Глава двенадцатая. Первый бой (1/1)

Кабанков, Байсеитов и Чепелкин уже спали на своих койках в общей спальне, которую лётчики по-морскому называли кубриком.Накануне Лунин и Бражелон впервые вошли со своими чемоданами в эту спальню. Когда лётчики расселись по своим койкам, как раз две из них остались пустыми.— Та койка — капитана, — сказал Серов, заметив нерешительность майора и старшины. — Но он ночует обычно на командном пункте, так что можете её занимать.Рауль оставил возможность Лунину расположиться на указанном месте, а сам прошёл дальше, к противоположной стене, и сел на другую свободную койку. У изголовья стояла тумбочка, покрытая салфеткой. На тумбочке, на салфетке, блестело круглое зеркальце, лежали сложенные в треугольники письма, стояла фотография, потускневшая, смятая и потом разглаженная, на которой изображена была пожилая женщина в шерстяном платке. Рауль понял, чьи это вещи, чья это койка. Под этой простыней прошлую ночь лежал летчик Никритин. В это зеркальце он смотрелся, это фотография его матери… Рауль разделся, лёг и укрылся простынёй.(*)И сегодня он так же, как и вчера лежал и слушал тихое дыхание спящих товарищей. Виконт и сам уже задремал, когда вдруг услышал тихий голос Лунина:— Отчего вы не спите?— Так, — ответил Серов. — Думаю… Вот мы уже у самого Ленинграда. Больше нельзя отойти ни на шаг,— У вас есть в Ленинграде кто-нибудь из близких? — спросил Лунин.— Нет, сейчас никого, — сказал Серов. — Уехала, — прибавил он, и голос его дрогнул от тревоги. — Я пришел на квартиру, а она уехала с детьми…— Ваши дети? — спросил Лунин.— Считайте, что мои…(*)Рауль открыл глаза и повернул голову. Он хотел увидеть лицо Лунина, но не увидел. Койка Серова разделяла их. Коля лежал, положив руки под голову, и жёлтый свет керосиновой лампы блестел в его глазах.— Я писал в отдел народного образования и спрашивал, куда эвакуировалась одна школа, — сказал Серов. — Сегодня пришел ответ.— Что ж ответили? – спросил Лунин.— Пишут, что пока не знают, но как узнают — сообщат.— Это хорошо, — сказал Лунин.— Да, хорошо, — согласился Серов неуверенно. Он как будто еще что-то хотел сказать, но не решился. Они помолчали.— А вы давно женаты? — спросил Лунин.— Я не женат.— Не женаты? — удивился Лунин. — Вы же сказали, что у вас дети.— Это не мои дети, — сказал Серов. — Но всё равно, что мои.(*)Они замолчали надолго. Рауль подумал, что Лунин уснул, и снова взглянул на Серова. Коля улыбнулся старшине и опять стал смотреть на лампу.— Не может она любить меня, вот что я думаю… — сказал вдруг Серов очень тихо.— Почему? — спросил Рауль, чувствуя, что Серову нужно выговориться.— Она ведь гораздо лучше меня! — сказал Серов.— Чем же лучше?— Всем… Например, она знает больше.Рауль удивлённо повернулся к Серову и уточнил:— Она лучше вас водит самолёт?— Это вряд ли, — ответил Коля и тихонько рассмеялся.— Она знает одно, вы — другое, — сказал Рауль. — И всё-таки, знания определяются движением рассудка, а не движением сердца…Коля вздохнул, и они опять замолчали. А через минуту услышали голос Лунина. Майор произнёс без всякой, казалось бы, связи с предыдущим:— Люби кого хочешь. Разве любовь — обязанность? А вот лжи перенести нельзя.Он отвернулся, зашуршав соломой тюфяка, и закрыл голову одеялом.(*)?Страдает… — с болью в душе подумал Рауль. — Он всё ещё страдает. Тоже…?…В промежутках между нападениями армад немецкая авиация почти непрерывно действовала небольшими группами. То появлялся разведчик, висящий на страшной высоте над Кронштадтом, заметный снизу только по тянущемуся за ним белому следу, то корректировщик низко проползал над передовой, направляя огонь артиллерии, то бомбардировщик осторожно крался между тучами, стараясь неприметно доползти до какой-нибудь важной цели, то появлялся отряд немецких истребителей, стремившихся вызвать на бой рассохинскую шестерку и уничтожить ее. Висеть беспрерывно в воздухе вшестером они не могли, а потому в сравнительно спокойные дни вылетали на барраж парами поочередно. У старта стоял шалашик из еловых веток, и в этом шалашике они дожидались своей очереди.