ГЛАВА 10, В КОТОРОЙ "ОБЩЕСТВО ДРУЗЕЙ АЗБУКИ" ПРИНИМАЕТ НОВЫХ ЧЛЕНОВ (1/1)

Встретившись с тем, что его прельщает, всего раз, человек больше никогда не захочет с этим расставаться. Так произошло и с Эпониной: посетив однажды революционный кружок, она отчего-то почти сразу почувствовала себя его частью. Громкие и смелые речи, грандиозные планы, смелые взгляды?— всё это пришлось по сердцу храброй и беспокойной девушке. Она твёрдо решила, что появится там снова.Собрание было назначено на двадцать третье марта. Господин Анжольрас упомянул об этом вполголоса, и Эпонина даже не была уверена в том, что приглашена. Молодые люди в один голос твердили им с сестрой прийти снова, но это казалось скорее проявлением вежливости, чем официальным предложением. Впрочем, Эпонина не особенно об этом беспокоилась. Обладая одновременно одним из самых полезных и самых гнусных на свете качеств, а иначе?— наглостью, она обращала мало внимания на чужие капризы.Так или иначе, в пять часов пополудни сёстры Тенардье отправились в кафе ?Мюзен?, чтобы оказаться там ровно в шесть. Мать, стоящая в это время за прилавком, наивно (если только подобным ей людям свойственна наивность) полагала, что её дочери отправились ?прогуляться?. Джанет Тенардье заблуждалась, но заблуждение было для неё гораздо легче правды.—?Ты и правда собираешься участвовать в том, что затевают эти молодые люди? —?тихо спросила Азельма у сестры, когда они удалились от ?Коринфа?.Лёгкий ветер трепал её тёмные косы и развевал юбки тёмно-зелёного платья с широкими рукавами. Азельма казалась почти столь же невинной и прекрасной, как Козетта, не рискнувшая в этот день отправиться в Люксембургский сад.—?Кто знает,?— Эпонина неопределённо пожала плечами и взглянула на сестру. —?Но если что-то начнётся… Я не собираюсь оставаться в стороне.Азельма не ответила. В ?Мюзене? её прельщали разговоры об искусстве и науке, а не свободолюбивые речи. Человеческим идеям и стремлениям она предпочитала человеческие души.Вечер падал на Париж синевато-розовой вуалью. Когда сёстры оказались возле кафе, солнце уже почти скрылось за горизонтом. Рядом с уже знакомым одноэтажным зданием они заметили странно знакомый невысокий силуэт. Он ждал.—?Гаврош! —?воскликнула Эпонина, разглядев растрёпанные тёмные волосы и старую серую жилетку младшего брата. —?Что ты здесь делаешь?Она была удивлена, но не разозлена: Гавроша можно было отыскать всюду, и двор перед ?Мюзеном? не был так уж плох для него.Мальчишка прищурился и весело улыбнулся.—?То же, что и вы, сестрицы,?— ответил он, натянув на голову видавшую виды фуражку.—?Тебе не стоит здесь быть,?— с беспокойством сказала Азельма. —?Маленьким мальчикам вредно слушать такие речи.Гаврош насупился и демонстративно направился прямо к двери, делая вид, что не понимает, о каких таких ?маленьких мальчиках? говорит сестра. Он едва отыскал это место и даже дождался подходящего времени не для того, чтобы сигануть домой при первом замечании. Немного удивлённый, слегка обиженный и расстроенный, но предвкушающий, Гаврош вошёл в ?Мюзен?. Сёстры отправились следом.Коридор, соединяющий передний зал кафе и его заднюю комнату, был привычно тёмен. Шагая самой первой, Эпонина задумалась о том, чтобы в следующий раз захватить сюда свечу. Как только она остановилась, Азельма и Гаврош сделали то же самое. И замерли, когда старшая сестра трижды постучала в тяжёлую дверь. В воздухе повис густой туман, иначе зовущийся напряжением, и долгую минуту никто не мог выговорить и слова.