Глава двадцатая. Гвардия (1/1)

Как только машины остановились на деревенской улице перед санчастью – избой, в которой жил доктор с санитарами, – Ермаков сразу ушел в штаб полка. Краснофлотцы снова расставили на снегу носилки, Серова положили на них и внесли в избу. Лунин пошел со всеми, а Бражелон остался стоять перед крыльцом. Света в избах на улице уже не было. Светились только окошки санчасти, за которыми мелькали темные фигуры. Рауль неподвижно стоял и следил за тенями, стараясь угадать, что именно там происходит.Но вот краснофлотцы стали выходить по одному из избы. Через несколько минут появился и Лунин. Он медленно сошел с крыльца и подошел к виконту. В этот момент они услышали тяжелые шаги и увидели огромную фигуру майора Проскурякова в темноте. - Товарищ командир! – окликнул его Лунин.- А, это вы, - сказал Проскуряков, без всякого, впрочем, удивления. - Майор и старшина, дождитесь меня в штабе! – приказал он и скрылся за дверью в избу.Лунин и Бражелон переглянулись и побрели по направлению к штабу.- Как он? – спросил Рауль.- Жить будет, - проговорил Лунин. – Но ему сейчас отрежут правую руку.Рауль вздрогнул и посмотрел на командира.- Я спрашивал, можно ли не резать. Но, видно, нельзя. Завтра его увезут на Волховстрой. Там отправят на восток в санитарном поезде. Если не отрезать, у него в пути сделается гангрена. (*) И тогда…Лунин не договорил, но Бражелон понял. Он знал, что такое гангрена. Видел в армии.- Там перебито в трех местах… - пояснил Лунин. - Руки уже нет, спасать нечего…(*)Они дошли до штаба и остановились. В окошке горела лампа. С запада на небо наползала туча и гасила звезды. Ночь стала теперь еще чернее, а холод пробирал до костей.Лунин и Бражелон вошли и увидели Ермакова. Комиссар сидел за столом и пригласил летчиков тоже присесть и подождать. Ждать пришлось довольно долго. В штабе тоже было жарко натоплено, и после мороза клонило в сон. Рауль думал о Серове и был уверен, что не уснет. Но видимо, все же задремал, потому что резко вздрогнул, услышав вдруг раскатистый бас Проскурякова.Лунин и Бражелон мигом вскочили и вытянулись как в строю перед командиром полка, который, сняв шапку, прошел к своему месту и прямо в тулупе сел за стол. Проскуряков какое-то время не смотрел на них, взял карандаш, стал постукивать торцом о стол.- Итак, у нас еще один выбывший летчик и два выбывших самолета. Доложите, майор, что произошло.Лунин рассказал о полете, о том, как был сбит Серов и о том, как старшина Бражелон посадил самолет на дорогу, чтобы помочь товарищу.- Вы, майор, видели, что дорога узкая, и что там нет места для посадки?Лунин не ответил.Проскуряков поднял суровый взгляд на летчиков.- Отвечайте, майор, вы давали приказ старшине следовать за собой на аэродром?- Нет, - проговорил Лунин. – Не давал приказа. Я думал, он сядет на дорогу.Рауль уставился на Лунина. Как же так? Ведь виконт ясно видел, что Лунин качал плоскостями, призывая старшину к себе. Лунин врет командиру, чтобы выгородить своего ведомого? Рауль не знал, что это было уже не в первый раз.Взгляд старшины не остался незамеченным для Проскурякова. Командир полка стукнул рукой по столу:- Вы второй раз повреждаете самолёт при посадке! – теперь он смотрел прямо на Бражелона и обращался непосредственно к нему. - Молодой человек, кто вы такой, откуда взялись? Вы не иностранный шпион, случаем? Почему вы вредительством занимаетесь? У меня техники не осталось, людей не осталось! Враг старается добить, вывести из строя то последнее, что ещё есть, а вы ему помогаете? Думаете, назвались именем благородного персонажа – теперь всё с рук сойдёт?! Кто вы вообще такой? Как ваше настоящее имя?!