(*)В этом шалаше вернувшиеся из полёта лётчики шумно и воодушевлённо обсуждали подробности произошедшей схватки или просто делились мыслями, опытом после встреч с врагом. Дни были напряжёнными, практически каждый вылет означал бой. И чем тяжелее были эти бои, тем молчаливее были лётчики. Рауль почти физически чувствовал, как тяжело им сидеть и ждать, не зная, сколько ещё страшных потерь придётся понести эскадрилье…Наблюдая за рассохинцами, Рауль начал замечать особенные привычки каждого из них. Например, Байсеитов, который через каждые полминуты оглядывался, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь у него за спиной, был самым шумным и говорливым. Он обычно охотнее других делился впечатлениями от схватки, постоянно рассказывал, что видел в бою. Рауль испытывал, глядя на Байсеитова, смутное чувство печали и жалости, и часто замечал, что с такой же жалостью смотрят на него и товарищи.Рассохин редко заглядывал в шалаш. Обычно сразу после возвращения из полёта, он убегал к техникам или на командный пункт: получать донесения, приказы и решать хозяйственные вопросы эскадрильи. Этот человек был, поистине, неутомимым. Никто лучше него не мог бы справится с таким объёмом постоянной работы, и всем было ясно, что он находится на своём месте, что лучшего командира для эскадрильи не найти!Глядя вслед торопящемуся Рассохину, Рауль каждый раз невольно вспоминал д’Артаньяна. Нет, капитан эскадрильи вовсе не был похож на друга отца! Нечего было даже сравнивать Рассохина с благородным, статным дворянином, бравым гасконцем – капитаном королевских мушкетёров! Внешность Рассохина была совсем деревенской, крестьянской, широкие скулы, рыжие брови, крупные веснушки на шероховатой коже. Но, наблюдая украдкой за капитаном и отмечая его внимательный насмешливый взгляд, деятельный ум, пылкий характер, грозный, но отходчивый нрав и постоянную душевную боль за судьбу каждого своего подчинённого, за каждого человека в эскадрилье, Рауль волей-неволей вспоминал д’Артаньяна…Комиссар эскадрильи Кабанков часто уходил на командный пункт вместе в капитаном. Но чаще он оставался в шалаше. Тогда он сидел с планшетом на коленях и писал стихи. Игорь сочинял их в воздухе, во время полёта, во время боя, и записывал, вернувшись на землю. Стихи он размещал в боевых листках, которые вывешивал каждое утро на стене в камбузе. Стихи всегда сопровождались яркими рисунками. Кабанков рисовал красно-синим карандашом, очень быстро и чётко схватывая форму и характер того, что изображал. А изображал он чаще всего сцены проведённых боёв, обычно – моменты победы над врагом, падающие, взрывающиеся, сталкивающиеся друг с другом ?мессершмитты?. Немецкие самолёты Кабанков рисовал синим цветом, а советские – красным. Рисовал Кабанков и товарищей по эскадрилье, всегда очень похоже, изображал события, произошедшие в течение дня, что-то запоминающееся, что-то смешное.И пока Кабанков работал – писал и рисовал, - рядом с ним неизменно находился его верный ведомый и друг Юра Чепелкин. Юра обычно наблюдал из-за плеча Кабанкова, подсказывал, напоминал подробности очередной схватки, подавал идеи.Серов тоже иногда сидел рядом с товарищами, смеялся вместе с ними и обсуждал события дня. Но чаще он выходил из шалаша, ложился на ещё тёплую сентябрьскую траву и смотрел в небо, думая о чём-то своём.Лунин иногда сидел рядом с ним. Они молчали или переговаривались о чём-то незначительном, улыбались шуткам товарищей. Раулю тоже иногда хотелось просто побыть рядом с ними. Тогда виконт тоже садился на траву и присоединялся к молчаливому обществу этих двоих.