Часть 1 (1/1)

Вообще, то, чего хотелось каждому из них после этого шоу?— это просто оказаться дома, ну или на крайний случай просто в кровати, где никто не потревожит и даст поспать. Часиков так десяток… Гул толпы еще больше утомлял, а вдобавок не стоило забывать про журналистов, желающих осветить это событие со всех сторон и в максимально широком формате.И уж кто из них выглядел лучше… Нельзя было сказать, особенно взглянув поближе. Для Раду подобные выступления давно перестали быть нормой вещей, а Арсений, кажется, и не привыкал к живому звуку… В общем, после, когда настало время отвечать на каверзные вопросы очередного интервьюера, все внимание на себя перехватил Дан. Для наблюдателя этот ход с его стороны казался таким лёгким и естественным, что и не возникало сомнений: он был, есть и останется лидером группы, да и по жизни привык вести за собой.Разве что человек, держащий в голове тот факт, что за день Дан успел вместе с Арсением и Раду сначала выступить в Кишиневе, не обделив фанатов и журналистов вниманием после, потом в страшной спешке отправился в Бухарест, где предстояло ещё одно выступление, и уже только потом снова рассказывал о невероятных впечатлениях и радости воссоединения, уже осознавал, что не так-то просто давалось ему это общение. Казалось, Дану уже было впору благодарить ту журналистку, которая чаще обращалась не к нему самому, а, скорее, ко всей группе, просто ожидая того, кто первый сообразил. Почему-то, несмотря на сильнее выраженные, будто бы выдолбленные на таком же, как и в юности, не столько красивом, сколько приятном и располагающем лице?— явно свою роль сыграл недосып, предательски украв молодость?— Раду не терял собственного очарования, шедшего изнутри. И вот он был как раз тем, кого стоило благодарить Дану за реакцию и еще какое-то желание что-то говорить.Все же, уж кому еще было что рассказать о тех годах, которые прошли вне группы. Слишком многое изменилось в жизни Раду, он сам изменился, оставшись тем же романтиком, но повзрослев в том понимании, какое теперь читалось по его лицу: он стал серьёзнее, уже не тот парень из соседнего двора, каким он казался раньше, нет. Да и, помимо карьеры, только он один успел обзавестись семьей и детьми. Счастливый многодетный отец…Казалось, рассказывая о детях и жене, счастливо улыбаясь,?Раду стал таким же юным, как и в те давние годы, когда он со сцены обещал любовь под липами и что-то там про Пикассо?— он не замечал ничего. Никто и не мог усомниться, ведь именно такие романтичные люди в итоге целиком растворяются в любимых, а после и в собственных семьях. Только когда в образовавшуюся паузу вклинился чужой голос, Раду повернул голову, наконец чувствуя на себе взгляд. Казалось, что все то время, которое он восторженно говорил о любви к Анне, его, Раду, уже мысленно раскладывал на первой попавшейся под руку горизонтальной поверхности Арсений. Этот взгляд, полный какой-то неправильной, больной страсти, просто не мог остаться незамеченным, Раду уже чувствовал, как в чужих мыслях Арсений, не желая больше терпеть, вырывал пуговицы его теплой клетчатой рубашки, как от резких движений трещала плотная ткань. Все это оказалось за кадром, сокрытое в смущении, улыбке. Спасибо Дану, что он нашелся, что сказать…Теперь, понимая, что расстояния между ними мало, Арсений и не мог куда-то деть улыбку с губ, и, если сама улыбка выглядела вполне невинно, то вот взгляд, падая на Раду, пожирал и раздевал одновременно. От каждого случайного соприкосновения плеч, кажется, становилось тяжелее. Одновременно хотелось всего этого, и треска ткани из-за грубых и нетерпеливых рук, и тяжёлых сдавленных стонов этого примерного семьянина?— такого уж образцового? —?