Проскуряков смотрел с лицо старшины и видел ужас в его глазах. Командир полка опустил голову, почувствовав, что перегнул палку. Он снова поднял голову и взглянул на Лунина. В глазах того ужаса было не меньше.- Идите, старшина, - глухо проговорил командир. – И вы тоже, майор. Идите спать.Проскуряков поднялся с места и подошёл к окну, за которым было черным-черно. Разговор был окончен.…Лунин шел по деревенской улице, и после жарко натопленной комнаты командного пункта полка его бил на морозе озноб. Он пытался согреться от быстрой ходьбы, но помогало это мало. Он прошел мимо раздвоенной березы, не заметив ее. Длинная улица уводила его к ПАРМам, к домику полкового склада, к лесу.Слова Проскурякова не выходили из головы: ?Вы иностранный шпион? Вредительством занимаетесь? Второй раз повреждаете самолет при посадке!?. А ведь не второй раз, а третий! Лунин вспомнил тот ясный зимний день, далёкий, ещё до войны, когда моторист Бражелон в первый раз бухнул самолёт о землю, не справившись с высотой выравнивания.Лунин вспомнил, как Бражелон поступил на службу мотористом в его экипаж - давным-давно, еще за год до войны. Каким он казался тогда неуклюжим, странным со своей кудрявой шевелюрой и усами, ничего не понимающим. У Лунина защемило сердце от воспоминаний. От того, как он в первый раз поймал взгляд своего моториста, исполненный невыразимой боли и холода. Это был взгляд человека, который потерялся в жизни и не видел, куда дальше идти. Лунину тогда страшно захотелось обнять парня, узнать, в чем дело, утешить, хоть чем-то помочь. Но Лунин совсем не умел утешать, вести душеспасительные беседы, не умел копать в чужой душе. И он сделал то, что умел: взял парня в полет. А потом научил летать.?Кто вы вообще такой, откуда взялись?? - интересовался Проскуряков. А ведь и правда, откуда он взялся? Эвакуированный госпиталь из Африки, восстановленные документы. Но ведь в этих документах было то, что француз сам о себе рассказал, и только. То, что сам сказал! Да и француз ли он вообще?Лунин дошёл до леса и остановился посреди тропинки, уходящей в заснеженный чащу, содрогнулся от холода. ?Кого я пригрел на своей груди? Опять ошибся??.Он уже ошибался однажды… Полюбил женщину, поверил ей, а она… Она предала его, посмеялась над его любовью!Она всегда была рядом, понятная, предсказуемая, как надёжная опора, фундамент его семьи, его жизни. Он любил её и не мыслил, что она может любить кого-то другого, кроме него…И вдруг он узнал, что она в тайне от него встречалась с другим. Узнал случайно от посторонних людей. Узнал, что она не была дома, когда он думал, что она дома. Когда он знал, что она ждёт его, знал, что ждёт только его и думает только о нём. Так же, как он всегда думал только о ней. В это время она была с другим.Это было предательство, это был крах его привычного мира.Для него тогда всё было ясно. Но теперь он снова вспоминал её слёзы, её руки, её просьбы… Эти слёзы были искренними. Как она хотела остаться! Но он принял решение, и не собирался его отменять. Неужели он ошибся?..А теперь его Рауль.Перед глазами возникло лицо старшины, строгое, волевое, с красивыми, правильными чертами, и небесно-голубые пронзительные глаза. ?Виконт, между прочим, Рауль де Бражелон. Как он умеет управлять собой! – с привычным восхищением в который раз думал Лунин о своём бывшем ученике. – Какая выдержка, манеры. Точно, принц. На лице ничего не прочитаешь. Но глаза! Глаза у тебя – раскрытая книга, сынок! Эти глаза не умеют врать…?. Нет, он, Лунин, не имеет права ошибиться ещё раз.