Глава 2 (1/1)

Несмотря на обещания Е-Вон разбудить меня ближе к вечеру, я проснулась только утром следующего дня. Это мне удалось понять по круглым часам, висевшим над дверью, которые почему-то я не заметила при своем первом пробуждении. Надо сказать, что второй раз мне дался намного проще, уже не было сильнейшего напряжения в веках и глазах, голова тоже не сильно гудела, а пальцами рук я даже сама смогла пошевелить и размять их, как советовала моя сиделка. Это меня несказанно порадовало, чувство безысходности и потерь постепенно меня прекращало душить плотным тугим узлом, а их место, как ни странно занял оптимизм, которым заразила меня Е-Вон, объяснив мне, что и не таких пациентов снова ставили на ноги. Я немного потянулась и снова рухнула на белые простыни, решив про себя, что даже такие нагрузки пока непосильны мне, а точнее моему организму. В этот момент дверь в палату открылась и зашла Е-Вон, неся с собой небольшой сверток и полотенца. Поприветствовав меня, она убедилась, что моё состояние улучшилось, так как я тоже с ней поздоровалась. После мы приступили к ежедневной и обязательной зарядке, дабы постепенно приводить мои мышцы в нормальное состояние. Она вся состояла из медленных круговых движений, начиная от головы и шеи и заканчивая кончиками пальцев рук и ног, также, по словам Е-Вон, вечером у меня назначен медицинский массаж и другие подобные процедуры, в суть которых я пока особо не вникала. Мы непринужденно говорили, и молодой медсестре даже удалось меня рассмешить, она постоянно подбадривала, хвалила, и чтобы отвлечь от боли рассказывала истории из своей жизни. Например, я узнала, что Е-Вон сама выбрала эту профессию, хотя ее родители настаивали на адвокатуре, с отличием окончила медицинский колледж, и теперь полностью себя посвящает своему любимому делу, которое приносит ей счастье. Слушая её рассказ, меня пробрало рассказать девушке, что мои родители тоже уговаривают меня получить определённое высшее образование, пророча мне судьбу переводчика. На что, Е-Вон с лёгкой улыбкой сказала, что мне следует слушать себя, ведь какой прок в профессии, которая не доставляет удовольствия человеку, хотя она отметила, что знание языков не так уж и плохо, а в Корее даже очень ценится, как, например, для сотрудников международных учреждений и компаний. Я поняла, что эта медсестра?— первый взрослый человек, на моей памяти, кто так легко доверил мне право выбора на будущее, и кто сказал мне эту простую и очевидную истину. Но мне, как подростку это услышать было большой необходимостью, как и то, что кто-то верит в мои силы и гипотетический успех. Пока я снова не расчувствовалась из-за и так расшатанных нервов, Е-Вон, взяв мои ладони в свои руки, попыталась мне помочь встать на ноги и пройти немного до ванной комнаты, которая находилась в этой же палате за кремовой дверью. Если вас кто-то спросит, что нет идеально удобного места на Земле, то он соврёт, так как это место?— корейские больницы, а точнее моя палата. Расстояние, которое мне надо было преодолеть до нужной двери, составляло всего лишь два метра, казалось бы, ничтожные цифры для здорового и полноценного человека, но мне в тот момент показалось это неодолимым препятствием. Поэтому, как только моя медсестра подняла меня, позволяя облокотиться на её плече для удобства, я сразу же попятилась назад, показывая своё несогласие с этой затеей. Но Е-Вон держала меня мёртвой хваткой, что даже удивительно для такой на вид хрупкой девушки, она вновь ободряюще посмотрела на меня и потянула вперёд для первого шага. И я смогла, хоть и неуверенно, опираясь практически всем телом на руки девушки, но смогла. Затем движение за движением, медленно и уверенно, шаг за шагом, и у меня получилось дойти до двери в ванную комнату, несмотря на боль в теле и собственные страхи, пожирающие моё сознание изнутри. От такого успеха меня пробрало на широкую нервную улыбку, а затем я вновь чуть не разрыдалась уже от нахлынувшего счастья. И когда я успела стать такой эмоциональной? Е-Вон искренне радовалась вместе со мной. Ещё одна маленькая победа! Уже после этого было мало чего интересного,?