Часть 1 (1/1)

Кровать прогибается под весом с мягким, едва слышным скрипом. Марк не обращает внимания. Он занят тем, что пытается стащить с себя рубашку. Пальцы соскальзывают с мелких пуговиц, не слушаясь. Марк теряет терпение и стаскивает её через голову, тут же засовывая освободившиеся ладони под футболку Гана, сжимая пальцами рёбра и чувствуя, как мелко подрагивает его тело.Марк только сейчас жалеет, что они, второпях ввалившись в гостиничный номер, не включили свет, и в тусклых огнях ночного города, проникающих через окно, Гана почти не разглядеть, но отрываться от него ради того, чтобы щёлкнуть по выключателю, у Марка нет никакого желания. Возможности — тоже. Ган оплетает его руками, притягивая к ближе, прогибается под ним, поддавшись ладони на пояснице, и тянет за нижнюю губу. Марка ведёт моментально. Мысли мгновенно выветриваются из головы, оставляя самые простые, примитивные и жадные чувства — похоть и жажду обладания. Всё дело в полной свободе, которая досталась им на время этой недели, проведённой в Париже. Вероятно, ещё в избытке вина сегодня вечером и бушевавших гормонах пополам с любопытством. Марк просто в шутку предложил попробовать, сказал: ?Ну, когда ещё? Мы предоставлены сами себе, глупо упускать такой шанс?, ожидая услышать такую же шутку в ответ, но вместо этого, потянувшись за бокалом, который вновь наполнил услужливый официант, напоролся на задумчивый взгляд Гана. И короткий кивок.Дело точно было в вине и вскружённой из-за практически полной вседозволенности в чужой стране голове. Стране, где никто не знает и не направит в любой момент объектив камеры телефона, засняв в самом неловком — в лучшем случае — виде, иначе почему Марка будто обожгло изнутри горячей волной, залившей в момент пересохшее горло, лёгкие, в которых почему-то перестало хватать кислорода, и наконец оставшейся плескаться внизу живота, делая остаток ужина невыносимым.Терпения едва хватило до лифта отеля, в котором они жили. Марк не выдержал первым и, толком не дождавшись, когда двери окончательно закроются, прижал Гана к зеркалу, накрывая рот поцелуем — сначала мягким и осторожным, но, почувствовав ответ, углубляя его и наваливаясь сильнее.И вот они здесь: в одной кровати, смешиваясь дыханием и стаскивая друг с друга остатки одежды. — Ты знаешь, что делать? — внезапно спрашивает Ган и слегка отстраняется, вцепляясь пальцами в голые плечи Марка. В темноте не разглядеть, но Марк слишком хорошо его знает, поэтому уверен, что Ган кусает губы и слегка хмурится, наконец-то начав нервничать. Марк ждал этого с самого начала. И до сих пор готов к тому, что Ган пойдёт на попятную. Марк мешать не станет, но сейчас, легко поглаживая его по бедру, не позволит так быстро поменять решение.— А ты не знаешь? — интересуется он с нескрываемой иронией в голосе. Звучит полувопросительно, ведь Марк очень сомневается, что Ган, поглощающий любую — нужную и абсолютно ненужную — информацию с огромной скоростью и в восхищающих количествах, не в курсе о технических особенностях однополого секса.Шумно выдохнув где-то возле уха, Ган ёрзает под ним. Марк приподнимается, но ровно настолько, чтобы дать устроиться удобнее, и колено между чужих раскинутых в стороны ног оставляет на месте.— Я не об этом. — В голосе Гана слышатся чуть раздражённые нотки. Марк не обращает на них внимания — в курсе, что так Ган говорит, когда его охватывает нервозность. Он скользит пальцами по внутренней стороне бедра, вынуждая Гана расставить ноги ещё шире, и слабо щекочет под коленом, вызывая короткий смешок.— Я знаю, что делать, Пи’Ган. — Склонившись, Марк касается губами шеи и чувствует, как быстро бьётся чужой пульс. — Не волнуйся.