chapter one. (1/1)

"Вы помните цвет неба, когда ночь уходит, и вот-вот взойдет солнце? Когда-нибудь, прошу, выйдите на улицу в такое время, и посмотрите на небо. Вы знаете, как называется этот цвет? Это цвет юности.Волшебное время. Все мы когда-то да обретали крылья свободы. Когда мир кажется до ужаса простым, а все невозможное в миг оказывается возможным. Что видели другие? Глупых мальчишек с ветром в голове и искрами в глазах. Мы бежали навстречу рассвету, прочь от вчерашнего дня, все стремясь и стремясь в будущее. Мы проживали каждый день так, как никакой иной. Потертые башмаки, испачканные алой помадой мятые рубашки и пятна алкоголя на персидских коврах - единственные неизменные вещи в этом мире. С каждым новым восходом солнца восходили и новые мечты. Мы надеялись исполнить их, исполнить сегодня. Я жил этим. Я дышал юностью. Я любил окрашенные соком вишен закаты, сладкие поцелуи под покровом ночи, переливчатый смех тысячи людей и полное звезд шампанское.Сейчас у меня в бокале лишь вино. Его терпкий вкус заставляет забывать волшебство прошлого. Я начал пить его недавно. Когда понял, что жизнь на самом деле сложна, а мечты неисполнимы, даже если молиться об этом самому Господу Богу. Но когда-то, словно тысячу лет назад, было время, когда я тоже был юн, беспечен и полон несбыточных надежд. Тогда все мы на что-то надеялись. Я яростно желал стать выдающимся, не имея ни к чему особого таланта, - пробовал писать картины, сочинять стихи, как-то раз уговорил племянницу декана с подружками позировать на камеру, за что мне тогда неплохо влетело. Я наблюдал за успехами знакомых, я наблюдал за выдающимися творцами, пока самому мне мало что удавалось. Однако вечная вера в некий знак, что укажет мне путь, не угасала ни на миг. Был конец весны -дцатого года, когда я решился взять перерыв от колледжа и навестить своего старого школьного друга. С ним мы когда-то были не разлей вода, но будущее резко развело нас в разных направлениях. Он устремился в Лондон - вперед, навстречу роскоши и свободе. Я же получал образование в своем блеклом городишке, и даже мысли не допускал думать о верхах общества. Но учеба давалась все труднее, теплые дни тянулись все дольше, а приглашения становились все настойчивей, поэтому, в один день уладив все с колледжем и собрав крохотный чемодан, куда сложил лишь одежду, месячный запас перьев и пару блокнотов, я сел в поезд до Лондона.Люди тут такие же, как здешние дожди - то омерзения постоянные. По крайней мере, если судить по тому, что я видел, прогуливаясь по улицам и глазея по сторонам. Пожилые джентльмены, одной рукой придерживая котелки, а второй салютуя знакомым, спешат куда-то; мальчишки с драными коленками в коротких шортах с заливистым смехом убегали от причитающих матерей; и прогуливаются молодые девушки в платьях чуть короче нормы, ловя осуждающие взгляды от дам постарше и заинтересованные - от моих ровесников. Признаться, я сам заглядывался на них, ведь сейчас время наступает именно то самое время, когда можно забыться и не думать о том, что велит нам мораль.Я снял квартирку в недорогой гостинице, с окнами на небольшой уютный дворик, где соседствуют друг с другом пекарня и цветочный магазин, с одной стороны, и с видом реку с другой. Там, за прозрачной гладью воды, можно различить другой берег. Утро я провел, разглядывая замок на той стороне, будто сошедший со страниц Вальтера Скотта. Своими сводами он подпирал небо, высокими пиками пронзая кучные облака. Солнечные лучи играли на витражных окнах, создавая причудливые разноцветные блики. Человек, который там живет, невероятно богат и, наверняка, невероятно эгоистичен. Как парень, всю жизнь проведший в нищете, я всех богачей считал бесчувственными скотами. Хотя мой приятель, который, судя по письмам, сумел выбиться в свет, у меня вызывал скорее уважение, нежели неприязнь. Как раз в тот день мне доставили приглашение на устраиваемый им прием, и я с нетерпением ждал наступления вечера. Когда часы пробили шесть, я, в своем лучшем - и, если честно, единственном - костюме настойчиво пытался пригладить непослушные волосы. На таких вечеринках прежде всего о твоем положении