Глава сорок пятая (1/1)

Из личных записей в дневнике Гермионы Грейнджер, студентки IV курса факультета ГриффиндорВ конце июля – начале августа мы с родителями и Жуликом были в круизе по всему Средиземному морю. Кота пришлось взять с собой без вариантов, и мама с папой не спорили даже ни минуты, только вздохнули и помогли со всеми необходимыми прививками. Искусанные и исцарапанные наравне с бедными ветеринарами, но зато довольные, мы собирали вещи, а пушистый негодяй дулся на нас в углу и кусал каждого, кто проходил мимо, за пятки. Надо было ради его укрощения взять на передержку Мертвяка, но меня опередила Лавгуд, и он сам тоже захотел к ?нормальным волшебникам?, а не к ?дурацким маглам?. Ладно, получишь ты еще у меня вкусняшек, вздорный пучок перьев!Мы подходили к Барселоне, когда мне буквально на голову свалился ушастый филин с письмом из Саккака. То, что оно из Саккака, я узнала позже. Пока я вскрывала красно-белый конверт – на нем не было никаких надписей или иных опознавательных знаков, кроме бело-красного круга, изображающего флаг Гренландии, – Жулик и сова успели поругаться. Моего рыжего припекло так, что своими воплями он воззвал к морским глубинам и привлек внимание нескольких праздных нереид, а филин зашипел на него, отодвинулся на перилах палубного бортика, насупил брови-уши и обреченно спросил меня: ?Уху-ху??, что я перевела как ?ждать ли мне ответа??.– Погоди, сейчас посмотрим!Птица с возмущением затрясла зобом, но больше ничего не сказала и повернула голову на сто восемьдесят совиных градусов. Наверное, хотела сказать ?глаза бы мои вас не видели!?При виде знакомого почерка я едва удержалась, чтобы не запрыгать и не закружиться, но вовремя вспомнила, что он вообще-то такого недостоин. Соизволил проявиться, сделал одолжение, года не прошло! Пфе!?Приветствую Вас, мисс Грейнджер! – писал наш прошлогодний профессор ЗОТИ. – Что же Вы не напомнили мне о нашем совместном проекте? Видите ли, я ведь только вчера сумел восстановить недостающий фрагмент воспоминаний и понял, что не завершил начатое. Как там поживают наши расчеты? Не хотели бы Вы продолжить, или же учеба съедает всё Ваше время? Я помню, Вы очень любите учиться, не так ли? Некоторое время я буду обретаться в Гренландии по неотложным делам, но расстояние – не помеха. Мы могли бы проводить вычисления дистанционно, по переписке. Если надумаете, обязательно дайте мне знать обратным письмом с Ригом, он дождется вашего ответа?.В голове царил сумбур. Я сначала так обрадовалась, что не сразу обратила внимание на его фразу о потерянных воспоминаниях. Если он – про себя я называла его по имени – заговорил об этом, значит, наша работа не была для него пустым звуком, как я уже было решила. И значит, что он относился ко мне как к коллеге или хотя бы как к ассистенту, а не легкомысленной дурочке-второкурснице. Это добавило мне веса в собственных глазах, и я вприпрыжку побежала в каюту за ручкой и бумагой: естественно, таскать с собой в поездке чернильницу, перья и пергаментные свитки без права пользоваться магией, случись что со всем этим добром в дороге, было бы глупо.?Здравствуйте, мистер Локхарт! – вывела я в ответ, обнаруживая, что за месяц безделья рука основательно отвыкла от письма. – Наши расчеты остались на том этапе, на котором Вы покинули Хогвартс: без Вас я не видела смысла продолжать, а никто другой этой идеей не проникся. Конечно, я буду рада возобновить нашу деятельность, но в данный момент и примерно до середины августа я нахожусь в поездке, не имея под рукой никаких записей?.Риг ждал меня всё там же, на перилах, сонно моргая громадными оранжевыми глазами с кукольными пушистыми ресницами. На море он уже не таращился: наверное, и оно ему надоело. Когда я предложила ему за работу немного совиного лакомства, филин сурово ухнул и улетел с моим конвертом на лапе. Это было сюрреалистическое зрелище: полдень, средиземноморский зной, морская гладь, ноющие нереиды – и сова, уходящая в точку за горизонт…31 июля мы провели в Фуншале на Мадейре. Я была очень удивлена, что в этом небольшом южном городке инфраструктура ?магических кварталов? развита не сравнить с нашими. (Дописано на полях дневника в качестве позднейшего примечания, другими чернилами: ?Один из переходов был замаскирован керамическим панно (азулежуш) возле прилавка торговца свежей рыбой на рынке ?Лаврадор?.)Пока мама и папа гуляли по рядам, разглядывая экзотические фрукты и овощи, я сгребла Жулика и юркнула под низкую каменную арку за чуть отъехавшими вбок изразцами. Шустрый загорелый продавец, который открыл мне переход под картинкой, был местным сквибом. Они разговорились с моими родителями в ожидании нашего возвращения из Фунчо Дорадо.Скажу только, что португальские маги роскошны, как и их быт. Я будто бы побывала в сказке о Тысяче и одной ночи. Мне нужно будет собраться с мыслями, чтобы попозже описать это подробнее. Но, к глубокому сожалению, фотографии у меня не получились, потому что за неимением колдокамеры снимала я на магловский фотоаппарат, а у них там стоит защита, которая создает помехи на пленке.(Пометка на полях: ?Стоит и об этом написать Г.Л. Возможно, нам удастся придумать альтернативный пленке способ фиксировать изображение без участия магии!?)Кварталы Фунчо Дорадо понадобились мне, чтобы найти какую-нибудь из птиц-почтальонов для отправки поздравления Гарри, но у меня так разбежались глаза, что я едва не забыла обо всём на свете. Между прочим, совами местные волшебники совершенно не пользуются. Для этих целей им служат красивые тайфунники с белоснежным туловищем, серой головой и черно-серыми крыльями, у маглов занесенные в Красную Книгу как редкий вид. Птицы строго поглядывали на нас со своих присад, и моего кота это проняло: он вел себя с ними почтительно и смирно. К поздравлению я приложила цветок маракуйи. А чтобы ботанический намек был понятнее, подписала, что тем желаю выздоровления нашему страстотерпцу [1]. Обозвав меня прекрасной сеньоритой, хозяин тайфунника сам обернул мой подарок красивой поздравительной бумагой, которая приняла затем форму громадной морской раковины, и отправил птицу по назначению. Хэдвиг принесла ответ вечером того же дня, застав нас уже в коттедже посреди эвкалиптовой рощи, который мы сняли на пару дней. Наверное, я всю жизнь теперь буду вспоминать и сравнивать местный благоухающий воздух с печально знаменитым лондонским смогом…Гарри написал, что понемногу ходит на костылях и уже не раз пытался слинять из лазарета, но был вовремя отловлен и отчитан мадам Помфри. Мало мы с Шаманом ему всыпали перед отъездом! Сказал, что ему понравились мои стереограммы – значит, всё-таки догадался – и попросил притащить еще. Посмотрим на ваше поведение, мистер!Лето для меня закончилось внезапно, потому что из тропического рая мы сразу же окунулись в английскую предосеннюю слякоть. Соседи сказали, что дожди зарядили здесь чуть ли не с самого начала августа. Надо было отправлять друзьям побольше экзотических вкусняшек, чтобы поднять уровень серотонина у них в организме. С таким климатом, как у нас, и дементоров не нужно. Уныние, уныние и еще раз уныние. Хочу обратно на Средиземное море!