Он не лжёт. У него в багаже достаточно опыта, по крайней мере, гораздо больше, чем у Гана, несмотря на незначительную разницу в возрасте. Отчасти это даже заводит, и Марк не скрывает своего состояния, прижимаясь полувозбужденным членом к чужому, медленно толкаясь. Он не собирается спешить — наоборот, планирует всё максимально растянуть, чтобы полностью насытиться тем, что вряд ли перепадёт когда-то в будущем. В Таиланде Ган не такой: скованный правилами приличия, обязательствами перед семьёй и агентством, нежеланием расстроить родителей и многим другим. Марк понимает. У него примерно такой же список, но вместе с этим он умеет хитрить и выворачиваться в отличие от прямолинейного Гана, не способного даже на простенькую ложь, чтобы это не отразилось на его лице. Наверное, у того получается обманывать тех, кто его почти не знает, но точно не тех, кто с ним знаком чуть дольше, чем пару часов.Марк лгать умеет. И держать нужное выражение лица, улыбку или вежливый тон столько, сколько необходимо. Его нисколько не гложет совесть за то, что даже сегодня вечером он, поддавшись моменту, использовал небольшую уловку, предлагая попробовать и говоря о том, что потом — там, в Таиланде — возможности может и не быть. Надо пользоваться моментом. То, что у Гана опыт с парнями не заходил дальше поцелуев, Марк знал — сам спрашивал. И то, что Гану любопытно, знал — тоже спрашивал. Про себя говорил то же самое, хотя это не имело никакой связи с реальностью в последние три-четыре года. Но рассказывать об этом Марк не спешил. В конце концов, он не лгал, говоря о любопытстве. Ему тоже было интересно — как это с Ганом. Поэтому совесть внутри него даже не шевелится: Ган использовал свою возможность, Марк — свою.Вновь целуя его, Марк прижимается всем телом, ложась грудью и чувствуя, насколько Ган сейчас жаркий. Он перемещается губами к подбородку, снова на шею, проводит языком по выступающим ключицам и обводит по кругу ямку между ними. Пальцы на его затылке, натягивающие волосы у корней, добавляют остроты в происходящее, как и шарящая по спине другая рука Гана, который то и дело неосторожно царапает кожу на лопатках коротко остриженными ногтями.Ган первым кладёт ладонь на их члены, двигает несколько раз, тяжело выдыхая с едва слышными полустонами, и останавливается ровно в тот момент, когда Марк пробирается пальцами ему между ягодиц, касаясь пальцами прохода.— Почему ты сверху? — внезапно спрашивает Ган. Голос у него немного хриплый от возбуждения и всё ещё напряжённый. Марк вновь приподнимается, касаясь губами уголка глаза, спускаясь на скулу и наконец достигнув рта, негромко говорит:— Можешь ты. Мне всё равно. — Хотя пальцы не убирает, оглаживает и едва-едва толкается, но не настолько, чтобы сжатые стенки поддались и впустили его внутрь. — Но тогда ты не особо поймёшь разницу и то, насколько тебе это понравится. Ты же хотел попробовать не так, да?Марк не видит выражение лица, но видит, как блестят в проникающем с улицы свете фонарей глаза. Ган, кажется, даже не мигает, сосредоточено глядя в ответ, и Марк, так и не отстранившись от рта, чувствует, как он вновь кусает губы. Ответ заранее ясен. Гану просто нужно время, как и каждый раз, когда его подводят к чему-то новому, но любопытному. Ган не из тех, кто прыгает в омут с головой. Он сначала долго сомневается, много думает и в конце концов принимает решение. Марк не препятствует и действительно готов поменяться, если попросят, но пока лишь давит языком на покусанные губы, медленно скользит им внутрь, продолжая неторопливо потираться бёдрами о чужой член и чувствуя, как его головка оставляет на нижней части живота влажный след.Конечно, Ган решается. Конечно, Марк прав. Конечно, ему позволяют выдавить на пальцы смазку, купленную в аптеке по пути в отель, и толкнуться внутрь уже по-настоящему, не дразняще, а для того, чтобы подготовить. Марк жалеет лишь о том, что до сих пор не нашёл в себе силы включить свет. Потому что слышать приглушённые из-за того, что Ган прижимает ко рту тыльную сторону ладони, стоны, чувствовать, как он прогибается, и не видеть, как меняется его лицо, когда Марк касается простаты — невыносимо. Ган инстинктивно тянется к его руке, обхватывает за запястье и сжимает, вновь легонько оцарапывая кожу. Марк не обращает внимания. Он прихватывает свободной ладонью ногу Гана под коленом, пока вторую вынуждает держать широко отведённой. — Кто бы мог подумать, что у тебя такая растяжка, Пи’Ган, — сипло шепчет он. Он на самом деле уже на грани. Это сложно — терпеть, когда кто-то под ним так требовательно стонет и уже сам двигается на пальцах. Ладно, не ?