— мы завершили утренние водные процедуры в отведенной для этого ванной, умыла лицо я сама, также как и смогла почистить зубы, а вот привести волосы в порядок мне уже было не под силу, поэтому Е-Вон пришла мне на помощь. Она ласково расчёсывала и заплетала мои отросшие за это время тёмные практически чёрные пряди, которые от времени в больнице, вследствие бездействия потеряли свой ухоженный вид. Кончики секлись, а сами волосы нещадно пушились. Правда, теперь их в приличном виде держала цветастая резинка с принтом из мелких крабиков?— небольшой подарок Е-Вон. Я с тенью печали вспоминала о лучших днях, когда могла похвастаться копной гладких послушных волос. Также смотрясь в зеркало в ванной комнате, я заметила, что достаточно сильно сбросила вес, особенно это было заметно по впалым щекам и векам, выпирающим ключицам, и вообще весь мой внешний вид изменился, я скорее выглядела, как живой скелет, чем нормальный человек. Кожа приобрела бледный нездоровый оттенок, темные синяки не сходили с лица похоже очень давно. Да, я стала настоящей красавицей, ничего не сказать. Главное, чтобы меня родители узнали. Кстати о них, после лёгкого завтрака, состоящего из овсянки, сока и нарезанного фруктов, я осталась одна в палате дожидаться прихода родителей, которых я очень давно не видела. Интересно и как же они здесь устроились, помнили обо мне, волновались? По словам Е-Вон, они хотели меня навестить ещё вчера вечером и даже добивались этого разрешения напрямую у главного врача в отделении, но как оказалось я уже спала и видела десятый сон, поэтому навещать меня было бессмысленно. Но они мне передали кулёк фруктов, большая половина из которых были яблоки, часть их Е-Вон принесла мне на завтрак, а лишние так и остались лежать в стеклянной вазочке рядом с моей койкой, которую я заметила только сейчас. Как потом оказалось яблоки достаточно редкие и дорогие фрукты в Южной Корее, их достаточно сложно достать, особенно красные и вовремя поспевшие. Для меня это был, наверно, самый ценный подарок за всю жизнь, ведь он означал, что никто не забыл обо мне, пока я находилась в цепких когтях комы. Интересно, как мама адаптировалась к этой стране и местной культуре, не думаю, что человеку, выросшему до развала СССР, это быстро удалось, хотя она много раз рассказывала, как они с папой, поженившись, планировали эмигрировать в столицу провинции Канвондо?— Чхунчхон*, северо-восток страны, вернуться на историческую родину моего отца. И надеюсь, благодаря этим планам сейчас им намного легче здесь и в плане языка и возможной работы, не представляю, чтобы делала я в такой ситуации. И почему же я отказывалась в детстве слушать папу и запоминать слова на корейском ради всестороннего развития и забавы? Кто же знал, что наша семья попадёт сюда при таких пренеприятных обстоятельствах? Историю любви собственных родителей я помнила достаточно хорошо, ибо пересказывалась до этого она много раз и не только по веянию романтической натуры моей матери, но и со стороны всех оставшихся родственников. Семья папы переехала в Приморский край после Второй мировой войны, дабы поднимать и развивать местную угледобычу, так они здесь и остались, сохраняя как традиционную культуру Кореи, которая уже была разделена, но также перенимая русские обычаи. И примерно через несколько десятков лет в один снежный январский вечер познакомились мои родители, Анастасия Шевцова и Виктор Мин, чьим плодом любви стала я, родившаяся 27 июня 1997 года. А дальше были беззаботные дни, перерастающие в года, моё светлое радостное детство и отрочество были омрачены разве, что школьными задирами и их клеветой в сторону моих друзей и самой меня. Тогда я думала, что это были самые ужасные проблемы