Книга пятая. Battle. Вишуддха. Sol (G). Глава 58 (1/1)

Книга пятая. Battle. Вишуддха. Sol (G)Глава пятьдесят восьмаяI know the light grows darker down below But in your eyes, it's gone before you know This is the moment of just letting go She said: ?If you had life eternal??https://youtu.be/Ll-QIDU1xzkОб учебе Петуньи Вернон узнал, когда дело дошло до экзаменов. Он удивился и спросил, с чем связана эта причуда – податься в студенты в таком возрасте. Ну ладно, допустим, про возраст он намекнул ей не сразу. Допустим, Петунья сама навела его на эту мысль и, когда та была озвучена, закономерно оскорбилась, что отсрочило необходимость объясняться и дало ей значительную фору: как любой среднестатистический мужчина, чувствующий свою вину, Вернон с позиции обвинителя рухнул на позицию ответчика и временно забыл об основной причине размолвки. ?Значит, я старая?? – ?Дорогая, но я не говорил этого!? – ?Да? А как понять твою фразу о том, что мне поздно учиться?? – ?Но ведь так и есть, ты же не выпускница колледжа, которой восемнадцать!? – ?О чем и речь: ты считаешь меня старой и наконец проговорился!?.– Мыам, пыап, фы щево? – обалдело прошамкал Дадли. С непрожеванным пончиком за щекой он походил на страдающего флюсом, и, к счастью, сейчас здесь не было никого из его друзей, иначе со столь глупым выражением лица парень рисковал бы стать посмешищем всего Литтл-Уингинга.Закончилось всё тем, что Петунья, так и не простив муженька, с нервным вызовом скинула домашние сабо – один улетел в дальний конец коридора, где закатился под лестницу – обулась в выходные туфельки, схватила выходную сумочку и, как была, в клетчатом платье с передником, выскочила за дверь. Вернон и Дадли, отодвинув занавеску и тесня друг друга у небольшого окна в прихожей, уставились ей вслед. Туни добежала до перекрестка, но тут до нее дошло, как нелепо она выглядит в этом наряде на улице. Топнув ногой и обозвав себя ?гриффиндурой?, Петунья вернулась переодеться. Толкаясь и переваливаясь, как два моржа на берегу океана в Арктике, Дурсли, старший и младший, пошлепали в кухню. Изображать, будто и не думали отрываться от ланча.– И всё-таки, дорогая, я настаиваю, что ничего дурного в виду не имел! – осторожно высказался Вернон во время ее второго появления в прихожей, но супруга пропустила его замечание мимо ушей, надеясь, что ее маневр не смотрится бегством.Примирение случилось только пару дней спустя и незаметно, как бы само по себе. Однако то, что муж не забыл ее странностей, Петунья поняла лишь накануне своего дня рождения: в конце второй недели июля на Тисовую, 4 без объявления войны нагрянула родня мужа в полном составе – отец, мать и сестра Вернона со своим бульдогом Злыднем. Никто не говорил о причине массового визита, но по внимательным взглядам свекра и золовки Туни догадалась, что Вернон посвятил их в подробности недавней супружеской размолвки. Хуже всего дело обстояло со свекровью.Откровенно говоря, миссис Дурсль-младшая всегда немного опасалась миссис Дурсль-старшей. Всё семейство, кроме свекрови, было понятным в каждом своем движении, как первобытные организмы. А еще, в отличие от своих полнокровных мужа и детей, Кларис Дурсль выглядела загробной тенью. Очень костлявая, высокая и апатичная особа всегда вызывала у Петуньи некоторое раздражение: ей казалось, что свекровь всем своим видом дает понять окружающим, насколько их презирает. Мотивы ее высокомерия были неясны, поскольку ни знатностью рода, ни особыми талантами, ни хотя бы выдающейся внешностью Кларис похвастать не могла. Вот и теперь она стояла над всей этой суетой в гостиной как что-то постороннее (или даже потустороннее), не принимая участия в бурном обсуждении семейных проблем. Когда Марджори осторожно подняла тему Петуньиной учебы, ее подхватили все, кроме свекрови, безразлично созерцавшей в окно аккуратный палисадник, в котором пышно цвели ампельные пеларгонии сорта ?Ангел? – садоводческая гордость Туни. Под благовидным предлогом проверки готовности мяса хозяйка дома сбежала на кухню, но Мардж вызвалась ей помогать и, пока Петунья заглядывала в духовку, заговорщицким шепотом спросила, на каком она месяце.– Что?! – растерялась та.– Ну ведь такие причуды – это ведь не в твоем духе, – Мардж подмигнула. – От меня можешь не скрывать, уж я пойму. Капризы, обиды – всё это для беременной женщины нормально. Бедные современные дамы постоянно стрессуют! Ведь, согласись: всё, всё возложено на наши плечи!Петунья разжала пальцы в огромной прихватке, и дверца духовки хлопнула, закрывшись.– Мардж! Я не беременна. И почему моя учеба привлекла столько внимания? Я всего лишь поступила туда, куда всегда хотела поступить.– Но ведь это странно! – удивилась золовка. – Или ты в самом деле собираешься в интернатуру? А если тебя там заставят выносить судна из-под лежачих больных или…– Ну и что? Я всё время что-нибудь да выношу из-под ходячих здоровых, почему бы мне не делать это с теми, кто ходит только под себя?– Фу, ну что за гадости ты говоришь? – скривилась Марджори, попутно захрустев стянутой с подноса тарталеткой.– Знаешь что?.. Не я это начала, – суховато ответила Петунья и, скользнув взглядом по двери, вздрогнула при виде безмолвной фигуры Кларис, которая замерла в проеме и находилась там неопределенное время – может, только что зашла, а может, сразу следом за Мардж. – Миссис Дурсль? Я могу чем-нибудь вам помочь?Та медленно расплела скрещенные на груди жилистые руки, свесила их плетьми вдоль туловища, поджала губы, покачала головой и выплыла обратно в гостиную. Б-р-р-р… Марджори между тем застряла в банке с маринованными овощами и выкорчевывала толстую кисть из слишком узкого отверстия, кряхтя и причитая: ?Да кто же такое делает?!?.– Брось огурец, иначе не вытащишь.– Не-е-ет уж! – красная от натуги, золовка краем рта отдула прилипшую к потной щеке прядь волос. – Зря я, что ли, столько его ловила? До-ста…а…а-ну!– Ну-ну.На следующий день Петунья проснулась от сладко-удушливого запаха. Подскочив с постели, она вытаращила глаза на три огромных букета лилий в трех напольных вазах, обступивших кровать с ее стороны и объявивших ей сразу шах и мат. Туни и на клумбе-то никогда не любила их, не то что в своей комнате. Мучимая головной болью, женщина машинально похлопала по одеялу рядом с собой, чтобы разбудить мужа и потребовать объяснений, для чего он приволок в спальню эту гадость. Но Вернона уже не оказалось рядом. Зато из-под ее подушки торчал уголок громадной открытки с бульдогом в кружевном капоре. Пес держал в зубах еще один букет таких же ужасных цветов и, если судить по аляповатой подписи, поздравлял Петунью с днем рождения. Что ж, во всяком случае, понятно, что затеял всё это не супруг – у него попросту не хватило бы фантазии на подобную выходку. Первым делом выбросив три букета прямо из окна в кусты заднего двора, Туни устроила сквозняк, проветрила весь этаж и только после этого отправилась в ванную. Назло им всем (хотя никто ничего бы и не понял, но она-то знала!) именинница намазалась остатками тех самых, подаренных ей двадцать лет назад, духов и спустилась в гостиную. По тому, как заблестели глазки у Вернона, когда он потянул носом воздух, она поняла, что кое-каких свойств ароматическое масло всё еще не утратило.Во время праздничного обеда за столом царил один только мистер Дурсль-старший с уровнем остроумия образца 60–70-х и попыткой заигрывать в ?своего парня? с Дадли, используя для этого тинейджерский сленг 40-х. Петунья делала вид, будто всё так и надо, но поперхнулась лимонадом, когда он, подмигнув, спросил внука, водит ли тот уже rumpy-pumpy с ?девчулями?. Вернон и Мардж громко захохотали, сочтя шутку папаши очень веселой, Дадли тоненько захихикал – он всегда так хихикал, когда сильно смущался, – а Кларис протянула супругу вазочку:– Попробуй этот паштет, Пипер. Он великолепен.