кто-то?. Ган. Осознание этого вышибает из головы все остатки трезвых и разумных мыслей, уступая жажде обладания прямо здесь и сейчас.Марку приходится медленно выдохнуть сквозь сцепленные зубы. Ему ли не знать, как бывает неприятно, когда партнёр спешит. — Оставь свои комментарии при себе, — всё же отвечает Ган, кладя вторую руку на собственный член и двигая кулаком в том же ритме, что и пальцы внутри него. — Не могу, — хмыкает Марк, — сложно удержаться.Ган резко вскидывается и рывком притягивает Марка к себе, заставляя навалиться.— Тогда прекрати сдерживаться и вставляй уже.— Не могу, — повторяет Марк, трётся носом о скулу и жмурится, потому что вставить действительно очень хочется. Член изнывает, Марк и понятия не имел, что у него настолько большая сила воли. Или всё дело в Гане? — Если сделаю это сейчас, будет больно. — Я переживу, — тихо фыркает Ган, слегка поворачивая голову в попытке найти губы Марка. Тот с готовностью подставляется, отвечая на поцелуй, но тут же прерывается, утыкаясь лбом в лоб и ловя ртом тяжёлое дыхание Гана:— Потерпи, Пи’Ган, — шепчет он, сглатывая, когда проворные пальцы Гана в один момент оказываются на его члене. Удержать стон не получается. — Тебе в любом случае будет больно, — продолжает он, стараясь говорить связно. — Лучше меньше, чем больше.Ган сжимает второй рукой заднюю сторону его шеи, гладит позвонки и не без насмешки заявляет:— А ты, оказывается, джентльмен.В этот раз Марк не отвечает. Он просто втискивает в Гана четвёртый палец и слышит сдавленный выдох, моментально ощущая, с какой силой Ган вцепляется в его плечо, чтобы переждать волну непривычной и оттого неприятной заполненности.Терпение Марка кончается тогда же, когда Ган расслабляется под давлением пальцев. Может, недостаточно. Может, стоит подождать ещё, но выдержка у Марка уже на нуле. Ган только охает, когда чувствует, что в его тело вторгаются уже не пальцы, и крепче держится за плечи Марка.— Расслабься, Пи’Ган, — шепчет тот. Ган внутри такой тесный и неподатливый, будто и не растягивали вовсе. — Ты делаешь больно нам обоим.Он сжимает его член, неторопливо двигает по нему ладонью, то и дело задевая большим пальцем головку, и вновь целует в шею, надеясь отвлечь и расслабить достаточно, чтобы можно было продвинуться до упора, и тогда уже подождать, когда Ган привыкнет. Ган слушается. Марк слышит, как тот медленно выдыхает через рот, щекоча дыханием волосы на виске, и наконец чувствует, что мышцы, сжимающие его член, становятся мягче. Марк даёт им обоим пару секунд на передышку и снова толкается. Ган тихо матерится где-то возле уха, но не зажимается, и Марк входит до упора, замирая и сдерживаясь, чтобы не начать сразу двигаться.— Теперь ты рад, что я не стал торопиться? — чтобы отвлечься, спрашивает он, но руку с чужого члена не убирает и продолжает поглаживать, смешивая тянущую боль с удовольствием. Ган слегка возится под ним и цедит сквозь зубы:— Иди к чёрту.Погладив его по взмокшим от напряжения волосам, Марк легко касается губами виска и начинает двигаться. Ган протестующе шипит, но через несколько мгновений замирает, явно прислушиваясь к ощущениям, а потом протяжно стонет, сжимая коленями бока Марка.Удовольствие накатывает волнами. Марк хорошо контролирует и своё, и чужое состояние, чтобы прийти к финишу практически одновременно, то замедляясь, то ускоряясь, и, не удержавшись, ставит несколько засосов на белеющей в полутьме шее. До возвращения в Таиланд успеет пройти, никаких последствий. Может, только Ган завтра немного повозмущается, но завтра у него будет достаточно других поводов для беспокойства — например, больная задница.Первым кончает Ган, изливаясь в ладонь Марка и, кажется, не сразу начиная ориентироваться в пространстве. Марк не мучает чувствительное после оргазма тело, выходит и, сев между чужих ног, доводит себя до края рукой, кончая на живот Гана. Его тоже не отпускает моментально. Мозг не включается до тех пор, пока Ган не подаёт голос первым:— Что ты делаешь?