#4. Черный: потерявший по определению обретающий (1/1)
***—?Она не придет.—?Не понял. Что?Мы гуляли по полупустым улицам нежно любимого мной городка. Он дразнил редких пешеходов тихо хрустящей под ногами кладкой, ароматами закрывающихся сувенирных и чайно-кофейных лавчонок, но почему-то казался сегодня каким-то особенно ленивым, сонным. Ненавязчивый ветер следовал по пятам в компании едва уловимого запаха моря и пассивно раздражающей тревоги, которую я то и дело сжимал в кулаке, не понимая причин нездоровой своей реакции на внешне спокойную атмосферу. Настроение моей спутницы, предложившей дружеский марш-бросок по побережью, сменилось также внезапно, как она, чрезмерно активная и потрепанная, появилась на нашем пороге, весело сотрясая перед моим носом большой пакет с персиками и водой. Правда, неладное я все равно почуял?— когда уже перед самым выходом в ласковые солнечные объятия матушка как-то непривычно тепло сжала плечо, улыбнувшись. Пожелала хорошо провести время и… Удачи в пути. Прозвучало странно. Тогда я не придал этому особого значения?— последний месяц мы жили сравнительно мирно, но после нескольких часов блужданий в компании подруги, которая старательно находила повод держаться подальше от изначального курса на морской берег, не выдержал и задал вопрос в лоб.?Иса, что происходит??—?Твоя мама. Не придет. Ни сейчас, ни к утру… Никогда, наверное. Не придет,?— губы ее задрожали, а напускная веселость лопнула, как проткнутый иглой воздушный шарик, оставляя после себя расшатанное возбуждение, загнанный страх и усталость. —?Тебе нельзя возвращаться домой.Накхи читают эмоции, так же легко, как дышат. Оттого лучше любого другого человека умеют по-настоящему притворяться. Да так, что иногда умудряются сами поверить в собственный театр. Только надолго знающей публике обычно такого концерта не хватает.—?Если ты сейчас нормально ничего мне не объяснишь, я сделаю все, чтобы ты сама не вернулась. Никуда и никогда.Голос сел, заставив стоящую рядом девушку вздрогнуть от резких интонаций, которые ей доводилось слышать впервые. Светловолосая голова дернулась, как от пощечины, а серо-голубые глаза полыхнули обидой. Я сам от себя не ожидал такого тона. Но мерзопакостное ощущение того, что мне полдня морочили голову, не давало покоя, внезапно обернувшись вполне конкретной догадкой и рискуя выплеснуться наружу добротным таким эмоциональным взрывом.Где-то в по-живому манящей темноте засыпающего частного сектора гулким эхом ухнула птица. Ненадолго повисла тишина, от которой почти сразу противно зазвенело в ушах.—?Утром Лиза позвонила мне и сказала, чтобы я не позже чем после обеда увела тебя погулять. Куда-нибудь подальше от людных мест, пляжа… В идеале вообще за город,?— девушка тяжело вздохнула и, пошарив в кармане, выудила пачку сигарет. —?У нее был очень обеспокоенный голос, и я спросила, в чем дело…—?И?Терпения на лирические паузы мне явно не хватало. Иса щелкнула зажигалкой; в рассеянном свете далекого уличного фонаря ярко-оранжевая точка описала кривую восьмерку.—?Чистильщики в городе.—?Кто?..Рюкзак вдруг показался подозрительно тяжелым, словно из ниоткуда там появилась куча камней, ощутимо тянущих плечи. О ком шла речь я, разумеется, не знал, однако шестым чувством уже осознавал, что не хочу знакомиться.—?Тебе еще учиться и учиться,?— горько усмехнувшись, она отвела взгляд в сторону, вероятно, ощущая мое почти неконтролируемое желание прожечь в ней дырку взглядом на грани взбешенного. —?Ты ведь наверняка знаешь, что накхи?— не единственные магические охотники этого чокнутого мирка. Есть и другие… Всякие. Чистильщики?— одни из них. Называть-то можно по-разному, только охотятся они на всех и сразу. Говорят, эти красавчики в балахонах хотят избавить мир от нечисти. Много какие слухи ходят. И совсем немного тех живых, кто может эти слухи подтвердить. Улавливаешь?