Глава 12 (1/1)

Темнело рано, и в кухне горел свет, да к тому же эти свечи на столе – светодиодные подобия настоящих - создавали полную иллюзию уюта и умиротворенности. Она смотрела, как Джайлз расставляет бабушкины тарелки: изысканная сервировка, призванная отразить торжество момента. Он даже достал батистовые салфетки и разложил столовое серебро, и поставил хрустальные бокалы, все выглядело так, будто к ужину ждали явления его очередной тетушки – чопорной северной леди, которая до сих пор помнит, как играть в крикет и делать ставки на скачках. Но накрыто было для двоих. - И как у тебя дела?Он спросил так небрежно, с видимым усилием, наверное, ожидал, что её прорвет и она наговорит гадостей, но она только пробормотала:- Нормально. Все хорошо. Я почти обустроилась.Он открыл духовой шкаф, с величественным видом натянул варежки-прихватки и достал керамическое блюдо, в котором впервые за полстолетия находилось нечто съедобное (а может быть, не очень, подумала она с улыбкой). - А я посмотрел пару роликов Гордона Рамзи, и решил, что с этим-то я точно справлюсь. Это аргентинская говядина с травами. Блюдо итальянское. Оссо букко. Попробуешь? Я готовил второй раз в жизни. - Это-то и пугает, - пошутила она.- Да нет, зайка. Я был очень, очень, очень точен в соблюдении всех пропорций. Я так королевские платья не кроил, выверял все буквально до миллиграмма. И, знаешь, мне даже понравилось! Понравилось готовить! Джайлз нервно рассмеялся и поправил очки. Пока он раскладывал плоды своих трудов по тарелкам, она бесцельно крутила ножку бокала. Он поставил еду перед ней, сел и налил ей воды.- Вот. Ешь. Уверен, ты немного устала от китайской еды с доставкой.- Ничего подобного. Кроме того, мы и прежде с тобой не готовили.- Точно, - он смущенно ухмыльнулся. – Гм, да. Веду себя как брошенная домохозяйка, верно? Он снял очки и начал протирать батистовой салфеткой. Трудно было понять, играет он в этого обескураженного, сбитого с толку мужа, или действительно раскаивается. Ей хотелось думать, что второе – просто так было бы легче жить дальше, и, если не простить его, то хотя бы расстаться на светлой ноте.Поковыряв вилкой, она вздохнула и отпила воды. - А как там Ник?Подняв глаза, она просто качнула головой: не начинай. Джайлз вскинул обе руки:- Ладно, ладно, хорошо. Но ты хорошо все продумала, верно? Ты сможешь защитить себя, зайка? - Прости?!- От этого мира посредственности и ханжества, куда ты засунула голову, как в газовую духовку, - спокойно проговорил он. – Ты готова к этому, правда? Ты выживешь? Просто пообещай.- Это глупо, Джайлз. Ты что, персонаж какого-то комедийного скетча о чокнутых дизайнерах? Не все живут в удушающей атмосфере мещанства. Некоторые люди, представь себе, просто… живут. - ?Просто живут?, - он налил себе красного вина и ухмыльнулся поверх бокала. – Какая милота. Вы с ним собираетесь ?просто жить??- И что же в этом плохого?- А то, что ты не создана ?просто жить?, Гвен. - О, прости, я и забыла. Я создана, чтобы обслуживать твои извращенные запросы, это называется “быть партнерами”, быть объектом твоего контроля, это называется “быть музой”. А еще, чтобы выгуливать твои шмотки и знакомиться с нужными людьми. Это называется “быть друзьями”. Иногда приходится водить знакомство с такими людьми, которые дрочат на меня и не против подрочить даже прямо в меня, но это уж такие мелочи, право. Он отпил, криво усмехаясь:- Лучше быть объектом их онанизма, чем стать объектом ненависти мелкого люда, бесполезных дешевок. Тем более, что первое вполне себе прибыльно, а второе – разрушит твою жизнь совершенно бесплатно, и ты окажешься на задворках какого-нибудь бара в Ливерпуле, втягивая носом плохой мет, продавая оральные услуги за гамбургер и мечтая сдохнуть. - Спасибо, что веришь в меня. - О, я