Глава 1. Кошмары. (1/1)

Мимо насЛюди, птицыМимо насДороги манускрипты и скрип от шин.А мимо меня…. Жизнь- Ты стоять тут долго собираешься?- А?Я снова теряюсь, снова где-то не здесь, опять отвлекаюсь и ищу его силуэт среди таких же студентов, что спешат забежать и укрыться от неожиданно хлынувшего ливня.Я люблю дождь, но не до такой степени, чтобы начать плясать под его влагой и ловить ртом каждую упавшую каплю. Но сейчас мое тело застыло и не хотело двигаться.- Ты идешь? – он как обычно хмурится и поправляет сумку на плече. Он так же мокнет под дождем, как и я, но продолжает ждать меня. Это и заставляет меня улыбнуться.- Угу – я киваю и последний раз оглядываюсь на быстро намокающий асфальт. Сегодня будет холодно.Не стоит отвлекаться на всякую ерунду. Мы теперь не так уж и часто вместе идем в университет. Или вообще идем куда то вместе. Меня словно стерли перед ним.Но все равно надо ценить то, что есть сейчас у меня.Раньше было проще. Раньше мы всегда шли в университет вместе, хоть и находились в совершенно разных точках города, мы вместе выбрали улицу, по которой будем идти. Каждое утро мы созванивались и спрашивали, где сейчас идем. А после он всегда ждал меня, ждал когда я приду.Но сейчас я чувствую, что во мне больше нет необходимости.Потому что теперь он меня больше не ждет.***- Джон.- Мм? – снова приходится отрываться от конспектов, хотя по правде говоря, ни единое слово не запоминается в голове. Сегодня слишком лениво, холодно и запоминать совсем ничего не хочется. Поэтому весь свой оставшийся интерес пришлось перекидывать на совершенно другой субъект, но вполне живой и дышащий. А именно Викторию, шутливо нареченной моей ?любимой женушкой?, которая меня и окликнула. Она мне всегда нравилась: по-своему красивая, умная, добрая, веселая, часто улыбается, ее волосы цвета топленого шоколада были как обычно распущены и свободной волной падали на ее плечи и спускались ниже. И у нее очень выразительные глаза. Может, из-за того, что тушью ресницы красит, то ли просто от природы такие. Не знаю, но даже не смотря на линзы ее очков, глаза были красивы.- Неужели учишь? – в ее голосе явно слышится удивление, а бровь поползла вверх. Мне остается лишь усмехнуться и отбросить в сторону надоедливую тетрадь с конспектами. К чертям ее, и так каша в голове.- Уже нет – я свободно откидываюсь на спинку донельзя жесткого стула при это не отрывая от одногруппницы внимательного взгляда. Сегодня она какая то… странная, словно светится изнутри. Не сказать, что мне это не нравится, но… блин. Наверняка у нее что то да на уме, и это пугает.На мой пристальный взгляд Виктория склонила голову, всем видом показывая, мол, ?Что-то не так??- Да ничего – лыба сама просится и я лениво поднимаюсь, рукой касаюсь ее талии, увлекая за собой. – Я жутко хочу кофе. Идешь?- Ага.Есть в нашем университете такая потрясная и ужасно полезная вещь как автоматы с кофе. При чем автоматы стоят на каждом этаже и в начале и в конце коридора. Тут тебе и просто черный кофе, и горячий шоколад, и двойной горячий шоколад, капучино, мокачино и еще полнейшей хрени и мой любимый двойной сливочный мокко с припиской ?очень вкусно!?, на которое я тут же и купился. Впрочем, не зря. Очень вкусный кофе.- Ты что будешь? – слова вытягиваются медленно и лениво, а пальцы запихивают мелочь в щелку. Ровно тридцать. Блин, так и разориться можно, а хотя… ради вкусного кофе можно и растранжириться. Жаба особо душить не должна, вроде.- А что тут есть? – Вика заинтересовано склонилась над записками, при чем сделала это так, что ее корпус полностью переместился мне на спину. Идеально, уютно, тепло и… в общем тепло.- Во Имя Девяти, Виктори, ты как будто в первый раз берешь – усмехаюсь я, а тем временем на экране автомата ярко высвечивалось время приготовления. Вот это мне больше всего не нравилось, слишком долго готовится, а когда глаза с утра слипаются и жутко хочется кофе, то терпения порой не хватало.