33(11). Everything lost (1/1)

?... У здания проведения шоукейса группы MonstaX столпились фанаты с плакатами и баннерами. "Ю Кихён, уходи из группы", "Кихён, тебе не место в Starship" — это самое безобидное, что можно на них увидеть. Всё это происходит из-за слива личных переписок айдола анонимом сегодня в час ночи. Информация уже разошлась по всем новостным...?Телевизор выключается и, кажется, зрение пропадает вместе с изображением на экране. Тяжёлая тишина в кабинете начинает раздражать итак убитые напрочь нервы, хотя страх нарушить это мёртвое молчание намного сильнее. Вокалист боится моргнуть или даже просто втянуть воздух в лёгкие. Дрожащими пальцами он мнёт ткань брюк и нервно закусывает губу, пока начальник медленным шагом измеряет длину кабинета.— Итак, ты снова здесь. Я надеюсь, ты понимаешь, зачем я тебя вызвал, — парень кивает, продолжая взглядом гипнотизировать невидимую точку перед собой. — Ситуация, в которую ты попал, сложная. Из неё не легко выбраться со всеми конечностями. Чем-то всё-таки придётся пожертвовать, — Сон садится напротив и кладёт пульт, что всё это время сжимал в ладони, на стол. — Единственный выход, который я вижу, это просто заявить, что эта информация вовсе не с твоего телефона. И что видео с практики снимал не ты, слава Богу, ни голоса, ни лица твоего там нет. Но всё равно это огромный спойлер к камбэку, та информация, которую разглашать нельзя, ты же знаешь, что за это бывает, — розововолосый переводит взгляд на мужчину и снова отстранённо кивает. — То есть, с Боной ты продолжаешь встречаться, и не только выплачиваешь штраф, но и покрываешь убытки группы. Работать тебе придётся в два раза больше. Помни, что судьба твоих одногруппников и Cosmic Girls в твоих руках. И желательно, чтобы со всем этим ты разобрался как можно быстрее, так что все средства, что сейчас есть на твоём счёте спишутся. Чек с суммой возьми у секретарши внизу, там уже вычтена сумма, оплаченная с твоей карты. И в следующий раз думай головой прежде, чем оставлять где-то личные вещи без присмотра. Свободен, — Джехёк машет рукой в сторону двери и устало трёт переносицу, тяжело вздыхая. Что же, Кихён начальнику совершенно не завидует, ведь разгребать всё это предстоит именно ему.Он кланяется, ведь действительно благодарен, выходит из кабинета, машинально хватает протянутую девушкой бумажку и даже на цифры не смотрит — знает, что сумма неподъёмная.Жизнь действительно издевается над ним, её чёрный юмор так и попахивает чем-то явно протухшим. Единственное, что Кихён не понимает — за что. Ведь в детстве он был довольно послушным, учился хорошо, маму с папой сильно любил и до сих пор любит. Да, гордый слишком, несоизмеримо со всеми остальными его качествами, но он научился подавлять это временами совсем ненужное чувство. Наверное, он сейчас расплачивается за грехи, которые совершил в прошлой жизни. Другого объяснения нету и просто быть не может.Это просто какое-то чрезмерное невезение, в голове только мысли о том, как же быстрее раздобыть столько денег, и, если честно, даже не самые законные способы рассматриваются. Вовремя не возместит — не только ему хуже станет. Мемберы, Чжиён, Хосок. Все в опасности. Возможно, даже Чангюн с Санхёком, если кто-то о них каким-то волшебным образом узнает. Поэтому чем скорее, тем лучше. И тем легче.Юноша надевает маску на лицо и кепку натягивает чуть ли не до подбородка — через прозрачные стёкла сразу видна огромная толпа. Ему страшно, и страх этот дикий, практически животный. ?Ситуация, в которую ты попал, сложная. Из неё не легко выбраться со всеми конечностями.?Автоматические двери сами разъезжаются, и он выходит из здания. По голове сразу ударяют вопли, да с такой силищей, что тут и оглохнуть можно. Люди орут что-то мало дружелюбное, толкаются, но Ю всё равно идёт к машине менеджера, чтобы там хоть ненадолго побыть в тишине.Мгновение — кто-то неудачно вхмахнул рукой — и кепка слетает, представляя всем чуть смывшуюся, но всё ещё розовую макушку айдола. Крики усиливаются, а сердце начинает биться так быстро, насколько это вообще возможно. Кихён, как загнанный зверь: через раз дышит и всё по сторонам озирается в поиске защиты.?Чем-то всё-таки придётся пожертвовать.?