Наконец дверь распахнулась. За нею стоял высокий молодой человек в круглых очках, старательно надвинутых на нос. Он звался Фредериком Комбефером и, как помнит читатель, был правой рукой самого Анжольраса.—?Добрый вечер, мадемуазель Тенардье. И вторая мадемуазель Тенардье,?— с лёгкой, едва заметной улыбкой сказал он, по очереди взглянув на Азельму и Эпонину. —?Я рад, что вы решили снова к нам присоединиться.Из-за спины старшей сестры выступил Гаврош.—?Здрасьте, господин! —?он поднял голову вверх, чтобы встретиться взглядом с новым знакомым. —?Вы ведь принимаете новичков? Не пеняйте на моих сестриц?— они сами не знали, что я увяжусь за их юбчонками!Комбефер улыбнулся, но искра беспокойства тронула его тёплые серые глаза. Он кивнул, пропуская брата и сестёр в комнату, а после вновь захлопнул дверь.?Друзья Азбуки? в этот вечер собрались почти в полном составе. Не хватало лишь Фейи, задержавшегося на фабрике, и Боссюэ, попавшего, вероятно, в очередной переплёт. Ничего не изменилось: карта, испещрённая точками и пометками, всё еще оставалась на стене, а комната всё ещё дышала свежестью и свободой. Эпонина с улыбкой оглядела все знакомые лица и поприветствовала каждого из них, устроившись между Грантером и Курфейраком. Азельма заняла место возле Комбефера, а Гаврош остался стоять, размышляя, к кому ему лучше было бы примкнуть.—?Добрейшего вечерка, господа! —?сказал он звонким детским голосом и попытался изобразить поклон. —?Меня зовут Гаврош, и я уж очень хочу быть вам полезным. Пусть я и мал, но маленькие люди тоже могут быть хороши! Мы проберёмся туда, куда вы никогда в жизни не залезете, и сделаем то, от чего у вас глаза полезут на лоб!Утомлённый такой громкой тирадой, мальчик замолк и выжидающе взглянул на Анжольраса. В нём Гаврош, умеющий разбираться в людях, с самого начала верно определил ?главного?.Несколько секунд Анжольрас стоял молча, строго, почти испытующе глядя на мальчишку своими голубыми глазами, а после?— уверенно кивнул.—?Нам может понадобиться помощь гаменов,?— сказал он. —?Поэтому, если тебе хватит храбрости для того, чем мы заняты, то можешь остаться.Гаврош радостно захлопал в ладоши и примостился возле кудрявого юноши в рединготе цвета горчицы.—?Вы слышали?! —?воскликнул он. —?Слышали? Месье-горчичный-кафтанчик, месье-красный-кафтан принял меня!—?Можешь звать меня Антуаном,?— усмехнулся Курфейрак и потрепал Гавроша по непослушным волосам. —?А его?— Этьеном. Хотя… Пусть будет месье Анжольрас, если тебе ещё хочется жить на этом свете.Гаврош скорчил гримасу, а Эпонина, сидящая возле брата, слегка удивлённо развернулась в сторону Курфейрака.—?Так вот, как его зовут! —?с весёлой усмешкой сказала она и взглянула куда-то вглубь комнаты, лишь на миг остановившись на месье Анжольрасе, который в эту минуту что-то оживлённо объяснял Пруверу и Баорелю. Создавалось ощущение, что в кафе кипела жаркая дискуссия: один говорил о своём, другой это оспаривал, третий пытался вмешаться, четвёртый (вероятно, то был Грантер) ставил всё под сомнение, а пятый не соглашался ни с кем из них. Голоса соединялись в один сплошной гул, но не было в нём хаоса и беспорядка. Здесь решались важные вещи. Здесь решалась судьба страны.—?Может быть, выпьем? —?вдруг вмешался Грантер, скучающе оглядывая зал. —?Генералу Ламарку не станет легче от ваших разговоров, а старина Луи-Филипп и вовсе не должен нас касаться.Гаврош удивлённо взглянул на него и весело кивнул, протягивая руку.—?Какое прекрасное место! —?