и одновременно тот факт, что это его, Арсения, чувства еще живы, чуть потереби и вновь горят, а вот Раду женат и Анну любит… Это пугало, отталкивало, оставляя простор лишь для взглядов и мыслей. Но и их сейчас хватало.Наконец их оставили в покое и можно было вздохнуть, побыть собой и расслабиться, пусть и ненадолго. Арсений все же из них всех казался слишком усталым, вымотанным, в некоторые моменты казалось, что его просто валило с ног. Это было странно: раньше он казался более выносливым.—?Вы ж, я надеюсь, не полетите сразу же кто куда? —?наконец, когда дороги уже почти разошлись, решил выяснить Раду.—?Ну, я в номер, сил нет никаких ни на какие перелеты. Приеду и буду спать пока сам не проснусь,?— махнул рукой Дан.—?А я об этом еще не думал, надо бы заночевать где-нибудь,?— вздохнул Арсений, отведя взгляд.—?Значит, останешься у меня, переночуешь,?— последовал ответ без всякой задней мысли. Не оставлять же старого друга на улице, вымотанного и явно нуждающегося в отдыхе. Да и не согласиться Арсений не мог.Дорога до дома Раду была напряженной, за руль села Анна, не позволив уставшему супругу вляпаться куда-нибудь. Вроде играло тихое радио, разговоры почти не стихали… Но было напряжённо, натянуто. Сидевший на заднем сидении Арсений понимал, почему. Раду понимал, почему.За этим следовал еще более напряжённый ужин, за которым Арсению было еще более неловко: Смотреть на то, как морщины Раду разглаживаются в компании подросших детей, как он смотрит на жену… Он понимал. Но в душе было тяжело, гложело желание быть тем, на кого Раду смотрел бы так же. И сидеть не напротив, а рядом, наслаждаясь соприкосновением плеч и рук, возможностью коснуться волос, наверняка таких же мягких, как и в юные годы, да в конце концов просто отпечатать свой поцелуй на этих губах, просто потянувшись.Даже сама возможность будоражила сознание, и сам Арсений уже не понимал, что слишком долго смотрит на Раду, рассредоточено изучая его лицо.—?Да, я тоже устал. Пойдем, покажу тебе комнату,?— хозяин дома наконец поднялся, показывая дорогу.Вот, по закону жанра, они лишь вдвоем, ну, если не считать жены и детей Раду, по всем правилам, в стенах этой тихой комнаты все самые страшные демоны Арсения должны взять верх и заставить его просто наброситься, ноющего от этого желания, на, кажется, ставшего почти чужим человека. Да, он помнил, как не было и сомнения, что они с Раду просто невероятно хорошие друзья, как они пьяные напоминали это друг другу в номере отеля (или говорил о дружбе только Раду, Арсений уже слабо помнил, но пили точно оба… какую-то дешёвую дрянь, кажется). Но прошла целая тонна лет, и Арсению было страшно. Куда делся тот вечно юный романтик? Кто этот серьезный и спокойный мужчина? Что он сделал с Раду, таким родным и привычным, его Раду? Казалось, они совершенно отдалились, и, если задуматься?— но, вообще-то, не стоило,?— то это было страшнее взросления: к изменениям хотя бы привыкаешь.Оставшись наедине, Арсений не говорил ни слова, только следя взглядом за движениями Раду. В тишине, это было странно и неудобно, но никто из них не знал, как начать разговор, точнее, как реанимировать тот, который не закончился ещё за ужином. Раду пока доставал с полок шкафа постельное белье и, взяв его, наконец, развернулся.Его встретил взгляд Арсения, такой же, что и вечером, во время интервью, пожирающий, полный огня. Медленно остывающей лавы, когда Раду взглянул в ответ?— пришло понимание, что теперь надо срочно забить эту тишину, пусть полной бессмыслицей, но отвлечь. И отвлечься самому.—?Ну ты, конечно, неплохо живёшь,?— фраза как-то неловко отвлекла от тишины, режуще по уху. —?Дом у вас здоровый.—?Жаловаться, да, и правда не приходится, но и семья большая,?