- А у тебя что? – Виктори, ты спишь еще что ли? Ты же видела, что было на экране. Если видела.- Сливочный мокко. - О, тогда давай и мне.- О’кей Еще минус тридцатник. Разорюсь как пить дать, а мне ж еще в столовку переться. После матана, от одного названия которого напрочь выносит мозги, по любому жрать как скотине захочется. А как идти буду, обязательно Виктори будет, а если еще и Андрей привяжется, то моим сегодняшним сбережениям будет тотальный звиздец. Черт возьми, я что, халявно-кормящий фонд? ?Эй, Джонни, ты же меня покормишь??. Конечно, твою мать, покормлю, куда я денусь. Я ж весь из себя такой благодетель. Как бы сказал Урдонт Рекс ?мягкотелая человечинка?Вот засада.Горячий и мягкий, ужасно вкусный напиток медленно растекается в горле, плывет дальше, разливая тепло по всему телу. Потрясающе.- Джон.- Мм? – я лениво поворачиваю голову, но перед глазами плывет. Бледно желтые краски стен блекнут, тонут в черных пятнах, и я с ужасом понимаю, что у меня разом подкосило ноги. Пол подо мной теряется.- Джон? Ты чего? ... – ее пальцы с силой сжимают мои плечи, тянут вверх и я непроизвольно откидываю голову, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, кроме этих чертовых пятен, что расплываются в моих глазах.Голова кружится. Очень сильно.И на секунду мне показалось, что я ослепну. Потому что кроме мутной тьмы ничего не было. И кажется через пелену черной мути со свистом пронеслись огненные стрелы. И дым, словно от огня. Что за…?На нас напали!?Это что сейчас было? Крики?Трясу головой, вяло руками ищу опору, ладони скользят по холодной стене и с шумным выдохом касаюсь лбом долгожданной прохлады. Сегодня со мной явно что-то не то. Чужие ладони обеспокоенно гладят мои плечи.- Джон?- Я в порядке – вру я, улыбаюсь, медленно отрываюсь от стены, пятна ползуют по глазам и я старательно щурюсь, надеясь увидеть ее лицо. А впрочем, выражение лица Викторики и так можно понять, судя по ее голосу, она была чересчур взволновано. Очевидно же: человек чуть в обморок не грохнулся и все дела.А для меня главное – чтобы эти пятна наконец рассосались.- Точно? – голос неуверенный, переполнен сомнением о моей нормальности, но все же я утвердительно киваю и делаю шаг вперед. Голова кружится, но тупая боль в затылке отступает, как и пятна. Аллилуйя просто.- Точно-точно – на этот раз куда убедительней. Смотрит с подозрением, но все же кивает и отдает мне стаканчик со сливочным мокко. Очень вовремя, к стати, а то в горле пересохло. Губы пересохли и во рту ощущения неприятные, липкое, но мое вкусное мокко растворяет неприятный привкус. С удовольствием причмокиваю и делаю еще один глоток.Автомат с кофе попискивает, извещая, что кофе готов, Викторика наклоняется, предоставив мне лицезреть безусловно прекрасный вид. Усмехаюсь и вновь прикладываюсь к пластмассовому стаканчику.- Ты не пугай меня так – ворчит Викторика, а я лишь улыбаюсь и пожимаю плечами. Я же не специально. Просто голова закружилась, вот и все. Разве в этом моя вина?- Не буду – да, такое лучше не повторять. Еще где-нибудь на улице грохнусь, а это совсем не комильфо – Ладно, пора возвращаться, а то пропустим увлекательную лекцию о теории графов. О том что пронеслось у меня перед глазами я старательно думать не буду. Иначе свихнусь. Лучше думать о чем то менее… бредовом. Нда.Надо попробовать.Так что там у нас? Математика? Распрекрасненько.