Мир перед глазами опасно покачнулся. За два года знакомства я как-то ни разу не задумывался, почему девчонка лет двадцати на вид спокойно называет женщину вдвое старше по имени и на ?ты?. А сейчас внезапно понял: опыт. Не свой даже, чужой?— сокровище нашего брата. И в этой системе координат мать и Иса почти ровесницы с кучей столетий за спиной. Только я?— мелкий отщепенец, вполне еще наслаждающийся жизнью собственной. Почти человеческой.Сложив в голове два и два, чувствую, как и без того учащенное сердцебиение начинает неприятно отдавать в висках.—?А причем тут…—?Лиза обещала позвонить, как уведет их с нашего следа. Уведет куда-нибудь подальше и сбежит сама. Была уверена, что справится, и нет смысла тебя зазря пугать,?— не дожидаясь окончания повисшего вопроса, обрывает меня подруга, затягиваясь и внимательно рассматривая мое побледневшее лицо. —?Но уже за полночь, прошло достаточно время. А значит мы теперь сами по себе.—?Но… Это мой дом,?— шепчу невпопад, будто пытаясь объяснить несмышленому ребенку простой и понятный любому взрослому факт: дом?— это дом. В нем спокойно, хорошо и безопасно. Точка.Только Иса?— не ребенок, а мне пока далеко до ?взрослого? в понимании сородичей. Мысли разбегались, как растревоженные голуби. На тянущую пустоту в черепной коробке руки реагировали мелкой дрожью. Я чувствовал практически кожей, как подруга больше не скрывает, что пытается унять нарастающее волнение, но сам не мог сосредоточиться. Взгляд зацепился за отражение луны в витрине давно закрытой кондитерской. Среди выставленных искусственных тортиков и пирожных ее красноватое пятно смотрелось нелепо?— это, пожалуй, была единственно связная мысль.—?Больше нет. Не твой и не мой, ничей. Почувствуй?— город тоже напуган… —?прохладные пальцы мягко коснулись локтя. —?Никто не знал, что так получится, Вик. Но нам нельзя возвращаться. Иначе жертва твоей матери будет совершенно бессмысленной.?Жертва?. Разум споткнулся об это слово, как будто оно было случайным камнем на дороге или незамеченной ступенькой. Фальшивой, слишком наигранной нотой в партии. И именно после него во мне, словно в заводной игрушке, заменили батарейки. Злость полыхнула внутри так, что находящийся в десятке метров единственный фонарь, освещавший улочку, нервно замигал, а собака с ближайшего участка забилась в конуру, едва слышно заскулив. До меня, наконец, дошло.—?Ты покладисто оставила ее одну. Наедине с какой-то ожившей байкой. Весь день вешала мне лапшу на уши. И сейчас хочешь, чтобы я пошел с тобой? Прочь из города? —?чеканя слова одно за другим, земли под собой не чуя, медленно поднимаю взгляд. С матерью мы никогда не были в особо близких и доверительных отношениях, особенно после того, как открылась правда моего происхождения и пройден был базовый ?курс выживания?. Однако все это никогда не мешало мне по-своему ее любить.Иса, сглотнув, медленно попятилась, инстинктивно выставляя руки в защиту.—?Так будет лучше для тебя. Для всех нас.Человек, ставший мне первым и единственным другом почти сразу после переезда, вдруг открылся мне с другой стороны. Горечь чужого страха и желания быть как можно дальше от всех проблем, готовность ухватиться за любую, какой бы ценой она не досталась, возможность спасти свою шкурку, осела на языке неприятным привкусом.—?Нет. Не лучше.Оглядевшись, пытаюсь быстро сориентироваться и прикинуть кратчайший маршрут до дома. Адреналин подскочил так, что внутри все ходило ходуном. Поймав в фокус ближайшую табличку с номером дома и улицей, мгновенно срываюсь с места, ныряя в густую, как черный мех дикого зверя, темноту.—?Виктор!