– Ты еще коноп-а-а-атее стала, Грейнджер! – не удержался от комплимента Малфой, которого я встретила в Косом незадолго до начала учебного года. – Не зна-а-ал, что это возможно! Не рожа, а яйцо перепелки, нельзя же та-а-ак!– Зато ты в одной поре, Малфой. Всё та же нафталиновая моль, – даже не раздумывая, состервила я в ответ: для него у меня всегда было наготове какое-нибудь обидное словечко. – Неужели у твоего папочки не хватает денег, чтобы вывезти такой клад, как ты, на курорт? Или что, вековая плесень – признак особого аристократизма?После того, как мы вместе варили зелье Первой помощи для Поттера, я стала по-другому смотреть на этого странного типа. Как и остальные слизеринцы, раньше Малфой-младший казался мне просто чванливой дрянью с большими папашиными связями, и от них обоих лучше держаться подальше. Не то чтобы я боялась Драко или его отца. Они вызывали во мне раздражение одним своим видом, и я была готова всё зло мира представлять в обличии этих блондинов. А той ночью, увидев его, сосредоточенного и мрачного, у котла, я поняла, что мои представления об этом мире безнадежно взорвались и разлетелись на кусочки. Теперь я даже не могла как следует разозлиться, когда он открывал рот, чтобы ляпнуть гадость в мой адрес. Он по старой привычке ляпал, я по инерции огрызалась – и всё. Всё. Чудны дела твои, Провидение!– Грейнджер, – он снисходительно свел брови домиком, – если уж в тебе каким-то непонятным образом прорезалась ма-а-а-агия и ты хочешь соответствовать, то избавляйся от этих плебейских традиций ма-а-аглов. В следующий раз попросись с Поттером на Чемпион-а-а-ат, что ли. Вряд ли он откажет девчонке, на которую та-а-ак зап-а-ал. Присмотрись, он выгодная партия для г…маглорожденной. Получше, чем Уизли. Хотя если ты предпочита-а-а-ешь жить в хлеву, то…– Малфой, по-моему, тебе пора лечиться, у тебя галлюцинации. Могу помочь – недорого и действенно, – я с многозначительным видом размяла кулак.Драко так и не смог скроить надменную рожу, и я, следя за его судорогами, фыркнула от смеха. Напоследок он всё-таки бросил, забыв о своей привычке бесить оппонента, растягивая слова:– Да ну тебя, Ржавая заноза! – и, отвернувшись, быстро зашагал прочь, но по его подергивающимся плечам я поняла, что он тоже ржет.Вообще-то я теперь знаю, за какую ниточку его можно подергать, если снова начнет заноситься. Просто намекну, что расскажу Гарри кое-что интересное. Понятия не имею, зачем Малфой так усердно скрывает свое участие в его спасении. Наверное, ему стыдно перед своими, что подписался на такое не ради личной выгоды, да еще в пользу кого – слюнтяя-маглолюба Поттера! Мне уже давно кажется, что Драко крутится возле Гарри и не знает, как бы сделаться его приятелем, но так, чтобы его за это не высмеивали сокурсники. Вряд ли Малфой пожелает иметь что-то общее с такой, как я, а Гарри, насколько я его знаю, поставит его перед выбором: или дружи с теми, с кем дружит он сам, или ступай на все четыре стороны. Ронять авторитет слизеринец не захочет, несмотря на то, что былой неприязни ко мне теперь тоже почему-то не испытывает. Прошлый год, проведенный у одного котла на Зельеделии, фактически примирил непримиримое. Но… есть такие условности, от которых не отмахнешься. Они есть и в немагическом мире, просто там мы с родителями всегда вращались в своем кругу, а здесь я не пришлась ко двору, где свои порядки, и меня угораздило испробовать много неприятных вещей на собственном опыте. Да, и с чего это Малфой вдруг приплел, как будто Гарри на меня запал? Вот дурак белобрысый! Лишь бы сболтнуть какую-нибудь чепуху! Как будто на меня кто-то может запасть…Но самая неприятная неожиданность подстерегала нас всех 1 сентября возле входа в Хогвартс. Во-первых, я увидела слишком много желтых плащей, и это были не ?наши? авроры, к деликатности которых привыкли мы все. Команда мистера Макмиллана никогда не афишировала своего присутствия и выполняла всю работу, в основном будучи невидимой. Также по ступенькам расхаживала какая-то приплюснутая тетка в ужасных розовых шмотках оттенка ?вырвиглаз? и гнусавящим голосом распоряжалась, кому и что нужно делать. У самых дверей была растянута арка наподобие той, которую использовали гоблины при входе в Гринготтс, а Филч с садистским удовольствием зачитывал многофутовый свиток, где перечислялись запрещенные к использованию в школе предметы, причем процентов на девяносто этот список состоял из совершенно безобидных магловских изобретений. Если арка реагировала на кого-то резким сигналом, то кошка Филча шипела, а студента отводили в сторону. Там, у большого стола, заваленного всяким хламом, возвышался какой-то жуткий лохматый тип с перекошенным ртом, изуродованным носом и вставным глазом – не линзой, как у мистера Макмиллана, а полностью глазным яблоком. Искусственный глаз с неестественно-синей радужкой вращался во все стороны, как у хамелеона и даже хуже того: иногда его выворачивало зрачком вовнутрь, и что он разглядывал в глазнице, я не хочу знать. А еще у незнакомца был протез ноги в виде деревянной птичьей лапы, и он противно клацал когтями по камням, когда переступал на месте. Могу себе представить эти звуки при быстрой ходьбе! Лохматый дядька обшаривал вещи, да и самих студентов, громко, как астматик, сопя и совершенно беспардонно вытряхивая из сумок и карманов то, что соответствовало одному из четырехсот с лишним наименований Филчева списка. Я поискала глазами нашего декана, но профессор МакГонагалл стояла в стороне, у перил лестницы, где всегда встречала прибывающих с каникул учеников, и безучастно взирала на этот возмутительный спектакль. Остальные преподаватели виднелись дальше, за аркой, у самых дверей, и в быстро сгущающихся сумерках их было почти не разглядеть. ?Наших? авроров я не увидела вообще: если даже они здесь были, то находились в инвизе.– А что происходит? – спросила я Перси Уизли, который привел со стороны пристани группу новобранцев – как обычно, растерянных, а теперь еще и порядком напуганных.– Разве что-то происходит? – с улыбкой удивился старший брат Рона. – Думаю, теперь-то как раз перестанет происходить то, что никак не соотносится с учебным процессом.Я скривилась от оскомины, высунула язык и торопливо отступила, ругая себя за глупость. Нашла к кому обратиться. Природа щедро отсыпала этому парню занудства и педантичности, а потом отыгралась за перекос, наградив семейку аж двумя раздолбайскими его противоположностями. Кстати, если они где-то рядом, то процессия будет задержана очень надолго. Вряд ли Джордж и Фред добровольно сдадут всё, чем запланировали терроризировать школу на протяжении ближайшего семестра.– Господи, ну это же всего лишь фонарик на батарейке! – доносился от арки девчоночий писк. – Подарок кузины! Он здесь и работать не станет! Я просто уберу его в сундук и на каникулах увезу домой! Клянусь вам! Мне же никто не сказал, сэр, что теперь так – ну, что теперь новые правила… Кому, кому я что плохого сделаю, если буду хранить его на дне сундука?!– Не хватало еще здесь експериментов с этим вашим гальмандрическим елекричеством! – мстительно бухтел наш завхоз, подталкивая пятикурсницу-пуффендуйку к столу одноногого аврора. – Тебе туда, туда, ступай давай, разбирайся с начальствием!