Погода была отличной, и вскоре семейство перебралось на веранду, с которой очень некстати стало видно застрявшие в кустах букеты Марджори и Вернона. Воспользовавшись моментом, Туни сбегала на задний двор и уничтожила следы утреннего преступления, а когда вернулась, родственнички уже подсели на любимого конька и перемывали кости Гарри Поттеру. Дадли, к его чести, в этот раз совсем не выглядел довольным, слушая гадости про кузена. Кларис непроницаемо молчала, время от времени поднося зажатую в обеих руках чашку с чаем ко рту – так, будто или боялась пролить, или надеялась отгородиться: пальцы были негнущимися, прямыми и узловатыми в суставах. Лучи заходящего солнца, пронзая небольшой садик перед верандой, спотыкались о стволы молодых яблонь, и одна из ветвей отбрасывала тень на пожилую миссис Дурсль и стену дома за ее креслом. Издалека казалось, что позади Кларис грубо намалевана не то виселица, не то искаженный крест, не то огромная коса. Несмотря на июльский зной, Петунья даже поежилась.– Не понимаю, ради чего учить этих недоразвитых? – разглагольствовал мистер Дурсль, пожимая жирными плечами – еще более жирными, чем у Вернона, а ко всему прочему перетянутыми лямками брючных подтяжек. – На все эти забавы идут наши налоги: строительство и обслуживание интернатов, зарплаты специалистам, прокорм умственно отсталых, которые всё равно не усвоят никаких знаний. Они принесли бы куда больше пользы обществу, если бы вместо этого выучились только азам в начальной школе, а потом сразу отправлялись бы работать. Те же ассенизаторы, уборщики, грузчики или, в конце концов, санитары в клиниках нужны постоянно. Но они получают документы о среднем образовании, как нормальные люди. А после этого – дудки! – уже не хотят работать! Болтаются без дела. Вот откуда у нас такая преступность!Вернон покосился на жену. Он уже понял, что подаренная ей на день рождения новая стиральная машина не была оценена по достоинству, хотя Петунья вслух не сказала ничего. Но ведь ей же всегда нравились практичные подарки! Она не нуждалась ни в чем и купить для себя любую вещь могла в любое время, так с чего бы вдруг взяться недовольству? Что-то происходило, и это вносило раздрай в полную стабильности жизнь владельца фирмы по выпуску отличных английских дрелей. В свою очередь Туни даже не собиралась помогать ему подсказками и втайне наслаждалась своим мстительным бунтом. Прежде купить что-то для себя она могла лишь на его средства, с его ведома – и ровно до тех пор, пока находилась в согласии с ?кланом?. На подсознательном уровне Вернон это понимал, а потому забил тревогу, едва уклад был нарушен. Он перестал быть монополистом и законодателем в их семье, свидетельством чему стала их первая, пусть и пустячная, ссора из-за ее учебы: прежде Петунья воодушевленно разделяла все его взгляды – иногда ему не надо было даже высказываться вслух. Перечить друг другу им не доводилось.– Мы вспомнили о твоем племяннике, когда о нем спросил папа, – объяснила Мардж. – А что, он больше не сидит у вас на шее? Помню, в прошлом году его тоже не отпустили из спецшколы…– Да, – промямлила Петунья, выдумывая на ходу: – Директор написал, что Гарри с приятелями расколотили какую-то ценную школьную вещь. Поинтересовался, не желаем ли мы как его опекуны возместить ущерб. Само собой, платить из своего кармана за этого мальчишку…– Еще чего не хватало! – ввинтился мистер Дурсль-старший.– Я так и сказала. И Гарри с другими хулиганами оставили в школе на летние исправительные работы.– Так ему! – поросячьи глазки свекра победно засверкали. – Надо признать, что какая-никакая польза от этих заведений всё-таки есть.Петунья притворно вздохнула:– Может быть, за лето они накопят достаточное количество денег, чтобы оплатить свои выходки.– Возмутительно! – вырвалось у Мардж. – Малолетние рецидивисты!Дадли странно посмотрел на мать, покачал головой и ничего не сказал. Боже мой, да он уже совсем взрослый! Петунья поняла, что краснеет. В начале июня директор действительно прислал ей письмо, в котором говорилось, что Гарри проведет каникулы в школе под защитой этих, как их?.. люциферов… то есть, прометеев… а, нет, точно: авроров. Вдаваться в объяснения он не стал, да и в самом деле, кто она такая? Ничтожная магла. Вот еще – было бы перед кем расшаркиваться! Не стать ей трепетною ланью, господин директор, не в коня корм. Но ведь Дадли не может не понимать, что отвечать родне иначе нельзя: посторонние не должны знать о существовании магического мира. Петунья вздрогнула, поймав такой же взгляд со стороны безмолвной Кларис. Не будь свекровь настолько худой, Туни должна была бы признать, что Дадли удался в бабушку и что не настолько уж та дурна собой – по крайней мере, была в молодости.Когда с наступлением сумерек все засобирались в дом, Петунья задержалась на веранде и снова была неприятно поражена, когда заметила, что Кларис никуда не уходит и, кажется, хочет помочь ей в наведении порядка.– Давай прогуляемся, Петунья, – вдруг сказала она, поднимаясь из-за стола. – Покажешь мне свой цветник?Начинается. Теперь ее будет окучивать эта старая мымра…?Мымра? скинула с плеч свою необъятную шаль с широкой сеткой и обернула ею невестку. Темное платье на ней самой висело, как на огородном пугале. Когда они отошли подальше от дома и Туни уже приготовилась к ботанической инспекции или – на выбор – к пространной нотации, Кларис внезапно заговорила первой:– Ты могла бы предположить, кем я хотела стать после школы? – после отрицательного жеста Петуньи она усмехнулась с легким оттенком горечи. – Я хотела пойти в актрисы… Понимаю: сейчас, глядя на меня, в это трудно поверить, но когда-то я была… очень, знаешь ли, ничего… И фигура была, и лицо. И, между прочим, имелся талант. Может быть, у меня бы что-то и сложилось…– Вас не приняли? – из вежливости полюбопытствовала Туни.– До этого даже не дошло. Родственники наседали со всех сторон, так что через некоторое время у них получилось убедить меня в непристойности этой профессии… А потом в моей жизни появился Пипер. Он как-то скоротечно позвал меня под венец, все были только рады, я снова сдалась, и наш брак состоялся.– Вы не любили его?Кларис задумчиво подняла впалые глаза к небу:– Знаешь, я часто думаю об этом. И мне кажется, со временем я перестала по-настоящему любить кого бы то ни было. И что бы то ни было. Я перестала чувствовать вкус, перестала различать запахи, все цвета для меня как будто выгорели или закоптились. Я перестала слышать музыку – будто отрубило. Зато я умела притворяться так, что верила сама себе: я ведь была хорошей актрисой, когда репетировала свои ?роли? перед зеркалом. А потом… Потом всегда приходит расплата за игру в жизнь. Ресурс вырабатывается, глаза открываются – и ты остаешься один на один с собой. Когда больше уже не можешь прятать от себя правду. Да, Петунья, однажды это случается. С тобой ведь… тоже случилось, верно?Туни еле сдержалась, чтобы не прикусить губу. Неужели она так легко прочитывается?– Не пойми меня неправильно, я не жалуюсь и не жду твоего сочувствия. Мне это уже не поможет. И я прекрасно понимаю, что сама выстроила свою жизнь такой, какой теперь живу. Никто в этом не виноват. Честно говоря, я вообще не строила ее, а просто плыла по течению. Время не прощает слабых, время не дает права всё переиграть набело. Это так. По закону нашего мира, если не ешь ты, то едят тебя. Однажды я это поняла… когда мне было столько, сколько тебе. Многие называют это кризисом среднего возраста…Петунья уже терялась от этой беседы, поначалу ожидая от свекрови чего угодно, только не подобных откровений.– ?Si diable n’existait pas, il faudrait l’inventer?... – медленно проговорила она: когда-то, лет в семнадцать, Лили зачитывалась вольнодумными сочинениями француза Вольтера в подлиннике, и эта фраза была дерзким перевертышем его известного афоризма.– Прошу прощения?.. – замешкалась Кларис, внимательно вглядываясь в нее, как будто тоже открывала в невестке новые черты.– ?Если бы дьявола не существовало, его следовало бы выдумать?. Не обращайте внимания, это я так… Наверно, нам проще обвинять кого-то – других или себя – чем взять и что-нибудь поменять. Вот вы… Вы поняли, что плывете по течению – и что сделали, когда поняли?