наверное, стонет громко, в голос. Сейчас, милый. Хоть минутку бы дала им судьба, хоть немножечко счастья!Продвигается упорно по заветному тоннелю – тесно, жарко, тело в его руках выгнулось дугой, Дину приятно. Новак целует его в раскрытый рот, ловит рваное дыхание. И любит, любит, любит все сильнее, размашистее, резче. Дин почти кричит – ему настолько хорошо! И Константину тоже – сердце заходится от счастья! Теперь ОН запомнит. Теперь Дин запомнит. Они оба – навсегда!И кончает. Стонет утробно, наваливается на парня, скулит ему в аккуратное ушко:- Дин… Я люблю тебя, Дин…Ему так важно было это сказать! Так важно. Теперь ему станет легче…Сперма выталкивается внутрь любимого тела, непривычно обмякающего в лихорадочно стиснутых ладонях. Дин затих, дрожит мелко. Несмело обнимает мужчину холодными руками, чуть перенося его вес на бок, на одно бедро.Как хорошо-то… Спасибо тебе, сон. Спасибо за этот прощальный подарок!Константин лежит долго, не вынимая члена из парня. Не хочет прерывать этот контакт. Сперма внутри – частичка Каса. Как его личная подпись. Как фото на память. Как последнее ?прости?.Дин тоже затих под ним, не шевелится. Может, тоже не хочет просыпаться? Хочет продлить этот миг.- Спи, мой хороший, спи… – шепчет Кас, поправляя Дину волосы... Светлые длинные пряди, упавшие на влажный от пота лоб…И проваливается куда-то в темноту, срывается в пропасть. Летит и падает.Быть может, теперь, наконец-то, он сможет собрать на дне осколки своей души?..*Сноски:? Свадебное фото Винчестеров: http://2.4.firepic.org/2/images/2015-12/14/d0g7w5pyx9cw.jpg ;??Мы чужие на этом празднике жизни?. Илья Ильф, Евгений Петров, ?Двенадцать стульев?;? Форт-Нокс (англ. Fort Knox) — военная база США, находится почти в центре военного городка Форт-Нокс в 30 милях к юго-западу от Луисвилла, штат Кентукки и занимает площадь в 44 000 га (440 км2). На территории военной базы Форт-Нокс расположено существующее с 1936 года хранилище золотых запасов США, где находится 4176 тонн золота в слитках. Золотое хранилище по праву считается одним из самых защищённых в мире.