— ответил Раду, и нельзя было не согласиться: в соседней комнате достаточно шумно и даже не собирались ложиться спать дети. —?Надеюсь, уснут сегодня без меня. Колыбельной, в смысле. Сил нет никаких.—?Да ты прямо отец года,?— усмехнулся Арсений, когда Раду устроился рядом с ним.—?Да не, самый обычный,?— почти сразу последовал ответ, а с ним и лёгкая улыбка. —?А ещё, я знаю, как ты на меня смотришь,?— во взгляде, в мимике Арсений пытался найти какой-то подвох, злобу, ненависть, презрение за каждый из этих взглядов, каждую из мыслей. Не находил, и это ещё более пугало. Да он бы даже понял, если б Раду вышвырнул его из дома сейчас, но нет. В черных глазах была лёгкая улыбка, не насмешливая или презрительная усмешка, а все те же солнца, что в этом взгляде когда-то не потухали, добрые и тёплые. В этом тепле хотелось нежиться вечность или даже больше, но взгляд виновато сполз в сторону.—?Прости. Мерзко тебе, наверное, приютил на свою голову… —?к волосам Арсения прикоснулась рука, заставив голову повернуться. Да, старая дружба, но это было совсем неожиданно. Может, чуть раньше на этот жест он бы взбунтовался, не позволив, но пряди и без того были растрепанными, грубые после вылитого на них лака, да и… Разве не пора было спать? А поутру все равно на голове будет ни к черту.—?Не мерзко,?— ответил Раду, тихо в надежде, что больше их никто не услышит. —?Но я женат и Анну люблю. Детей тоже люблю.Арсений, с одной стороны, понимал, чувствовал себя самым настоящим мудаком, но с другой Раду, договорив, так соблазнительно облизнул губу, и в этом слабом свете это показалось просто верхом. Какой же он конченый, от этого понимания на душе стало ещё хуже, но… Что делать? Единственным правильным решением было забыть о ?хочу? и напомнить, что они, в конце концов, друзья, напоминать, пока эти губы, это тело, голос?— весь Раду не перестанет ассоциироваться с желанием.Его прервали, в смысле, размышления о том, как не хотеть переспать со старым другом?— ежедневные проблемы бывших мировых знаменитостей, мать твою. И как? На губах отпечатался поцелуй, лёгкий, приятный, от мягкости губ вообще могло снести башню. Не, ну у Анны губа не дура, конечно?— мало кто не хотел бы, чтобы такие губы не будили по утрам прикосновениями. Не успел Арсений даже отреагировать, губы сползли ниже, целуя куда-то в области шеи, легко, ненавязчиво.—?Стоп, чего ты делаешь? —?неосторожное движение почти оттолкнуло мужчину, печально взглянувшего в эту ошарашенную синеву глаз.—?То, чего ты хотел от меня? —?ответ был совсем неуверенным, больше похожим на неправильно сформулированный вопрос.—?Хотел. Давно. Чуть ли не с самого знакомства, может, чуть позже. А Анна?—?Тихо только если, у нас комната чуть подальше, она вряд ли услышит,?— и вообще, стоило добавить, что измена?— это когда с другой, а не с другим, они с Севой просто старые друзья. И целуются по дружбе. —?Я тоже хотел с тобой, но раньше, давно, многое изменилось.Тут Арсению просто вынесло крышу, далеко и навсегда. Он просто впился в эти губы своими, терзая их поцелуями, жадными, горячими. Таких от него ждали фанатки, они грезили об этом, а он?— об этой минуте. Когда он сможет наслаждаться сдавленными стонами Раду, ещё спокойными выдохами, хотя его рука уже хозяйничала под простой домашней футболкой, очерчивая пальцами рельеф тела. Вот он, тот результат спортзала, которым до этого наслаждалась только одна Анна?— или ей было не до этого? Было совершено все равно и правда.