Пожилая леди снова улыбнулась иссохшими губами и развела руки-плети, показывая себя ?во всей красе?:– Как видишь, ничего. Продолжаю плыть, – в тоне ее добавилось сарказма. – Зато нет риска утонуть: что плывет по течению, то никогда не тонет. Никаких проблем, никакого риска. Живи да радуйся, кажись позитивной и улыбайся окружающим. Этому ведь учат ваши мудрые гуру, не так ли? Ты же читаешь всю эту чушь в глянцевых журналах для ?настоящих женщин??– Честно говоря, давно уже нет. Некогда.Кларис вдруг засмеялась – легко, непринужденно, звонким смехом юной девушки. Потом она похлопала невестку по руке:– Пойдем в дом. А то становится зябко, и ночью у меня будут ныть суставы.Семеня вслед за нею по садовой дорожке, Петунья вдруг с острым отчаянием подумала, что ни в коем случае не хочет стать похожей на Кларис Дурсль. И, когда на исходе уикенда родственники разъехались по домам, она сказала Вернону, что решила пожить отдельно от него. Это стоило сказать уже ради того, чтобы посмотреть, как всеми оттенками эмоций играет его физиономия. Потом он решил, что жена, как и любой прибор вроде его любимых электродрелей, иногда может выйти из строя, поэтому стоит поискать причину неполадки внутри системы, именуемой женским мозгом. Вернон сделал глупость: полез разбираться до того, как прибор был обесточен, в результате чего жестоко поплатился. Петунья подобрала заранее приготовленные чемоданы, и они с Дадли направились к вызванному ею такси. Растерянный Дурсль спохватился только тогда, когда шофер уже начал укладывать чемоданы в багажник. Вернон догнал их и сказал, что остаться в доме должна она, а уедет, раз уж ей так хочется, он. Петунья попыталась поспорить, потому что уже настроилась на переезд в небольшую квартирку, которую сняла для себя и сына совсем недалеко от места учебы, но Дадли, которому совсем не хотелось в разгар каникул расставаться с приятелями, легонько толкнул ее локтем в бок. Оплатив неустойку таксисту, Вернон молча собрал свои вещи, сел в свой автомобиль и укатил в неизвестном направлении.– Ну вы даете! – проронил Дадли, наблюдая в окно, как скрылась за поворотом отцовская машина.* * *Джоффри шагнул в Выручай-комнату и буквально услышал звон осколков собственных надежд на то, что Нимфадору попустило. Ухватив Северуса за рукав сюртука, девушка безутешно рыдала, то и дело стукаясь лбом о его плечо, и бессвязно лопотала что-то о ?дядюшке? и своей вине. Закрывшийся окклюментными створками Снейп, который не умел утешать в принципе – но Макмиллан знал, что внутри он рвет и мечет от бессилия, – монотонно повторял, что Тонкс ничего не смогла бы изменить, а если уж что-то втемяшилось в голову ныне покойного Грюма, то остановить его не смог бы даже Мерлин и вся магическая рать при дворе короля Артура.– Я… я… я… должна-а-а-а-а… бы-была-ах! Могла уд-уда-а-арить… мог…могла обез-дви-и-и…жить… Должна-а-а была, по… по…о-о-понимаешь?..– Не должна и не могла, Тонкс, – вмешался Джоффри, и двери за его спиной сомкнулись с тихим лязгом.Мрачное, бледное, угловатое, в пыльных разводах теней лицо Северуса повернулось к вошедшему. Снейп с трудом отцепил от себя Тонкс и усадил ее в кресло. Макмиллан только сейчас заметил, что Выручайка в точности сымитировала убранство пуффендуйской гостиной. Зельевар подошел вплотную к Джоффу и пробормотал вполголоса:– Пусть меня импы задерут, чем еще раз увидеть это, – он мотнул грязными патлами в сторону обессилевшей девчонки. – Побудь с ней, Друид, мне надо в лазарет.– Хей, а может, тебе туда пока не стоит? – тоже тихо спросил Макмиллан. – Там сейчас… – он даже не смог подобрать нужного определения, только закатил глаза и потряс головой. – Дед сказал, что тебе лучше не…При упоминании директора Снейп мгновенно вызверился. Он цветисто матернулся в адрес Дамблдора, пожелав тому долгого и продуктивного секса с легионом голодных огров, после чего даже Нимфадора на несколько секунд прервала всхлипы и притихла.– Может быть, это последний раз, когда он захочет со мной разговаривать… – завершил свою речь чертов слизеринский маньяк.У Джоффа так и зачесался кулак двинуть ему в морду, но усилием воли аврор сдержался. Парой-тройкой гекзаметрических строф, по смыслу сводившихся к требованию прекратить ересь, он успешно заменил то, что рвалось с языка. Впрочем, в больничном крыле сейчас такой аншлаг, что одним профессором больше, одним меньше – роли не играет, и никаких подозрений, с чего это вдруг слизеринский декан настолько озаботился судьбой мальчика-который-выжил, ни у кого не возникнет. В случае чего там есть Флитвик. Престарелый умник найдется, как отвести глаза слишком наблюдательным коллегам, если вдруг папаша с сыном потеряют над собой контроль.– Капни ей потом этого, чтобы уснула, – Снейп незаметно передал Макмиллану пузырек с умиротворяющим бальзамом. – Только пусть выплачется до конца...– Ты это меня учишь? – изумился тот, указывая себе в грудь большим пальцем. – Постой. Пойдешь – загляни по пути в зеркало. Ну и в умывальню, – аврор посмотрел на опухшее и мокрое лицо Нимфадоры: а этой, пожалуй, не поможет уже ни зеркало, ни примочки изо льда… Боевое крещение. Оно такое.Северусу было уже не до них, и, махнув рукой, зельевар оставил Джоффа и Тонкс тет-а-тет.* * *Приведя себя в относительный порядок, Снейп спустился на этаж владений мадам Помфри. По пути ему то и дело встречались какие-то люди – может быть, даже знакомые, но он не пытался истязать свой мозг узнаванием, кто есть кто. А еще Северус не имел ни малейшего представления, под каким предлогом он сейчас выставит из палаты всех лишних, чтобы поговорить с Гэбриелом: его сознание было наглухо задраено от проникновения снаружи и изнутри, мысли замерли, как вмурованные в янтарь доисторические насекомые, а тело перемещалось по отработанной за последние четыре года траектории. Во всяком случае, четвертое лето подряд – это уже не просто традиция, это фактически условный рефлекс…Кто-то о чем-то спросил, кому-то он ответил, не задумываясь, и понесся дальше, скользя по коридору, как готовый к бою черный скорпион с занесенным над головой жалом.– Знал, что ты всё-таки придешь, – Дед поджидал его на повороте к больничному крылу, возле мраморной статуи Асклепия со змеей в чаше. – Он уже раз десять спросил меня о тебе. Иди. Я распустил всех, даже Поппи отослал в Мунго…Что-то промычав под нос, Северус слегка кивнул и тут же забыл о Дамблдоре и своем недавнем желании накормить его Непростительными досыта, до отвала.Только возле кровати Гэбриела он выключил свою защиту, и мир обрушился на него с удесятеренной яростью, в клочья раздирая все нервные окончания. Проклятую Лестрейнджем руку дергало, другая, меченая, ныла, голова и хребет вторили им, взрываясь нестерпимой болью. Мальчишка смотрел на него совершенно загнанными глазами, и это заставило Снейпа ускорить свое возвращение в мир живых.– Зачем ты это сделал? – хрипло и бессильно проронил Гэбриел; зельевар заключил их обоих в звуконепроницаемый и отводящий внимание кокон. – Зачем ты отдал дневник этому монстру?Колдомедики постарались восстановить мальчика, по крайней мере, излечив те его телесные травмы, которые можно было излечить быстро. Отмыли от крови, заговорили синяки и гематомы, свели ссадины, вправили вывихи. Несчастная же изувеченная нога снова была обмотана бинтами и зафиксирована в подвешенном виде: последствия таких ранений не исцеляются годами – если вообще исцеляются... Говорить о душевном состоянии не приходилось и подавно. Северусу страшно было даже представить, что творится сейчас в мыслях юного человечка, которому выпало несчастье родиться у такого паршивого папаши, как он. Всё так, всё так: не Снейп бросился в Лабиринт, это сделал Грюм, безумный и отважный Грюм. Грюма побаивались, над Грюмом тайком подхихикивали, но Грюм готов был лечь костьми – и лег! – за каждого вверенного ему ученика. Зато идиот-Снейп собственноручно скрепил кровью тот адский договор с директором, и списывать на отчаяние и безвыходную ситуацию было поздно: он не понимал, на что идет, когда ему было двадцать, но уже прекрасно осознавал последствия спустя четырнадцать лет – оно аукнулось, и ему припомнили должок. А теперь всё это нужно каким-то образом объяснить сыну. Не для того, чтобы тот понял и простил. Как такое можно простить? Но потому, что Гэбриел должен понимать причины происходящего – хотя бы в меру того, что ему позволительно знать. Он уже достаточно крепок в окклюменции, да и сама расстановка сил теперь такова, что если у противника появится шанс заполучить мальчишку для ментального считывания, то всё будет кончено уже на этом этапе, и никакой ?