Крик за спиной быстро затухает, растворяясь в терпкой ночной тишине. Я ненавидел ложь. Ложь и фальшь. Гораздо сильнее, чем мог бы ценить трусливого друга. И, пожалуй, чуть меньше, чем попытку другого накха повлиять на меня с помощью силы. То, что вся наша с Исой прогулка пропахла колдовством с самого начала, до меня дошло не сразу. Все-таки разница в уровне подготовки никуда не делась. Клубок самозащиты внутри раскручивался медленно, стирая наброшенную при первом взгляде паутину наваждения нитку за ниткой. Скорее всего, мама прекрасно понимала, что я быстро заподозрю неладное, поэтому и разрешила старой знакомой немного поворожить на мое восприятие… Только чуйка на бедствие перед носом у меня оказалась сильнее.Плохо помню, как добрался до ставшего родным квартала. Как потерянный пес, по внутреннему компасу спешащий к хозяину, я возвращался домой, имея лишь смутные очертания городской карты в голове. Стекла машин изредка ловили отражения: смазанное пятно волос, горячие изнутри призрачным бледно-зеленым светом глаза и искривленный болезненной гримасой рот. Я не знал, что буду делать, когда окажусь на месте, не представлял, что или кого увижу там, и правильно ли вообще поступаю. Но остановиться не мог. Неизвестность выжигала в легких весь кислород, заставляя задыхаться. И это казалось куда более пугающим, чем какие-то там неведомые Чистильщики…Замедляюсь лишь тогда, когда обострившимся обонянием внезапно улавливаю во влажном, прохладном воздухе запах гари. В боку кололо уже давно, но я упрямо переставлял ноги, заметив вдали знакомую крышу с флюгером в виде склоненной головы единорога. Земля и небо вот-вот были готовы поменяться местами. Все происходящее дальше запечатлелось в памяти лишь последовательно сменяющимися картинками: толпа людей у приоткрытой калитки, крики и вой сирен где-то далеко. Фасад, охваченный пламенем, неестественно голубоватым по окантовке. Дом трещал, стонал и, задыхаясь угарным газом, разваливался на части на глазах.Широко распахнутыми, невидящими глазами я смотрел на огонь, который абсолютно не укладывался в моем мировоззрении. Его не должно было быть. Никак не могло. Но он продолжал быть и с жадностью голодного тигра поглощал все, что было хоть сколько-нибудь мне дорого. Из тела будто разом вытащили все кости. Но самым тяжелым фактом оказались ощущения. Стоило лишь подойти немного ближе, как картинка перед глазами резко сместилась. Секунда?— и я словно стою в материнской спальне и устало наблюдаю за убийственной пляской стихии. Тело горит. Горит одежда, горят волосы, все горит. Но ощущений нет. Как сосуд, лишенный содержимого. Всего лишенный.Отчаянно трясу головой, прогоняя пугающее видение. Мать и не собиралась никуда убегать. Осталась легкой добычей, чтобы спасти всех остальных. Нас спасти.Горло скрутило спазмом?— хотелось орать, но с губ не слетело ни звука.?Так глупо… Мы ведь могли бы…?На негнущихся ногах дохожу до соседского дома, лбом утыкаясь в холодный кирпич. Казалось, что все внутренности прокрутили через мясорубку. Тело билось ознобом и не желало слушаться, нервная судорога прокатывалась по мышцам. Наверное, я простоял бы так несколько часов или вечность?— все происходящее вокруг шумело за спиной суетливым фоном, выбросив меня куда-то на границу яркого света пожара и сгустившихся сумерек. И только инстинкт самосохранения, приглушенный ненадолго случайно пойманным образом, вопил, как в последний раз.То, что пора сваливать, я понял внезапно и очень остро. Это было похоже на выныривание из воды, где долго находишься без глотка воздуха. Запахи, звуки, ощущения навалились разом, одновременно, почти оглушая: шум льющейся воды, звонкие голоса, гарь и чей-то холодный, беспристрастный взгляд, выцепивший меня за толпой. Пришло осознание: если останусь стоять на месте, закончу так же, как мать. Тогда, действительно, ?