мог бы солгать и сделать вид, что верю в тебя, в то, что ты сильная, ты выживешь. Проблема, видишь ли, в том, что… Мне не нужны эти слюнявые рассуждения в духе групп самоподдержки, Гвен. Я наелся этого дерьма по самые уши, когда пытался жить так, как от меня хотят чужие люди. Теперь попробуешь ты. Видит Бог, я хотел тебя от всего этого уберечь. Но пришло время отпустить тебя и не держать насильно…- Удивительно верное решение от такого нарциссического типа, как ты. - Ты не справишься, Гвен, - сказал он негромко и грустно. Поставив бокал, он посмотрел на нее этими своими глазищами, и они показались ей полными какой-то темной, правдивой печали. – Ты сама-то понимаешь, что не справишься?- Почему же?- Ты не такая, как они. Ты лучше их. Ты выше их. Честнее, ярче, умнее, начитанней, порядочнее, добрее и… Ты чище их, пусть они и обрушат на тебя всю мощь своего обывательского слатшейминга…- Который ты мастерски на мне отрабатывал все эти годы.- Потому что любил тебя! – крикнул он и ударил по столу раскрытой ладонью. – Ты не понимаешь? Ты ни хрена так и не поняла?! Я хотел защитить тебя, я никому, никогда не давал бы тебя в обиду. Они все тебя недостойны, они… они мелкие, они жалкие, они бессмысленные. Пустые, пустые, пустые, не стоящие даже одной твоей улыбки.- Безобразной улыбки, как ты однажды изволил выразиться, - холодно заметила она. Несмотря на ее тон, она вдруг с ужасом осознала – Джайлз говорит правду, во всяком случае, так, как сам ее понимает, и это вызывало у нее и оторопь, и какое-то почти религиозное восхищение. Человек, который способен так обмануть самого себя, уж конечно, мог годами обводить ее вокруг пальца. - Твои несовершенства лишь делают тебя совершеннее, - сказал он, обиженно отвернувшись. – А теперь ешь. Ты выглядишь ужасно бледной. Должно быть, это… это твое положение делает тебя такой больной. - Беременность – не болезнь, Джайлз. Мне жаль, что ты за всю свою жизнь ничего так и не понял. Даже такие простые истины.Она откусила и прожевала. В самом деле, вышло у него не так уж плохо, как можно было предполагать, учитывая мизерный опыт. И она подумала – это же Джайлз, у которого всегда все выходит прекрасно… или не выходит ровным счетом ничего. - Это довольно вкусно, - сказала она после паузы. – Правда! Ты меня удивил.Он засмеялся, смущенно, как мальчишка - и покраснел. С явным облегчением налил себе еще вина, выпил большим глотком, потом протянул руку и дотронулся до ее пальцев:- Рад, что понравилось, Гвен. Я… ты не представляешь…Она заметила, что он волнуется – его лицо и шея налились алым, на лбу выступили капли пота. Его ладонь была мокрой, горячей, и ей стало жаль его. Она мягко сжала его руку в ответ. - Эй. Все и правда получилось супер.- Я так рад, что ты пришла. Ты видишь, эти… эти… тарелки, этот рецепт, чертово мясо, господи, я вообще хочу стать веганом после его разделки, но я, ты понимаешь, я так ждал, я волновался, правда, Гвен, это правда… - он замолчал на несколько секунд, и вдруг закончил тихо, отчетливо и твердо, - Пожалуйста. Гвен. Не уходи.Она судорожно выдохнула. - Извини, но о чем ты? Сейчас? Мы разъехались, мы просто… все закончилось, и, позволь тебе напомнить, процесс запустил ты, своими руками, вот на этой самой кухне! Он снял очки и прижал ладони к лицу.- Хорошо. Хорошо. Прости меня. Я знаю, прощения не достоин, но… мне никогда не было так больно, мне было просто ужасно, ужасно плохо, я… Я совершил нечто ужасное, настолько, что даже… Блин. Да если бы ты даже полицию вызвала, мне было бы легче, честно. Мы сейчас разбирались бы в суде, да, это было бы противно и мерзко, но не настолько, как теперь, когда меня просто… Меня тошнит от себя, Гвен. Что я должен сделать, чтобы это исправить?! Просто скажи, я все сделаю. Хочешь ударить меня? Пожалуйста, пожалуйста, просто подойди и ударь - как хочешь, делай со мной все, что посчитаешь нужным.