Иногда они играли в шахматы, расставляя доску прямо на траве. Рауль улыбнулся, когда первый раз увидел у лётчиков шахматы. Виконт обрадовался этой древней игре чуть ли не до слёз, как будто старому другу. Рауль всегда с радостью соглашался составить кому-нибудь из товарищей партию и оказалось, что он играл примерно на одном уровне с остальными. Единственным исключением был Юра Чепелкин. У него был несомненный талант, и каждый считал за удачу, если удавалось сыграть с Чепелкиным вничью.…Часто они улетали на задание все вместе, вшестером. На земле из всех лётчиков оставался один только старшина Бражелон.Раньше, в своей прошлой, привычной жизни, будучи далеко от дома виконт де Бражелон постоянно писал письма. Этому занятию Рауль посвящал каждую свободную минуту, каждый томительный ожиданием вечер. Рауль писал отцу. Писал обо всём, что происходило с ним, писал обо всех своих мыслях, переживаниях, надеждах. Писал так часто, как только позволяла его солдатская жизнь. И кроме переписки с отцом виконт вёл ещё одну, трогательную, нежную, милую его сердцу – Рауль писал Луизе. Письма к ней были не менее искренними, чем письма отцу, но они были другими. Рауль оберегал свою любимую от подробностей солдатского быта, боялся испугать её чрезмерно реалистичными описаниями армейской жизни, хотя Луиза заклинала его писать ей обо всём и ничего от неё не утаивать. Рауль писал ей о чувствах, о любви, о тоске разлуки…Теперь виконту де Бражелону некому было писать. Некому и некуда. В этом мире у него не было дома, не было родного пристанища. Виконт, словно корабль, забывший свою гавань, вечно обречён был скитаться по чужим, неприютным водам океана под названием Жизнь…Товарищи по эскадрилье относились к виконту очень дружелюбно. Они не понаслышке знали, что такое оказаться далеко от своей семьи, от родных и близких. Они боялись обидеть его даже случайным жестом, старались поддержать словом, улыбкой, взглядом. И виконт чувствовал их отношение к себе и был благодарен этим людям за доброту и тактичность... Но Раулю постоянно казалось, что какая-то невидимая пропасть оделяет его от всех остальных.Они летали и сражались с врагом своего отечества. Они делали своё дело, как умели, храбро, без раздумий, исполняя приказы, выполняя свою тяжкую работу на этой страшной войне. У них была одна родина, одна цель, одна дружба и одна преданность. А он, виконт де Бражелон, был лишний среди них. У него не было родины, которую нужно было защищать, не было даже самолёта. Он ходил по земле, смотрел с тоской на недавно обретённое небо, которое вновь было потеряно для него, и не знал, суждено ли ему ещё когда-нибудь снова подняться ввысь…Даже Лунин отдалился, стал каким-то другим, чужим. Лунин летал с ними, они каждый день бок о бок рисковали жизнью, спасали друг друга. 10 сентября Лунин сбил свой первый самолёт, а 11 сентября – второй. И после этого майор почувствовал себя уже совсем своим среди товарищей, он стал таким же, как они. Эскадрилья стала для майора настоящей боевой семьёй.Лунин всегда летал в паре с Серовым, и цепь взаимных выручек связала его с Серовым ещё крепче, чем с другими. Рауль чувствовал, что между Луниным и Колей установились особенные отношения. Они никогда много не разговаривали друг с другом, только о чем-то незначительном и обыкновенном, но им не нужны были слова, чтобы понимать друг друга… В душе виконта всколыхнулось сначала что-то вроде ревности, но, едва заметив это чувство, Рауль усмехнулся и закрыл своё сердце для подобных переживаний....Всё своё время Рауль проводил либо в том же шалаше вместе с лётчиками, либо бродил по кромке лётного поля, ожидая возвращения товарищей из боя. Бывало, что Рауль подходил к техникам, залатывавшим дыры в плоскостях побывавших в боях машин, или копавшихся в моторе.Но чаще всего Рауль был один. Когда ему становилось совсем невмоготу, он уходил в кубрик, чтобы просто посидеть на своей койке, потосковать и подумать.Часто Рауль думал о Ленинграде. Он вспоминал этот город, его огромные дома, людей на улицах. Кому из них удалось уехать? Сколько их осталось? Кто из них переживёт войну, бомбы, летящие на них с неба?.. Каждый раз, думая об этом, Рауль внутренне содрогался от масштабов этого бедствия, от грандиозности этой войны, в которую ему самому суждено было попасть по какому-то нелепому, невероятному капризу судьбы.