Лунин смутно помнил сюжет книги ?Три мушкетёра?. Он, конечно, читал Дюма в свои четырнадцать, как и все советские мальчишки, и не только Дюма: Даниеля Дефо, например, Жюля Верна… Проглатывал книги он быстро, но без особого сожаления расставался с уже прочитанными, сменяя их одну на другую. Его уже тогда больше интересовали самолёты, чем романы…Так что там было, у Дюма? Кажется, действительно, был такой персонаж Рауль де Бражелон. Кажется, он был сыном одного из главных героев, да, точно – Атоса. Так что там с ним произошло? Какая-то неприятная история о любви… В памяти всплыло имя Луизы и руки моториста Бражелона, судорожно сжимавшие медальон с портретом девушки…Молодой человек неохотно, изредка, но всё же рассказывал о себе. Он не знал матери, воспитывался отцом. Тоже, кстати, совпадение с книжным сюжетом… Видимо, отца мальчик любил всей душой, и сердце его болело теперь от разлуки. Но по поводу отцовской любви у Лунина были весьма серьёзные сомнения. ?Единственного ребенка в пятнадцать лет – в действующую армию, - ворчал про себя Лунин, вышагивая по замерзшей дороге, в который раз проходя мимо раздвоенной березы – У них там что, средневековье? Тоже мне любящий папаша!?.?…Назвались именем благородного персонажа…?, - снова звучали в памяти слова майора Проскурякова. Назвались именем… Ну и что, что имя совпало! ?Кто этих французов разберёт, может, у них имя Рауль Бражелон такое же популярное, как у нас Вася Иванов. И имя невесты совпало… Ну и что, подумаешь! У меня вон тоже Лиза, ну и что? Тоже популярное имя. Или, скажем, Серов. Был же лётчик Толя Серов, а у нас есть Коля Серов, и никому не кажется это странным?.- Вовсе не кажется странным! – произнёс Лунин вслух и на этот раз решительно остановился возле раздвоенной берёзы, взбежал на крыльцо и дёрнул дверную ручку.Когда он вошел в избу, ему почудилось какое-то движение возле печи. Глаза привыкли к полумраку комнаты, и Лунин увидел, наконец, Бражелона. Рауль ждал его. Он стоял прямо, как в строю.- Товарищ майор, - начал старшина, - разрешите задать вам вопрос?- Задавайте, - сказал Лунин.- Скажите, вы тоже во мне сомневаетесь?- Кто это в тебе сомневается? – спросил майор, постаравшись придать тону больше небрежности.- Майор Проскуряков, - Бражелон напряженно смотрел на командира.- Ничего он не сомневается, - сняв шапку, Лунин прошел в комнату. – Переживает он очень. А в запалке чего не скажешь…Старшина не сводил взгляда с майора, который снимал тулуп и вешал его на гвоздь. Старшина ждал.- Я в тебе не сомневаюсь, - сказал Лунин, подойдя к Раулю и взглянув прямо на него. - И Проскуряков не сомневается. Тревожится он сильно, а в запале чего только не наговоришь… Не переживайте, всё обойдётся. И самолет не так уж сильно поврежден. Пригонят завтра полуторку, отстыкуют консоли крыльев, поднимут хвост в кузов и дотащат до аэродрома.Нужно было ложиться спать. А они все сидели у печи в жарко натопленной комнате и смотрели на огонь.- Константин Игнатьевич, а вы читали ту книгу?- Какую книгу? – спросил Лунин, хотя понял и так.- О которой командир упомянул. Александр Дюма…- ?Три мушкетёра?? – спросил с улыбкой Лунин и заметил, как Рауль вздрогнул, услышав название. – Да, читал когда-то.- И… что в этой книге? О ком она?- А вы разве не читали?- Нет.- О мушкетерах: Атос, Портос, Арамис, д'Артаньян - слышали о таких? - спросил Лунин, улыбаясь, глядя, как меняется лицо старшины при этих словах. Глаза Рауля зажглись совершенно неожиданной, какой-то детской удивленной радостью.