Марк моргает несколько раз, прежде чем осознать, что водит пальцами по его животу, размазывая подсыхающую сперму. Руку убирать он не спешит. Кладёт ладонь полностью на разгорячённую кожу и смотрит туда, где виден силуэт лица Гана.Это оказалось лучше, чем он думал. Не физически. Секс у Марка случался и получше, и поинтереснее, и подольше, и тот, где не ему одному приходилось так сильно стараться. Но эмоционально кажется настоящим взрывом, после которого тяжело собрать себя обратно под сосредоточенным взглядом, ощущаемым даже в темноте.— Иди в душ первым, Пи’Ган, — говорит он, желая на несколько минут остаться в одиночестве и всё обдумать. Можно и самому уйти в ванную, но Гану явно нужнее. Он наконец дотягивается до ночника на столе, и тусклый свет заполняет комнату. Марк сразу же бросает взгляд на осторожно севшего Гана и чувствует в себе бесконтрольное желание снова повалить его на кровать и продолжить. Одного раза явно недостаточно, чтобы насытиться полностью. Гана, раскрасневшегося, растрёпанного, пытающегося скрыть очевидное смущение, с начавшими проявляться засосами на шее и ключицах — Марк не помнит, как оставлял последние, — с крепко сжавшимися на простыне пальцами хочется ещё.— Ты всё-таки невероятно очаровательный, — не выдерживает Марк, пододвигаясь и оказываясь вплотную, почти касаясь своим носом чужого. Гану достаточно мгновения, чтобы увидеть в уголках его губ знакомую улыбку, больше похожую на довольную усмешку, и резко пихнув ему в руки подушку, вскочить с кровати.— А ты маленький лжец, — заявляет он, едва заметно морщась и неловко переступая с ноги на ногу. Марк демонстративно оглядывает с ног до головы обнажённое тело, откидываясь на отданную ему подушку, и с трудом удерживается, чтобы для полноты образа не закинуть руки за голову. Гана взгляд не сильно смущает, но простынь с кровати он стаскивает, заворачиваясь в неё и всем своим видом говоря, чтобы Марк не отвлекался.— Почему же? — уточняет он.— Потому что ты явно спал с парнями до этого. — Ган щурится и смотрит теперь испытывающе.Марк коротко смеётся и потягивается.— Но тебе же понравилось, Пи’Ган, — он не спрашивает. — А если бы я не спал с парнями раньше, всё было бы гораздо хуже. Я в курсе. Мой первый раз был отвратительным.Нет смысла отпираться. Ган, может, сам лгать и хитрить не умеет, но его тоже знает довольно неплохо. А у Марка нет желания что-то изображать. Он немного сбит с толку накатившими эмоциями, но в целом расслаблен и удовлетворён. Практически.— Пи’Ган, — тянет он, снова медленно обводя Гана взглядом. — Если ты сейчас же не уйдёшь в душ, я за себя не отвечаю.В ответ Ган скептически хмыкает. Но в душ уходит, оставляя Марка одного. Тот смотрит ему вслед, проводя языком по губам. Не из-за желания догнать и продолжить в душе — Гану на сегодня одного раза точно хватит, — а потому что думает о последствиях. Если раньше он считал, что их не будет, то теперь отчётливо осознаёт — будут. Возможно, для него одного, но этого достаточно, чтобы ощутить внутри неясную, неприятную и бессознательную тревогу.Последствия наступают раньше, чем он думал. В начале шестого утра его телефон громко вибрирует на тумбочке. Марк с трудом разлепляет веки, Ган ворочается рядом и недовольно хмурится, приоткрывая один глаз:— Возьми уже трубку, я спать хочу.Марк принимает вызов от Кванг, замечая, что он уже не первый, и вместе с ним на экране светятся значки целой кучи уведомлений о сообщениях в мессенджерах и соцсетях. Затихшая на ночь тревога поднимается с новой силой, только теперь совсем другая — не личная и затаённая, о которой Марк никому не расскажет, а та, когда в работе появляются проблемы.— Ты новости видел? — спрашивает Кванг, не здороваясь.— А ты время? — Марк трёт переносицу и, слыша шипение Гана, спешит удалится в ванную, чтобы продолжить разговор. — У нас шесть часов разница. Что произошло?