Запись 10 (1/1)

Музыка:BITE?— Troye Sivan3901 п.р.Планета безумия.Запись 10!Я пишу вопреки наставлениям Зима, пока он вышел на охоту. Пишу, потому что не могу позволить себе забыть, а также потому, что всё ещё доверяю Высочайшим и выданной ими частной собственности, пускай сам более не оправдываю их доверия.Я чувствую, что если не выплесну свои переживания, меня разорвёт на части, и Зим по возвращении застанет на полу кровавое месиво.И если Зим был прав всё это время, во что у меня не хватает сил поверить, то я обрекаю нас обоих на погибель. Глупо отрицать: и я, и он отныне заслуживаем ужаснейшей казни.Однако мне стоит начать с начала. Начала нашего конца…Я сидел и как раз дописывал предыдущую заметку, когда прямо у меня на глазах Зим скинул с себя одежду и, нагой как астероид, пошёл смывать с себя пыльцу.Меня несколько смутило, что он очищает отдельно себя, отдельно?— свою форму, как бывает лишь в детстве, до начала военной подготовки. Как-никак, это противоречит известной моральной истине:?Помни, солдат! Форма?— твоя вторая кожа.?Зим вышел из кабины химобработки и по собственному желанию отправил одежду на повторную дезинфекцию.—?Чувствую себя вдвойне грязным,?— объяснил он в ответ на мой вопросительный взгляд.Я ощущал необходимость очиститься не физически, а скорее нравственно. А что может быть лучшей нравственной очисткой, чем проверка ПАКа, скажите на милость?Я высказал своё желание, Зим меня поддержал, но предварительно всё-таки затолкал под химический душ, а синюю форму?— в стирку.Стиралась моя великолепная форма долго, и мы, не став дожидаться конца, отправились в техническую.К тому времени как мы с горем пополам настроили компьютер, я свыкся с отсутствием одежды. Тем более, на что там любоваться?— это у тех дикарей все срамные части тела навыпуск, и я за сегодня навидался их достаточно, чтобы как впервые восхититься своей же (и Зима) анатомией. Никакой склизкой дряни, только идеальная гладкость кожи.В голове всё уже привычно смешалось, чувства обострились. Нервное напряжение давало ложную уверенность, что только сейчас я начал жить по-настоящему. Я, едва очнувшись, по привычке внимательно изучал Зима глазами и лишь тогда обратил внимание на то, какие изящные стройные тени его антенны отбрасывают на выпирающие лопатки.В подобном состоянии мне иногда приходят в голову бредовые идеи, от которых обычно я бы просто отмахнулся. Но не сейчас, нет, сейчас меня сводят с ума острые плечи, так что я за себя не отвечаю…Неловко встав с кушетки, я спешно, запинаясь, рассказал Зиму про то непонятное тесное чувство, преследующее меня с тех пор, как он меня обнаружил.Он туманно посмотрел на меня и вдруг, ни с того ни с сего наклонившись вперёд, коснулся лбом моей груди.Я замер в растерянности.—?Зим?—?Диб.—?Т-ты чего это?Он не ответил. Его безвредное прикосновение усугубило мою безболезненную пытку. Из груди жар медленно переместился вниз, и я не в силах был предугадать, что будет дальше. Его руки поднялись к моим плечам и заставили слегка наклониться, чтобы ясно видеть его лицо.—?Ты обречён, Диб, ты уже себя губишь, себя и меня. Врёшь ведь, глупый… Ты прекрасно знаешь, что это.—?Зим, я… Я не знаю, что это такое.—?Ну-ну. И чего же ты тогда от меня хочешь?— неужели, чтобы я сам.?Зим прижался ко мне и, в точности имитируя движения туземцев, вульгарно полез ко мне в рот своим вёртким языком.