Все вокруг недовольно роптали, но никто не смел бунтовать открыто в присутствии грозных желтых плащей и этой приплюснутой дамы в розовом с ужасно уродливой заколкой на макушке и жабьим ртом. Мы просто стояли, как стадо, под противной водяной взвесью, каждую минуту готовой переродиться в дождь, умирали от голода и с тоской поглядывали в затянутое тучами, уже совсем темное небо.– А у меня пенал с ручками и карандашами! – полушепотом признался кому-то мальчишка-новичок, кудрявый, как рождественский амурчик на елке. – Выбросить?– По-моему, этого не было в списке? – не очень решительно откликнулась наша Лаванда. – А знает кто-нибудь, что они делают с изъятыми вещами?– Скармливают гусеницам, – тут же сообщил один из нарисовавшихся рядом близнецов Уизли, а второй добавил что-то про Вальгаллу.Если они сейчас не начнут двигаться, я подниму восстание и призову к оружию хогвартсовских эльфов. Они там готовили-готовили, а есть-то и некому. Вот то-то начнется потеха! ?Ла сэна о муэрте!?С гордым видом в арку прошествовала компашка Малфоя, и система даже не пискнула. Вслед за ними двинулись младшие слизеринцы – видать, старшие уже давно сидели в тепле и комфорте у стола в Большом Зале. Над теми, кого останавливала арка, змеюки беспощадно смеялись, на все лады склоняя слово ?маглы? и предлагая валить в свою Магляндию.Когда очередь дошла до меня, я сама удивилась, сколько всего непозволительного было обнаружено в моей поклаже и в рюкзачке. Но мне, откровенно говоря, было уже пофигу, поэтому я почти не возражала, расставаясь со всякими полезными мелочами вроде гигиенических прокладок и зубной пасты. И только когда этот безносый с вращающимся глазом почти облапал меня ради какой-то несчастной упаковки жвачки и катушки с зубной нитью (я имела привычку хранить одно в нагрудном кармане блузы, а второе – в заднем на джинсах), мое терпение кончилось. Меня, наверное, возненавидела вся школа, и плевать. Зато я наорала на безносого, на розовую тетку и даже на Филча, а на миссис Норрис от души нарычал мой Жулик. Вообще хуже всех в этой очереди было нашим питомцам. Успокоил меня, мягко взяв за плечи, Рон. Он подступил сзади из темноты, аккуратно отодвинул меня со своего пути и о чем-то затараторил с лохматым мужиком. Заговаривая ему зубы, Уизли почти незаметно – или заметно лишь для меня – сунул руку в гору конфиската. Когда он догнал меня в коридоре школы, то просто затолкнул в боковой карман моих джинсов злополучную упаковку со жвачкой.– Спасибо, но как?!– Поживешь с такими, как Джордж и Фред – еще не тому научишься. Давай сюда эти писульки!Мы сложили вместе выданные нам за аркой листовки-агитки о вреде магловских изобретений. Рон скомкал их в один шарик, а потом мы наконец-то с наслаждением применили магию. После двух месяцев запрета на всякое колдовство палочка аж загудела у меня в пальцах от радости. Черный пепел, мерцая последними искрами, взвился к полотку и растаял.– А воняет от этого урода – глаза выпадают, – признался Рон (он, кстати, за эти пару месяцев вытянулся еще, как и многие другие мальчишки, некоторых я даже не сразу узнала при встрече). – Не знаю, что он бухает, но это убойное пойло!– Кто он такой?– Аластор Грюм, он там один из начальников. Его еще Шизоглазом называют, или Крысиным Волком.– Крысиным Волком?– Ну да. Только мне отец это по секрету сказал… ну, не мне, а при мне… В общем, не болтай об этом, а то мало ли что…Про Шизоглаза я еще поняла, но при чем здесь Крысобой? Рон не знал или сделал вид, что не знает, повел плечом и ушел в гардеробную для парней вместе со своим видавшим виды сундучищей.Распределение началось часа на полтора, если не на два позже обыкновенного. Все намерзлись, все были голодными и злыми. Будто для того, чтобы окружающая среда соответствовала общим настроениям, небо на потолке тоже затянуло тяжелыми сизыми тучами.А еще…А еще, по-видимому, тесное общение с Мертвяком не прошло для Лавгуд даром. Накрасив черной помадой глаза и губы, а черным лаком – ногти, она с головы до пят увешалась какими-то шипами, крестами, булавками, заклепанными кожаными браслетами и прочей дребеденью. На лице ее, и прежде-то не полыхавшем страстями, теперь читалась скорбь и полнейшее осознание тщетности бытия. Серебристые глаза с таким макияжем и вовсе утратили остатки цвета, что вместе с распущенными пепельно-светлыми волосами делало ее похожей на утопленницу, сбежавшую из Черного озера. Теперь вместо мантии она носила черное платье по моде девятнадцатого века, а на руках – кружевные гловелетты. Сапоги ее были туго зашнурованы от щиколоток до самых коленей. Нисколько не удивлюсь, если соседки по спальне скоро пустят слух, будто теперь над гуляющей во сне Лавгуд невозможно подшутить, поскольку на ночь она больше не разувается. Появление обновленной Луны в Большом зале сопровождалось смешками и перешептыванием, Куатемок показал большой палец, а Корнер весело воскликнул через когтевранский стол:– Ты ли это, Офелия?!Только Джиневра Уизли, которая сидела напротив меня, с досадой прикусив губу, ревниво, исподтишка, принялась разглядывать новый наряд нашей подруги. Слизеринка Паркинсон упомянула прабабушкин комод, манерно помахав рукой перед носом. А по-моему, в целом ничего. Во всяком случае, Лавгуд вытащила из ушей эти дурацкие редиски, убрала вплетенный в косы хлам и сняла с шеи пестрый младенческий слюнявчик, который раньше носила вместо воротничка – причем тогда это было не самой эпатажной деталью остального ее костюма, выглядывавшего из-под мантии. Смешки и остроты о домашнем вампире прекратились, как только началось распределение по факультетам. Про Полумну тут же забыли. Шляпа проквакала очередную песенку собственного сочинения и занялась прямыми обязанностями. ?Акерли, Стюарт!? – ?Когтевран!? Не успел еще мальчишка подпрыгнуть со стула, туда бежит следующий объявленный профессором МакГонагалл: ?Бэддок, Малкольм!? – ?Слизерин!? Брэнстоун, Элеонора... Колдуэл, Оуэн... Криви, Дэннис… Все подхватываются, бегут, суетятся, переживают – примут их или нет… и куда распределят, если примут… и… и… Столы аплодируют…Очередного мальчишку отправили в Когтевран, и на радостях он несется вприпрыжку, спотыкается, роняет под ноги растрепанный после обыска рюкзачок, бросается собирать всё с пола… Никому до него нет дела, все увлечены мыслями об ужине, у всех на лицах один вопрос: когда же кончится эта пытка Распределяющей Шляпой? А имена всё выкрикиваются и выкрикиваются.Тут-то я и увидела, как, опираясь на костыль, в зал откуда-то вошел Поттер, между делом помог первокурснику подобрать рассыпавшиеся вещи и, приветствуя ?брофистом? каждого из приятелей на обоих наших столах, продолжил путь к своему месту. Под ложечкой у меня кольнуло, и я всё-таки решила проверить слова Драко: вдруг он изменил своим привычкам нести всякий бред? Внимательно вглядываясь в лицо Гарри, когда он приблизился ко мне, я протянула кулак для тычка. С другими девчонками он здоровался ладонь о ладонь, но со мной – так же, как с парнями. А, нет, всё нормально: Малфой соврал. Поттер и глазом не моргнул, когда наши кулаки встретились, и взгляд на мне не задержал больше ни на мгновение. Короче, слизеринцам верить – себя не уважать.