Главное, что диван страдальчески всхлипнул, когда Арсений оказался распластанным по нему, с чужими руками, орудующими с ремнем его джинсов, и от непроизвольных прикосновений к коже, особенно нежной здесь, просто невозможно было сдерживать стоны. За окном не погода, а полнейший кошмар, холод, несмотря на него, здесь кажется так же горячо, как где-то в адских котлах, до невозможности. Хотелось сбросить с себя все, хотелось кожей к коже, и от этого желания, одного его и ощущения, что это Раду, он тяжело дышал, опираясь на одну руку, пока стягивал с него, Арсения, одежду, и руки такие мягкие, это желание лишь усиливалось.—?Всего один раз,?— Раду, такое чувство, что говорил это самому себе. —?И тихо.Потом Арсений потянулся к его губам, снова целуя, стон отозвался между их ртами, болезненно, неправильно. Так не должно быть, но оно так.Не хотелось разрывать этот контакт, даже на минуту, даже ради того, чтобы снова к нему вернуться. Арсений исступленно целовался, жадно, тянулся к шее Раду, почти неосознанно, за мелками, оставить напоминание: Ты мой. Плевать на все: на приличия, на то, насколько это неправильно, на Анну… Если хочется, но нельзя, то похуй на все запреты.Поцелуи оставались везде на теле Арсения, куда только можно, потому что он даже не заметил за этой страстью и желанием, плывущими в голове, забивающими здравый смысл, а теперь наконец почувствовал... Изнутри его уже исследовал палец, или уже даже два, но, в любом случае, это неожиданно не так, как он этого ожидал, почти неприятно и странно, но потом совсем правильно в затуманенную голову пришла мысль, что после этого там будет член, что Раду собрался трахнуть его тут на полном серьёзе, и, кажется, этот вздох мог бы разбудить весь Бухарест, а, возможно, и пригород, не только засыпающую Анну.—?Точно все нормально? —?прозвучал тихий и мягкий голос в этой интимной тишине, совсем рядом, потому что расстояния между телами совсем нет, и Арсению уже было странно даже с ногой на чужом плече (так вот так чувствуют себя девушки, когда их собираются трахнуть?), неудобно. Но хотелось до одури и несмотря ни на что.—?Я бы уже попросил прекратить,?— задыхаясь, еле находя в себе силы говорить еле слышно, ответил он. —?Если нет.Раду наконец решился войти, медленно и осторожно, отчего Арсений изогнулся, вцепившись почти мёртвой хваткой, объятиями, в поиске успокоения, приник к губам за лаской.—?Пиздец,?— как-то холодно и совсем без эмоций прозвучал женский голос, заставивший всмотреться в силуэт стоящей в коридоре Анны.Оба были абсолютно согласны с ней, но ни Арсений, ни Раду не могли ответить ни слова, шокировано глядя на нее.—?Это вообще не то, что ты могла себе подумать,?— но, кажется, она даже не собиралась слушать этот поток слов, просто отказывалась воспринимать.—?Не держи меня за дуру, я все уже поняла,?— словами женщина прямо плевала, попадая в сердце, едко и больно. —?Завтра я уеду к маме в Оргеев. С детьми. Не надейся, что я дам тебе видеться с ними.Раду пытался найти в ее взгляде хоть какую-то эмоцию: боль от предательства, ненависть, презрение, но он не мог рассмотреть ничего, будто взгляд был совсем пустым, лишенным тех эмоций, какие были в голосе, или и они только казались… И то, что чувств Анны он не чувствовал, не мог понять, пугало даже больше, чем-то, что она уходит. Это давало понять: он для нее не существует.—?Можешь и дальше спать со своим Севой, я мешать не буду.—?Мы друзья,?— попытался возразить мужчина. —?Это совсем не то…—?Хорошие друзья, дружите дальше от меня,?— Раду только потянулся за ней, побежав и почти упав. Черт, глядя на все это, Арсений не мог не ощущать себя самым последним мудаком. Пришел, из-за своей хотелки разрушил семью, положил здоровенный болт на чувства друга. И правда, пиздец.Как она позволила уже без пяти минут бывшему мужу спать рядом?