— Вы с Ганом рехнулись, вот что произошло. Как вы могли так облажаться? Вы мозги потеряли без присмотра? Вы же уже не дети! Хоть немного надо думать! — Кванг эмоциональнее, чем обычно, и Марку это нравится ещё меньше. Он садится на бортик ванной и, включая громкую связь, начинает листать уведомления: сообщения от родителей, от Мавина, от друзей с вопросами, смысл которых Марк не понимает ровно до тех пор, пока не натыкается в ленте уведомлений и отметок твиттера на фотографии. Внутри всё леденеет в один момент.На снимке он и Ган в холле отеля. В лифте. Целуются. Фото слегка смазанное и нечёткое, потому что двери уже закрываются, но они в щели между ними легко угадываются. Публикаций со снимком так много, что счётчик уведомлений попросту не справляется, показывая ?99+?. Кто-то задаётся вопросами, кто-то ликует, кто-то негодует. Марк до боли кусает нижнюю губу и крепко сжимает телефон. — Увидел? — спрашивает Кванг.— Да, — сипло говорит Марк. — Мы же… можем сказать, что это отредактированные фото? Кванг на том конце трубки вздыхает:— Ещё есть видео. Такое подделать сложнее. Никто не поверит, что кто-то из фанов настолько заморочился, чтобы выдать желаемое за действительное. — Кто снимал?— Невозможно установить. Мы занимаемся этим, но всё расползлось слишком быстро. Найти первоисточник не удалось. Наверняка кто-то из фанатов, случайно оказавшийся в том же отеле, что и вы. Или не случайно, вы же в своих стори даже не скрывали локации, — Кванг снова заводится, но берёт себя в руки. — Агентство Гана не может с ним связаться. — Он спит, — автоматически отвечает Марк.— Так разбуди его и срочно вылетайте обратно. Эту ситуацию надо решать очень быстро. Я уже заказала вам билеты на полдень, в Бангкоке мы вас встретим и сразу поедем обсуждать вопрос, поэтому постарайтесь поспать в самолёте.Марк мрачно усмехнулся. Теперь он, кажется, ещё долго не сможет заснуть.— Пи’Кванг, — зовёт он, — в целом, какое отношение к этому у всех?— А ты как думаешь?— Всё так плохо?— Лучше, чем можно было бы предположить, но этого недостаточно, чтобы вы вышли сухими из воды. — Кванг снова вздыхает, и Марк представляет, как она трёт от усталости виски. — Собирайтесь, Марк. Я вышлю данные рейса.Она отключается, и Марк ещё несколько минут продолжает сидеть в ванной и листать твиттер, пытаясь понять реакцию. Большинство, конечно, радуются. Ещё бы, свершилось то, о чём они только мечтали. Но Марк прекрасно осознаёт, что фанаты — это не студийные боссы, не режиссёры и не продюсеры, подписывающие контракты и предлагающие работу. Если они не выплывут из этого скандала максимально достойно, то об успешной карьере придётся забыть, а на годах упорного и изматывающего труда поставить крест. Марк отписывается Мавину и родителям, говоря, что скоро вернётся, не решаясь звонить прямо сейчас — разговор затянется, а им действительно пора собираться. И после выходит в комнату.Ган продолжает спать, перекатившись на середину кровати. Марк берёт с тумбочки его телефон, пытается включить экран, но батарея села. Качнув головой, он устраивается на краю кровати и даёт себе ещё несколько секунд просто посмотреть на спокойного Гана. Скорее всего, это последние мгновения умиротворения на его лице, и Марк оттягивает изо всех сил.Не так он планировал разбудить его сегодня. Засыпая, он думал о чём-нибудь шаловливом, чтобы подразнить за произошедшее накануне, или, может, зайти дальше, пользуясь ещё несколькими днями свободы. Но точно не новостями о том, что их будущее теперь под большим вопросом просто из-за дурацкой, совершенно глупой случайности — если бы двери лифта были на секунду быстрее, сегодняшнее утро стало бы идеальным.Телефон опять вибрирует. Марк кидает взгляд на экран и морщится, видя короткое сообщение от Мавина: ?Ты идиот?. Он тихо цокает языком и тянется к плечу Гана. Снова, не решаясь, замирает, но всё же кладёт ладонь и медленно двигается по руке, едва сжимая, давая себе ещё мгновение перед тем, как несильно тряхнуть. ?Я точно идиот?, — соглашается он с Мавином и зовёт:— Пи’Ган, просыпайся. У нас проблемы.