Она оторопело уставилась на него. - Ты не в себе, Джайлз. Я не собираюсь…- Ну, хорошо. Гвен, Гвен, послушай. Сделай же хоть что-нибудь, - взмолился он. – Просто… для себя самой. Останови это все.- Остановить что?! - Ты не сможешь, Гвен. Будет так больно, он тебя сломает, он тебя выпотрошит этой своей тупостью, ограниченностью. И наступит такой день, и станет так больно, что ты приползешь сюда, ко мне, и я не смогу тебе не открыть, я всегда будут здесь, я буду ждать, но… Но ты не выдержишь. Мне правда жаль тебя, и мне так жаль, что это с тобой случилось. Ты не подходишь им. Ты не подходишь для этого мира. Он несовершенен. Он блядски, пиздецки несовершенен, несправедлив и неправеден. Такие, как ты, те, кто любит, кто любит всем сердцем, и открываются в этой любви, всегда теряют все, проигрывают, падают и не могут подняться - я видел такое много раз. Тебе нужна защита, тебе нужен друг, Гвен. Не любовник, который выдоит из тебя на два оргазма больше, а друг, тот, кто тебя понимает, кто тебе помогает. Такие, как ты, всегда получают удары прямо в лицо. Ты должна была это понять в детстве, в юности, но ты была слишком хорошей девочкой, чтобы сопротивляться или даже осознать, как сильно тебя обидел этот мир. Ты всегда убегала, в свои фантазии, в свои книги, в шмотки, в танцы, в свои роли - твои блестящие мозги работали на то, чтобы укрыть тебя от этой правды.- Но я больше так не хочу, - негромко заметила она. – Может быть, поздно, но я хочу хотя бы попробовать жить по-другому. - И как же это? Со мной ты стала тепличным растением, вроде этих орхидей. Нельзя взять и посреди ноября вынести орхидею на улицу, она там просто погибнет. И ты такая же, Гвен. Ты не умеешь смиряться, ты не умеешь смолчать, ты не умеешь… черт, ты ведь даже не умеешь готовить. Ты понятия не имеешь, сколько стоит пачка стирального порошка и как поменять ребенку памперс!- Это не квантовая физика, Джайлз.- Я могу быть с тобой. Я могу усыновить ребенка. Хочешь? Я клянусь тебе, мы поженимся, мы будем прекрасной парой, мы столько уже в это вложили…- Столько лжи, тебе самому не противно?- Боже мой, Гвен! Куча народу живет в открытом браке, и все они совершенно счастливы, и почему-то только тебе захотелось попробовать настоящего прогорклого хюгге с этим неотесанным полудурком! Он не понимает тебя, он не знает тебя…- Ну, ты-то приложил максимум усилий, чтобы он узнал обо мне все самое нужное, - ядовито вставила она. - Допустим, он даже разведется. Допустим! И что ты думаешь, эта ботоксная швабра, она так просто все отдаст? Принесет вам все на блюдечке? Она снимет с него штаны и пустит по миру с голой задницей. У него двое детей. Он их любит. Ты всегда будешь на последнем месте после него, его женушки, детей, собак и всех остальных. Это ты-то, которая здесь жила как королева всей тусовки, всего нашего блядского артистического Лондона! У него нет работы, его отец умер от алкоголизма, и он идет точно по стопам своего папаши, не сворачивая - и ты готова увязаться за ним, в этот ебучий кризис среднего возраста, с актером категории Б, которого толком никто не знает? ТЕБЯ, твою мать, на улицах узнают чаще, чем этого смазливого датского принца. Его эго питается тем, как же это охренительно престижно и охуеть как круто, иметь в своем распоряжении женщину вроде тебя, женщину с недосягаемой вершины, вместо унылой и потрепанной климактерички, которая уже ему полмозга вынесла. Вот зачем он пришел к тебе, и обещает теперь золотые горы, но он не исполнит и сотой части.- Он ничего мне не обещал.- Еще не легче, - пробурчал Джайлз. – Значит, ты вообще повелась на ноль, на ничто, на ничтожество в квадрате. И знаешь, что? Кто изменил раз – изменит еще. Тебя это не смущает? - Не после того, что ты делал со мной все эти годы.