– А где у вас Гарри Поттер? – громким шепотом окликнул старшего брата новичок Дэннис Криви, с любопытством перебирая взглядом студентов, которые сидели за столом с синей скатертью, и явно игнорируя Поттера.Я заметила, что о том же самом спрашивает у своих только что пристроившийся на скамейку первокурсников растяпа-когтевранец, и ему указывают в сторону Гарри.– Так вот же он! – со своим дурацким обожанием выдохнул Колин. – Мы с ним только что поздоровались, и он даже спросил, как мои дела! Разве ты не видел?В то время как когтевранец чуть не упал в счастливый обморок, Дэннис уставился на Колина с недоверием:– Вот этот хромой?! Да ты врешь! Он ведь… он ведь маленький!– Да удаленький, – с набитым чем-то ртом проворчал Рон. – Хорошо, что он не на нашем факультете! А то бы мы из-за него вообще оставались каждый год без призовых баллов…Вот откуда, скажите, Уизли достает еду?! Я тоже туда загляну.Потом на плечо к Гарри прилетел Мертвяк, будто до секунды рассчитав сигнал к началу трапезы. И столы тут же заполнились всевозможной снедью, а я поняла, что впервые в жизни рискую захлебнуться слюной.Немного утолив голод, я стала добрее относиться к людям. За эти два месяца ребята с нашего курса заметно вытянулись и повзрослели. Некоторые, особенно гриффиндорцы, тоже могли похвастать здоровым летним загаром. Правда, большинство из них были или маглорожденными, или полукровками. Наши ?аристократы? по-прежнему щеголяли загробной бледностью и унылыми гримасами, хоть и очевидно повзрослели. И только Гарри, кажется, не подрос ни на дюйм и нисколько не изменился. Как замороженный. Наверное, это из-за болезни, приковавшей его к постели на такой долгий срок. Разве только волосы отросли почти до плеч и немного напоминали о… Блин, надо будет ему сказать, чтобы подстригся! Я перевела взгляд на стол преподавателей. Всё было как всегда, только место, обычно занятое новым профессором ЗОТИ, сейчас пустовало. Интересно, кто у нас будет вести Защиту в этом году? Неужели профессор Снейп, который сидит сейчас с нечитаемым выражением лица, добился своего? Я была бы очень даже не против: хоть он и гад, но научил бы нас важным вещам, даже если бы отдел образования наложил запреты вообще на всё.Как же я ошибалась! В самый разгар веселья огромная дверь распахнулась, и в сопровождении угодливого Филча, хромая, стуча посохом и деревянным протезом, к нам ввалился Шизоглаз. Здесь-то он что забыл?Это интересовало не меня одну. Над столами вмиг повисла тишина, замерли даже привидения, а директор Дамблдор с приветливой улыбкой поднялся над своим креслом. Аврор в полном молчании проковылял к ступенькам (Филч пер за ним видавший виды саквояж) и залез на преподавательское возвышение. Потертые львы на ремнях под тесемкой его красного плаща блеснули, когда он грузно сел на пустующий стул. Внимания на завхоза Грюм не обращал, только сипел через разодранные ноздри да вращал глазом, поэтому Филч стушевался, а потом и вовсе убрался вон.– Позвольте представить вам нашего нового преподавателя ЗОТИ, – жизнерадостно объявил нам Дамблдор. – Профессор Грюм.Фред Уизли судорожно сглотнул и жалобно покосился на Джорджа. За столом Когтеврана и Пуффендуя все переглядывались, а в рядах слизеринцев чувствовалась оторопь. Опершись плечом о стену, Кровавый Барон хмуро взирал на этого жуткого типа, другие же призраки шептались в сторонке. Аплодисментов Шизоглаз не сорвал, ему похлопали только директор и – нерешительно – Хагрид. Для полного счастья здесь не хватало только той розовой тетки. Даже сообщение профессора Дамблдора о том, что в нынешнем учебном году отменяется межфакультетский чемпионат по квиддичу, а вместо него в Хогвартсе состоится Турнир Трех Волшебников, никого особенно не проняло. Только легкий ропот пробежал по рядам и стих. Гарри писал мне летом о Турнире – узнал о нем от чьего-то отца, работавшего в Министерстве, – и во время посещения Косого я успела полистать энциклопедию в книжной лавочке. Это была довольно опасная затея, туда отбирались только самые умелые студенты. Директор добавил, что в следующем месяце нам следует ждать гостей из Дурмстранга и Шармбатона, а жеребьевка начнется в ночь на Самайн.Со следующего дня по Хогвартсу распространился слух, что одним из претендентов будет Драко Малфой. Мы не хотели в это верить, пока не увидели, как он задирает нос, расхаживая по коридорам в компании своих прихлебателей. Насколько я поняла, претенденты совсем даже не обязаны были выставлять свои намерения напоказ, но кто-то из слизеринцев растрепал новость о Малфое, и тому ничего не оставалось, как признаться. Почти не сомневаюсь, что сделано это было с одобрения Драко, иначе змееныши проучили бы болтуна со своего факультета на всю жизнь.Гарри хорошо шел на поправку, и костыль был ему уже почти не нужен. Но что-то в нем изменилось, и дело не только в ломающемся голосе и намеке на легкий пушок над губой. Он часто задумывался и выглядел довольно рассеянным – и, как ни удивительно, счастливым. Не думаю, что дело только в дневнике, с которым он носился, как Малфой со своей родословной. Гарри рассказал мне, что произошло в той части воспоминаний, которую я не успела выслушать перед отъездом на каникулы, но как извлечь продолжение, пока не знали ни он, ни я. Похвастался он мне и своим патронусом. Поттер даже имя дал ему – Ренар. Жаль, что с Изенгримом [2] у них получилось так нехорошо… Я до сих пор иногда просыпаюсь в холодном поту, когда вижу кошмар, где ко мне пружинисто крадется обратившийся профессор Люпин. Может быть, у меня что-то не в порядке с головой, поскольку с первых дней на четвертом курсе мне стало казаться, что Гарри и профессора Снейпа объединяют какие-то общие дела. Поттер не пытался исчезнуть из лаборатории, едва заканчивался урок, как это делал любой из нас, имеющий здоровое чувство самосохранения, и как раньше делал он сам, если не вляпывался в отработки. Однажды я даже видела, как Гарри догнал профессора на общей боковой лестнице, думая, наверное, что их никто не увидит, а тот… Нет, это мне точно почудилось при свете факелов! Наш мастер зельеделия не умеет улыбаться по-человечески. Даже чуть-чуть. А они еще и поговорили о чем-то вполголоса, но заметили меня и преувеличенно сухо попрощались. Всё это было слишком. Поттер (который, между прочим, наотрез отказался подстригаться) отделался отговоркой, будто они помирились ради их дополнительных занятий, но меня его объяснение не удовлетворило. Наверное, за три прошлых года я слишком хорошо их узнала, чтобы верить в полуправду. Нет-нет, там наверняка есть что-то еще. Ядовитая анак… (зачеркнуто несколько раз) Профессор по определению ненавидит всех, и даже если Гарри тешит какие-то иллюзии, то Снейп уж точно реалист и не изменил своим привычкам. Я прекрасно помню, он был невероятно зол в ту ночь, когда пришлось спасать безответственного Поттера после укуса. Однако я ведь и не слепая! Теперь наш учитель по зельям как будто отыгрывает старую и порядком ему надоевшую роль, иногда забывая приложить студентов какой-нибудь обидной сентенцией, иногда не снимая ни одного балла там, где раньше содрал бы по максимуму. Нет, так не бывает! Еще у него теперь была какая-то едва уловимая слабость к пуффендуйцам. Не всегда, но довольно часто он чересчур мягко для прежнего профессора Снейпа спускает им косяки и почти не шипит на Невилла. Наверное, это у него от ностальгии по временам смышленой Тамсин Эпплби. Уж я-то помню, как ловко она ассистировала ему на уроках и как готовила в ту ночь зелье Первой помощи для Гарри! По такой помощнице затосковала бы и я.