— неизвестно, но на каждую попытку Раду обнять ее, она только откидывала его руку, игнорируя слова, извинения, пусть и понимая, что он, измотанный, уставший, не спит. Что делать? Куда бежать? Как все исправить, вернуть? И, главное, он, Раду, понимал: кроме него виноватых в случившемся не было, это он, он изменил жене, и только ему теперь разбираться с последствиями.Заснул он только ближе к рассвету, а проснулся в пустом доме. В смысле, мебель была на местах, машина тоже, в комнате для гостей бессмысленно смотрел в потолок Арсений. Не было Анны, не было детей. Сложно было поверить, что она и правда уехала.—?Я надеюсь, вы вчера хотя бы помирились? —?растрепанный Арсений призраком ходил по дому, постоянно мелькая перед глазами. Проснулся, наконец.—?Нет, сам понимаешь, это не так уж и просто.—?Да, но что поделать. Уехала?—?Как и говорила.—?Тогда точно пиздец.В согласие с этой фразой вздохнули оба. Надо было что-то решать, и, кажется, какая-то надежда у Раду оставалась. Маленькая, глупая, но…вдруг? Да, неправильно полагаться на авось, но ведь… Анна как-то выдержала те бесконечные гастроли, когда он месяцами пропадал в чужих городах и странах, на минутку заглядывая, чтобы поцеловать спящую любимую в висок и просто свалиться спать, потому что завтра съемки и надо бы прикорнуть хоть на пару часов… Или у его ангела совсем иссякло терпение? Об этом лучше было не думать.—?Знаешь, я засиделся,?— вздохнул Арсений,?— у тебя. Я бы сказал, что даже слишком. Удачи, я в аэропорт, может, попаду на ближайший рейс до Кишинева,?— уже машинально он начал набирать адрес в приложении такси.—?Не заказывай, я еду с тобой,?— вопросительный взгляд светлых глаз в ответ. —?А потом к теще, в Оргеев.—?Исправлять вчерашнее?—?Насколько выйдет.Сонным за руль садиться не стоит, конечно, но Раду успокоил себя лишь тем, что это только до аэропорта, а там он оставит свою машину на парковке. С какой-то стороны с Арсением ему даже было проще, когда он задумывался слишком, тот легко тряс плечо, возвращаясь в реальность.—?Прости. Ты так ее любишь,?— голос наконец прервал тяжелую тишину, заставив Раду тяжело вздохнуть. —?Это моя вина.—?Не надо искать ее там, где ты не виноват,?— глухо отрезали ему в ответ. —?Я был не против. Я сам создал… Эту ситуацию.Арсению было страшно смотреть в эти глаза. Грустные от природы, они запомнились ему тем беззаботным непосредственно-детским взглядом. Сейчас Раду смотрел беспросветно, темно, черно. Эта боль, гнетущая мужчину, распространялась на обоих, тупо и рвано отзываясь внутри Арсения. Он мог что-то сделать? Помочь? Только когда появится машина времени и он сможет сделать так, чтобы Раду не увидел этих взглядов, непроизвольных и навредивших обоим. Но то, что случилось, уже случилось, а он сидит тут, как самый настоящий мудак, стараясь смотреть куда-то еще, кроме как на Раду, совершенно убитого, растерянного. Он, Арсений, тоже выглядит так же? Он тоже не знает, что делать, куда бежать, каким богам молиться.Таким мудаком он себя чувствовал, только когда отказал той девчонке, Кристине, лишь потому, что на первой репетиции он увидел немного растрепанного Раду и не смог оторвать взгляда от этой легкой улыбки, этих глаз, одновременно черных и полных светлого солнца в бликах, такого теплого взгляда. Кристинка, дочь знакомой его матери, еще долго потом убивалась, таким же болезненно-грустным взглядом буравя дыры в коленях Арсения, когда заходила в гости с тетей Светой. Променял на этот свет в угольных глазах, а потом бесславно и его проебал.Это мрачное подавленное состояние Арсений сохранял всю дорогу до аэропорта, а потом и в тот долгий момент ожидания, пока Раду покупал билет для себя. Перерыв он устроил лишь для того, чтобы сделать селфи?— ?долгая дорога домой? осталось подписью под этой натянутой улыбкой. Фанатки, скорее всего, правильно подумают: устал. Да, он и правда устал, только другими словами: смертельно заебался.