- Например? Что же я сделал плохого, Гвен? Разве я тебе изменял?! Разве у нас не было договоренности…- Именно эта сраная договоренность меня и убивала, сукин ты сын, - закричала она. И остановилась. Поднялась из-за стола, взяла тарелку, подошла к раковине и начала вываливать еду в мусорное ведро. - И если бы не твои холуйские отношения с Джавадом и ему подобными, я еще могла как-то все пережить, - сказала она, отдышавшись. – Но это было последней каплей, понимаешь ли. - Ах, вот оно что. Значит, просто гордость. Гордость запуганной мещаночки в рваных колготках. - Думай как тебе угодно, - она почувствовала, что вот-вот заплачет. – Ты всегда был омерзительно прогрессивен. Ты всегда был так свободен, открыт всему новому, так широко мыслил, что даже не заметил, как начал глотать чужое дерьмо, еще и за деньги. Он молчал. Она покосилась на него. Джайлз сидел, нацепив очки, мрачно высматривая что-то на дне бокала. Он медленно проговорил:- Ну, а теперь дерьма глотнешь ты, зайка. У тебя уже пузо вываливается. Больше никаких дизайнерских шмоток. Больше никаких выходов. Ты и так этим летом начала набирать вес со скоростью фалькон-девять, твоя беременность превратит тебя в корову, перед которой все модные Дома закроют двери. И ты не ебаная Кардашьян, чтобы торгануть своей толстой жопой, у тебя для этого нет ни характера, ни хватки, ни происхождения, ни денег. Она задрожала от возмущения, прекрасно осознавая, как он был прав – и все равно в какой-то запредельно беспомощной попытке защитить себя.- Пошел ты… - она швырнула тарелку в раковину.В этот момент в дверь позвонили. Они испуганно, гротескно переглянулись, как двое детей, как брат и сестра, которых родители застали за дракой. - Если это Кэти, не говори ей ничего, не смей даже упоминать разрыв, - прошипел Джайлз после второго звонка. - Она всем растрясет и опять будет свою версию выдавать за...- Да насрать на твою… - начала она было, но тут же замолчала, словно испугалась, что тот, кто пришел, может услышать их перепалку. - Открой! - Я тебе больше не прислуга, Джайлз, - с негодованием отрезала она. Он осмотрел ее тяжелым, не сулящим ничего хорошего, взглядом, с неохотой выбрался из-за стола и направился в прихожую. Она услышала, как он отпер дверь, потом некоторое время раздавались приглушенные голоса, а затем – какой-то гулкий и короткий звук, похожий на звук удара, сдавленный вопль и, наконец, странный хруст, словно кто-то прошелся по стеклу.В два прыжка она очутилась на пороге кухни. Джайлз стоял, опираясь бедром на сдвинутый в сторону комод, запрокинув голову и пыхтя. Ник тряс кистью, будто ударился ею, морщился, шипел сквозь зубы. Под его ногами сверкали искалеченные очки Джайлза. Он наступил на них и, видимо, раздавил, предварительно сбив с носа пострадавшего.Она просто оцепенела, прижимая руки ко рту, в такой классической позе свидетеля, что, не будь ситуация столь серьезной и, да что там, по-линчевски дикой - засмеялась бы над собой первая. - Какого… - наконец, запищала она тонким и испуганным голосом. Пришлось ей откашляться, и начать снова. – Какого хрена вы устроили?- Спроси у своего нового бойфренда, - проговорил Джайлз гнусаво и глухо, наклоняя голову вперед и закрывая ноздри ребром ладони. Кровь потекла по его шее, по груди и животу, пачкая рубашку и светлые джинсы. - Я просто хотел пообщаться с человеком, который бьет беременных женщин, - сдержанно заметил Ник. – И, мне кажется, нам пора? Гвен? Она отвернулась, медленно подошла к раковине, намочила кухонное полотенце и вернулась к Джайлзу. - Приложи к носу. - Иди к черту, Гвен. Вали из моего дома! - Джайлз! Приложи холодное, - прикрикнула она. – Не будь таким дураком. Он послушался, и