ничьей? здесь не будет.Взмахом палочки Северус подозвал к себе стул и тяжело опустился на сидение. Опухшие от слез зеленые глаза впились в него взглядом. Но что это? Впились не со злостью, а с мольбой, как будто зельевар в состоянии что-то изменить. Точно так же сейчас в Выручай-комнате висела на больной руке Снейпа безутешная Нимфадора Тонкс. И точно так же, как девчонку, Снейпу нечем обнадежить и собственного сына. Глазами которого смотрела Лили, где бы она сейчас ни находилась – на небесах или в небытии. Это ей – в первую очередь ей, а не Гэбриелу – он обязан дать отчет.– В ближайшее время ты услышишь обо мне много всякого, – заговорил Северус, глядя на криво стоящую у стены ширму. – Всё, что ты услышишь, – всё, до единого слова – будет только дурного свойства. И ты должен по крайней мере смириться с этим, а в лучшем случае – поддерживать кривотолки. Подожди, не перебивай. Моя плохая репутация будет хоть какой-то гарантией того, что я смогу довести дело до конца. Я отдал дневник Тому Реддлу с единственной целью: Дамблдор счел меня лучшей кандидатурой для шпионажа в рядах сторонников Темного Лорда, и мне, чтобы реабилитироваться в глазах Неназываемого, нужно было оказать ему какую-то поистине великую услугу. Дневник не являлся филактерией, или крестражем. Но он тоже представляет собой своего рода слепок его личности, самое главное ее составляющее – память, которую утрачивает каждый прошедший через смерть. Чтобы не стать зомби-инферналом с полным набором ДНК оригинала, но опустошенным самосознанием, ему требовалось восстановить исчерпывающую информацию о себе, и я предоставил ему его мемуары.– Но ты тем самым… ты же воскресил его! – ужаснулся Гэбриел.– Воскресил его не я. И если бы это не сделал Крауч, младший Крауч, то это сделали бы Лестрейнджи или кто-то еще… И заняли ключевые позиции при невменяемом повелителе. Неизвестно, что было бы хуже: восставший лич с изувеченным смертью сознанием непредсказуем. Одним этим ходом мне удалось втереться к нему в доверие больше, чем когда бы то ни было прежде, до его смерти. Он так расщедрился, что даже отдал мне использованные записи обратно. Такие шутки в его духе: он уверен, что я не осилю парселтанг, а потому и столь роскошный подарок с плеча господина будет мной не востребован.– Значит, ты знал, что они сделали портал из Кубка? – прошептал парень.Снейп чуть не вздрогнул: он ждал этого вопроса. Тысячу раз осыпав себя проклятиями, он медленно, словно идя по раскачивающемуся канату, ответил:– Н-нет. Я… знал… что они… где-то… готовят ритуал… Ритуал воскрешения Темного Лорда… Но о тебе… речи не шло. И Грюма они там… тоже совсем не ждали…Упоминание Шизоглаза подействовало на Гарри, как зажженная спичка на сухой порох.– Его убили сразу. Сразу, только нас туда забросило! – мальчик снова был на грани рыданий, и Северус зажмурился, чтобы хоть несколько секунд не видеть этого. – Убил его Петтигрю, а та женщина, кузина Сириуса, хохотала и глумилась… Она… она кричала, что крыса прихлопнула Крысобоя… Значит, это точно сделал Петтигрю…Кажется, пора спросить, что было дальше. Зельевар ведь еще не слышал этого рассказа из первых уст – будет проще, если услышит и узнает подробности. Немного отвлекшись от смерти Шизоглаза, Гэбриел сбивчиво рассказал о том, свидетелем чего стал на кладбище.– У них были такие жуткие одежды и эти… колпаки. Высокие колпаки, как у куклуксклановцев…– Ку-клукс-клан тут ни при чем, большинство из них даже не знают о нем. Это карочас – позорные колпаки еретиков, в которых их сжигали на кострах в Средневековье. Пожиратели надели это из идеологических соображений: чтобы всегда помнить о том, что делали маглы с нашими предками. Еще на их наплечниках вышиты сами приговоренные, когда они корчатся в огне, окруженные пляшущими бесами. Тоже, как понимаешь, якобы для того, чтобы не забыть свои застарелые обиды на подлое племя…Гэбриел посмотрел на него так, будто прикидывал, как он выглядит в таком же карочасе, наплечнике и маске. Северус помял пальцами переносицу. Дьявол кроется в деталях. Самое абсурдное – в том, что он сейчас сидит здесь, перед своим сыном, и рассказывает всё это ему, будто так и надо…– Потом появился Тот-кого-нельзя-называть. Один из Пожирателей убил Крауча, который был с ним. Том Реддл называл этого Пожирателя Веселым Роджером.– Родерикус Лестрейндж. Самый опасный темный маг после Неназываемого. Учился на курс старше Реддла. Кстати, в Когтевране.– Как?!– Так. Не все Пожиратели, как видишь, были слизеринцами. Хотя справедливости ради надо сказать, что оба сына Лестрейнджа поступили в Слизерин. Они окончили школу еще до моего поступления в Хогвартс. А потом пошли по стопам своего почтенного родителя…– Они всё равно не сравнятся с Реддлом. Ни один из них. Я видел его и теперь понимаю, почему его все так боялись и боятся… У него нет ничего святого, вообще ничего. Он… он поднял из гроба останки собственного отца…?А я – собственной матери?, – мелькнуло в голове, и Снейп теснее сжал челюсти. Гэбриел, наверное, запамятовал, что полвека назад Реддл сам же и загнал туда своего папашу …– Потом Неназываемый подошел к этому Роджеру и сказал о какой-то страшной процедуре, которую Крауч учинил над собой… М-м-м… Obsession…obsession…– Obsession de falsa spiritus – одержимость чужой сущностью. Это когда дух одного колдуна переселяется в тело другого и захватывает над ним контроль. Если второй колдун слабее, он проигрывает поединок, и его сознание изгоняется из собственной плоти, а первый остается в его теле до самой смерти. Процесс одержимости первые дни сопровождается сильной тошнотой и рвотой, иногда удушьем с отеком Квинке, потому что организм пытается отторгнуть чужеродное присутствие… Грюм видел его в тот самый день, когда это произошло, и я удивляюсь, как он со своим опытом и параноидальной подозрительностью не вычислил это по характерным симптомам. Бэгмен тоже присутствовал там, но с него спроса мало. Сын Барти Крауча избежал Азкабана, потому что отец тайно вытащил его из… скажем так: из тюрьмы… Он оставался под домашним арестом, под присмотром их домовика. Но в тот день Барти-младшему каким-то образом удалось перехватить контроль над эльфийкой и заставить ее срочно вызвать отца домой. Тогда-то он и напал на ни о чем таком не подозревавшего Бартемиуса, а потом вернулся в Министерство уже в его теле. С тех пор все общались с Краучем-младшим, считая его старшим. А он тем временем подбирался к Дамблдору, чтобы заполучить палочку Темного Лорда и сделать подношение Повелителю. Его ошибкой было то, что он связался со мной и не связался при этом с Хвостом и Роджером. В итоге Лестрейндж по незнанию принял его за старшего Крауча и, не разбираясь, убил… судя по твоему рассказу, в момент появления вместе с Реддлом на кладбище.– А где же тогда сейчас мистер Крауч?.. Я говорю о настоящем… то есть, об отце…Снейп пожал плечами. Спроси что полегче, парень. Такие вещи каждый из нас проверяет эмпирически, но только один – первый и последний – раз. И больше уже ни с кем не может поделиться своим знанием…– И еще! – озарившись воспоминанием, Гэбриел даже слегка подскочил на подушке. – Неназываемый спросил Беллатрикс Блэк, где отец Драко! Мистер Малфой – тоже Пожиратель!