Дорога в тишине, и все это время Арсений мог лишь изредка смотреть на сидящего вдали Раду. Он только смотрел на экран телефона, мрачно и задумчиво?— наверняка фото.Неизвестно, что теперь делать, страшно думать о том, что будет дальше, как вернуть все в прежнее русло. Но надо, надо делать, решать. Исправлять.Арсений сообщил в инстаграмме, что вернулся в Кишинев, через фото в аэропорту, а Раду просто забыл, как делать фото одному.Погода заметно испортилась со вчерашнего, кажется, просто как назло. Скоро должен наверняка полить дождь, и, если это и правда так, то ехать сейчас куда-то?— идея откровенно не очень.В прокате авто на Раду смотрели удивленно, пока он говорил с девочкой-менеджером. Было бы настроение, даже жаль стало б эту миниатюрную студенточку с мешками под глазами и слишком тощим лицом.—?А я на Вашем концерте вчера была,?— тонким, застенчивым голосом выдавила она, в глубине грязно-зеленых глазах плеснуло узнавание. Только сейчас, когда мужчина уже отправился, звеня ключами от арендованной машины. На минуту показалось даже, что и ее лицо похорошело.—?Да? Хорошо,?— улыбка в ответ вышла какой-то вымученной, усталой. —?Расписаться?Контраст уставшего, смертельно измотанного лица и ошарашенно-счастливой мины этой студентки, не ожидавшей, наверное, подобного подарка судьбы. Когда она начала искать в истрепанной серой сумке кошелек, чтобы достать оттуда распечатанное из инстаграмма фото, ее лицо, кажется, могло заменить солнце, возможно, для всего пасмурного Кишинева. Может, ради этого и стоило продолжать работать, но, даже не заметив изменений, Раду оставил автограф на фотке и ушел.—?Я же руки теперь неделю мыть не буду,?— этого он уже не услышал. —?Хотя, нет. Месяц,?— добавила она, смотря на свои руки.Что там дальше по списку? Цветочный, наверное… Какое может быть дело до порядка действий, когда ты даже не понимаешь, что делать и действуешь просто по наитию, пытаясь отыскать внутри хоть какой-то автопилот, кнопку ?перестать быть мудаком и убедить свою будущую бывшую жену, что ей лучше остаться настоящей?.—?Можете завернуть букет в шубу? —?Женщина с цветочного базара как-то слишком удивленно смотрела на Раду, выбирая розы для его букета.—?Можно вопрос? —?Не дожидаясь ответа, она продолжила. —?Как же надо было провиниться, чтобы заворачивать такой букет еще и в шубу? Или не жене?—?Никак. Сейчас привыкли приятно только в качестве извинений делать. Так нельзя,?— вздохнул он в ответ, наблюдая за движениями флористки. Без особого интереса, просто чтобы было, чем глаза занять. —?А я просто люблю свою жену.—?Повезло ей,?— с этими словами она водрузила на руки Раду букет. Да, эту охапку тяжело держать даже ему, но он понимал: мало. Не то. Но что? Как вычеркнуть из памяти Анны прошлую ночь?Он с этой мыслью долго стоял у прилавка ювелирного, так и уйдя ни с чем, а потом ехал, и дорога казалась бесконечной. День уже сменился ночью, когда он оказался у дома тещи. Казалось, хоть Раду и стоял только у двери в подъезд, он уже слышал голоса: Анна о чем-то говорила с матерью, а тесть впервые за такую уйму времени, развлекая внуков, и сам ненадолго помолодел. Все тепло дома и семьи было здесь. Возможно, упущенное.Пиликанье домофона прервалось голосом, таким родным, ради которого?— в огонь, воду и сорваться куда угодно, хоть в Орхей, хоть на край света, лишь бы слышать его.—?Да? —?немного удивленно спросила Анна. Ну и правда, в такое время гостей ждут только в крайне редких случаях.—?Это я. Пустишь? —?Раду замер в ожидании.Он не дождался ответа, только услышал скрип двери там, в квартире, и это было похоже на твердое ?