В глазах у меня потемнело, ноги подкосились, и оба мы опрокинулись вбок, на упругие пневмопакеты с какими-то деталями. Я не имел ни малейшего представления, что мною двигало, но я повиновался, я обхватил его узкую спину, и я провёл пальцами по его позвоночнику, едва касаясь шрамированной кожи вокруг позвоночных выходов*. И Зим обвился вокруг моего туловища, гибкий, живой, огненно-струйный, и я благоговел перед ним так, как никогда не смог бы благоговеть перед Высочайшими.Я с трудом помню, что я шептал ему тогда, между поцелуями, захлёбываясь от переполнявшей меня жизни. Всё вокруг было розово-мутно, и я закрыл глаза, и я целовал его шею, и руки мои, словно чужие, с ласковой силою сжались на его боках…И вдруг я почувствовал его прикосновение на обеих моих антеннах, у самого основания, и я не понял, что произошло, и застонал, но не от боли?— а от чего, не знаю сам… А узнать захотелось больше всего на свете, и я попросил ещё, и ещё, и ещё, и меня трясло всего, и в области таза творился такой же хаос, как и в голове…Внезапно всё прекратилось. Рядом послышался глухой удар. Я сначала пытался отдышаться. Потом моргнул и сквозь застилавший глаза туман увидал, что Зим уже не на мне, а на полу, бездыханный. На моём таймере оставалось ещё полминуты… Но Зим-то снял свой ПАК раньше, и это значит…Нет, не ждать, схватить быстро ПАК?— ещё несколько секунд после отсчёта он может быть жив!Я схватил его за руку и не отпускал, пока не дрогнули его веки. Тогда только я вспомнил, что у самого меня совсем не осталось времени, и я позволил себе мягко опуститься на пол, в последний момент уловив, что меня трясут за плечо…С тех пор планета шесть раз обернулась вокруг своей оси.Из всего случившегося я сделал два вывода: а) нам обоим конец и б) я опять ничего не понимаю.Стоило мне хоть немного разобраться в характере Зима и сделать какие-то выводы, как тут же всё обрушилось буквально за десять минут.Почему он сделал всё это? Так, на этот вопрос есть некое подобие ответа: он дефективен, он хочет обезвредить меня, уподобив ему, и без ПАКа вовсе себя не контролирует.Но из этого следует логичный вопрос: а разве я себя контролировал?Я предложил снять ПАКи, я завёл разговор о чувствах, я ответил на поцелуй, я обнимал его, я просил ещё… Кто ж из нас дефективен, если, надев ПАК, он тут же сделался тем же Зимом, насквозь имперским, а я не могу прогнать из головы минуты, когда он дышал в моих объятиях?Не он, я?— мучаюсь от внутреннего конфликта и выплёскиваю свои мучения в бесцельном монологе!Но самое ужасное, что я не могу подойти и спросить его об этом.Зим запретил мне делать записи, и с тех пор избегает меня. Грубый по-прежнему, он делается с каждым днём равнодушнее ко мне и разговаривает больше с ГИРом. Всё своё время проводит в работе: за чертежами или на разведке. Иногда, возвращаясь измотанным после суток брожения по лесу, он опирается на стену и хмуро глядит на меня, будто без слов пытается сказать мне что-то. Но проходит миг?— он вновь отводит глаза, и по лицу его становится ясно: он не помнит ни секунды из нашего единения. Всё его тело отдано Империи.В часы подобных переживаний я вспоминаю о своей личной миссии, но и тогда злосчастные десять минут не отпускают меня…Я мог прикончить его тогда, если бы не надел ему ПАК! Всего-то один несчастный случай, и империя навсегда избавилась бы от опаснейшего безумца… Я мог бы даже не продолжать миссию, просто вернуться домой и доложить о случившемся. И был бы повышен! Мгновенно! К элите причислен, записан в ряды Глаз Империи!Тревога пожирает меня изнутри, я то и дело хочу дезинфецироваться, но не могу тратить запасы химикатов. Рёбра под железными обручами болят как никогда. До чего меня довёл проклятый недозахватчик!