Размышляя о судьбе, о людях, Рауль снова и снова возвращался к размышлениям о своей собственной жизни, к воспоминаниям…Снова виконт вспоминал о Луизе. Он сам удивлялся тому, что, несмотря на время, несмотря на всё пережитое, эти воспоминания никак не заглушались в памяти. Напротив, они, как будто, становились ещё ярче и чётче. ?А говорят, что время лечит, - с горечью думал Рауль. – Триста лет прошло, а боль только сильнее?.Рауль снова и снова вспоминал их общее детство, юность, то время, когда всё было так просто и понятно, и ничто не сулило беды… Рауль снова видел перед собой чистую, светлую девочку. Только она одна излучала особенную, неповторимую нежность, особенное тепло. Такого тепла и такого внутреннего света виконт не встречал больше никогда и нигде в мире. Именно за эту чистоту и неповторимый блеск её глаз он и любил её! Она была необходима ему вместе с этой своей чистотой и трепетностью, как воздух, как небо… Странно, ему раньше никогда не приходило в голову, что всё это может понадобиться ещё кому-то, кроме него самого… Скромная внешность Луизы и хромота делали её непривлекательной в глазах людей их круга и воспитания. И Рауль в самой глубине души гордился тем, что только он и смог открыть в этой девушке те сокровища, которые не согласился бы променять ни на самое богатое приданное, ни на самую знатную родословную невесты. За всю историю их любви, у Рауля ни разу не возникло повода для ревности. Он был уверен в том, что его сокровище хранится в надёжном ларце и принадлежит ему одному… О, как он ошибался! Ведь объявился, объявился человек, который тоже разглядел это чудо! Нашёл и украл!Хотя, почему же украл? Всё это было выдано ему добровольно, выложено к его ногам, подарено от чистого, искреннего сердца!?О!.. – вновь простонал Рауль, в который раз переживая всю свою боль с новой силой, - какой же дурак! Осёл! Посмешище! Как же вы были правы, отец! Любовь – это всегда только боль!?Рауль вспомнил ночной разговор с Серовым и усмехнулся:?Страдания, страдания, вся жизнь – это мука и страдание! Отец страдал всю жизнь, полюбив однажды, Лунин страдает молча, ничем не выдавая своей любви, которая всё ещё томится в его сердце, Серов тоже страдает от неизвестности и подозрений, потому что любит… Прошло триста лет, а люди не изменились! Люди научились летать, научились ездить быстрее ветра, научились передавать свои мысли и голос на расстояние многих тысяч миль, но они не научились любить так, чтобы не страдать от любви!?…Было второе октября. Шёл моросящий дождь. Но никто не торопился покидать лётное поле. Лётчики и техники стояли под густыми лапами елей на краю поляны и тревожно смотрели в небо. Они ожидали возвращения капитана с ведомым. Рассохин и Байсеитов вылетели давно, минут сорок назад, когда дождя ещё не было. Все знали, что горючего у них оставалось ещё минут на пять. Лётчики переглядывались между собой и читали во взглядах друг друга одно стремление: броситься к самолётам и ринуться искать их! Но каждый понимал, что в таком тумане это совершенно бессмысленно…Но вот, наконец, из-за ёлок выскочил самолёт. Это был истребитель Рассохина, который на посадку почему-то не пошёл, а стал кружить над поляной. А вслед за ним над аэродромом показался самолёт Байсеитова. Он шёл неровно и стал снижаться, переваливаясь с крыла на крыло.- Самолёт повреждён! – воскликнул рядом кто-то.- Лишь бы пилот был цел…Байсеитов вёл машину точно на середину поляны. Техники и мотористы, а вместе с ними и Рауль, затаив дыхание, следили за посадкой. Перемахнув через посадочное ?Т?, видимо, стараясь выровнять самолёт, Байсеитов всё летел и летел над полем так низко, что травинки пригибались под брюхом самолёта... Шасси было выпущено.