нет?. Не было ясно, чего ждать, но ждать было надо.Дверь скрипнула, и на контрасте со взволнованным Раду Анна выглядела совершенно уверенной. Спокойной, как монумент. Раньше он мог заглядеться на нее, когда она с таким видом решала проблемы, напоминая, что проблем не существует, бывают только мелкие неприятности, которые можно уладить. Сейчас этой мелкой неприятностью, от которой надо избавиться, оказался он. Безнадежный романтик, ждавший ее с огромной охапкой роз.—?Белые. Твои любимые,?— Анна взяла их только для того, чтобы сначала, просто для того, чтобы припугнуть, замахнуться букетом на мужа, а потом бросить их. Часть этой роскоши ухнула в выбоину асфальта, мелкую лужу, и чистый белый покрылся грязно-серыми каплями.—?Просто уходи. Я не для того уехала, чтобы ты приезжал ко мне,?— не было и капли нежности, привычной и теплой, в этом тоне. Казалось, что в нем не было совсем ничего, даже ненависти или презрения. Хоть она и говорила это Раду, за эту короткую встречу он даже не почувствовал ее взгляда на себе, она просто не смотрела в его сторону. Будто его здесь не было.Потому что Раду тут быть не должно?—?Прости меня за все,?— но его слова ударились о спину уходящей Анны. Словно глупая мошкара до горящей лампы, они пытались достучаться до нее, но никогда не могли. Скрипнула тяжелая железная дверь, и теперь все, чего хотелось?— просто лечь здесь, рядом с розами, в обтрепанных грязных лепестках так и остаться.—?Ань, кто пришел? —?выглянула старушка-мать из комнаты, с ожиданием глядя на дверь. —?Если зятек, то мне как раз надо было попросить его. Гвоздь забить, а то та картина постоянно падает, как бы стекло не разбилось.—?Никто. Ошиблись домом,?— не дрогнул голос женщины. —?Неважно. А гвоздь я и сама тебе забью, мам.Вечер перетекал плавно, размеренно, но в ночь, пока Раду все так же сидел за рулем, глядя на окна дома. Туда ему больше хода нет. В их семейное гнездышко дорога еще оставалась, только если переименовать его в холостяцкую пещеру. Только вот возвращаться туда совсем не хотелось, но и машину ведь возвращать. Он не знал, сколько времени просидел так, не знал, как возвращаться, как работать дальше.Звонок заставил Раду очнуться от тяжелых мыслей. Ему мог позвонить кто угодно, но сейчас он знал только одного человека, который мог, как отвлечь от мыслей, так и сделать все хуже.—?Ну что там у тебя? —?сразу, без ?привет?, ?как дела? начал Арсений, но и так было ясно, что дела явно в заднице.Голос показался дрожащим, слегка изменившимся. Почему-то вспомнился тот момент десятилетней давности, когда Анна тоже уходила, просто не выдержав свалившейся на Раду известности. Тогда она тоже собралась и ушла из их уютного жилья в столице, тогда еще съемной однушке в Кишиневе. Тогда Арсений перепил на афтер-пати, и они вызванивали ее вдвоем.—?Ты какого ответа ждешь? Что она кинулась мне на шею, сказала, что жить без меня не может, а теперь мы едем наслаждаться друг другом и солнцем в Констанцу? —?вместо едкости в голосе было больше усталости и замученности. Эффект от фразы терялся из-за этого.—?Я правда думал, что помиритесь,?— вздохнули ему в ответ. —?Она ведь тоже тебя любит,?— голос Арсения еще более дрогнул от напоминания о последних событиях.—?Ну, а ты бы сам как отреагировал в такой ситуации? Если бы твоя девушка, не непонятно какая очередная Марина-Кристина-Наташа или как их там, я их давно перестал запоминать, а прямо серьезно, любимая жена, ради тебя на все… —?слушать голос Раду казалось физически больно. Он, хоть и не плакал на самом деле?— но понимал, что должен, что мог сейчас просто взять и заплакать, не сдерживаясь,?— он делал это своим голосом. Дрожащим. —?