некоторое время они просто смотрели друг на друга, поверх ледяного полотенца. Взгляд его голубых близоруких глаз был беззащитен и по-детски испуган. Ей захотелось обнять его, у нее появилось тошнотворное чувство, что она в этот момент, именно сейчас, прощается с ним, и навсегда. Как бы ни было с ним плохо, она помнила и хорошее. И в этом, возможно, была ее ошибка – но она вся состояла из ошибок. Ошибок подчас столь ужасных, что, право же, ее любовь к Джайлзу, к тому Джайлзу, что был этого чувства достоин – была не так уж непростительна. - Я его засужу, - промямлил Джайлз, отводя глаза. – Уж это я тебе обещаю, зайка. - Нет, - сказала она прямо. – Нет. Ты не станешь этого делать.- Попробуй, - влез Ник, - и придется тебе объяснять на суде, как ты бил беременную женщину.- ?В суде?, - сказал Джайлз каким-то безумно-торжествующим тоном. – ?В суде?, тупой ты уебок, даже язык не можешь выучить. - Пофиг, - довольно добродушно сказал Ник. – Мне всегда хотелось сломать тебе нос. Он поднял очки, а точнее, что, что от них осталось, и аккуратно положил на комод:- За это я приношу извинения, и стоимость оплачу.- Куда ты денешься. Заплатишь, тварь, еще как…- Хватит! – прорычала она. – Хватит, оба, прекратите!Она схватила пальто и свою сумку и выскочила на улицу, сбежала с крыльца и пошла вперед, совершенно не соображая, куда идет, зачем. Она просто двигалась прочь от этого дома, и от этих людей, и, ускоряя шаг, чувствовала себя все лучше и лучше. Пока, наконец, не расправила плечи и не оглянулась. Вечер наливался холодом, пахло бензином и сыростью. Фонари переливались в остывающем воздухе. Она повернула и направилась к мосту, ей хотелось вдыхать полной грудью, хотелось видеть реку, хотелось идти и идти, куда глаза глядят. Прежде они с Джайлзом гуляли здесь вместе, смеялись и обсуждали его планы, коллекции, перемывали кости общим знакомым - но потом он окончательно пересел на велосипед и забил на прогулки под руку, которые стал считать пенсионерским мещанством, а ей не приходило в голову выйти одной. Как же это было глупо. Она чувствовала странное освобождение, будто бы все, что случилось в последние полчаса, расставило все по местам, и ее саму определило, наконец, на то место в мире, которое она всегда должна была занимать. Она потрогала свой живот (все еще плоский, гнусные рассуждения Джайлза были, как всегда, обидным и совершенно лживым дерьмом) и улыбнулась. Мимо нее проехало несколько машин, но в этот час улицы в их районе уже начинали пустеть. Некоторое время она шагала одна, запахнув пальто и ухмыляясь собственным мыслям. А точнее, странному и приятному безмыслию, которое наступило после того, как ее ноги сбежали по ступенькам крыльца мистера Дикона. Она услышала шум мотора и, повернув голову, увидела, что машина Ника идет рядом с ней. Он опустил стекло и сбросил скорость:- Гвен! Ты что, так и будешь разгуливать одна? Садись ко мне.Отвернувшись, она шла несколько минут, не пытаясь прибавить шаг, но и не желая ничего ему отвечать.- Гвен! Пожалуйста, поехали домой. Я отвезу тебя…И что-то сломалось в ней. Что-то щелкнуло - и опять мир встал на место, как решенная, годами мучившая ее головоломка. Все стало таким ясным, таким светлым, таким ярким и простым.Она резко развернулась и перегнулась, всунувшись в окно машины, словно какой-то жираф:- Отвезешь меня? Куда? - К нам, - сказал он, опасно сощурившись.- ?Нам?? Нет никаких ?нас?. Еще не понял, Ник? - Гвен, прошу тебя…- Чего ты хочешь? Хочешь получить беременную любовницу, бывшую светскую тусовщицу, шлюшку Гвен, зайку Гвен, которая всегда будет тебе рада - всего лишь потому, что ты позволил ей себя любить? После стольких лет, наконец-то, позволил к себе прикоснуться, и она всему будет рада?- Нет, - сказал он медленно, облизнув губу, - нет. - Тогда скажи.