Не сказать, что математику я не люблю. Люблю, конечно, но то, что нам преподают сейчас, явно не укладывается в мою деградирующую голову. Математика – это перво-наперво расчет и анализ, а не куча филосовской туфты, которой нам впаривают на лекциях. Одни теории, определения, исключения, доказательства и еще море чего непонятного. И поэтому сейчас выводя ручкой на тетради очередное определение, я старательно пытаюсь понять, о чем вообще говорит эта женщина. Либо я даун, либо действительно это полная хрень. Вообще я считаю, что в универе я дико деградирую. Голова моя практического склада и в школе радовали лишь точные науки, такие как алгебра, геометрия и физика. Физику я просто обожаю, а вот по русскому у меня засел твердый такой трояк и исправить его в школьные годы у меня так и не получилось, да и парится по этому поводу не хотелось. Ну трояк и трояк, подумаешь. Экзамен сдан и ладно. Помимо основных экзаменов, русского и математики, выбор пал, естественно, на физику. Баллы получились вполне сносные и теперь я обучаюсь в университете для ?колхозников? как выражаются наши студенты. Что, к стати, чистая правда, потому что в большинстве случае мы где находимся? В поле или же Агроцентре, вместилище адовых отработок. Жить, в общем, весело. И поэтому знания мои, за последние три года, кропотливо накопленные в школьной жизни, сильно поскуднели, да и ?знания? полученные в универе меня как то ничему не научили. Даже представляю, как меня я на работу устраиваться буду: ?Скажите, а что ВЫ умеете?? а я, вальяжно раскинувшись в кресле, отвечу: ?Я охрененно мою полы. Еще мастерски обираю алое и обрабатываю яблони. А Вы бы видели, как я собираю огурцы, так вообще в обморок от счастья свалитесь!?Хохотнув в кулак, я разрешаю себе проделать маленькую шалость. И мои зубы с легким клацаньем сомкнулись у Викторики на плече. Та смешно вздрогнула, посмотрела на меня и пригрозила пальцем. Знаю-знаю, дурацкая была затея, но удержаться не получилось. А все влияние Ала. Это он любитель покусать и попихать свои слюни куда не попадя. Специально, конечно же, чтобы его ?гены? вошли в кожу, в ДНК или еще куда, но чтобы потом, потомки того, кого он там укусил, были похоже на него. Идея дурацкая, но заразная и я теперь кусаюсь не хуже Ала.И вообще, где эта зараза? Обещал же прийти, по телефону клялся и божился, что явится на пары, но все-таки не явил свое ?божественное? эго нам, смертным. Вот жук. Я ему потом еще припомню.Все, надоело. Рученьки писать устали, хочется спать и Викторика, устало выдохнув, положила голову мне на плечо. Вот! И она со мной полностью согласна.?Лопать пойдешь?? - спрашиваю я, вырисовывая загогулины в уголке тетради, она кивает и отрывается от плеча, снова принимаясь писать. Безумная женщина. Впрочем, может тоже стоит еще немного пописать? Делать то пока нечего, а в телефоне лазить – только себя спалить.Впрочем… я запоздало понимаю, что народ начинает собираться. И куда это они?- Джон, ты чего спишь?- А? – ошарашено трясу головой, резко поднимаюсь с места и чувствую, как сильно закружилась голова.Больно. И мутно перед глазами.Снова. Черт возьми, когда это кончится?!- Джон!- В порядке - киваю я слишком рьяно и боль в висках увеличивается. Черт.Но нужно хотя бы увидеть ее лицо, но черные пятна снова заполняют все мое пространство.- Джон! – ее лицо смывается, превращается в бледное пятно совершенно непонятное нечто и.... – Джон!ДЖОН!!!Я ее не слышу.***Крики. Много криков. Разрывают голову, дерут сознание, от них жилы сковывает холодом. Липкое отвращение ползает по венам, словно скользкий червь. Мне хочется спрятаться, спрятаться куда-нибудь подальше, лишь бы не слышать воющие безнадегой вопли. Мне страшно.Неужели и я стану вопить в этой темноте? Тут холодно, чертовски холодно, но в темноте ясно полыхает пламя, сжирая остатки камней и дерева, взрывает жаром стекла. Орущие тела бьются в агонии расчлененные сталью, сожженные треклятым пламенем, а там высоко-высоко, среди хренового дыма светит небесное светило. Ярко голубое. И оно… страшное, непонятное и мертвецки холодное. Светило, которое никогда не заходит. И оно наблюдает, как под свихнувшимся пламенем и градом свистящих стрел, под топотом копыт и стали гибнет деревня. А там же люди. Господи, это живые люди. Трясутся, вопят и бегут, спасая свои жалкие тщедушные шкуры, дохнут под острым лезвием как мухи и черная кровь покрывает землю. Ее много, просто дохренища кровавых чернил, а я стою посреди улицы и вижу, как жалким ошметком падает тело. Прямо мордой в эти чернила. Женщина в окровавленном тряпье, с кишками на вылет.