Ах да, Невилл! Лонгботтом наконец обрел свое счастье и заметно преобразился. Теперь насмехались над ним только слизеринцы, а вот в Пуффендуе с него прямо-таки сдували пылинки. Помимо этого, его внезапно возлюбили и наши девчонки. Я не сразу поняла, за что, пока в один прекрасный день не наткнулась в нашей спальне на Фэй Данбар. Она увлеченно поливала землю в нарядном керамическом горшке для цветов каким-то едко пахнущим составом. Я не обратила бы внимания, будь это впервые – вполне ведь возможно, что человек просто выполняет практическое задание по Травологии. Но в том-то и дело, что последнее время я замечала такие же горшочки то у одной, то у другой девицы школы, а однажды видела с чем-то подобным и молоденькую помощницу мадам Розмерты в Хогсмиде.– А что это такое? – не выдержала я тогда, обнаружив торчащий из земли восковой отросток неприличного вида. То есть в самом деле неприличного: он выглядел так, как будто кто-то маленький, пробиваясь из-под земли, первым делом вытащил на свет божий сизый, как фингал, кулачок с оттопыренным средним пальцем.Данбар посмотрела на меня, как на умственно отсталую:– Грейнджер?!– Нет, я в самом деле не в курсе, что это за фигня.Фэй недоверчиво покосилась на меня еще раз, потом до нее дошло, что это же ?заучка-Ге?, и она ответила:– Это альраунка. Я не знаю, как Невиллу удается их проращивать, но он молодец. И чего он раньше не ушел к барсучатам?..– А для чего она нужна?Данбар снова страшно удивилась и сказала, что ?если Грейнджер чего-то не знает, значит, скоро должен наступить конец света, потому что так вообще не может быть?. Но я поклялась ей, что действительно не в курсе, и она снизошла до объяснений. В общем, как я и подозревала, это было новое, но хорошо забытое старое поветрие вроде магловских дамских альбомов со стишками. Или ?писем счастья?, что, в сущности, такая же глупость. По поверьям, семечко обычной домашней Atropa Mandragora нужно было обработать специальным веществом (и им же потом всё время поливать), обмотать своей волосинкой и высадить в приготовленный особым методом грунт ранней осенью, а еще лучше в конце лета. Чем больше растение проводило с хозяином, тем лучше. Тогда к 14 февраля начиналось обильное цветение, и именно в это время корень альраунки нужно было выдергивать из земли. В отличие от своей старшей сестры она не издавала таких душераздирающих воплей, лишь противно поскрипывала, как летучая мышь. Зато вонь сероводорода стояла такая, что проделывать всю эту процедуру можно было только на свежем воздухе. И лучше, если при сильном ветре. Очищенный от земли корень нужно было внимательно осмотреть – Данбар сказала, что они с Лавандой и Парвати хотят по секрету показать свои альраунки профессору Трелони. Уж она-то непревзойденный мастак гадания на кофейной гуще, а следовательно, легко сможет прочитать буквенную вязь, которая проступит на корне в процессе роста. И всё ради чего? Ну, конечно же, перекрученный на разные лады корень должен ?написать? на себе имя суженого своей хозяйки! Как я могла подумать о чем-то ином! Разве могло быть в голове у этих девиц что-то, кроме парней и будущего замужества? Я с трудом удержалась от едкого замечания и даже слегка пожалела, что затратила время на выслушивание редкостного бреда. Это, конечно, ничуть не глупее постоянных разговоров о храбрых претендентах на чемпионство в скором Турнире или споров о квиддиче, но, смешиваясь, данные темы делались какой-то гремучей отравой для мозга.Кстати, другим сообщившим о себе претендентом Хогвартса на участие в Турнире стал пуффендуец-старшекурсник Диггори. Когда Малфой опередил его (да и вообще всех), заявив о своем участии, Седрик Диггори со своей группой поддержки пошел на принцип и тоже обставил это с большим пафосом. Друг на друга они посматривали, как два кота-конкурента на мартовской крыше. Выгибали спины, пушили хвосты и хорохорились всеми доступными способами. Но до откровенной схватки еще не доходило. Пока не выставили кубок для жеребьевки. Зато квиддичисты всех курсов Гриффиндора, собираясь в общей факультетской гостиной, придумали новую традицию – садиться и ныть о том, что от Хогвартса будет выбран только один-единственный участник, зато без квиддича за целый год пострадают все. Ну-у-у… я бы так не сказала. Да меня и не спрашивали. С мистером Локхартом (с Гилдероем!) мы переписывались по три-четыре раза в неделю. Вот и на первом уроке ЗОТИ, сдвоенном со Слизерином, я погрузилась в приятные воспоминания о втором курсе. Пользуясь затянувшимся опозданием профессора Грюма, обложилась своими старыми расчетами и стала дописывать письмо. Я бы и не заметила, как хлопнула входная дверь, не толкни меня Рон под локоть. Мимо нашей парты грузно пролетел профессор Грюм со своим сучковатым посохом и остановился только у кафедры, озирая класс. Глаз его наворачивал кульбиты, как поломавшийся йо-йо, и гриффиндорские девчонки за первой партой опасливо потянули учебники под столешницу. Я тоже представила, что он выпадет у него из отверстия и перепачкает слизью книги, и на всякий случай спрятала свои вещи тоже.– Можете и совсем убрать эти ваши книжонки, – презрительно буркнул аврор-преподаватель голосом простуженного крокодила, проследив за нашей реакцией. – Они вам тут не понадобятся. И свой гороскоп, мисс Браун, вы тоже сейчас же уберете!Лаванда, которая о чем-то шепталась с Парвати, подпрыгнула на месте и вместе со спасенным от выпадения Грюмского глаза учебником торопливо утолкала в сумку всё, не относящееся к уроку. В том числе гороскоп для Сибиллы Трелони, которым она хвасталась Патил под партой.– Неужели мы наконец-то заслужили пра-а-а-во научиться противостоять темным ча-а-а-арам? – насмешливо спросил Драко.– Ты сначала заслужи право именоваться студентом, щенок! – отрезал странный профессор, после чего многие наши хихикнули, а многие слизеринцы негодующе зашептались. Я, честно говоря, так и не поняла причины столь хамского выпада, хотя признаю, что вывести из себя Малфой умеет. Но из тех слухов, что ходили по школе о мистере Грюме, складывалась жутковатая картина. Можно даже сказать, что, ответив так студенту, он был еще сама любезность.– За что же така-а-ая немилость? – картинно дернув бровями, не сдавался Драко. Судя по тону, подобным оскорблением его не пронять, и он говорит всё это специально, чтобы спровоцировать скандал. – Я всего лишь спросил. Только и всего. Сэр.– Будет лучше, если ты сейчас захлопнешь свое поддувало и ответишь на вопрос: каковы основные признаки, отличающие того, кто трансформирован с помощью оборотного зелья, от перевоплощенного метаморфа или от мага, который закрылся заклинанием Изменения внешности?– Э-э-э… Ну, вероятно, тот, кто принимает оборотное, постара-а-а-ается заглушить его мерзкий запах чем-нибудь еще более отвратным. Мой отец говорит, что даже элитное пойло наутро всегда будет пахнуть вульга-а-а-арным перегаром, что уж говорить обо всякой бурде?