можно сказать по твоему внешнему виду. Мне нужно хотя бы попытаться прикинуться самодостаточным юношей, дабы произвести хорошее впечатление. Вечер невероятно влияет на город. Небо становится темнее, музыка звучит громче, прохожие ведут себя еще распущеннее, а огни загораются все ярче и ярче. Сверившись с адресом на пожелтевшей бумаге, я перевел взгляд на раскинувшийся передо мною вид. Посреди роскошного сада возвышался колоссальных размеров - для парня из трущоб - дом, что окутывал меня своей тенью, будто заботливо пускавщий под свое крыло. Чуть сбивчивым, но уже более уверенным шагом я увился за толпой, сопровождаемой громкими криками и запахами дорогого парфюма. Все они могут затмить свое происхождение, свои грехи, свои тайны под вечерними платьями и шлейфами духов - все это становится неважным под покровом ночи. Но только первые солнечные лучи тронут землю, они все будут нагими пред наступающим днем - вся их напыщенность помнется, слои пудры испарятся, а ароматы перемешаются, создавая зловонный запах истины. Все мы бессильны перед светом.Зная хозяина дома с ранних лет, я мог бы предположить, что он выберет такой образ жизни, но увидеть все это собственными глазами - совсем не то, что представлять из переписок. Людей здесь было еще относительно мало, хотя я все равно чувствовал себя крайне неуютно, и, оглядываясь в поисках знакомого лица, я и не заметил, как меня нашли первым.- Луи! У Лиама было открытое улыбчивое лицо - казалось, он будет рад каждому, кого повстречает на своем пути. Он легко мог расположить к себе людей, что, возможно, и помогало ему на его восхождении. По его сияющим глазам можно догадаться, что в потоке этого величия, этой роскоши, он плывет по течению, огибая преграды. Ему не надоедало высшее общество - он наслаждался им и положением в нем. Никогда не мог понять его - однако, несмотря на некоторые размолвки и различие взглядов, мы оставались добрыми друзьями, и я был невероятно рад его видеть. Схватив сильную руки, я с улыбкой приобнял его, хлопнув по спине. - Я уж думал, ты побрезгуешь посетить эту небольшую посиделку.- Небольшую? - помню, я нервно рассмеялся тогда, считая, что он шутит, но, как оказалось, я еще не поведал многого. - Меня чуть было не затоптала толпа у входа.- Ну разумеется, кроха-Лу, - разразился тот громогласным смехом. - Что же, развлекайся. Прошу простить, что не удастся сейчас поболтать, нужно выполнять роль гостеприимного хозяина. Хотя, признаюсь, при некоторых особах мне хочется закрыться в этом доме и не показывать ни его, ни себя на свет Божий! - громко "шепнул" он мне на ухо так, что меня тут же обдал жгучий запах алкоголя. - Но на разговоры у нас есть вся ночь!Последняя его фраза утонула в звуках пьяных голосов, и сам он исчез среди фигур разодетых мужчин и женщин. Под высокими потолками развлекались тысячи вельмож, до которых мне нет дела, но я все равно разглядывал их - всех и каждого. Я видел женатые пары, где дамы пугливо жмутся к своим благоверным, а те, в свою очередь, украдкой поглядывают на юных студенток с вызывающим макияжем. Я видел вдов, курящих в стороне и сверкающих своими тигриными глазами из-под темных шляпок. Я видел их всех насквозь, не зная никого. Подумать только, что может вершить сторонний наблюдатель. Я оставался один недолгое время, но пока прохаживался по комнатам, разглядывая фотографии и картины на стенах, и попутно хватая бокал за бокалом. Когда Лиам, наконец, нашел меня, я был заметно веселее и развязней, чем час назад. Он утащил меня за собой на балкон над главным залом - я уже всему перестал удивляться - и принялся знакомить, указывая пальцем на снующих снизу людей. Я видел пастора, подмигивающего очередной распутнице, бизнесмена, пожимающего руку конкуренту. Внезапно мертвые оболочки начали обретать свои очертания.- Сэр, мистер Малик с невестой прибыли, - наклонился к нашему столу один из дворецких.