Толчки становятся ощутимее — толпа будто специально хочет вдавить его в асфальт, смешать с грязью, заставить исчезнуть, как нежелательный изъян на лице. Ю, непонятно зачем, продолжает придерживать маску и двигается дальше, хотя с каждым шагом идти становится всё труднее. Он молча выслушивает все оскорбления, раздвигает живую стену руками, словно утопающий, до конца старается выплыть и вдохнуть побольше кислорода.Резкий тычок в рёбра, затем в солнечное сплетение заставляет слегка покоситься, но всё то же голдящее скопление слишком громких и больших людей не даёт оступиться. Удар в скулу чьим-то локтем, затем намеренный пинок в голень — Ки лишь дышит тяжело и едва ли не теряет сознание. А делать это ни в коем случае нельзя, иначе раздавят, разорвут по кусочкам, не оставив ни капли крови. Он утонул и ему не всплыть больше без помощи. Перед расфокусированным взглядом мелькают люди, надписи. Все цвета смешиваются в однородную серую кашу. Вокалист задыхается, голова идёт кругом, вдохнуть уже не получается, он хрипит и что есть силы последний рывок в сторону делает — не помогает.— Разойдитесь все! — кто-то с той стороны расталкивает людей, спешит на помощь, а кто именно, уже всё равно: сознание ускользает, как крупицы песка сквозь пальцы, и как бы розововолосый не пытался его окликнуть и вернуть на место, оно не слушается.Внезапно вокруг образуется свободное место, и Ю сразу же притягивается к земле, ему уже всё равно: делайте, что хотите, он умирает внутри. Чьи-то руки всё же не дают встретиться лицом с холодной землёй, тянут обратно, обхватывают покрепче и тащат куда-то в сторону.Кихён благодарно мычит, падает на заднее сиденье, и автомобиль трогается, не задерживаясь ни на секунду. Менеджер продолжает взволнованно через зеркало поглядывать на парня, только тот не видит — он глубоко в себе, пытается заново собраться по кусочкам, только вот в дрожащих руках всё само собой рушится.Он долго работал над собой, своими изъянами, учился, выкладывался на все сто, устранил почти все несовершенства. И для чего это всё? В один момент от него отвернулись все те, кто вчера ещё клялся в вечной любви, а повод для этого даже не проверили. Повод и не нужен, видимо. Ю Кихён им больше не нужен. Было бы здорово, не узнай обо всём этом его близкие. Может быть Хосок, у которого Чё ещё болеет, новости не смотрит вовсе, а Чангюн слишком занят сыном? Хотелось бы. Родители за городом, там не ловит, но рано или поздно они все обо всём узнают. И будет хорошо, если к этому моменту вся эта ерунда закончится — он проснётся в один прекрасный момент и поймёт, что всё это было страшным сном и приснилось ему от переутомления. Но нет. Чуда не случится. Это жизнь, которая продолжает сочетать в себе и мёд, и желчь, и, если честно, Ю уже надоело литрами эту горькую гадость в себя заливать — разве желчи уже не достаточно? Его судьбе так не кажется.И сейчас Ки едет в единственное место, где ему может быть спокойно. Там никто не пытается его убить, поколечить и изжить из этого бренного мира. Там он чувствует себя свободно и комфортно, живёт и дышит в своё удовольствие. И сегодня так хочется снова забыться на какое-то время, выпить кофе, помечтать о несбыточном — для этого он спешит в место, ставшее домом. ***Дверь слегка хлопает, с кухни доносится топот босых ножек по полу. Кихён снимает обувь и еле успевает выпрямиться, чтобы поймать незадачливого ребёнка в свои объятия.— Осторожнее бегай, Санхёк-а, расшибиться же можешь, — Ю гладит мальчика по голове и, стянув куртку, проходит за в миг исчезнувшим ребёнком.Чангюн сидит в кресле, ноги на столе, а на коленях ноутбук. Вид у студента максимально сосредоточенный и серьёзный. Он ищет что-то, стучит клавиатурой, хмурится ещё сильнее.— Ки-хён, — младший Им дёргает вокалиста за штанину и улыбается во все зубы, радуется чему-то своему, взрослым уже непонятному.— И тебе здравствуй.Ребёнок уходит в сторону холодильника и, пытаясь скопировать напряжённое лицо папы, начинает переставлять новые магнитики с какими-то животными, вызывая у Ки тихий смешок. Он подходит в Гюну и наклоняется к нему, приобнимая со спины. Брюнет вздрагивает и наконец-то открывает взгляд от экрана, поворачивая голову через плечо к гостю.