Физиономия Грюма побагровела. У меня возникло опасение, что Малфою теперь не выжить, но профессор справился с яростью.– Знать, не гнушались прихлебатели красноглазой твари оборотного зелья, если уж даже выблядки их так хорошо знакомы с тем, как это работает.– Простите, сэр, я не понял, о ком это вы говорите? И эти непонятные слова – ?выблядки?… мне всего лишь четырнадцать лет, профессор, я не могу знать таких терминов. Это ведь что-то из области биологии?Профессор Грюм снова силой воли поборол гнев. Он окинул аудиторию взглядом обоих глаз (живущих отдельной друг от друга жизнью) и остановился на мне:– Мисс Грейнджер? Странно, что я не вижу вашей руки.– Простите, сэр, – отозвалась я, вставая с места, – я думала, что вы еще не закончили диалог с Драко, и не хотела вмешиваться…Мой слух уловил едкий комментарий Нотта о ?правильно мыслящей гр… маглорожденной?.– Ты хочешь что-то сказать, Нотт? – тут же рыкнул профессор.Теодор с готовностью вскочил с места и, пряча ухмылку, ответил, что всего лишь констатировал мои интеллектуальные заслуги. Галерка, представляющая собой сплошь слизеринцев, прыснула.– Ну так что вы можете доложить нам, Грейнджер? – буркнул Аластор Грюм.Я рассказала, что знала. Что человек, применивший оборотку, остается с присущим ему запахом, голосом и строем мысли; метаморфмаг способен подделываться под нужные параметры и при желании даже мыслить ради правдоподобия, как прототип; и, наконец, маг под искажающими чарами не просто ?отводит глаза?, но и искажает также всё остальное: окружающие не чувствуют никакого запаха (как если бы он был иллюзией), не обращают внимания на ?усредненный? голос, а самого перевоплотившегося воспринимают как человека эксцентричного и рассеянного. Это происходит, потому что волшебник должен концентрироваться на поддержании заклятья. Следовательно, расслабиться он не может и кажется странноватым. Удивляюсь, но профессор Грюм похвалил меня за этот академичный ответ. Профессор Люпин улыбнулся бы тонко и, кивнув, дополнил еще чем-нибудь интересным и жизненным – может быть, даже из личного опыта. Ну а Гилдерой, самозабвенно паясничая, рассказал бы о своих героических победах над иллюзионистами. Грюм не стал дополнять ничем, а сразу перешел к делу, рассказав, как можно вернуть первоначальный облик всем трем категориям ?перевертышей?.– Против вещества можно работать только веществом, заклинание отмены тут не работает, – рычал он, расхаживая перед нами туда-сюда, как старый лев по клетке. – Тому, кто под обороткой, бесполезно говорить ?Фините?. Ему нужно или подлить в пойло, или распылить в лицо нейтрализатор, чтобы он, значит, вдохнул. Между прочим, белобрысый прав: вонь оборотного зелья характерная, и гасить ее надобно либо специальным составом, который еще не всякий и сварит, либо дешево и сердито, – тут профессор без зазрения совести вынул из кармана в аврорских кожано-заклепанных штанах приличных размеров флягу и демонстративно из нее отхлебнул, икнул и утерся. – А чтоб вы знали, спиртное снижает эффект любого нейтрализатора. Это, значит, будь я сейчас мракоделом поганым под действием оборотного зелья и дунь вы мне в морду антиобороткой, ни хрена бы у вас не вышло. Только если внутрь залить, но хотел бы я посмотреть на того самоубийцу, – он нехорошо хохотнул и отсалютовал флягой в сторону притихшей галерки. – Ну, будем здоровы, – а затем снова убрал бутылку в карман. – Метаморфа достаточно просто оглоушить, он в отключке-то в свой истинный вид и вернется. А легче всего вывести на чистую воду того, кто под искажающими. Там ?Фините? – и спекся голубчик.Я не удержалась и всё же вздернула руку. Потому что где-то читала, а теперь вот как раз вспомнила, что существуют редкие эликсиры, которые… Однако профессор в тот же момент уставился своим бешеным глазом куда-то в район собственного мозжечка, и это было настолько отвратительное зрелище, что я мигом забыла, о чем хотела поведать ему и однокурсникам. Просто фу. Простите! (Что-то вымарано до конца строки.)Когтевранцы и пуффендуйцы говорили, будто у них Грюм вел себя не настолько вызывающе, и мы с Гарри сделали вывод, что профессор на том нашем сдвоенном уроке пытался устрашить змеюк, и сделать это он хотел до того, как они начнут доставлять реальные проблемы. Однако Малфоя он не столько устрашил, сколько посмешил, и на следующем занятии, сдвоенном у орлят со змеями, аврор и Драко изрядно, как рассказывал уже Поттер мне, схлестнулись. Грюм чуть не превратил Малфоя в какую-то зверюшку, а Малфой, когда их растащили и когда на выручку примчалась профессор МакГонагалл, долго орал, что ?его отец об этом обязательно узнает?. Конфликт замяли, но теперь на учителя ЗОТИ все косились с подозрением. Думаю – и Гарри со мной согласен – что именно этого Драко добивался своими провокациями. Многие надеялись, что под давлением Попечительского совета школа избавится от Грюма еще до начала второго семестра, однако этого не случилось, и аврор так и остался вести у нас Защиту, то и дело пугая нас всех неадекватным поведением. Когда я написала Гилдерою, что скучаю по тем временам, когда у нас преподавал он, бывший профессор ответил, что нам следует просто потерпеть, поскольку Министерство прислало этого человека не просто так – а, скорее всего, в связи с предстоящим Турниром и возможными беспорядками. Такие мероприятия – всегда огромный соблазн для недоброжелателей в их дурных намерениях. В нашей дискуссии по переписке он вообще взял на себя роль такого себе ?адвоката бога?, тогда как мне ничего не оставалось, кроме ?защиты дьявола?. Я пожаловалась ему на то, что в школе теперь звереют и отнимают у нас всё, что каким-то образом связано с изобретениями маглов, даже переименовали Магловедение в Маглобезопасность, где рассказывают обо всяких ужасах науки простаков и умалчивают о великих открытиях, без которых те же волшебники сидели бы сейчас в пещерах и носили шкуры. Гилдерой объяснил это неизбежными играми сильных мира сего в преддверии важного события, которое чревато большими переменами на политической карте всей Магической Европы. Я спросила, что же это за событие и когда оно случится, и он написал, что в 1997 году. Именно через три года преемник духовного лидера достигнет совершеннолетия. Для меня было натуральным шоком узнать, что ныне действующим лидером является профессор Альбус Дамблдор. Да, я знала, что он Верховный Чародей Визенгамота, об этом писали на вкладышах в конфетах и в любой волшебной энциклопедии второй половины ХХ века. Но то, что это настолько значительная правительственная должность…?А что же ты хотела, – я так и видела, как рассмеялся Гилдерой, читая мои наивные и изумленные вопросы, – ваш директор заведует непосредственно кузницей, где куется будущее Соединенного Королевства. Ты представить себе не можешь мощь этих рычагов власти. По сравнению с ним любой министр, не говоря уже о магловских правителях, мнящих себя вершителями судеб, – всего лишь статист в большом спектакле. Не всякий директор Хогвартса был Верховным чародеем Визенгамота, но можешь проверить в архивах – каждый из предшественников Дамблдора непременно становился директором этой школы хотя бы на какое-то время, чтобы застолбить свое влияние на молодежь?.