- Я хочу быть с тобой. Я хочу, чтобы ты позволила любить ТЕБЯ. Хочу сделать тебя счастливой. - Ты меня не одурачишь больше, Ник. Ни ты, ни он, никто. Возвращайся к ней, сделай счастливой ту женщину, которой ты, гребаный ты урод, это уже обещал. И, когда у тебя получится, приходи – может быть, поговорим. Она ухмыльнулась, увидев, как он дернулся, словно от удара. В эту ночь, подумала она со злым торжеством, по заслугам получат все. Все, кто гнал ее по школьному двору – и улочкам Брайтона – и по лондонским закоулкам – и по ее несчастной, запутанной и дурацкой жизни. Те, кто завязал ей глаза, больше ничего для нее не значили, и никому из них она не осталась должна - и теперь, сняв повязку, она обнаружила себя посреди холодной улицы. Наконец-то она остановилась и огляделась. Она осталась одна. И осталась свободной.И человек ни к чему не привыкает, подумала она упрямо. Человек ни к чему не привыкает, папа. Не должен он привыкать к тому, чтобы его обижали, не должен, не должен. Нет.И я не привыкну. - О. Это прямо неожиданное предложение, правда?! Ты не можешь сделать ее счастливой? Что же заставляет тебя думать, что ты справишься, если на ее месте окажусь я? - Гвен, послушай, - начал он осторожно, словно с каким-то взбесившимся животным или испуганной лошадью. – Послушай меня. У меня… у меня в жизни полный бардак, не спорю, конечно, не сразу все так случилось, но теперь скрывать смысла нет… И многое ты уже знаешь.- О, спасибо огромное! За эту драгоценную правду и надо раздвигать перед тобой ноги? Это все, на что ты готов ради меня? - Я на много чего готов, Гвен, - сумрачно пробубнил Ник. - Ты носишь моего ребенка.- Это ничего не объясняет! И ничему в данном случае не помогает! - она помахала руками, едва не задев его изумленное, с болезненно тающей полуулыбкой, лицо. - И я понятия не имею, как мне вообще вписаться в твою жизнь, как ты собираешься это сделать, со всеми твоими детьми, женами, проблемами, депрессиями и… Бог знает, чем еще! И я не хочу никому мешать, и я не хочу, чтобы из-за меня людям было больно. И я не вижу никакого выхода, никакого, во всяком случае, для себя. А ты можешь вернуться, Ник. Ты должен вернуться. Пока не принес в жертву самого себя.- Это уж мне решать, чем жертвовать, - строптиво заявил он. И тут ее прорвало.- Ты, мать твою, не пожертвовал ничем, ничем абсолютно. Это я ушла от своего партнера, на прощание еще и получив в бубен, это я тут мать-одиночка. Это я буду отвечать на вопросы журналистов и объяснять, что я, видите ли, не очень, понимаете ли, в курсе, кто отец. Это я ношу ребенка, блюю, пью херову тучу какого-то полезного дерьма и каждый день слушаю страшилки про роды и кесарево сечение. Это я буду кормить ее грудью, это я буду вставать ночами, это я буду любить ее! И, знаешь? Мне никогда не нужны были твои жертвы. Я люблю тебя. И всегда буду. Но ты свободен. Ты можешь вернуться и начать чинить свой бардак, и вообще делать со своей несчастной жизнью что угодно. Он молча и печально смотрел на нее. - Просто перестань причинять мне боль, ладно? Просто отпусти меня, Ник. Я любила тебя за то, что ты делал меня свободной. Сделай это в последний раз. Сделай, для меня, для нашего ребенка. Для себя самого.