- Слышал, - проговорил он так, как будто речь шла не о литературных персонажах, а о его давнишних знакомых. - А о чем там?- О подвесках, - ответил Лунин, слегка пожав плечами. - О приключениях, о дружбе, о любви... Я не умею рассказывать книги. Да и давно читал – не помню уже всего. Лучше сами прочтите при возможности. Хорошая книга."По родине скучает, по дому...", - подумал Лунин, когда Бражелон отвернулся к абсолютно черному окну.…Бражелон проснулся и увидел Лунина, который входил в дверь. Рауль вскочил на ноги, испугавшись, что проспал что-то важное.- Он спит, - сказал Лунин. – Пришел в себя и спит. Еще рано.Командир эскадрильи снял шапку и не раздеваясь сел на стул у стены. Рауль посмотрел на часы на руке. С тех пор, как они вернулись с аэродрома, прошло, оказывается, всего четыре часа.- Константин Игнатьевич, вы говорили с врачом? – через минуту задал вопрос Рауль.- Говорил, - ответил Лунин и кивнул в знак того, что понял, о чем хотел спросить старшина. – Нет еще. Они сделали только переливание крови. За температурой смотрят пока. Если температура поднимется, значит…Майор не договорил. Переспрашивать Рауль не стал. Одно было ясно: Серов пока с рукой. - А доктор у нас - молодец, - прибавил Лунин.Виконт улегся обратно на койку, но спать больше не мог. Промучившись почти час, он встал. Лунин дремал, сидя в одежде на стуле у стены. Рауль оделся и вышел на улицу.Звезды исчезли совсем. Полнейшая чернота казалась густой и осязаемой. Если бы не слабый свет в окошке санчасти, Рауль не знал бы, куда идти. Лампа горела только в одном окне – около самого крыльца. Виконт остановился около него и стал смотреть на это светлое пятнышко, потому что не хотел смотреть в черноту. Он думал о Серове, о том, как будет жить этот парень, добрый, застенчивый, отважный, если не сможет летать. Привычный камень тоски с увеличившейся тяжестью как будто давил на плечи. Виконт стоял под этой тяжестью, смотрел на огонек и не знал, куда ему уйти.Ещё он думал о ночном разговоре с Луниным и о том открытии, которое неожиданно сделал. Оказывается, Константин Игнатьевич Лунин всё это время знал д'Артаньяна, знал графа да Ла Фер. Как и Уваров, как, наверно, все окружающие люди, умеющие читать. А Рауль ни разу не мог проговорить ни с кем о них. И уже, наверно, не сможет.В холоде и темноте этой ночи у виконта де Бражелона возникло странное чувство, как будто всё заканчивается. Как будто это не Серова, а его самого, Рауля, сейчас положат в машину и увезут куда-то далеко, в этот непроглядный мрак ночи.?Если бы в этой деревне был храм, хоть какой веры, я бы пошел сейчас туда?, - понял он.Сколько времени он стоял на этом добровольном посту, он не знал. Когда со стороны аэродрома донеслось урчание машины, виконт заметил вдруг, что мрак не был уже таким непроглядным – наступало утро. Автомобиль подкатил к избе санчасти. Это была длинная санитарная машина. За Серовым. На крыльце показался доктор Громеко. Он махнул водителю и поспешно спустился по ступеням. Тут он увидел Бражелона.- А, старшина, - проговорил он, картавя, - заходите. Он проснулся, хотел вас видеть. Где комэск?- Сейчас придет, - ответил Рауль и зашел в избу.Изба была разделена на две части дощатой перегородкой. Часть, которая была ближе к двери, называлась приемной, а часть за перегородкой – палатой.(*) Виконт постоял немного, справившись с волнением, и тихо вошел в ?палату?.