Он подергал за рукав нахмурившегося отца. Северус вздохнул. Спрашивать о том, в кого у парня такая цепкая память, не приходилось. Это, может быть, Драко или его дружки-дуболомы, вися вот так же на кресте, с перепугу пропустили бы мимо ушей всё на свете. Но только не этот оголтелый когтевранец…– Ты своими глазами видел Люциуса?– Н-нет… Но…– Ты слышал его голос?– Но они же говорили о нем! О том, что он не смог прибыть лишь потому, что за Малфой-мэнором следят мракоборцы! Иначе он тоже был бы в их рядах.– Но его там не было, не так ли?– Да. Не было, – мальчишка угас, отстранился и медленно улегся обратно на подушку. – И всё же…– И всё же тебе стоит привыкать оперировать фактами. Не просто очевидными вещами, а фактами, сердцевиной истины. Все они прекрасно знали, что ты слышишь их разговор, правильно? Почему бы им не играть на публику в твоем лице?– Может быть, потому, что они не собирались меня отпускать? – побив все рекорды Принцевского сарказма, переспросил Гэбриел. Вот маленький гаденыш! Как бы это ни было неуместно в создавшихся обстоятельствах, Северусу захотелось засмеяться, и сдержался он с трудом.– Откуда ты знаешь, что они собирались сделать, а что нет? Ты висел там на этой хреновине и смотрел спектакль, который тебе показывали. Может, за это время тебе три раза подправили память или начисто исказили ту картину, которую ты видел на самом деле? – Мне нельзя подправить память, ты же сам знаешь это. Ты сам проверял мою устойчивость к Обливиэйт!– Помимо Обливиэйт есть еще масса способов изуродовать человеческое сознание. Маг, устойчивый к Забвению, беспомощен, например, перед чарами той же Дислексии, и это только пример навскидку. Черт тебя дери, Гэбриел, ты можешь понять, что там собрались сильнейшие темные маги этой страны и ждать от них соблюдения моральных принципов или нравственной щепетильности так же глупо, как от потомственных нищих – умения пользоваться столовыми приборами?– Ну, ты же можешь извлекать правильную информацию. Так извлеки, восстанови и посмотри сам! – возразил парень, упорно держась за свои показания. – Или, по крайней мере, даже если ее не восстановить, ты всё равно ведь сможешь увидеть, вскрывали мои воспоминания или нет? По крайней мере, директор во мне не усомнился!– Ты рассказывал ему то же самое?– Нет, не всё. Здесь была толпа, они все галдели, это сбивало. Про мистера Малфоя я как раз и забыл.– И хорошо. Не компрометируй пока отца своего сокурсника. Поверь мне, так будет лучше для всех нас, – дождавшись, когда колебавшийся в сомнениях сын кивнет, Снейп продолжал: – Как выглядел Реддл, Гэбриел?Мальчишка помрачнел. Говорить об этом монстре ему было крайне противно. Он уже почти не испытывал ужаса, это было именно отвращение на грани… на грани с восхищением. В свои почти пятнадцать он уже научился, наблюдая, определять мощь других волшебников, но не собирался падать ниц при виде сильнейшего. Скорее кинулся бы фиксировать на бумаге его параметры и проводить вычисления, петляя между Авадами. Когтевран, Северус, это Когтевран, а ты чего хотел? Снейп вообще-то хотел бы скрыть даже от себя, что в некотором роде чувствует извращенную гордость за пацана, но слова из песни не выкинешь: он ее чувствовал.– Он очень походил на себя из дневника, только старше, злобнее и худее. От него исходила необычайно сильная магия, она окружала его аурой, я никогда не встречал таких могущественных волшебников… А еще за его спиной, если ты смотришь не прямо, а видишь только боковым зрением, всё время двигалась какая-то ужасная тень. Я даже не знаю, что это такое…– Какой она была?– Будто бы смеркут, но с выдвижными длинными щупальцами… я не знаю, насколько длинными. Очень длинными. Они всё время шарили вокруг, предупреждая его о малейшей опасности. Без одобрения этой твари он не ступал и шагу, поэтому ничто не могло бы нанести ему вреда…– Понятно. Это Luminous Darkness. Придуманное им самим и очень им любимое заклинание.– Некромантское?– Да, безусловно. Рядовому волшебнику будет не под силу всё время поддерживать Светящуюся Тьму в активном состоянии. Она часть самого Реддла, его астральная проекция. Эта дрянь – разведчик. Она на расстоянии может распознавать яды, вкус еще не испробованной пищи, температуру отдаленных предметов, может видеть невидимое, ловушки… Идеальная защита. Кроме того, Темный Лорд – бесконечно сильный легилимент, против него не выстоит никто.– Даже ты?– Боюсь, что в определенных обстоятельствах – и я тоже…Глаза Гэбриела наполнились ужасом:– Но ведь тогда… он однажды проникнет в твою голову, узнает, что ты шпион, и убьет тебя!– Если у него будут веские причины лезть туда и копаться. И я тебе доложу, что никакой легилимент не станет связываться с сильным окклюментом просто так. Как ты уже знаешь, это обоюдно малоприятный процесс даже на минималках, а на высшем уровне может прилететь такой отдачей, что повредить мозг в этом случае – пара пустяков. Именно поэтому мне и надо сделать так, чтобы у Лорда не появилось веских причин проверять меня. И чтобы он довольствовался только тем, что я ему подсуну на поверхностном уровне считывания. Но речь сейчас не обо мне. Как тебе удалось вырваться?– Когда я там висел… я думал, как сбежать, и догадался, что если выход там же, где вход, то обратным порталом может стать всё тот же Кубок. Я помню, однажды вы с крестным говорили о порталах и аппарации – чтобы не расщепило, надо точно знать маршрут, откуда и куда перемещаться. А я не знал и не знаю, что это было за место...– Литтл-Хэнглтон, – тихо сказал Снейп. – Место, откуда всё началось…– Это всё из-за меня, да? Тебе и другим приходится жертвовать всем из-за меня?Только не это. Северус рассчитывал услышать поток обвинений в свой адрес, готовился к недоверию и отпору. Но того, что мальчик обернет всё это против себя, он не ожидал.– Твоя роль здесь второстепенна, – балансируя при помощи окклюменции на границе отчаяния и бесстрастия, ровным голосом ответил зельевар, снова уставившись на кривую ширму у стены: так ему было легче восстанавливать свои щиты, не впадая в паническую агонию – он чуял, что такой итог сегодняшнего вечера уже не за горами, песочные часы его сил роняли последние песчинки, а смотреть в глаза сына и врать ему при каждом слове было невыносимо. – Они держат тебя за разменную монету в своих подковерных играх. Когда ты был маленьким, у них были все шансы отнять тебя и обратить на свою сторону, чтобы потом поставить во главе Визенгамота и твоими руками вершить свою политику. Сейчас, по мнению Лорда, моя задача – идеологически обработать тебя и перетянуть на его сторону. Нет, успокойся, он не знает, кем мы с тобой приходимся друг другу. Никто из них не знает и упаси Мерлин, чтобы узнали.– Кроме Петтигрю. Он-то знает.– Да. Но Крысе невыгодно открывать это другим, у него слишком много конкурентов. Он пытается вести свою игру, чертов идиот.– Наверное, Том Реддл заподозрил это – он пытал Петтигрю и подверг легилименции.– И?..– По-моему, Питеру удалось провести Того-кого-нельзя-называть.Снейп дернул бровями и с трудом сдержал непрошеную улыбку:– Вот как? Силен Хвост. Но как по мне, так Темный Лорд просто не рассматривает его в качестве серьезного врага. А зря. Врагов не следует недооценивать, даже если за спиной тебя страхует Luminous Darkness. Думаю, при случае я намекну ему, на что способен мой старый гриффиндорский дружочек.– Почему Питер помнит то, что забыли все? Он что, такой же, как я – с резистентностью к магии Забвения?– Нет, он помнит это по другой причине: в то время, когда произошел переворот, Хвост был в своей анимагической форме, а сознание зверей неподвластно таким заклинаниям.– Значит, это мог бы помнить и Люпин?– Да, если бы это был день полнолуния, а он бы уже перекинулся, – заметив, что Гэбриел достаточно отвлекся от самобичевательных мыслей, Северус вернул его в русло основного разговора: – Но дорасскажи мне, как ты нашел выход?