- Давай же, ну! – крикнул его техник, как будто Байсеитов мог услышать, и со всех ног помчался вслед за пронёсшейся мимо машиной. Когда до конца поля оставалась какая-то сотня метров, истребитель коснулся земли сначала левым колесом, а затем концом левой плоскости. Самолёт тут же завертело на одном месте, словно детский волчок. Из-под него полетели во все сторону комья земли. К машине бросились все. Механик с мотористом, техник Деев и Бражелон оказались первыми и, ухватившись за плоскости, остановили затихшую машину.Рассохин, посадивший свой самолёт, подбежал к истребителю Байсеитова, когда того, истекающего кровью, уже вытащили из кабины и уложили на траву.Лётчик был ещё жив. Его блуждающий взгляд остановился на лице склонившегося над ним Рассохина. Байсеитов силился что-то сказать, но кровь пошла у него горлом, и он скончался.Он был ранен в воздухе. Они вдвоем летели вдоль северного берега Финского залива, между Лисьим Носом и Сестрорецком. В мокром сумраке их выследили "мессершмитты". Внезапно вынырнувший "мессершмитт" атаковал самолет Рассохина с хвоста, и Рассохин был бы сбит наверняка, если бы Байсеитов опоздал хотя бы на ничтожную долю мгновения. Но Байсеитов не опоздал, он застрелил немецкого летчика; "мессершмитт" нырнул и, крутясь, пошел вниз. Теперь Байсеитову следовало бы оглянуться, но он, всегда оглядывавшийся, на этот раз оглянуться не успел. И второй "мессершмитт", которого он не видел, напал на него сзади… (*)Байсеитов повторил подвиг своего прежнего ведущего старшего лейтенанта Никритина: смертельно раненый, он смог довести свою машину до аэродрома и посадить её, практически не повредив. Похоронили его рядом с могилой Никритина между двумя соснами на окраине дачного посёлка, в котором жила эскадрилья. В скорбном молчании стояли летчики и техники, когда прогремел ружейный салют. Могильный холмик покрыли венки из последних осенних цветов…- Теперь у вас есть самолёт, старшина, - глухо произнёс Рассохин, остановившись рядом с Бражелоном, и коротко взглянув ему в лицо, затем повернулся и направился в сторону своей землнки.…За ночь механики привели самолёт в полную боевую готовность, и вся эскадрилья поднялась в воздух.Перед стартом Бражелон волновался. Он боялся не боя, боялся он не за свою жизнь, которая уже давно перестала представлять для него какую-нибудь ценность. Рауль думал только об одном: ?Я иду защищать спину командира!?. Как он боялся не справиться с возложенной на него ответственностью! Малый опыт лётной практики, большая пауза в полётах, мелкий моросящий дождь – всё это не давало Раулю поверить в свои силы.Пока они стояли в землянке перед Рассохиным и слушали задание, виконта била мелкая дрожь. Над заливом были замечены три пары "мессершмиттов"-разведчиков. Они рыскали в тумане то приближаясь к острову Котлин, то уходя в сторону Ленинграда. Задание было – найти их и уничтожить.- Шестеро против шестерых – неплохо, - проговорил Кабанков, потирая руки в предвкушении схватки.- Если их всего шестеро… - пробурчал чуть слышно Рассохин и вышел из землянки.На поле Рассохин на несколько секунд задержался возле самолёта, на котором ещё вчера летал Байсеитов. Капитан посмотрел из-под бровей на Бражелона, который уже стоял рядом и был готов забраться в кабину. Рассохин, кажется, хотел что-то сказать, но только махнул рукой и отвернулся.- Держаться строго за мной! – бросил капитан через плечо и побежал к своему самолёту.Рядом стоял техник – небольшой, плотный человечек средних лет с маленькими, добрыми глазами. Фамилия его была Миронов. Он как-то грустно поглядывал на старшину, а когда Рауль встретился с ним взглядом, ободряюще улыбнулся и помог надеть шлем.- Под подбородком не жмёт? Нормально? Ну, в порядке!.. – проговорил техник, кивая головой.Рауль пожал ему руку и забрался в кабину, застегнул ремни. Загудел мотор. Этот звук показался Бражелону сейчас очень знакомым и родным. Рауль глубоко вздохнул, прикрыл глаза. Пилотское кресло привычно держало спину. Он не глядя коснулся рукой управления и, почувствовав уверенность, двинул машину с места. Снова открыв глаза, он увидел, что самолёт Рассохина уже оторвался от земли. Старшина взлетел следом за капитаном.