Лицо Серова было забинтовано, видны были только глаза. Когда Рауль вошел, глаза эти двинулись и улыбнулись, ласково и печально. (*)- Здравствуй, - тихо проговорил Рауль и тоже улыбнулся ему. Слева от кровати стоял стул – видимо, для санитарки. Рауль сел и дотронулся до здоровой руки Серова, которая лежала поверх одеяла. От этой руки тянулись трубочки к капельнице. Пальцы Серова показались Раулю горячими.- Извини. Руки на морозе замерзли, - сказал Рауль.Глаза Серова снова улыбнулись.- Болит у тебя что-нибудь? - спросил виконт.Серов прикрыл глаза и слегка качнул головой: ?Нет?. Но Рауль понял, что это неправда. Бинт, закрывавший губы Серова, пришел в движение. Рауль наклонился и услышал:- Если она напишет… Когда доедет – напишет же…Рауль понял и кивнул:- Конечно. Письмо перешлю. Ты адрес сообщи сразу – и перешлю!Оба молодых человека не отличались особой разговорчивостью. Они привычно обходились без лишних слов, и теперь просто смотрели друг на друга. Рауль смотрел в глаза Серова и видел всё, что происходит в нем. И почувствовал вдруг, что в это самое время Серов так же читает в душе Рауля.За окном понемногу светало. Доктор задерживался где-то, машина все стояла у крыльца. Серов снова задремал. Рауль держал его за руку, и рука уже не казалась горячей. Наоборот, Раулю стало жарко в натопленной комнате, и пальцы Серова казались теперь совсем холодными. Виконт слушал тишину, слушал свою душу и думал одновременно о Серове, об отце и о себе самом.Со стороны двери донесся шум. Серов приоткрыл глаза. В ?палату? вошел взволнованный Лунин. Рауль поднялся, уступая место командиру. Но тот не стал садиться. Он тоже улыбнулся Серову. У Лунина дрожали уголки губ. Виконт тихонько вышел, оставив командира и Серова наедине. Им осталось совсем немного времени, чтобы побыть вместе.Через полчаса Серова увезли. Многие пришли, чтобы проводить его. Проскуряков и Ермаков тоже зашли в последнюю минуту, чтобы сказать Серову добрые слова и пожелать скорейшего выздоровления и возвращения в полк. Громеко должен был проводить Серова до поезда. Носилки с Серовым внесли в машину, доктор уселся рядом с ним, дверца захлопнулась, и машина покатила между двумя рядами изб.- Майор, - сказал Проскуряков Лунину, - пойдем посмотрим, как живут ваши техники. А то приедут со знаменем - могут поинтересоваться.— Есть! — ответил Лунин.(*)Рано утром вечный оперативный дежурный полка Тарараксин сообщил, что на аэродром сегодня прибудут представители командования для вручения полку гвардейского знамени....Белое поле аэродрома, окаймленное почти невидимым в сумерках лесом, казалось огромным и пустынным. Теряясь в этом огромном белом пространстве, на краю аэродрома чернела короткая цепочка людей.Это авиаполк стоял в строю.Вот он, весь полк. Вот эти два промежутка разделяют между собой эскадрильи. Первая, вторая, третья. Эскадрильи построены в два ряда — сзади техники, впереди летчики. Вот это — все летчики, оставшиеся в полку, несколько человек…Командование полка — Проскуряков, Ермаков, начальник штаба — стояло отдельно. Рядом со своим комиссаром и начальником штаба Проскуряков казался гигантом. Две черные машины, подкатив, остановились.Первым из передней машины вышел Жданов. Полк узнал его. Один из руководителей партии здесь, на аэродроме! Этого не ожидал никто.Вслед за Ждановым из машины вышел командующий ВВС, невысокий и несколько грузный, а за ним адмирал — тонкий, стройный, в черной с золотом шинели,— с новым знаменем в руках. Он передал его Жданову. Ветер шевельнул тяжелое полотнище.Проскуряков, выступил вперед, остановился перед Ждановым и отдал рапорт.