– Мне помогла случайность. Сначала Реддл хотел посмотреть, чему я научился у тебя. Он так и сказал, а потом все начали гонять меня по кладбищу, и он только наблюдал. Но когда он вмешался, случилось странное: пыточное заклятие не сработало. Как если бы у него в руках была моя палочка, направленная против меня…– Хм… – Снейп покачал головой. – Это вряд ли так. Если бы у него в руках была твоя палочка, с Лордом произошло бы то же самое, что с Квирреллом – его Круцио срикошетил бы в него самого.– Тогда я не знаю, как это объяснить.– Что интересно, я тоже. Это какая-то загадка, но в чем там дело, надо узнать обязательно. Разгадка может стать нашим козырем. Я поговорю с Альбусом, ведь раньше эта палочка принадлежала ему. Думаю, он и этим летом оставит тебя в школе, – (Да куда он денется, старый хрыч, после всего, что тут наворотил?). – На каникулах я плотно займусь дневником Реддла. Хоть он и отдал мне его в качестве сувенира, сдается мне, при правильном подходе там можно будет найти полезные нам вещи. А ты, Гэбриел, – зельевар нерешительно протянул руку и коснулся щеки сына тыльной стороной ладони, – ты пообещаешь мне… нет, ты, черт возьми, поклянешься, что больше не станешь лезь на рожон! Никаких больше выходок, похожих на нынешнюю, с этим бл… с этим Треклятым Турниром. Пожалуйста.Парень потянулся к нему, насколько позволяла жестко зафиксированная нога. Северус опустился на колени возле кровати и обнял его, прижимая разлохмаченной головой к своей груди и мысленно благодаря Друида за своевременное напоминание: сам он, наверное, и не вспомнил о том, что надо бы почиститься перед приходом сюда. Трупы в мортуриуме пепельников разной степени свежести, а Снейп с аврорами был в числе небольшого сопровождения, кто доставлял туда тело Аластора Грюма и вместе с Прозерпиной устанавливал точную причину смерти. Вонь мертвечины как напоминание о недавно случившемся для психики мальчишки была бы только лишней травмой.– Если бы я знал, чем это кончится, пап… – еле слышно пробормотал Гэбриел ему в сюртук.Напряженный, явно сдерживающий новый приступ рыданий, он охватил отца поперек ребер и сомкнул кисти у него за спиной, на горящем от электрических разрядов боли позвоночнике. Северус с удивлением обнаружил, что именно в том месте ему стало значительно легче, как случалось в прежние времена, когда его раны лечила Лили. – Как же я хочу сейчас всё вернуть обратно, пап… Если бы меня не было в участниках, все остались бы живы, ведь Пожирателям нужен был именно я…– Так ты обещаешь?Не поднимая головы, Гэбриел часто закивал и крепче обвил его руками. Боль в хребте отступила еще, словно шарахнувшись от прикосновений. Мальчик когда-нибудь станет очень, очень сильным целителем. Станет! Пусть весь мир перевернется вверх тормашками, но Гэбриел переживет всё это, и у него, у всех его ровесников и тех, кто младше, появится будущее – не то, что у пропащего поколения 60-70-х…* * *В учительской собралась толпа. Мало того, что там в унисон всегда щелкали многочисленные часы, так теперь им вторили перепуганные гомонящие преподаватели. На вошедшего Северуса, как он того и хотел, не обратили внимания, и он остался стоять у двери, подпирая плечом косяк и слушая речь Дамблдора. Судя по всему, тема возрождения Реддла была уже основательно пережевана и проглочена, поэтому директор сейчас отвечал на организационные и прочие вопросы коллег. Как Снейп и предполагал, Дед решил завтра же распустить всех студентов по домам (?И снова без экзаменов!? – мелькнувшая мысль была озвучена въедливым голоском невыносимой всезнайки, подружки Гэбриела). Да, такими темпами школа Хогвартс скоро побьет все рекорды по чрезвычайным ситуациям и уровню отупения учащихся…– А что с гостями? – уточнил Флитвик, копаясь в журнале когтевранцев-семикурсников. – Наше присутствие еще понадобится?– Нет, Филиус, ты можешь ехать. Если будет необходимость, я тебя вызову, но, скорее всего, это не понадобится.Прекратив перешептываться с Хуч, Стебль вскочила с места:– Признаться, Альбус, я ничего не поняла с этими так называемыми ?гостями?. Этого Крама ждет какое-то разбирательство? Родители девочки были очень разгневаны, я сама слышала, как они кричали на его отца и грозились судом…– Это уже вне моей компетенции, Помона, – даже не моргнув, отозвался Дамблдор, а потом спокойно прихлебнул из своей чашки, в которую молча сидевшая рядом Минерва то и дело подливала чая с мелиссой. – У них есть свои директора, им и утрясать этот вопрос…– А вот я не поняла, что произошло с Виктором и Флер, – вмешалась и Хуч. – Из-за чего они вдруг сцепились? Поттер говорил о кольце орисницы, которое Крам не выкинул в реку в конце первого испытания, и кентавр тоже сказал, что Виктор не справился со своей Тенью. Как это вообще связано – первое испытание аж когда было! Он что, всё это время прятал где-то это кольцо? И как он мог его прятать, если оно – просто игра его воображения?Директор сокрушенно покивал, поправляя очки-половинки на кончике носа:– В том-то всё и дело, что это для нас того кольца и той истории не существовало. Для Виктора и его теневого двойника оно было реальным. В своем воображении он выкинул в Рейн что-то другое, а настоящее кольцо утаил. И оно начало влиять на него. Не орисница, Тень. Это была лазейка, с помощью которой темный двойник нашел выход из подсознания, вскрыл сознание юноши, как амбарный замок, и медленно, но верно завладел его личностью. Многие поговаривали, что Крам ходил как будто сам не свой, но многие же и решили, что это из-за какой-то неудачи на сердечном фронте. Он слишком скрытен, и даже Игорь до последнего не сумел его раскусить…– Ага, ты уже здесь, – шепнула возле Снейпа открывшаяся и вновь закрывшаяся дверь голосом Макмиллана.– Научись уже ходить сквозь стены, – насмешливо парировал зельевар, косясь на Джоффри, снявшего заклинание инвиза. – Не то палишься.– Если после смерти стану призраком – научусь, – сказал аврор, а затем спешно поплевал через левое плечо.– Альбус, ты ведь ездил с нашими ребятами на прошлый Турнир в Дурмстранг, – вдруг вспомнил Флитвик, откладывая в сторону залистанный до дыр журнал. – В сорок четвертом – сорок пятом. Не напомнишь, там было что-то похожее?– Суть этих состязаний всегда примерно одна и та же, – развел руками Дамблдор. – Вытряхнуть из участника всё, на что он способен, искусственно создав при этом опасную ситуацию. Задания логически продолжают одно другое и усложняются к финалу до предела. Финал всегда завязан на психологию чемпионов Турнира. Стресс заставляет волшебника мобилизовать все силы и продемонстрировать свой диапазон, магия только подстраивается под всю троицу и равняется на сильнейшего…Снейп прищурился. Интересно, скажет Дед или не скажет самое главное?– Тогда и погибла участница из Дурмстранга?– Да. В последней части ее темный двойник притянул дракона, и она не смогла с ним справиться. Ни с двойником, ни с драконом. Это происходило в пещерах. Аналог Лабиринта, где царю Миносу приходилось надевать на себя маску Тельца и притворяться Минотавром – становиться Минотавром, хотел я сказать… Здесь же студентка вытянула из себя целого дракона, вот какая у нее была силища. В замкнутом пространстве у нее почти не было шансов против себя самой, и в тот раз победил участник из Шармбатона… Что ж, все мы устали, дамы и господа. Я предлагаю попрощаться до завтра.Не сказал.Все снова загалдели, стали подниматься со своих мест, беспокойно переглядываясь, раскланиваться друг перед другом. Северус и Джофф посторонились, выпуская коллег в коридор – их двоих никто, кроме Дамблдора, так и не заметил. Когда все разошлись, аврор и зельевар приблизились к директорскому столу и уселись по обе стороны от смежного столика. – А Филиус помнит, что Том Реддл в те годы тоже пытался принять участие в Турнире и ездил с тобой в Дурмстранг в числе других претендентов? – спросил Снейп, бесцельно возя пальцем по столешнице шуршащую конфетную обертку и глядя при этом не на директора, а на Друида.В глазах бывшего однокурсника, сейчас, без линзы, непривычно одинаковых – коричневато-серых – отобразилась крайняя озадаченность. Он даже беззвучно спросил одними губами: ?