в жизни, которых мне никогда не решить. Как же я ошибалась, что уж сказать подростки, вроде меня, шестнадцати лет вообще мало что понимают в этот момент жизни. Провела в ожидании я примерно полтора часа, занимаясь в это время всякой ерундой. Е-Вон ушла по своим делам, обещая прийти и забрать меня на необходимые процедуры ближе к вечеру, поэтому мне пришлось сидеть в полном одиночестве, которое скрашивали мне акварельные карандаши и небольшой альбом, принесённые мне опять же Е-Вон. Я любила рисовать, правда получались у меня достаточно толково разве что только люди, да и то в стилизованной манере, но это меня никогда не останавливало, и чаще всего творила я только для того, чтобы отвлечься от чего-то или расслабиться, что я и делала сейчас. В итоге, у меня получилась девушка похожая на мою медсестру на фоне заштрихованных цветов и полевых травинок. Полынь, анютины глазки, дягиль, вереск и душица*. Растения всегда у меня выходили довольно ловко и точно, так же как и люди, наверно, даже лучше, всё-таки я не зря со средней школы любила ботанику, которую усердно изучала для запоминания растений в языке цветов. Я была очень романтичной юной натурой, иногда даже самой смешно становится. Примерно в два часа дня по местному времени в дверь моей палаты тихо постучали. Она слегка приоткрылась и в комнату влетела связка кремовых перламутровых шариков в виде сердечек. Затем я, наконец, увидела самых важных людей в моей жизни?— родителей. Они практически не изменились, также радостно и счастливо улыбались, разве, что у мамы добавилось немного морщинок у уголков глаз, а у папы появилась еле заметная седины у висков. Мама была одета в длинное шифоновое жёлтое платье, её причёска стала значительно короче, напоминая модные стрижки, которые я видела в дорамах у взрослых женщин, в руках она держала белые ромашки, завёрнутые в подарочную крафтовую бумагу, образуя, хоть и простой, но красивый букет. Отец тоже выглядел довольно празднично в классических брюках и белоснежной рубашке с контрастными чёрными манжетами. Я кинулась им навстречу, приподнимаясь с подушек и откладывая законченный рисунок на рядом стоящую тумбу. Очутившись в крепких ласковых объятьях родителей, я почувствовала себя, наконец, на своём месте, нужной, счастливой и защищённой от всех невзгод мира, ощущая всеми клетками тела родительскую любовь. Как же я их давно не видела! Тоска по вновь обретенной семье ощущалась в этот момент ещё больше и острее, все чувства, до этого притупившиеся в моём сознании, с новой силой нахлынули на меня, и снова по моим щекам побежали обильные жгучие слёзы. —?Ну что ты, девочка моя, дорогая Сонечка, не плачь, мы рядом, всё хорошо,?— нежный голос матери, заставил меня прекратить содрогаться от рыданий в её объятиях, он, будто вернул меня к реальности, придавая больше моральных сил. Чудесные руки утёрли лишнюю влагу с моих щёк, и мама улыбнулась мне, что сделало её лицо, несомненно, лучше и красивее, ненужные морщинки сгладились, появился долгожданный живой блеск в глазах, и всё вокруг, словно утратило былые отголоски грусти и печали прошлых дней. Она поцеловала меня сначала в лоб, потом в оба глаза и аккуратно поправила мои тёмные спутавшиеся волосы возле лица, заправляя пряди за ухо. —?Как ты себя чувствуешь? Голова не беспокоит, твой лечащий врач сказал, что боли могут длиться ещё месяц,?— мама снова нежно огладила моё лицо, будто пытаясь возместить все материнские ласки за то время, что я находилась в коматозном состоянии, она прижала меня к своей груди и облегчённо вздохнула, пытаясь сохранить самообладание. —?Боже, как хорошо, что всё обошлось! Папа приобнял нас, поглаживая в качестве поддержки маму по спине, и поцеловал меня в середину пробора, а я всё не могла нарадоваться их приходу, нашей встрече и воссоединению, и тому, что, наконец, слышу родной русский язык и знакомую речь. —?Мам, пап, я так скучала по вам! —?Мы тоже, солнце.