Эскадрилья, построившись широким треугольником, стремительно набирала высоту. Держаться приходилось почти вплотную друг к другу, чтобы не потеряться в туманной дымке.Долго они блуждали в тумане, надеясь встретить противника. Пройдя низко над островом Котлин, Рассохин повернул налево и направил свои самолёты к Ленинграду. Они шла низко, так, что сквозь туман внизу были видны волны залива. Когда вместо воды под брюхом самолёта Рауль увидел город, Рассохин стал разворачиваться и поднял нос своего самолёта.Теперь они шли на запад и поднимались всё выше и выше. И вдруг туман расступился, и Рауль увидел яркое голубое небо! Они прошли насквозь тучу, которая лежала низко у воды и непрерывно сыпала мелким дождём.Некоторое время шестёрка шла прежним курсом. В тумане Рауль всегда смотрел только вперёд, прямо перед собой – чтобы не потерять своего ведущего. Теперь же виконт решил огляделся. Справа, чуть позади себя Рауль увидел самолёт Лунина. Они всё ещё шли очень тесным строем, и виконт разглядел лицо майора в шлеме, его внимательные глаза под очками. Лунин, заметив, что Бражелон оглянулся, приветственно махнул ему рукой, Рауль махнул в ответ. Следом за Луниным, не отставая ни на шаг и точно повторяя все движения ведущего, как будто привязанный невидимой ниткой, шёл верный Серов.Бражелон посмотрел в другую сторону. Слева, тоже не меняя дистанции, друг за другом летели Кабанков и Чепелкин. И вдруг самолёт Кабанкова стал раскачиваться из стороны в сторону, и Игорь замахал рукой. Рассохин ответил таким же покачиванием с крыла на крыло. ?Что это значит?? - подумал Рауль и увидел несколько чёрных точек на фоне синего неба.?Мессершмитты?! Их было десять! Десятка немецких истребителей стремительно росла, приближаясь. Рассохин, увеличивая скорость, мчался прямо на них, и остальные пять ?И-16? тоже набирали скорость и держали строй.Виконта охватило давно забытое чувство – он засмеялся в голос, но не услышал своего смеха из-за шума мотора. Он был среди друзей, он был частью их монолитного строя, он вместе с ними ненавидел врага и вместе с ними шёл в бой!К советским истребителям потянулись светлые извивающиеся дорожки – трассы пуль, - но ни один из них не дёрнулся, не нарушил строя. Прикрываясь широким носом своего самолёта, Рауль мчался вперёд. Прямо на него, не сворачивая и не переставая стрелять, мчался один из ?мессершмиттов?. До него было ещё далеко, но Рауль нажал кнопку гашетки. В сторону немца тоже потянулся светлый жгут. ?Мессершмитт? продолжал нестись лоб в лоб на виконта. Вот уже в окошке прицела можно было разглядеть заклёпки на его плоскостях. ?Наверно, всё!? - мысленно воскликнул Рауль и невольно зажмурился. Но ничего не произошло. Через секунду виконт открыл глаза и увидел, что ?мессершмитт? исчез! Продолжая сжимать ручку управления, Рауль в великом удивлении обернулся и увидел, как Лунин вдруг круто спикировал. Внизу, под хвостом своего самолёта, виконт увидел ?мессершмитт?, с подожжённым мотором. Он перевернулся в воздухе и упал в туман. Рауль понял, что в последний момент немец ушёл вниз, но через секунду подвергся успешной атаке Лунина, шедшего следом за виконтом.- Есть один! – воскликнул Рауль и нашёл глазами Рассохина. Капитан всё так же был впереди. Рауль немного скорректировал курс, чтобы лететь прямо за его хвостом. В этот момент Рассохин повернул и атаковал одного из немцев.Прямо по курсу появился ещё один самолёт, точно на мушке прицела. Рауль, не думая, нажал на рычаг гашетки, выпуская порцию заряда. ?