Что??. Дед невозмутимо прихлебнул из чашки остатки того, что, уходя, налила ему Минерва.– Не знаю, возможно, помнит… А ты это вычитал в его мемуарах?– Да. И, узнав, в чем заключалась задача последнего этапа, Реддл испытал большое облегчение оттого, что магия Кубка избрала не его. Он здраво оценивал свои силы. Поэтому совершенно справедливо рассудил, что не справился бы со своей Тенью, и при его колоссальном уровне владения магией – причем колоссальном уже по тем временам – дело не ограничилось бы примитивным драконом, и в Британию его привезли бы в лучшем случае в виде пригоршни пепла.?Прокляни меня альраун, это что, правда?!? – Макмиллан был настолько ошеломлен этим поворотом, что не удержался и влез в ментальный диалог, так что Снейпу пришлось отделаться от него коротким, тоже мысленным: ?Да?. Дамблдор задумчиво помолчал, поглаживая бороду, и только после долгой паузы неторопливо заговорил:– Думаю, Тома больше интересовал не Турнир, а Дурмстранг. Правда, эта поездка ничего нового ему не дала: местонахождение их школы засекречено так, что мы все прибыли непосредственно в их замок, на полигон внутреннего двора, и все восемь месяцев никто из нас не покидал территорию.Тебя тоже больше интересовал не турнир, а что-то, связанное с Геллертом-Смутьяном. Что-то, что помогло тебе восьмого мая того года победить в твоем собственном Турнире… Поэтому ты безоговорочно согласился на просьбу приболевшего трехсотлетнего Диппета подменить его и выступить ?исполняющим обязанности? в поездке на Турнир. Мысли были прочно запакованы в защищенные ячейки и снабжены зеркальными экранами – одной из разновидностей окклюментных приемов. Северус не слишком беспокоился об их приватности: Джофф щепетилен и без спроса не полезет, а Дед, если сунется, то не пройдет незамеченным.– Так что же, Лестрейнджи действительно собрались сегодня полным составом? – сменил тему Дамблдор.Снейп сардонически ухмыльнулся. Лестрейнджи, значит, тебя интересуют больше, чем подставившийся Шизоглаз… Подумаешь, пожертвовал ладьей… У тебя еще много нас расставлено по клеткам.– Как ты понимаешь, у меня еще не было оказии проверить это лично. Думаю, да.– А Малфой?..– Согласился. В последний момент. Наверное, Нарцисса…– Ясно. И всё-таки, что ни говори, любой из Лестрейнджей для тебя теперь опаснее дюжины Петтигрю…Мне ты можешь не объяснять. Регулус любит красочные подробности, когда в часы просветлений рассказывает о бывших компаньонах. Больше всего воображение Сириусова братца в свое время затронул Рабастан – когда бахвалился своими похождениями. Надо заметить, Снейпу и самому стало не по себе от одной истории, если, конечно, принять на веру ее реальность.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Рабастан Лестрейндж в ранней молодости любил погулять по бабам. Не гнушался он портить и девок-магл. Вот об одной из таких и шла речь в его байке. Она была красива, безмерно красива: в противном случае, Рабастан и не взглянул бы в сторону лишенной магии. Но та девица побила все рекорды, она была, по его словам, просто совершенством. Двадцатилетняя юница без единого изъяна в лице и теле, никто из смертных, ни один гениальный художник, никогда не создавал на своем полотне подобный идеал. Но… она была не просто бессильна перед уродующим временем, она была ограниченна по времени цветения по сравнению с волшебницами, которых магия поддерживала чуть дольше. И, глядя на нее, Рабастан изо дня в день всё больше убеждался, что пройдет всего несколько лет – и эти литые груди потеряют свою зазывную упругость, зрелость наложит свое клеймо на уголки прелестного рта с полурастворенными, словно лепестки бутона розы, полными губами, готовыми к улыбкам и лобзанию. Синие глаза утратят свой огонь, а за все счастливые моменты, которые она отмечала смехом, придется расплачиваться сеткой морщин и обвисшими веками. Высокий мраморный лоб тоже покроется вначале едва заметными морщинками, которые с каждым годом будут становиться глубже и глубже, а затем и вовсе сделается невольным предателем ее настоящего возраста. Стройный стан осядет – оплывет или одрябнет, хребет уже не будет держать гордую стать, походка потеряет жажду полета…Да, всякий раз, вглядываясь в свою подружку, Лестрейндж начинал видеть старуху, которая когда-нибудь сменит ее безвозвратно, лишив этот мир незаменимой красоты. И однажды он заговорил об этом, а она опечалилась – но лишь на несколько минут: когда тебе двадцать, ты не хочешь знать правил этой войны со смертью, из которой еще никто не выходил победителем, кроме смерти и ее верной подруги-дряхлости. ?Ну и что, – сказала красотка, недолго поплакав, – у меня же еще есть впереди сколько-то лет, а это уже что-то?. Рабастан тоже был молод, но он был колдуном и знал цену времени, знал его коварные законы и ловушки. ?Это преступление – дать старости шанс. Это преступление перед миром?, – твердил он свое. ?А разве есть какой-то выход?? И тогда он признался, кем является на самом деле. Девчонка сначала испугалась, а потом шестеренки в ее голове защелкали в нужном направлении: она решила, что его сверхспособности можно как-то использовать себе на пользу. Может быть, коли уж он маг, то ей это сулит обретение эликсира вечной юности или даже бессмертия. ?А ты хотела бы того и другого?? – спросил Лестрейндж. ?Конечно!? – радостно откликнулась юная дура и тем самым подписала себе приговор. Наложив на нее Империо (подопытная должна соглашаться на всё с охотой и радостным выражением лица, а не гримасой ужаса), он перенес ее в свое имение, в подвал их фамильного особняка, где у него была алхимическая лаборатория. На Мадагаскаре произрастает одна из разновидностей каучуконосного эуонимуса, или магического бересклета. Путем перегонки его сока колдуны-алхимики получают отвердевающее, абсолютно прозрачное и бесконечно прочное вещество, схожее по свойствам с магловской эпоксидной смолой. Сок калимантанского бересклета отличается высокой стоимостью, и приобрести его в больших объемах можно лишь на черном рынке – но разве может такая ерунда удержать кого-нибудь из Лестрейнджей в их стремлении к высшей цели? Словом, находящаяся в полицейском розыске и объявленная пропавшей без вести красавица больше никогда не вернулась домой. Она сама с готовностью обнажилась, спустилась в огромную пирамидальную форму и с бездумным счастьем наблюдала, как при каждом этапе заливки – заполнять смолой весь объем сразу было нельзя, иначе форму могло разорвать от температурных перепадов – намертво фиксируются в стеклянном плену ее щиколотки, колени, бедра, таз, грудь, плечи, шея по самый подбородок… Не очнулась она и после того, как вещество сомкнулось над ее макушкой, запечатлевая в вечности четырехгранной пирамиды ее беспечную улыбку – гимн вечной весны. Всё-всё, как хотел Рабастан. Жизнь, безусловно, покинула девушку спустя несколько минут жуткого удушья, только смола, моментально сковавшая мышцы ее тела, не позволила агонии отобразиться на безупречном лике. Магия состава, проникнув во все ткани организма, забальзамировала труп и не оставила распаду никаких шансов. В минуты сентиментальных раздумий Лестрейндж спускался в домашний музей и подолгу медитировал у страшного и величественного алтаря, а счастливые, навеки замершие глаза его глупой подружки всегда приветливо взирали на него из глубин кристальной тюрьмы. Миг – и она заговорит…. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Но, поскольку после ареста Лестрейнджей никаких сенсаций о жутких находках не прозвучало, то вполне возможно, что больной ублюдок просто давал волю своим маниакальным фантазиям, когда у него по пьяни развязывался язык в кругу собутыльников. ?Я блевал тогда недели две, – однажды признался Регуль. – Она мне снилась в кошмарах. Время от времени на ее месте в этой прозрачной пирамиде оказывался я и захлебывался смолой, а сам не мог пошевелиться или хотя бы убрать глупую улыбку со своего лица. Смола медленно затекала мне в носовые ходы, забивала носоглотку, и я вскакивал среди ночи, давился, задыхался, потом меня рвало?