жертва будет напрасной?. И вообще больше ничего не будет. Разбирать свое отношение к случившемуся на составляющие времени решительно не было.Делаю глубокий вдох, сильно прикусив губу, на пару секунд зажмуриваюсь до беспорядочных точек перед глазами, собирая последние силы, и резко дергаюсь в сторону, обогнув дом и свернув к ближайшему перекрестку. Внутренним чуял?— за мной идут. Целенаправленно, упрямо. Расталкивая людей, продираясь сквозь плотную пелену дыма. Дичью на прицеле мне быть еще никогда не приходилось… Мерзейшее чувство.Бежать. Не думая особо, куда и зачем, петлять по знакомым-незнакомым улицам и переулкам. Лишь бы вперед. Рвано хватать ртом потяжелевший воздух, запрещая даже малейшую передышку. Буквально расщепляться на молекулы, чтобы спрятаться, потеряться, а остатки вплести в причудливую вязь ночных звуков и лунных бликов. Оставлять позади дом, воспоминания и последних, кого мог бы даже назвать близкими. Чувствовать: есть сам и есть мир, знакомый лишь наполовину. В беспорядочных мыслях только отчаянная мольба, обращенная в никуда: ?пожалуйста, дай мне сил пройти этот путь до конца?.Когда на горизонте едва-едва забрезжил рассвет, а подошвы кед прижали холодный песок побережья, далекого от горских территорий, я рухнул на колени, как подкошенный, впервые за прошедшую ночь чувствуя себя в одиночестве, в прямом смысле слова. То ли преследователи мои устали, то ли сбились со следа?— мне не хотелось уточнять. Вообще ничего не хотелось. Разве что дышать…Через некоторое время уставший от бездействия разум сумбурно начал выкладывать факты в голове, как кубики Лего, условно ставя между ними значок ?следовательно?: неопытность, подозрение, ложь, опасность, потери, много потерь… Свобода.?Свобода??Море постепенно пробивалось сквозь монотонный звон в ушах сонным урчанием. Оно никуда не исчезло, не спешило и не собиралось предавать. Разряженный телефон в кармане джинсов даже не пытался подавать признаки жизни. Мокрые песчинки липли к рукам и одежде. Где-то на периферии сознания ошивалась смазанная боль потери, но мне пока не хватало сил, чтобы осознать ее в полной мере. И почему-то не особо-то и хотелось… Я чувствовал себя легким, почти невесомым, словно в какой-то момент невидимый некто обрубил все тросы, привязывающие меня к земле. Было только что-то совсем свое?— невероятная усталость и постепенно нарастающий голод.—?И что теперь? —?почти шепотом куда-то в пустоту, глухо и потерянно. Первый ощутимый порыв ветра пригнал ленивый прилив. Пустота неожиданно ответила изнутри. С небольшим опозданием, зато лаконично и строго.?Жить дальше?.Я лежал на прохладном песке, смотрел в плавно светлеющее небо и под постепенно выравнивающийся стук собственного сердца понимал, что теперь все изменится. Еще не было ясно, как и насколько, но абсолютно точно?— изменится. Колесо судьбы сдвинулось на новую орбиту, изменило радиус и поменяло цвет.?Люди постоянно что-то теряют!??— фраза, неосознанно метко брошенная чьим-то малолетним сыном в будущем одной из моих ?жертв?, выдернулась из общего вороха воспоминаний и почему-то прочно закрепилась в голове, перекрывая все остальные мысли.—?Люди постоянно что-то теряют,?— повторяю на автомате вслух. Слова воровато подхватывает и уносит вдаль дружище-ветер. Закрываю глаза и делаю очередной глубокий вдох.Все правильно. Теряют и находят. Что-то, как-то, где-то, пусть не взамен, но не менее важно. Одна из бесконечного множества дорог, представленных случайностью, ведущих в неизвестность.Поднимаю руку, с легким прищуром смотря сквозь пальцы на восходящее солнце. Собственный голос кажется чужим, но по какой-то причине до странности мудрым, спокойным и… Правильным.—?Новый день?— новые шансы, приятель. Пусть сейчас еще больно, но мы с тобой все переживем. И ты прекрасно это знаешь.