Мессершмитт? тут же метнулся в сторону. Бражелон оглянулся, чтобы посмотреть, что стало с ним, но самолёта нигде не было видно. Рауль растерялся, не понимая, куда он делся, а когда повернул голову, понял вдруг, что летит не за своим капитаном, а совсем в другом направлении. Рассохинскую пятёрку Рауль увидел слева, выше, метрах в трёхстах от себя. Строя уже не было и в помине. Была кутерьма. Немцам удалось разделить эскадрилью! Теперь каждый из рассохинцев дрался сам, а немцы нападали слаженно и продуманно. Пока одни связывали боем советские самолёты, другие поднимались вверх и бросались на них с высоты.Приближаясь, Рауль атаковал ?мессершмитт?, заходивший в хвост капитану. Немец шарахнулся в сторону, а виконт пристроился за Рассохиным и увидел, как тот, раскачивая самолёт с крыла на крыло, пошёл вниз и нырнул в туман. Рауль последовал за ним и догнал капитана. Тот несколько секунд летел в тумане, не поднимаясь и не опускаясь, строго на восток, а потом снова пошёл верх и, вынырнув из тучи, резко развернулся.Яркое солнце теперь сияло в спину, а впереди, метрах в шестистах кружили семь ?мессеров? и не видели приближающуюся со стороны солнца пару ?И-16?! Хитрость удалась. Из тумана вынырнула ещё пара советских самолётов, в которых Рауль узнал истребители Лунина и Серова. Четыре ?мессершмитта? кинулись на них, а в этот момент капитан и старшина, незамеченные врагом, атаковали немцев со стороны солнца. Один из ?мессеров? с повреждённым мотором, перевернулся и ушёл в туман.- Второй есть! – возликовал Бражелон и вслед за Рассохиным нырнул в тучу. Преследовать подбитый ?мессершмитт? долго не пришлось. Наверно, лётчик был убит, потому что самолёт сразу стремительно пошёл вниз и через несколько секунд упал в воду. Рауль только посмотрел на то место, где расходились круги от исчезнувшего ?мессершмитта? и сразу же взял ручку на себя. Теперь надо было опять идти за капитаном вверх. Рауль посмотрел вокруг, но самолёта Рассохина не увидел. Виконт был один. ?Как же так? Он только что был впереди, в каких-нибудь ста метрах!? - Рауль прибавил скорость, надеясь нагнать капитана. Всё-таки он потерялся в этом тумане! ?Ничего, только из тучи выскочить!..? - виконт был уверен, что там, наверху снова найдёт своих.Вынырнув из тучи, виконт на миг зажмурился, ослеплённый солнцем. Так же, как и в прошлый раз, он сразу повернул на запад и огляделся. Вокруг не было никого, ни немцев, ни рассохинцев. ?Где они? – Рауль обдало холодом. – Все в тумане? Не может быть…?. Виконт ещё раз внимательно огляделся. Нигде не было видно ни одного самолёта. Лишь огромная перина тучи простиралась до горизонта. Только на восток невозможно было смотреть из-за палящего солнца. Рауль решил двигаться именно в ту сторону. Он повернул к солнцу и снова ушёл в тучу. Пролетев несколько сотен метров, не меняя курса, он развернулся, вынырнул и огляделся. Никого.И вдруг по правой плоскости самолёта полоснул заряд. Виконт от неожиданности дёрнул ручку управления на себя и поднял голову. Сверху на него пикировал ?мессершмитт?. Рауль совершил манёвр и направил машину в лоб немцу. Прикрываясь широким носом своего ?И-16?, Рауль стрелял почти в упор, немец свернул и ушёл в туман. В этот же момент сверху сзади возник ещё один ?мессер?. Он тоже нёсся на виконта, беспрерывно стреляя. Рауль снова развернул свой манёвренный, лёгкий самолётик, но немец не пошёл в лобовую. ?Мессершмитт? отвернул, но тут же совершил манёвр и атаковал советский истребитель сбоку. Завязался бой.Рауль вспомнил свои учебные бои в запасном полку. Виконт знал, что делать. Только не подставить врагу спину! Потому что убежать от противника, превосходящего по скорости, будет невозможно даже в тумане…А вот в манёвренности преимущество имел ?И-16?, и Рауль использовал это преимущество как мог. Он переворачивался, крутился, заходил ?мессершмитту? в хвост, атаковал сбоку.Совершая очередной вираж, Рауль заметил, что из тумана вынырнул второй ?мессершмитт? и сразу сделал горку, чтобы атаковать виконта сверху. Рауль увернулся, но сразу же был атакован первым немцем. Теперь у виконта было два противника. Бражелон выругался с ненавистью. Он не собирался проигрывать эту схватку. Рауль не знал, что стало с товарищами по эскадрилье, и эта неизвестность подстёгивала его и злила ещё больше.?