Лиам расплылся в счастливой улыбке:- Проводите их сюда, Бэзил. Благодарю вас. - и, повернувшись ко мне, заговорщически начал рассказывать. - Они тебе понравятся, обещаю. Зейн - он из крупной компании, и, если что, может помочь с работой. И Джемма, ты полюбишь Джемму, чудесная девушка, чуть глупа, конечно-Признаться, я не слушал, завороженный танцующими на полу и на телах людей отблесками хрустальной люстры. Это зрелище моему чуть помутненному разуму казалось сродни волшебству, и я уже было раздумывал над написанием картины, как вдруг чей-то кроткий, но настойчивый кашель прервал мои раздумья и голос Лиама на фоне. Перед нами стоял статный мужчина восточной наружности - с темными глазами и оливковой кожей. Его лицо отдавало надменностью и величием - не таким, как у Лиама, а холодным и устрашающим. Я дал себе слово никогда не вставать на пути у этого человека (ноэто слово я позже буду вынужден нарушить). За его руку держалась хрупкая девушка с очаровательными большими глазами и сияющей улыбкой.- Ах! - Лиам поспешно встал, делая жест прислуге, чтоб принесли им стулья. - Зейн, Джемма!Они с мистером Маликом обменялись рукопожатиями - но, если Лиам добродушно и легко протянул ему руку, то тот ее сдержанно пожал. А потом хозяин, склонив голову с нежной улыбкой, поцеловал протянутую тонкую ручку девушки.- Гарольд тоже пришел, - ее голос был больше похож на звон колокольчиков. - Он сейчас внизу, наверное, повстречал кого-то.- Это чудесно, - он отодвинул для нее стул и предложил обоим новоприбывшим напитки. - Надеюсь, он сегодня для нас сыграет? Скрипка до сих пор пылится в какой-то из комнат.- Ох мы тоже очень, очень на это надеемся! - залилась смехом Джемма.- Несомненно. Не познакомишь нас? - их перебил кивок Зейна, адресованный мне, который возможно и показался заинтересованным, хотя меня даже этот простой жест напугал до чертиков.- Да-да. - сам, наконец, присев и вынув из-за пазухи сигару, Лиам указал на меня. - Мой ближайший друг Луи, прямиком из Донкастера. Мы вместе учились в школе там. Луи, это Зейн Малик и его невеста, Джемма Стайлс. У Зейна цветет крупный бизнес в области-- Достаточно, - холодно прервал его мужчина.Я уже было протянул ему руку, но он очевидно уже был настроен против всякого контакта со мной. Так что мне пришлось опустить сжатую в кулак ладонь и просто кивнуть ему.Мне точно стало ясно, что он опасен. Но он также довольно-таки умен. И подозрителен - по крайней мере, по отношению ко мне. Такие качества могут вызывать уважение у кого-то. Я тоже начал уважать его, хотя и принимая во внимание его змеиную сущность.Тут смех и крики утихли, и комнату наполнил совсем иной звук. Я никогда не пытался засесть за инструмент, но с детства был поклонником музыки. Я растворялся в мелодии, невыносимую муку и одновременно ни с чем не сравнимое наслаждение мне приносили нарастающие звуки скрипки в симфониях Бетховена, они поглощали меня своим пламенем и сковывали своим льдом. И сейчас - та же скрипка, в руках человека, поистине знающего свою власть над инструментом. Музыка бурным водопадом обрушивалась на стены дома и тихой речкой щекотала слух.- Видно, Гарольд нашел скрипку, - с мягкой улыбкой произнес Лиам, зажмурившись от удовольствия.Я тоже закрыл глаза, отдавая свой разум мелодии. Уж не знаю, была то игра моего опьяненного сознания, но в кромешной тьме я видел распускающиеся цветы невиданных раннее красок. Они кружили подле меня, принимая в свои объятия, как старого доброго друга. Музыка зазвучала громче и чище, и я услышал приветственный тон Лиама.- Гарри!Открыв глаза, я увидел того самого человека, из-под чьего смычка лилось ангельское звучание. Он, не прекращая играть и покачиваясь на ходу, двигался к нам через толпящийся народ с грацией кошки. У него было открытое лицо с обрамляющими его темными кудрями и прекрасная улыбка, благодаря которой на щеке его появилась ямочка. Из-за этой ямочки юноша, который казался лишь на пару лет младше меня, был похож на еще совсем мальчишку. Странное очарование, которое он излучал, покорило меня, посеяв невиданный мне раннее трепет в груди. В его больших зеленых глазах отражался блеск люстр, но сами они отдавали сему миру иной свет - свет надежды.Он остановился у нашего столика и, отняв от струн смычок, поклонился. - Ах, Гарольд, это было чудесно, - Джемма восторженно захлопала в ладоши.