— Привет, чем занят?— Мне конспекты прислали, готовлюсь, — коротко отвечает Им, даже не поприветствовав Ю в ответ. Тот хмурится, но ничего не говорит. Прекрасно помнит себя во времена стажёрства и студентчества — такую колючку, как он, вообще было опасно трогать, даже за взгляд в свою сторону айдол смело мог ударить, а потом даже не вспомнить.Розововолосый отходит к Хёку, разговаривает с ним, интересуется состоянием. Ребёнок радостно отвечает, так ёмко, насколько ему позволяют знания и словарный запас. Он смешно щурит носик и протягивает Ю хомяка, того самого, со словами:— Ки-хён поиграет?Ки радостно кивает и в который раз умиляется: мальчик всё ещё произносит его имя по слогам.Так у них завязалась весёлая игра без особого названия и логики. Сначала они просто сидели, и малыш рассказывал про чёрного кота, которого ему подарил папа. Тыкал игрушкой в потрёпанное лицо вокалиста и смеялся, когда тот от саднящей боли шипел — синяк на скуле пройдёт нескоро, как и на рёбрах. Ребёнка не в чем обвинить, он не понимает, да и не поймёт пока, что больно и неприятно, остаётся только терпеть. Затем, после долгого рассказа о том, как и где они купили такую прекрасную котейку, Санхёк завёл ?диалог? с хомяком, назвав кота Мяу, а грызуна — Кусь. После этого мальчику надоело сидеть, и он вскочил, заставив взрослого отзеркалить его действия. Дальше они играли в догонялки, изредка обмениваясь игрушками, и у этой игры тоже особых правил не было, ибо догонять малыш не любил, а вот убегать — всегда пожалуйста. И ведь обижался, маленький проныра, когда ему что-то не нравилось, знал, куда давить надо, чтобы всё было так, как ему нужно. Кихён быстро с такими правилами смирился и не возникал, полностью их принимая и следуя этой инструкции.Они так проиграли до вечера, а там и Им-старший, наконец, очнулся и покормил Хёка пюре, хотя тот очень и очень не хотел его есть.— Хён, возьми лёд в холодильнике и ушиб обработай, пока я мелкого спать укладывать буду.В груди айдола неприятно защемило, он сам не понял, что его обидело. То, что Чангюн не предложил своей помощи? Так вроде и не обязан. То, что младший весь день его динамил и, наконец, вернувшись с небес на землю, так холодно отреагировал?Странно конечно, непривычно, но у него тоже нервы, всё-таки, учиться тоже нелегко.Розововолосый сделал всё, что ему сказали и ушёл в спальню. Слишком устал сегодня.Он переоделся и лёг на одну половину кровати, что уже по праву была его. Из соседней комнаты всё ещё доносился детский лепет, сменившийся низким голосом студента. Снова та же самая колыбельная, и глаза сами волшебным образом закрываются. Кихён уже практически спит, когда дверь тихо открывается, и поток холодного воздуха неприятно морозит кожу. Чангюн заходит и, сменив одежду, укрывает Ю поплотнее, закутывает в одеяло как гусеничку. Матрас прогибается под тяжестью чужого веса, Им ложится и почти сразу засыпает, выравнивая дыхание. Вокалиста он так и не обнимает, поворачиваясь к нему спиной. ***Ю тяжёлым взглядом сканирует окно. Он полностью погружён в свои мысли и не следит за тем как мелькают дома за затемнённым стеклом, не отвечает, когда менеджер что-то спрашивает, просто находится в своём собственном мирке и думает явно не о настоящем.Утром он проснулся один и снова застал Чангюна за ноутбуком. Парень извинился, но после этого на присутствие ещё кого-то в помещении не реагировал и особо не разговаривал, чётко ответив только на один вопрос: Санхёк у Тэгуна. Что он там делает и почему — это так и осталось загадкой на сегодняшний день, но айдол просто решил не думать об этом. Всё-таки, Чон хороший друг студента, почему он не может просто соскучиться по мальчику и захотеть провести с ним время?Потом Ю звонит менеджер, извиняется, просит в одиннадцать подойти к метро, чтобы он смог его забрать. Говорит, что Сон Джехёк вставил в расписание внеплановые съёмки с Боной для какого-то журнала.