Двое на одного? Ну уж нет! Не так просто!.. Их же так мало осталось!? - он вдруг отчётливо понял, что, если погибнет сейчас, то рассохинцев останется всего пятеро… Рауль совсем забыл, что ещё совсем недавно на земле боялся, что не справится с самолётом. Виконт забыл, что ещё полтора года назад вообще не представлял себе возможности летать. Сейчас он забыл даже, что находится в самолёте. Руки и ноги действовали сами, выполняя всё необходимое, а самолёт стал как будто продолжением его самого. Рауль видел перед собой только противников и знал, что должен победить. Виконт де Бражелон был воином, он был на войне, и он дрался!Сколько прошло времени, он не знал. От постоянного напряжения и перегрузок при резких манёврах у виконта пошла носом кровь. Только тогда он понял, как устал. ?Мессершмитты? были полны решимости разделаться с ним. И в тот момент, когда Рауль почувствовал, что силы вот-вот оставят его, он увидел два самолёта с широкими носами и красными звёздами на плоскостях. Лунин и Серов! Вынырнув из тумана, они сразу бросились на немцев. ?Мессершмитты? не сразу поняли, что вдруг оказались в меньшинстве и продолжали бой. Но через полминуты один за другим сделали горку и ушли. Никто из пилотов ?И-16? не стал догонять их. Лунин покачал крыльями, пристроил обоих ведомых к себе и повёл их на аэродром над тучей.Когда до берега оставалось минуты две, самолёт Бражелона вдруг качнулся, дёрнулся и затих. Рауль не сразу понял в наступившей тишине, что остановился мотор. Виконт не испугался. Он был слишком уставшим для каких-либо эмоций. Он просто планировал, стараясь сохранить высоту, и ждал. Когда Лунин опустил нос своего самолёта и стал снижаться сквозь поредевший туман, мотор заработал снова. Рауль увидел под собой лес и стал крутить ручку выпуска шасси. Нужно было повернуть 42 раза. Первый оборот, второй – и вдруг ручку заклинило. Рауль подёргал её и в этот момент понял, что по ошибке стал крутить в другую сторону! Тросы запутались, шасси не выпускалось.Прямо по курсу была поляна аэродрома и посадочное ?Т?. Нужно было идти на посадку. Рауль судорожно схватился обеими руками за ручку управления…Бражелон знал, чего ожидать, помня свою жёсткую посадку в Эмске зимой. Удар получился сильным. Раздался треск, скрежет. Самолёт пропахал костылём землю аэродрома, плюхнулся, ткнулся носом в землю, обломки винта разлетелись в разные стороны. Виконт сразу закрыл лицо и поэтому ударился о приборную доску только локтем.Рауль не сразу покинул кабину. Всё плыло вокруг. Увидев на комбинезоне кровь, виконт машинально поискал платок, но не найдя, утёрся рукавом. Первым к самолёту подбежал взволнованный техник Миронов.- Ранен?! – спросил он, вскочив на плоскость.Виконт отрицательно покачал головой.- Я ручку перекрутил не туда… - виновато произнёс он.Техник облегчённо вздохнул, помог старшине выбраться из кабины и сказал:- Это не страшно. На вот плоскогубцы – вози с собой. В следующий раз, если что, тросы перекусишь – шасси выпадет. Бочку вправо-влево крутанёшь – шасси встанет на замки, и садишься нормально.- Не догадался, - сказал Рауль, усмехнувшись русской находчивости. – Опять вам всю ночь работать.- Не опять, а снова… - добродушно проговорил Миронов. – Не впервой… Ничего.Рауль огляделся вокруг. К нему подбегали Рассохин, Кабанков и Чепелкин. Все вернулись, все живы! Товарищи стали наперебой поздравлять старшину с удачным возвращением. Рассохин улыбался всеми щербинками и морщинками своего лица.Лунин и Серов, севшие возле посадочного ?Т?, тоже подбежали к виконту. Только оглядев Рауля с ног до головы, ощупав его руки, грудь и убедившись, что тот цел и невредим, Лунин улыбнулся и крепко, обеими своими большими ладонями пожал старшине руку. Рауль опустил голову, почувствовав, что слёзы вот-вот навернутся на глаза. Взгляд Лунина был совсем отцовским.