…Ложь это или правда – уже ничего не меняет. Дед прав: любой из этой семейки смертельно опасен в качестве врага.</center>* * *</center>– Ты почему не сказал мне о Реддле и прошлом Турнире? – накинулся Джоффри на зельевара, как только они покинули учительскую.Скрытный слизеринец, как всегда, в своем амплуа: почему бы не замолчать такие важные детали? Но Снейп раздраженно огрызнулся:– Когда бы я успел это сделать? Игорь перенес меня туда только позавчера, чтобы я смог открыть новую главу. В силу того, что Дурмстранг засекречен, как чертов военный объект, попасть туда я мог только в сопровождении его директора.– И что там было? Не в Дурмстранге, а в записях.Северус окинул взглядом коридор, по которому они неслись, как две заполошные шаровые молнии, и мотнул грязнопатлатой башкой в сторону лестниц. Мол, спускаемся ко мне, не здесь. Макмиллан смирился, хотя последнее время у него так и чесалась рука приложить бывшего однокурсника каким-нибудь неопасным, но приводящим в чувство проклятием. Ну что за упрямая бестолочь!В его подземном кабинете, за иллюминатором которого тускло зеленели пучины озера и проплывали призрачные тени его обитателей, Северус молча вытащил в Думосбор виток нужного воспоминания. В начале этого года ради удобства они со Снейпом вытребовали у директора разрешение переместить Омут Памяти в апартаменты слизеринского декана. Дамблдор поморщился, покряхтел, но позволил, и теперь Чаша всегда была у них под рукой.Джофф погрузился в прошлое Неназываемого. Слишком легко одетый для суровой северной страны, семнадцатилетний полукровка в числе других продрогших студентов Хогвартса следует за директорским замом. Дамблдор шагает ровной, уверенной поступью. Он так удивительно молод по сравнению с нынешним собой, что даже уже один раз видевший его в мемуарах Реддла Макмиллан не без труда принуждает себя мысленно называть этого высоченного рыжеволосого мага в золотисто-багровых одеждах Альбусом Дамблдором. Ему здесь… сколько? Лет пятьдесят? Чуть больше? Прозвища ?Старик? и ?Дед?, равно как и свою нынешнюю должность он заработает еще нескоро…Дурмстранг красив и величествен. По-своему красив, нисколько не похож на Хогвартс. В архитектуре его неуловимо присутствует византийский стиль, вдали высятся горы, но, конечно, это может быть только миражом, чтобы еще больше заморочить голову гостям. Школа с таким же успехом может находиться и в степях Восточной Европы, и на острове Пасхи, и в пустыне Гоби, а остальное – дело техники.Том бросает свое имя в Кубок в Колонном зале для торжеств. Том даже не сомневается, что жребий выпадет в его пользу: он знает себе цену и уверен, что магия, в отличие от людей, всегда следует верным путем. И он едва сдерживает ярость, когда Кубок вместо него избирает другого – сокурсника-слизеринца Иеронимуса Шафига. Директором Дурмстранга в те годы был Феодор Вальковский, плотный коренастый дядюшка со свисающими, как у моржа, усами – борода короче них, лопатой. Шапка-колпак набекрень, парчовый, до колена, кафтан огненно-алого цвета, начищенные сапоги с задранными носами и голенищами гармошкой. С виду легкомысленно-веселый и безобидный – до тех пор, пока не поглядишь в черные, как нефтяные топи, глаза под густыми бровями. Он никогда не вертит головой: следит только зрачками, которые могут поворачиваться под самыми немыслимыми углами и замечать чуть ли не то, что творится у него за спиной. Голову держит только прямо, лицом вперед. Звучит имя Полинарии Яновской, и дурмстранжский директор довольно ухмыляется: по душе ему то, что чемпионкой от их школы будет она – крупная и мощная, без страха и упрека. От Шармбатона тоже идет студентка, итальянка Летиция Инганнаморте. Это дает повод для шуток в адрес Иеронима – дескать, велика ли доблесть победить каких-то баб?Затем перерыв в воспоминаниях, короткий бросок – и вот, стоя среди каких-то развалин и не смея дышать, Том Реддл прислушивается к доносимым ветром голосам: один принадлежит Дамблдору, второй же… Он осторожно выглядывает, прячась за капителью поваленной и треснувшей колонны… Собеседник Дамблдора часто мелькает на колдографиях в мировой магической прессе. Блондин с худощавым и хмурым лицом, безусый и безбородый. Семикурсник узнает его: это Голландец.– Заклинаю тебя, – просит заместитель директора, и голос его так не вяжется с обычным самоуверенным обликом профессора Трансфигурации, – просто скажи это. Скажи, Геллерт! Если вина моя, я согласен понести наказание. Ты же знаешь – нет страшнее пытки незнанием!Тон Гринделльвальда холоден:– С чего вдруг ты решил, что я это знаю? Мы были там вчетвером, и мы не стояли на месте. В конце концов, эта дура сама могла взорваться от своей злости, как бывало не раз и прежде. Например, когда она отправила на тот свет вашу с нею мать. Могла также получить рикошет от собственного удара – чего ожидать от умственно отсталой иждивенки?– Не называй ее так! Не смей!– ?О мертвых – либо правду, либо ничего?. Где я сказал неправду, Альбус?Дамблдор отходит в сторону, трет пальцами лоб, сутулится. Потом, поворачиваясь, спокойно говорит:– Я все равно найду эти твои записи, Геллерт.– Ищи, – усмехается Голландец. – Ты, как всегда, двурушничаешь, Дамблдор. Не знаю, как другие, а я вижу тебя словно открытый фолиант, и меня тебе не перехитрить. Не совесть тебя гложет. Если я скажу, что в ее смерти повинен я, для тебя это будет повод вернуть обвинения своему брату-козлу, швырнуть ему в морду то, чем он мучил тебя последние почти сорок лет. Может быть, даже сломать ему челюсть в отместку за свой нос. Если же я скажу, что это точно ты убил ее, тебе будет несложно оставить всё как есть, замолчать это и больше никогда не касаться скользкой темы. Ведь, право же, Альбус, так удобнее! Но я ничего не скажу тебе.На протяжении всей его речи Дамблдор лишь стоит, медленно сжимая и разжимая кулаки, и молчит. А собеседник продолжает:– Да, кстати: о чем говорят вслух двое, о том наслышан весь мир, Альбус. Нас сейчас кто-то подслушивает.И Том сломя голову мчит прочь, чтобы успеть слить и спрятать свое непонятное воспоминание, заместив его чем-то другим, достаточно правдоподобным, чтобы замдиректора прошел мимо, не обратив на него никакого внимания. И только потом, когда появится удобное время, поразмыслить о том, что он только что увидел и услышал……Джоффри вышел из Омута по окончании отрывка воспоминаний Реддла. Впечатленный увиденным на Турнире, Том вернулся в Шотландию. Это был последний год его учебы. После выпускного он по заведенной привычке направился в поместье Принцев с некой определенной целью…– И что же дальше?– Это всё, – ответил Северус, задумавшийся в кресле у камина, – всё, что там было. Чтобы открыть следующую сцену, мне нужно попасть в ту локацию… к дому деда. Проблема заключается в том, что я не смог его найти. После приговора, вынесенного матери, МагБритания наложила лапу на собственность ?последней из рода?. Скорее всего, там теперь находится какой-нибудь засекреченный филиал Министерства или еще что-нибудь в этом роде…– Я считал, что ее просто подвергли остракизму…– Нет, ее изгнали насовсем, без права на возвращение и с полной конфискацией имущества. Меня, как ты помнишь, здесь тоже не ждали с распростертыми объятиями. К тому же, официально я не являлся Принцем, и то, что после школы я сменил фамилию, ничего не изменило.Макмиллан мысленно поставил галочку-напоминание прозондировать тему с этим злосчастным поместьем и снова вернулся к Дамблдору и Гринделльвальду:– О чем он выспрашивал Смутьяна? Они что же, настолько хорошо знакомы?– Видимо, да. И их троих – еще и Аберфорта – объединяет какая-то темная тайна. Деду она не дает покоя, и, чтобы узнать, разгадал ли Реддл эту головоломку, мне нужно продолжить эстафету на территории моих предков. И еще, сдается мне, Дамблдора очень интересует один из томов сочинений Гринделльвальда, которого нет буквально нигде.– Какой?– Двенадцатый.