Необычайная нежность, с которой юноша смотрел на нее, и мимолетное, но все же заметное сходство довело меня до мысли об их родстве. Простые, но практически идентичные жесты - как Джемма хваталась за локоть жениха, будто за спасательный круг, так и он судорожно сжимал в руке скрипку.- Садись рядом, - Лиам указал на пустой стул рядом со мной.В отличии от Зейна, Гарольд был светлым и открытым. Тепло пожав руку хозяину, он тут же уселся за стол, и, повернувшись ко мне, начал разглядывать с мягкой улыбкой, которая будила некое трепетное чувство в душе.- Мы, кажется, не знакомы?Его голос был невероятно располагающим к себе, с вкрадчивыми нотками и глубокими переливами. То, как он смотрел на людей, тут же заставляло чувствовать каждого особенным. В тот момент я ощущал себя ровно так же.- Луи Томлинсон, - я протянул ему ладонь, не сомневаясь, что он ее пожмет.Юноша оправдал мои ожидания, с улыбкой взяв мою руку в свою и чуть сжав ее. - Гарри Стайлс, - он наклонил голову, и его причудливые действия заставили меня улыбнуться. - Вы недавно в Лондоне?Он говорил это с такой уверенностью, будто бы у меня была нашивка с подписью "День как уехал из Донкастера". Его наблюдательность приятно поражала, а любопытство не вызывало ни капли раздражения.- Да, - закивал я головой, в свою очередь тоже разглядывая его.Накрахмаленный костюм, уложенные волосы, аромат дорогого парфюма, умение держать себя - все в этом парне выдавало влиятельную семью и неплохое наследство. Но было в нем что-то такое, что никак не вписывалось в мое представление о таких людях. Что-то, что делало его по-своему уникальным.Он оказался приятным собеседником. Был достаточно - нет, даже слишком - начитанным, от его рассуждений веяло занимательной жизнью и невероятно огромным опытом. Он был не на много младше, почти моим ровесником, но я ощущал себя невежественным мальчишкой в его компании. Я восхищался им с той первой секунды, как услышал звуки скрипки.Ночь окутывала город, гости становились все развязней, выпивка - еще более пьянящей.Я все еще сидел рядом с Гарри, пока Лиам лавировал меж людьми, выполняя роль души компании, а Зейн и Джемма переговаривались со знакомыми где-то в центре сего безумия. Как человек, никогда не смевший напиваться до скотского состояния, сейчас, с развязанными руками, я терялся, а потому решил пить, сколько и окружающие меня люди. А это значит - до того, как будешь уже не в силах сделать новый глоток. Украдкой поглядывая на Гарри, я замечал, что он лишь несколько раз пригубил свой бокал, все то время с интересом наблюдая за мной.- Вы почти не пьете, - я старался придать своему голосу серьезность, но мой нелепый осуждающий тон скорее повеселил его.- Предпочитаю смотреть на мир не замутненным взором. - его зеленые, почти кошачьи глаза, сверкнули.- Но с выпивкой он кажется ярче. - с уст моих сорвался легкий "ик", и он опять рассмеялся. - Красивее.- Это такой же обман, как и их вычурные наряды. Они павлины только под своими масками, а без них все мы - лишь ощипанные курицы. А здесь ты надеваешь радужные очки, и мир уже не кажется таким грязным и темным.Он говорил так, будто читал мои мысли и дополнял их красивыми словами. С каждой новой секундой нашего знакомства он не переставал все больше и больше восхищать меня. Я уже было потянулся к бокалу, дабы потопить свои мысли в шипучей жидкости, но Гарри, опередив меня, отставил его подальше. При этом рукав его чуть задрался, обнажая нити черной краски на запястье. Когда я попытался почетче разглядеть его, тот уже убрал руку. В сей вечер мне было не до этого, но позже я жалел, что не расспросил его подробнее.Гарри был немногословен, когда речь заходила о нем. Сам того не замечая, я выбалтывал ему все подробности моей никчемной жизни, а когда старался расспросить его, наихитрейшим образом он умел менять тему. За этим столиком, будто находящимся под куполом, защищающим нас от толпы людей, я рассказывал ему о том, как познакомился с Лиамом и как надеялся стать писателем. Я говорил вещи, совершенно не связанные между собой, совершенно простые вещи, которые имели тогда колоссальную для меня важность. Черт, я смеялся до упаду над собственными странными шутками, пока не начинал задыхаться. Вел себя невероятно глупо. Но со временем моя речь становилась все непонятнее, слова - все бессмысленней, а внешний шум убаюкивал. Под его кроткие комментарии, дивные смешки и хор пьяных голосов, я уснул.