В усах и бровях Жданова блестели пылинки изморози. Он пристально вгляделся в лица стоявших перед ним людей и заговорил:— Партия и правительство доверили мне вручить это знамя вам, зная, что вы будете достойны его.Он протянул древко знамени Проскурякову. Проскуряков принял знамя, опустясь на колено.И весь полк опустился перед знаменем на колени.— Родина, слушай нас! — проговорил Проскуряков на коленях.И полк, коленопреклоненный, повторил за ним:— Родина, слушай нас!— Сегодня мы приносим тебе святую клятву верности, — продолжал Проскуряков, — сегодня мы клянемся еще беспощаднее и яростнее бить врага, неустанно прославлять грозную силу советского оружия... Рауль де Бражелон стоял на коленях рядом с Луниным. Когда весь полк произнес первое слово: ?Родина…?, виконт задохнулся от налетевшего порыва ветра. Ком подкатил к горлу, Рауль судорожно вдохнул воздух, у него потемнело в глазах, и, если бы он уже не стоял на коленях, упал бы в этот момент. Полк гремел за его спиной слова торжественной клятвы, а он не мог произнести ни слова. — Родина, пока наши руки держат штурвал самолета, пока глаза видят землю, стонущую под фашистским сапогом, пока в груди бьется сердце и в жилах течет кровь, мы будем драться, не зная страха, не ведая жалости, презирая смерть во имя полной, окончательной победы.Пелена тумана застилала глаза, но виконт был в строю и не мог поднять руку, чтобы смахнуть слезы.Полк клялся перед своим новым знаменем, завоеванным подвигами живых и тех, кого уже не было в живых.Перед глазами Рауля проносились картины недавнего прошлого: бои над финским заливом, разговоры с Уваровым, лица товарищей по эскадрилье, Чепелкин, Кабанков, Рассохин, горящий самолет Серова… Слезы бежали по щекам виконта да Бражелона, а в ушах вместо слов клятвы звучали другие слова майора Проскурякова, недавние: ?Кто вы такой, откуда взялись??. ?Не имеет значения, командир. Я просто чужой…?— Гвардейцы не знают поражений... — продолжал Проскуряков. — Гвардеец может умереть, но должен победить...А Раулю казалось каким-то страшным святотатством то, что он стоит сейчас среди них и принимает эту гвардейскую присягу вместе с ними….— Под знамя смирно! — скомандовал начальник штаба.Полк поднялся. Проскуряков, со знаменем в руках, прошел по всей цепи, и знамя проплыло над всеми головами. Он вручил его знаменосцу. Полк, отчетливо видный на белом снегу, прошел вслед за новым своим знаменем мимо Жданова, мимо командующего ВВС…Быстро стемнело. Закончилась церемония. Полк был приглашен на торжественный ужин. В кубрике было много добрых слов, воспоминаний, торжественности и искренности. Рауль смотрел в лицо Лунина и видел, насколько растроган он всем, и насколько важно и близко ему все, что происходит здесь и сейчас. Виконт почувствовал, что безумно рад за своего командира. Вся обстановка дружбы и доброты, царящая в столовой, согрели сердце, и виконт на несколько минут вновь почувствовал себя частью этого полка, их общих побед и общих потерь.Ночевать они пошли не в избу, а в командный пункт эскадрильи. На следующее утро рано возобновлялись полеты. Рауль знал, что его самолет утром привезли из леса в ПАРМ, но сомневался, что уже починили. Сегодня просто было не до этого. Но Лунин точно завтра полетит. А оставлять его одного на эту ночь виконту не хотелось.Перед сном они разговаривали. О каких-то простых, будничных вещах, о самолете Рауля, о полетах. Наверно, потому что о слишком серьезном хотелось поговорить.Лунин уснул, а Рауль все лежал, глядя на отсветы лампы на потолке.?Вот и я теперь в гвардейском полку, отец!..?