Если судить по заносчивости, этим будущим Верховным станет Малфой. Да и возраст как раз совпадает, через три года ему будет семнадцать – магическое совершеннолетие. То-то папаша загодя греет Драко местечко в Министерстве…30 октября в без четверти шесть вечера наши деканы построили нас колоннами – каждый факультет с первого по седьмой курсы – и вывели на площадь перед замком. Как назло, было ужасно холодно и ветрено. Погода из того разряда, что хоть как оденься, всё равно промерзнешь до костей. Оттого мы приплясывали и жались друг к дружке – Лавгуд улизнула от своих и прибилась к нам с Джинни, мы втроем стояли в обнимку и, срывая гневные взгляды декана, отталкивали от себя мальчишек, которым было завидно и которые просились погреться вместе с нами. Кто же виноват, что они со своими стереотипами запросто сдохнут от холода, но ни в коем случае не обнимутся друг с другом? Вот и пусть стучат зубами, как дураки, а потом неделю лечат сопли и предрассудки.Минуло шесть, и начались сумерки, а гостей всё не было. Наконец кто-то из старших крикнул: ?Смотрите!? – и все стали оборачиваться в сторону холмов за Темным лесом. Раздались вопли первокурсников: ?Дракон! Дракон!? – но паникеров быстро приструнили. То, что стремительно приближалось к школе, мне напомнило несущийся по небу дирижабль. Я, конечно, вживую их не видела, но, если верить старым фото и картинкам, это было что-то похожее. С виду Лавгуд осталась сонно-невозмутима, но на этот раз мы стояли слишком тесно друг к другу, и я почувствовала, как напряглось ее тело и неосознанно сжались пальцы, впившись мне в запястье. Это показалось мне даже более удивительным, чем то, что летело с холмов, и я заглянула Луне в глаза. Ее зрачки были расширены от ужаса, но лицо не выражало ничего, кроме безмятежности и даже некоторой скуки. Да что же происходит с тобой, Лавгуд? Что делается в твоей загадочной голове?На ?дирижабле? прилетела делегация из Шармбатона. ?Дирижабль? оказался громадной синей каретой, запряженной гигантскими белогривыми лошадками с гламурно-алыми глазками. Я подумала, что если бы могла видеть фестралов, то вряд ли они показались бы мне более зловещими, чем эти золотые коняшки из школы с континента. На двери кареты полыхал их герб – перекрещенные на синем щите, пониже его центра, желтые волшебные палочки, с кончиков которых вырывались по три алых, как глаза коней, звездочки. От колес просели глубоко в землю каменные плиты мостовой, а кони, громко фыркая и лязгая помпезной сбруей, исполинскими подковами крошили то, что еще не доломала карета. Потом наружу по откидным ступенькам выплыла дама, которой Хагрид едва достал бы до плеча. На ней была шляпка в виде боевого шлема, украшенная по бокам пучками орлиных перьев, сложенных так, чтобы смотреться крыльями, и пышный костюм с широченными плечами, как по моде прошлого десятилетия у маглов, и жилетом, похожим на кольчужные доспехи. Хотела бы я взглянуть на кутюрье, у которого она одевалась! Разглядывая всё в лорнет (телескоп в кабинете астрономии у нас был куда меньше), валькирия подошла к крошечным профессору Дамблдору с профессором МакГонагалл и прокартавила им что-то приветственное. Голос у нее был, как иерихонская труба. Жаль, на встрече не присутствовал профессор БаБах, он бы оценил эти вокальные данные по достоинству.– Кажется, ее родной – французский, – шепнул мне Рон из-за спины. – Как думаешь, Шармбатон спрятан где-то во Франции? Вот это тетка, скажи! Двенадцать футов доблести!Дама представилась как мадам Максим, Олимпия Максим, хотя я, честно говоря, готовилась услышать что-нибудь типа Изольды или Брюнгильды. Если ее воспитанники такой же комплекции, то нашему и дурмстранжскому участникам Турнира во время состязаний придется несладко. Хотя кто их там знает, какие еще эти дурмстранжцы. Уизли же видел пока только Крама – и то говорит, что здоровый, как бык. Еще окажется, что они вообще энты…Но вопреки моим опасениям студенты Шармбатона с пятого по седьмой курсы оказались ребятами обычного роста, только собранными в команды не по факультетам-домам, как это делалось у нас, и не по возрасту, а по странам. Здесь были и чаровницы-француженки, и горячие испанцы и испанки, и говорливые итальянцы, и несколько веселых светловолосых ребят, болтавших на незнакомом, немного похожем на итальянский, но более раскатистом языке. Этим, последним, английский давался лучше, чем их спутникам-южанам, и первое, о чем они спросили, это ?почему вон то большое дерево только что поймало и сожрало ворону?. Ну как им в двух словах объяснить, что Гремучник, конечно, с куда большим удовольствием сожрал бы человечинку, да только кто же ему даст?..Не успели еще наши перезнакомиться с шармбатонцами, со стороны залива донесся такой звук, как будто кто-то выдернул из воды Гигантского Кальмара, одним рывком отлепив его присоски от подводной скалы. На поверхность озера выпрыгнул настоящий Летучий Голландец, и я приготовилась к нашествию пиратской нежити. Призрачно мерцая в темноте и по пути обрастая такелажем, корабельный остов поплыл к пристани. Перед тем как пришвартоваться, на носу уже полностью обновленного корабля расправили огромный, светящийся в глубоких сумерках флаг с гербом Дурмстранга. Не знаю, что символизирует темно-красный череп антилопы с устроившейся в нем, как в гнезде, желтой двуглавой птицей – и всё это на фоне зеленого византийского купола, – но точно помню, что в первый момент мне почудились там очертания неких измерительных приборов и две вложенные друг в друга литеры ?G?. Всё это я где-то видела в похожем сочетании раньше [3]. Висок слегка кольнуло болью, и захотелось поскорее отбросить эту мысль вместе с попыткой вспомнить.– А у них, что ли, одни мальчики? – привставая на цыпочки, спрашивали друг у друга и у своей ?тени? – Рионы О’Нил – наши гриффиндорские модницы.Кто-то из старших гриффиндорцев ответил, мол, баба на корабле – дурная примета, но несколько девчоночьих голосов посоветовали ему заткнуться.– Дурная примета – это встретить Чак-Мооля [4] с пустым ведром, – вернувшийся из разведки Мертвяк уселся на плечо Луны и старательно сложил крылья. – Телочки у них там имеются, только не для таких слабаков, как вы, их строгали!Мимир был прав: студентки в делегации Дурмстранга были. Просто выглядели они точно так же, как студенты. Разве что вместо длинных посохов, заменявших тем волшебные палочки, девушки с той же целью пользовались жезлами или скипетрами. Это еще куда ни шло. Иначе с трудом представляю, как можно повсюду таскать с собой огромный костыль, пусть даже мускульной силы у тебя хоть отбавляй: в рукав или голенище сапога не упрячешь, на весу одной рукой долго не удержишь… Да и самому покалечиться о такую орясину – раз плюнуть.А директор их, Игорь Каркаров, оказался высоким синеглазым мужчиной в белой бурке из меха снежного барана и в похожей на сугроб папахе. Кажется, теперь я знаю, каким был толкиеновский Саруман в молодости. И косолапый Виктор Крам в черной шубе – вылитый медведь, хотя без шубы, в своем кроваво-красном кафтане, оказался не таким уж огромным. Но мне всё равно было трудно представить его на хрупкой квиддичной метелке гоняющимся над полем за микроскопическим снитчем.