Она разжала пальцы, которыми держалась за край стекла, с силой оттолкнулась от машины и вернулась на тротуар. Зашагала к мосту, на ходу вытирая злые слезы. Поднялся ветер и бросил ей под ноги маленькие завихрения из коричневых и золотых листьев. Ее волосы взлетели и упали, она ускорила шаг, почти побежала - и, наконец, увидела пешеходный переход и ажурные подвесы моста. Она перескочила улицу, поднялась выше и оказалась над темной рекой. Город отражался в ней тысячами огней, и был так прекрасен. Уродливый, грязный, извращенный, и все же любимый. Город, который сожрал и выплюнул ее мечты и ее саму, но также сделал сильнее, и, как это часто с ней случалось, и не только в отношении неодушевленных объектов - она простила его. Она остановилась, чтобы вдохнуть его тяжелый мазутный аромат. Позади нее скрипнули тормоза. Кто-то заглушил мотор. Оглянувшись, она увидела Ника: он быстро шагал к ней, сунув руки в карманы своей теплой куртки. Ну, разумеется. Не из тех, кто отступает, и последняя реплика всегда должны быть за ним, раздраженно подумала она. - Тут довольно холодно, – сказал он, приближаясь. – Пойдем домой, Гвен?- Ты говоришь со мной, как с пьяной, - буркнула она. – Перестань, пожалуйста.- Гвен, я… Помнишь, как ты попала в больницу?Она закатила глаза: какая дешевая манипуляция.- Нет, это не манипуляция, - сказал он, вновь прочитав ее мысли, подходя еще ближе. – Я тогда испугался. И вдруг я, ну… я подумал, что все остальное, оно… какое-то неважное. И я правда так думаю. До сих пор. Все остальное неважно. - Кроме?..- Тебя.- Нет, Ник, - она повысила голос, чувствуя последний прилив гнева – прежде, чем огромная усталость этой ночи закроет ей рот. – Кроме тебя. Ты всегда был на первом месте у самого себя. Так ты и считаешь. До сих пор. Он поморщился. Оглянулся, словно искал подходящий ответ. - Тогда ты будешь на втором, - сказал он, в конце концов, совершенно серьезно. – Это тоже очень почетно. Она секунду смотрела в его глаза, а потом прыснула и начала истерически смеяться. Ник заржал вместе с ней. - Рискованная острота, - сказала она, вытерев слезы. – Хренов ты псих. Ты понимаешь, что нельзя так шутить с беременной теткой на грани нервного срыва?- Иногда готов себе язык отрезать, - сказал он, ухмыляясь. – Но ты любишь, когда я могу тебя насмешить? Я бываю очень забавным, Гвен. И обещаю, всегда таким останусь. - О, этого в тебе хоть отбавляй.- Я пошучу даже на твоих похоронах.- Я тоже могу, на твоих.- Обещаешь? - Клянусь. Будет смешно. Он сделал еще один шаг и обнял ее, и она ткнулась лицом в эту теплую куртку, ей хотелось смеяться и плакать. Она обняла его за талию.Ник поцеловал ее щеку, висок, бровь, положил руку на затылок и слегка покачал из стороны в сторону:- Обещай, обещай, обещай мне. А теперь, Гвен, без шуток. Я должен сделать кое-что действительно важное. Он отстранился и полез в карман своей куртки, и в этот момент на мост с огромной скоростью ворвалось черное такси. Кэб подъехал и выплюнул с заднего сиденья встрепанного, в распахнутом пальто и с криво повязанным шарфом, Джайлза Дикона собственной персоной. Машина снялась с места и была такова, и теперь все трое обозревали друг друга в крайне расстроенных чувствах.Джайлз вздрогнул, будто очнулся от какой-то разъяренной кататонии, поправил очки и решительно потопал к ней. Она невольно попятилась.- Боже мой, мы что, собираемся продолжить?! – заорала она, когда он приблизился. - Я, - сказал он негромко, со свирепым достоинством. – Да, я собираюсь. Он вытащил из кармана свой айфон.Не самое лучше время для селфи, подумала она холодно.- Поиграли и хватит. Ты ведь не собираешься всерьез с ним зависнуть? После того, что он сделал. Он неуравновешен. Он опасен, в конце-то концов.- Не более опасен, чем ты, Джайлз. Жестокая и кривая ухмылка появилась на его испачканных кровью губах:- Ты, кажется, все-таки забыла, кому всем обязана, Мусорная Шлюшка Гвен. - У тебя все еще кровь идет, – она робко показала пальцем. Он покорно шмыгнул носом и вытер лицо рукавом. - Джайлз, если честно, давай на этом уже остановимся. Иди домой, зачем ты вообще…- Ты забыла про свои снимки, идиотка? Ты хоть понимаешь, что это означает? Нет, потому что у тебя всегда были проблемы с долгосрочным планированием. Если не вернешься в мой дом сегодня, завтра коллекцию с твоими фотографиями совершенно случайно найдет пара хакеров. - Ты не посмеешь, - сказала она. – Ты не такой.