Когда Гюн слышит, что розововолосому нужно уехать, то наконец-то оживает, обнимает нежно-нежно, будто в последний раз, целует легко, прощается, просит не обижаться. Говорит, что сдаст сессию и освободится, на что Кихён кивает и целует в ответ. И, в десять минут двенадцатого, с чуть припухшими от прощальных поцелуев губами, довольный юноша приходит к месту встречи и садится в машину. Он слишком занят своими мыслями, чтобы реагировать на замечания мужчины, что ждал его лишних десять минут, и на его вопросы о самочувствии. Самочувствие ужасное — не ел чёрт знает сколько, с утра только какао поместилось, а больше ничего и не хотелось. Зато хоть выспался.Автомобиль останавливается, менеджер спрашивает, готов ли Ки выйти, на что тот отвечает положительно. Дверь открывается и снова — шум, визги, недовольные крики. Сегодня Кихён пробивается сквозь толпу не один, а с несчастным работником, который, вообще-то, не нанимался телохранителем. А нормальной охраны айдолу пока не положено: провинился — терпи.Сегодня толпа в основном не из анти, а из сасэнок, поэтому она более неуправляемая и бешеная. Кихёна тянут со всех сторон, наступают на ноги, толкаются, особо сильно бьют по спине. Каждый хочет урвать хоть одно прикосновение, если повезёт — оторвать от оппы кусочек и хранить его на полочке в стеклянной шкатулке. Если бы не менеджер, то он бы не дошёл до входа, где к ним сразу же подоспела охрана, дабы не пропустить посторонних в здание. Останься он там, в толпе, хоть на секунду в одиночестве — его бы растащили на сувениры и поминай, как звали.На съёмках Кихён чувствует себя потерянно, не может сосредоточиться из-за шума за окнами, что с каждой секундой будто ещё больше усиливается. Чжиён обеспокоенно смотрит на друга, но ничего не говорит, лишь ободряюще хлопает по плечу и заразительно улыбается. В толпе со стаффом Ю узнаёт Шону: он весь закрыт одеждой, только глаза-щёлочки видны, но вокалист и по ним может своего лидера узнать. Да и тот сразу сдаёт себя кивком, почувствовав заинтересованный взгляд одногруппника. Поддержать пришёл, и почему-то Кихёну кажется, что не его вовсе, а эту милую девчушку рядом. Ки наспех со всеми прощается, ему осточертело здесь находиться до зубного скрежета — что-то колется и чешется кошками внутри. Даже персонал косится на него и шепчется, некоторые не пренебрегают презрительными взглядами или же унизительными комментариями, и это действительно отвлекает, да так сильно, что уже и не собраться.Он, не подумав, в одиночку уходит из здания — кто-то из стаффа сказал, что менеджер ждёт его в машине. Обычно улица встречала его тишиной и свежестью, лёгким ветерком и приятными солнечными лучами, но сейчас по ушам ударили громкие визги, а затем лёгкое тело парня будто ветром кинуло в океан обезумевших людей, обволакивая со всех сторон. Пути назад уже нет. Кихён снова задыхается, пытается пошевелить хоть чем-то, голову повернуть, чтобы посмотреть, спешит ли кто на помощь, но всё тщетно. Конечности будто окаменели, он сам стал статуей, замерев в одной позе. Ки пытается проталкиваться дальше, но только ухудшает этим своё итак шаткое положение. Смерть его, будто двумя руками-клешнями, обхватывает и сжимает сильно-сильно, выдавливая душу — оставляя следы не на коже, а где-то глубже. Юноша падает на колени, отбивая их об асфальт, и хватается рукой за грудь, где сердце больно сжимается в непонятном приступе. Айдола хватают за волосы и куда-то тащат, волоча по земле, свободную ладонь давят обувью к холодной поверхности, из-за чего её больно сводит — не пошевелить уже. Вопли, не понятно, кто и что пытается сказать, может, кто-то желает помочь, а, может, и убить быстрее — неясно. Снова бьют по спине, и боль эта адская, мешает дышать и вообще адекватно воспринимать ситуацию. Волосы отпустили, но, судя по ощущениям, приличный кусок его шевелюры всё же остался в руках того человека.Ю падает на бок и кричит, что есть силы, группируется, прижимая колени к груди, а руками закрывая голову. Ему нельзя так умирать. Он ничего ещё не сделал, нужно помочь Чжиён, помочь одногруппникам. А он ведь так и не рассказал брату правду о Чангюне. А ещё обещал Иму приехать сразу после съёмок. Видимо, не судьба, видимо, не доедет. Его бьют ногами, сильно, наотмашь, кто-то попадает в нос, слышится неприятный хруст: по лицу течёт горячая жидкость, а боль становится просто невыносимой. И снова, когда вокалист совсем отчаялся и просто пытался схватить ртом ускользающий воздух, толпа вокруг рассеялась, и его подняли на руки. Ему опять не дали умереть и до конца отключиться. Быть забитым до смерти ногами собственных фанатов — немного сумасшедших, но фанатов. Они пришли поддержать, кажется. А может и убить, в этом случае разницы нет.