И последними к нам прибыли еще два человека. Рон вполголоса сказал нам, что это глава Департамента международного магсотрудничества Крауч – болезненный на вид пожилой мужчина с узкой щеточкой седоватых усов – и главный по спорту Бэгмен, стриженный бобриком блондин-здоровяк с пухлым лицом и большими, но редкими верхними зубами. Остальные их появления и не заметили, мечтая лишь о том, чтобы поскорее очутиться в теплом помещении.В конце праздничного обеда в честь Самайна директор представил всех всем (Уизли оказался прав насчет этих дядюшек из Министерства, это были именно они – Бартемиус Крауч и Людовик Бэгмен) и объявил начало Турнира. Филч вынес большой старинный ларец с деревянным Кубком Огня, в который претенденты должны хоть открыто, хоть тайно бросить свои имена ради жеребьевки, а затем подождать сутки и подумать, не поторопились ли они. По истечении этого срока пути назад уже не будет, и Кубок сожжет синим пламенем все записочки, кроме трех с именами счастливчиков. Эти три клочка пергамента он выбросит на судейский стол. В жюри будут заседать три директора и два организатора мероприятия из Министерства. Задания для всех трех этапов Турнира будут основаны исключительно на школьной программе – но, безусловно, не без каверз, для выхода из которых потребуется смекалка. В общем, если бы я не читала о том, что в прежние годы на этих состязаниях случались жертвы, то, подобно многим в зале, отнеслась бы к Турниру как к развлекательно-просветительскому телешоу типа ?Игры поколений? Брюса Форсайта.Диггори и Малфой сверлили друг друга ненавидящими взглядами, что очень развлекало девчонок из Шармбатона, но лично мне за два прошедших месяца этот цирк изрядно наскучил. Поэтому, в отличие от остальных, я смотрела не на соперничающих учеников, а на лица взрослых. И заметила несколько интересных, но непонятных моментов. Из трех точек Большого Зала играли друг с другом в ?гляделки? профессор Снейп, директор Каркаров и аврор Грюм. Изуродованное лицо нашего учителя по ЗОТИ при этом становилось еще свирепее, а дурмстранжец и мастер зелий лишь утомленно покачивали головами, переглядываясь и невербально транслируя друг другу свое отношение к докучливости мракоборца. Да вы и сотой доли того не испытали, что выпало нам, господа! Профессор Грюм, похоже, совсем повернулся на идее безопасности и теперь обыскивал нас не только при входе на его уроки, но и при каждом возвращении в замок с тренировок или с занятий у Хагрида. Нашу учительницу по Маглове… (зачеркнуто) Маглобезопасности я не раз случайно заставала в темных уголках Хогвартса торопливо смолящей загодя припрятанную сигаретку. Она совсем не солидно подмигивала мне (или у нее просто нервно дергалось веко) и просила сохранить ее небольшую слабость в тайне от зотишника, потому что курила она те сигареты, к каким привыкла. То есть сделанные на табачных заводах маглов. А девицы-старшекурсницы на полном серьезе обсуждали пикантный вопрос – не стоит ли воспринимать фразу Грюма о том, что он всех нас видит своим глазом насквозь, буквально. Они переживали, что какой-то старый и мерзкий мужик разглядывает их прелести.Другими, кто также вели себя странно, были господин Крауч и завхоз Филч. Крауч изучающе вглядывался в нашего завхоза, а тот всё время старался улизнуть из-под прицела его мертвых глаз. Эти ?кошки-мышки?, правда, заметил и Гарри. Он уже совсем не хромал, а длинная челка, падавшая ему на бровь, надежно прикрывала шрам на лбу от всяких любопытных зевак, и на него никто не обращал внимания – правда, тут была и моя заслуга, ведь это я научила его самому легкому приему отводить от себя ненужный интерес.– Ты тоже это видишь? – шепнул он, слегка кивая на Филча. – Что с ними такое?..Но тут директор Дамблдор объявил об окончании торжественного ужина, и все начали расходиться. Дурмстранжцы отправились на свой Летучий Голландец, а шармбатонцы – в карету-дирижабль. Проходя мимо завороженно рассматривавшей Кубок Огня Лавгуд, один из длинноволосых шармбатонских блондинов оставил у нее в левой руке бутон алой розы, и тут же, идя почти след в след за ним, Виктор Крам вложил ей в правую золотую монетку на цепочке. Вся такая неземная Луна отвлеклась лишь на несколько секунд, чтобы узнать, кто и зачем ее побеспокоил, и снова погрузилась в созерцание сапфирово-синих язычков огня. Роза и кулончик с монеткой так и остались висеть в ее пальцах. Не знаю, каким чудом они не вывалились на пол.Паломничество к Кубку наверняка совершалось на протяжении всей хэллоуинской ночи. Весь следующий день все ходили с загадочными лицами и делали вид, будто итоги голосования их ничуть не интересуют. Признались только наша Анджелина Джонсон, когтевранка Фоссет, пуффендуец Саммерс и еще несколько студентов. Гости, как я поняла, заявки отправили в полном составе.– Вот же с-с-сколопендра! – шипели на Джонсон слизеринки, которые считали ниже своего достоинства участвовать во столь низменных игрищах. Там же есть риск продемонстрировать посторонним собственные кишки и выглядеть при этом недостаточно сексуально. – Да ей всё равно ничего не светит! Она проиграла бы даже на состязаниях лузеров!И вот наконец наступил момент истины. Профессор Дамблдор коснулся палочкой деревянного края Кубка, и Большой зал осветился синим пламенем, испепелившим пергаменты с именами. А затем Кубок заклубился белым дымом и поочередно выбросил три оставшихся жребия. Почти ожидаемо от Дурмстранга был избран Виктор Крам и несколько неожиданно от Шармбатона – хрупкая Флер Делакур. В полной тишине вылетел последний клочок. Я буквально услышала немые мольбы гриффиндорцев: ?Только бы не Малфой, только бы не Малфой!?Директор неторопливо развернул туго скрученный в рулончик пергамент. Я вздрогнула, узнав эту манеру сворачивать маленькие бумажки: он иногда писал для себя банальные шпаргалки и прятал в потайных карманчиках мантии. Усмехнувшись, профессор поправил очки и прочел имя претендента от Хогвартса…___________________________________________[1] ?…приложила цветок маракуйи? <…>?…желаю выздоровления нашему страстотерпцу?: другое название цветка маракуйи – Passiflora, или страстоцвет.[2] Волк Изенгрим (Isengrimus) и Лис Рейнгард (Reinhard) – герои басен Эзопа и, впоследствии, средневековых сказок о свирепом, но не слишком умном волке и хитром изворотливом Лисе. Во французской версии имя этого Лиса звучит как Ренар. К XVII веку слово ?renard? вытеснило из обихода французов все прочие формы для обозначения лисицы (такие, как volpil, goupil) – причем как животного, так и меха. Также ?renard? употребляется в многочисленных фразеологизмах и переносных значениях.[3] Герб Дурмстранга: https://i.skyrock.net/5834/8515834/pics/247868135.jpg А это то, что почудилось (безусловно, в несколько измененном виде) Гермионе: https://catholicismpure.files.wordpress.com/2012/05/freemasonry.jpeg?w=298 и производное: http://www.harrislodge.com/blogs/wp-content/uploads/2016/11/18-Knight-of-the-Rose-Croix-18th-degree1.5.png[4] Чак-Мооль – жертвенная статуя в доколумбовой Мезоамерике. Считается, что служила алтарем, а в сосуд, похожий на ведерко, который она держала в руках, индейские жрецы могли, по предположению ученых, сбрасывать вырезанные во время кровавых ритуалов человеческие сердца.