Она же ради меня уехала, понимаешь, нахер ей эта Румыния не всралась, она румын не переносит на дух, она за мной поехала. Я сказал, что перспективы, что больше возможностей, а она… Она, мол, "как скажешь" и сумки собирает. И третьего ребенка не хотела, это я дебил, пацана надо. Она все для меня… —?Раду не добавил ?делала?, но это слово не было нужно. Анна и правда была всем для него.—?Я понимаю. Охуел бы и не выхуел,?— голос Арсения был таким неуверенным, он сделал паузу. —?Но ты здесь не причем. Тебе тоже надо меня простить, прости,?— голос заплетался, на фоне голоса показался тихий стеклянный звон.—?Бухаешь? —?вопрос еще какое-то короткое время оставался неотвеченным, но, что Раду услышит, было и без того ясно. Да. Бухает. Но точно так же, как бухал бы и он сам, не будь за рулем.—?Я приеду к тебе, но потом только. У меня съемки, может, через недельку, ну или пару дней,?— фраза не очень вписалась в сам разговор, но почему-то приятно отозвалась в голове Раду. —?А потом… Увидеться надо будет, будем вместе думать. Но сейчас, ну, в общем… Давай, можешь звонить, если что, потом сам перезвоню, если буду занят.—?Какого хера? —?но вопрос остался здесь, в тишине парковки какого-то орхейского двора?— Арсений успел бросить трубку. Он мог и дальше продолжать говорить, пытаться вывести тему, но алкоголь в голове делал свою работу, и все, о чем удавалось думать?— это то, как бесславно он проебал. И свое, и другу помог оказаться в беспросветно-черной заднице. Как у негра.Раду в этом дворе больше нечего было искать, и он отправился обратно. Трасса после недавнего дождя была совсем ни к черту, и по радио в сводках говорили о том, что кто-то уже разбился. Единственное, что он расслышал в этом потоке музыки и болтовни. В голову закрадывались совсем дурные мысли?— кто будет по нему, Раду, плакать, если вдруг он разобьется? Дети? Они ведь даже не узнают наверняка, но, если бы узнали… Не хотелось бы об этом думать, хотелось только вернуться домой и понять там, что это?просто сон, Анна сделала салатик к курице и уже битый час ждет его дома, скучает. Она теперь, может, и не узнала бы. И вряд ли расстроилась, вот как Раду думал. Почему-то после нее он подумал об Арсении, пытаясь отмахнуться и напомнить, что он должен быть не вторым в мыслях после жены и детей, а где-то там, в списке старых хороших приятелей. Арсений из головы не лез, даже несмотря на это.И, если б только мысли были об аварии. Даже лучше было бы просто осудить его за то, что тут съемки, а он с горя бухает. Нет. Тогда, с Арсением, только пришло осознание, у Раду стоял. Без мыслей о чем-то другом. После одних поцелуев и прикосновений, да, горячих и дразнящих, но… С мыслью, что это просто твою мать какой пиздец, он едва не влетел в дерево.В прокате авто уже не было той девочки-менеджера, ее смена закончилась, и поутру Раду встретил там женщину, раздраженную уже одним фактом, что кто-то ее беспокоит на ее рабочем месте. В любом случае, он уже не обращал внимание, даже если бы возвращал машину ярко-фиолетовому единорогу со здоровенным блестящим членом вместо рога. Теперь из головы не выходила та ночь, разлучившая его с Анной, кажется, теперь точно навсегда.Точнее, в замутненном переживаниями разуме постоянно всплывали подробности ночи: до этого он даже о них не задумывался. О том, что он первый поцеловал Арсения, и, несмотря на всю разницу между поцелуями с любимой женщиной, понимания, что это точно не она, тогда ведь его тянуло, тогда это было… Это было тем, чего он хотел? И того, что было после, и то, чего не было и вряд ли повторится… Этого тоже хотел? Он не знал, но от этой страсти, одних воспоминаний только, оставалось послевкусие. Терпкое, приятное, горячее, похожее на дыхание в шею. Права была Анна, пиздец, полный. Полнее не бывает.