он широко улыбнулся. —?Тут тебе и делишки важные, и вино!Эпонина несильно ударила брата по руке и взглянула на него так, что любая мысль о выпивке должна была тут же покинуть юную голову.—?Никакого тебе вина! Вспомни нашего папашу. Разве ты хочешь стать таким же?Гаврош насупился и промолчал. Он решил внимательно слушать всё, о чём здесь говорят, чтобы потом оказаться полезным и доказать, что маленькие люди тоже на многое способны. Мальчик поглядывал то на месье Анжольраса, который вдохновлённо толковал об оружии и восстании тридцатого года, то на Азельму и месье Комбефера, занятых каким-то своим разговором.—?Человеческая душа удивительна, не думаете? —?говорила Азельма. —?Столько всего может скрываться за одним только словом и взглядом…—?Любые слова и любые взгляды можно верно понять, если немного разбираться в психологии,?— отвечал Комбефер. —?Она даёт простые ответы на сложные вопросы и помогает разобраться, скажем, в человеческих чувствах.—?И что же чувствую я?—?Полагаю, Вы немного смущены.Гаврош отвернулся. Прямо напротив него, практически в центре комнаты стоял Анжольрас. Его взгляд был строгим и сосредоточенным, а речь казалась высеченной из камня?— до того верным и подходящим было каждое слово. Гаврош подумал, что во что бы то ни стало должен подружиться с этим серьёзным малым.—?Не мешает знать, чем мы располагаем и на кого можем рассчитывать,?— говорил Анжольрас. —?На позапрошлом собрании я назначил для каждого из вас место, где ещё не угасли наши силы. У нас не больше двух недель на то, чтобы возродить в рабочих, студентах, врачах, юристах и художниках пыл и сделать так, чтобы они сочли своим долгом примкнуть к нам.Когда Анжольрас замолчал, большинство студентов и рабочих энергично закивали или даже стали делиться своими успехами вслух.—?Постойте,?— сказала вдруг Эпонина, когда шум мало-мальски поубавился. —?Вы поговорили со студентами, врачами, юристами, рабочими, даже с масонами… Да Бог знает, с кем ещё! Но не учли ещё кое-что.—?Что же? —?спросил Анжольрас, слегка нахмурив светлые брови.—?Простой народ. Те, кому не посчастливилось овладеть достойной профессией, и они оказались как будто выброшены из этой жизни. Бедные трактирщики, вдовы, сироты, гамены, даже нищие… По отдельности они слабы, но вместе?— ого-го какая сила!Гаврош оживился. Он поглядел на сестру сияющим взглядом, в котором читались благодарность и гордость.—?И что же Вы предлагаете, мадемуазель? —?голос Анжольраса теперь был задумчив, а взгляд?— устремлён на вновь прибывших брата и сестру, удивительно разговорчивых и удивительно похожих.—?Мы с Гаврошем немного пополним ряды вашей армии, месье,?— с лёгкой улыбкой сказала Эпонина. —?Повторим Ваше выступление на площади, только поговорим в другом месте и с другими людьми. Вот увидите: результат Вас удивит!—?О выступлениях на площади говорил ей я,?— вмешался Курфейрак, а затем весело рассмеялся,?— не пугайся, мой друг.Анжольрас почти не обратил внимания на его слова. Он лишь слегка удивился и, серьёзно кивнув Эпонине, проговорил ?попробуйте?.Слова Тенардье, словно поленья, брошенные в затухающий костёр, породили новые и новые дискуссии. В ?Мюзене? вновь царила атмосфера продуктивного беспорядка: в спорах, как сказал бы великий Сократ, рождались всё новые и новые истины. Горели свечи. Прибавлялись точки на старой республиканской карте. ?Общество друзей Азбуки?, юное и бесстрашное, готовилось к главному делу своей короткой жизни: они собирались освободить Францию.