Меня пробудил солнечный свет. Он струился, и в моих вымученных глазах был похож на грязные пятна на стекле бокала. Как оказалось, я действительно глядел на этот мир сквозь прозрачную поверхность сосуда, распластавшись по всему столику. Подняв голову, которую тут же пронзила невыносимая боль, я огляделся. Люди были везде - лежали на полу, на ступенях, на стульях, на столах, друг на друге. Их роскошные одеяния поблекли и утратили весь свой лоск. Ароматы дорогих духов заменили запахи пота, грязи и алкоголя. Я, кажется, видел снующего туда-сюда Лиама, который пытался навести порядок, но, возможно, мне просто показалось. Я снова оглядел умиротворенные лица, и понял, что одного не досчитался. Прекрасный скрипач, загадочный Гарри Стайлс. Двинувшись на трясущихся ногах вперед, я все искал его улыбку. Но, пока я проходил комнату за комнатой, надежда постепенно угасала. Аристократы вокруг меня начинали просыпаться, вставать, ища своих жен и любовниц, и друг за дружкой покидать особняк. Я пытался найти хозяина, чтобы попрощаться, но его взъерошенных волос нигде видно не было. Поэтому, все еще пошатываясь, я вышел на улицу. От обилия свежего воздуха мои легкие готовы были вот-вот разорваться. Было уже очень рано - солнце только задело макушки деревьев. Я смотрел, как люди, подбирая на бегу подолы своих платьев и подымая воротники, направляются к своим автомобилям, пока сам я озирался в поисках раннего такси. Богачи, давая знаки своим шоферам, уезжают прочь от своего разоблачения. Я видел их насквозь - будто нагими, и теперь они желают скрыть свою истинную сущность под новыми слоями макияжа, великолепными тканями и экзотическими ароматами. Наконец, я нашел свободную машину, и вяло пробормотав весьма недовольному водителю адрес гостиницы, завалился в салон. Открытое окно давало мне право вздыхать мне воздух рассветного Лондона, состоящего целиком и полностью из мокрого асфальта, стриженной травы и машинных отходов. Такси мчалось сквозь вечность, вслед за восходящим солнцем. Я подставлял лицо ветру и слабо моросящему дождю, мои волосы развевались, и время будто разбилось на несколько кадров, на фантастически красивых кадров. Я мог разглядеть окна домов, и людей в них, что ворочались в своих постелях. Я видел каждый лучик солнца, достающий до стен. Когда мы, наконец, остановились у знакомого здания, я нетвердой походкой вышел из машины и начал перебирать в карманах в поисках мелочи. Тут моя рука нащупала что-то наподобие салфетки, и, быстро найдя несколько монет и отдав шоферу, я вытащил ее из кармана. Сначала у меня возникло желание непременно ее выбросить, но затем, проморгавшись, я заметил что-то, написанное на ней причудливым, хотя и очень красивым почерком. Света восходящего солнца было недостаточно, поэтому я двинулся дому.Долго провозившись с ключами, я шагнул в прихожую и тут же направился к кровати. Зажечь лучину было весьма кропотливым трудом, но я, преждевременно себя похвалив, с этим справился. Поднеся бумажонку к свету, я прочитал слова, которые тут же заставили меня улыбнуться."Друг мой, буду рад, если вы присоединитесь ко мне завтра за ужином. Если у Вас есть какие-либо планы - пожалуйста, оповестите, я есть в телефонной книжке. Но я очень надеюсь на Ваше согласие. Заеду за Вами в шесть".- Г.И, чуть ниже, я разглядел крохотную заметку.P.S.: прошу Вас извинить меня, но Вы совершенно не умеете пить, друг мой. Хотя заместо полного имени, как это всегда было принято, стояла лишь одна буква, я знал, кто этот "Г". Хотя я очень бы хотел разобраться, откуда он знает мой адрес, зачем подкинул записку и как я вообще заслужил это приглашение, мой разум настойчиво твердил "нет". Я отложил бумажонку, обещая себе навечно ее сохранить, и быстро задул огонек. Темнота меня умиротворяла, и даже чуть пробивающийся через плотно закрытые шторы свет не мог нарушить покоя. И только голова моя коснулась подушки, я провалился в долгожданную бездну безмятежного сна.