- Посмею. Еще как посмею. И я презирал бы себя, не будь я таким. Будешь проверять? - он воинственно махал телефоном у нее перед лицом, наступал на нее, и из носа у него все еще бежала кровь, а на щеках были размазаны багровые полосы. Выглядел он при этом чрезвычайно эксцентрично, если не сказать - безумно. Глаза его, и прежде-то пугающе огромные, теперь, в темной оправе запасных очков, казались бездонными, наивно-изумленными и полными какой-то чистой, праведной ненависти.- Блин, да это просто тупо. Половина королевства может купить Зайку за полсотни фунтов и все там посмотреть, - засмеялась она.- Как насчет зайки Гвен в наручниках? С кляпом во рту? На поводке? С чем-нибудь огромным, из черного латекса, в заднице? А знаешь, может, мне и не сливать это в сеть, почему кто-то должен бесплатно дрочить на эдакое богатство, а? Может быть, я просто продам это Джаваду. Хоть как-то отобью свои потери, а? И мне даже не нужно твое согласие, тупая ты шлюха. Прежде в такие минуты ее мир закрывало то тьмой, то серым туманом, и она оставалась наедине со своими обидами и болью, и сомнениями, и потерями - и бродила там одна, в этих беспросветных краях. Но теперь, когда жажда свободы, подогретая протестом и гневом, взметнулась в ней, что твой костер в память Гая Фокса, это пламя осветило весь мир, сделав его ярким, живым и правильным. Она надвинулась на Джайлза, нависла, слегка привстав, а затем, не без усилий, вырвала айфон из его мокрых пальцев и прошагала к перилам. - Знаешь, что, Джайлз? На хрен твои фетиши, на хрен твои фотографии, на хрен твои мерзкие фантазии, твоего Джавада, и тебя, - она разжала пальцы, и телефон полетел в зеленую, тягучую, умирающую - и вечную, как ни крути, Темзу. Раздался глухой ?бульк?. Джайлз с тихим стоном бросился к перилам, и, перегнувшись, воззрился на темную гладь воды. - Идиотка, - сказал он. – Все это хранится в облаке…- Как хочешь, - миролюбиво сказала она. – Доставай из облака, выуживай айфон из реки, делай, как считаешь нужным. Ты уже лишился очков и телефона, и, наверное, на сегодня хватит страданий. Тебе лучше бы прекратить этот цирк, вернуться домой, и остановить кровь, и привести себя в порядок. Об остальном подумаешь завтра. - Я теперь из принципа солью все твои приключения в сеть.- Сделай милость.- Думаешь, шучу?Она устало провела рукой по лбу.- Думаю, нет. Не шутишь. Это будет в твоем стиле. А теперь прощай, Джайлз Дикон. Было большой честью носить твои вещи. Ты и вправду ужасно, невероятно, бесспорно и безусловно талантлив. И я всегда это знала. И я всегда ценила тебя. Мне жаль, что ты не сумел сохранить в себе то, что я любила. Мне жаль, что я тебя разочаровала. В конечном итоге ты был хорошим другом. Она отвернулась и быстро зашагала прочь, к машине Ника. Ник догнал ее и пошел рядом, и через несколько ярдов, когда они оба отдышались, он нашел ее руку и взял в свою. - Завтра, наверное, и правда начнется говношторм, - сказала она тихо. - Я понял, - отозвался Ник благодушно, - у тебя есть респиратор?- Да, - хмыкнула она. – А у тебя?- Найдется. Будет двойной шторм.- Это еще почему?Он вытащил из кармана телефон. Ничего хорошего сегодняшним вечером телефоны не сулили: она устало вздохнула, подавив желание выхватить и выбросить в реку и этот. Ник, закусив губу, набрал номер. После короткой паузы, повернувшись к реке, заговорил по-датски.Он произнес несколько фраз, послушал, что ему отвечали – неторопливый и певучий женский голос с нотками раздражения - а затем повторил одну фразу, все более твердо и настойчиво, добавляя к ней слова, несколько раз подряд. Опять выслушал ответ, и тогда повернулся к ней лицом. И проговорил по-английски:- Да. Я хочу развестись. К о н е ц