Твою мать, что за хрень?! Что за дерьмо твориться в моей напрочь двинутой башке?!Плачь. Детский. Глухой и жутко хрипящий, а из под крученых кишков протискивается маленькая ручонка. Эта женщина… мама закрыла своим телом ребенка. Только вот дитя захлебнется. Если я не…Маленькая головка вылезает из под месива.- Эй… - это не мой голос, в нем и в жизни не было столько булькающего хрипа и страха, но внезапно засохшая глотка выплюнула лишь слабый дерьмовый хрип. – Осторожнее. Слышишь?Осторожнее, твою мать?! Ты чего несешь, Джон?! Какое нахрен осторожнее, когда ребенок выползает из под мертвого тела и путается ногами в окровавленном нутре собственной матери. Осторожнее блять?! Ты чего несешь?!- Жи...вой?Вопрос охуительней другого. Да ты просто охренеть какой заботливый и проницательный. Смотри, сейчас поднимется, раскланяется тебе в ножки и станет слезно лепетать о своем спасении. Просто замечательно же. Правда, Джон, правда?! Так все?Заткнись, заткнись, заткнись!Пальцы застревают в запекшийся от крови волосах и ребенок ошарашено вертит головой. Куда то в сторону, бегло бросает взгляды на горящие обломки. Смотрит куда угодно, но не на меня.Почему ты не смотришь на меня? Я ведь здесь, рядом, сижу перед тобой на коленях и глажу твои волосы. - Мама… - писк слабый, жалостный и маленькие, розовые от чернил, ладошки теребят за плечи мертвое тело.- Эй… - я тянусь за ним следом, касаюсь его ладоней. – Ты чего?- Мама!Ты что… меня не видишь?Я ведь рядом, разве нет? Я ведь… мои руки у твоей ладони, так почему ты меня не замечаешь? Я же не… призрак же какой-то, верно? Или нет? Я уже не знаю. Но как я могу быть призраком, ведь ладони измазаны в чернилах, мои колени в чернилах, сгоревшая земля в чернилах. Так почему ты меня не видишь? Неужели меня так же распластали как и твою мать? Мое тело… так же лежит в обломках домов? Такое же мертвое?Топот копыт. Громкий, неприятный, втапливает в грязь ошметки моего сознания, мне хочется спрятаться, но ноги словно пригвоздили к земле и… двигаться не получается.- Мама! Мама! – ребенок кричит яростней, встряхивает плечи матери и слезы крупными каплями стекают по грязному измазанному в крови лицу. Звуки все громче, все ближе…. Они уже рядом и ход не сбавляют.- Она мертва – хриплю я, тянусь руками к маленьким плечам, но меня не чувствуют, меня не слышат и не видят, кричать мне… бесполезно. – Она мертва! Беги, придурошный, или хочешь валяться так же как и она?!Топот копыт. Земля уже вздрагивает от каждого удара.Беги, твою мать, ненормальный!- Убить всех выживших!- Мама!Блять, беги!Топот здесь. Всадники и лошадь огненной стрелой мчится… я даже уползти с пути не сумею. Меня копытами раздавит, расплющит нахрен, оставив лишь ошметки мяса. Рывком, из последних сил, всем телом накрываю ребенка, сжимаю пальцы на его волосах, закрываю глаза в страхе, диком страхе, и губа трескается от укуса.Я хотя бы тебя защищу.Секунда? Две, три? Много времени? Мало? Сколько я сижу уже здесь? Почему сижу на том же месте у распластанного трупа, ведь звук удара о землю был. Ведь я точно помню, что удар был, так почему я на месте?- Ма…ма – писк тихий, слабый, жалостливый, где-то далеко в деревянных обломках. Маленькое перекошенное тельце…. И глаза покрылись бледным неживым стеклом.Умер, да?А я… Призраков не видят. Призраков не слышат. Призраков не чувствуют. Призраков не существует.Значит, и меня не существует?Клубы дыма, густые, тяжелые, оседают на землю и прожженные деревянные крепления громко хрустят и падают вниз. И я посреди этих обломков и мертвых тел, а на земле много-много черно-красных чернил, а где то наверху, далеко в вышине, светит холодное светило.