Кихён чувствует, как его кладут на сиденья и отключается, на последок прохрипев, что ему нужно к метро, срочно и просто необходимо .***— Долго стоим здесь? — первое, что спрашивает парень, когда просыпается. Они действительно остановились у метро, только вот менеджер не решился разбудить айдола самостоятельно — пожалел.— Нет, минут десять, — мужчина обеспокоенно оборачивается, наблюдая за тем, как вокалист закрывает лицо и поправляет растрёпанные волосы, чтобы надеть кепку. — Может не стоит, поедем в больницу, полечим тебя?Ю морщится, прикрывая маской ушибленный нос, но всё равно отрицательно качает головой.— Я сам.Розововолосый выходит, хлопая дверцей, и дожидается, пока машина скроется из виду. Затем, оглядывается, пытаясь понять, в какую сторону нужно идти, и трогается с места, переодически осматриваясь по сторонам. Теперь ему постоянно мерещится, что за ним кто-то ходит, специально гадости всякие делает, чтобы жить было сложнее и больнее. Собственный анти-ангел. Не защитник.В кармане пиликает телефон и Ки, не обратив на это особого внимания, заходит в какое-то кафе, чтобы купить кофе. Уже в очереди он вспоминает, что на его карте идеальный ноль, и что без кофе он обойдётся.Кихён выходит из заведения, а мобильник снова оповещает о непрочитанном сообщении. Он нехотя берёт его в руки и улыбается, когда видит имя отправителя. Им Чангюн.Парень так и застывает посреди улицы, перечитывая текст снова и снова, с каждым разом всё больше не веря своим глазам.?Надеюсь, что это сообщение вовремя дойдёт до тебя и ты не поедешь в мою старую квартиру. Кихён-ни, я уезжаю. Вместе с Санхёком. Не скажу тебе, куда, не звони по этому номеру, я выброшу сим-карту. Наши отношения невозможны, я к тебе остыл. Мы уходим, чтобы найти лучшее место для жизни, лучшие условия. Я не хотел говорить тебе это, постоянно откладывал, но всё равно пришлось. Ты хороший человек, дело не в тебе. Я плохой. И я больше ничего к тебе не чувствую. Возможно, это подло с моей стороны, писать о таком в смс-ке, но у меня нет возможности сделать это по-другому. Прощай, живи своей жизнью, не зацикливайся на прошлом. Спасибо за чудесные воспоминания, Санхёк долго будет помнить твоё имя. Спасибо за проведённое с нами время. Спасибо, что терпел. Спасибо.??Прости меня, хён.?Дыхание спирает, а ноги сами медленно набирают темп, и с каждой секундой всё быстрее и быстрее. Это всё шутка. Чангюн всё ещё в квартире, сидит на диване с ноутбуком и ждёт. Санхёк играет в магниты у холодильника, говорит сам с собой, отвлекая папу от работы. Всё как обычно.Всё вокруг как в тумане, Ю залетает в подъезд, бежит по лестнице, останавливается у двери, чтобы отдышаться и успокоиться — не помогает. Сердце уже давно перестало нормально функционировать, спину ужасно ломит и выкручивает, нервные клетки закончились. Кихён заходит в тёмную квартиру, хромая на одну ногу. Тихо и пусто, словно в склепе. В коридоре он натыкается на огромные коробки с какими-то вещами и, может, мебелью. На кухне пусто, ни одной игрушки на полу, идеальная чистота. В спальне отсутствует кровать, шкаф открыт настежь, в детской то же самое. Это как удар поддых. Неожиданный и мощный. Айдол обессильно падает на колени прямо возле кресел и смотрит на окно, за которым всё так же светит солнце. Птицы ещё поют, летают над домами, трава растёт, вечно зелёная и вечно молодая, пешеходы идут по своим делам, не останавливаются и не обарачиваются. Как ни странно, конец света не наступил там, снаружи. Но он наступил в сердце. Пусто.Нет ничего, только противная ноющая боль, что сдавливает органы железными тисками и не отпускает. Внешне ничего не изменилось, а внутри огромная рана от потери, размером с кулак — ни залечить, ни замазать не получится. Там, где-то на подкорке, кровоточащими царапинами ?Им Чангюн? написано. Высечено ножом по камню. И теперь навсегда. В голове ни единой связной мысли, всё путается, хочется разреветься, только противный ком в горле не даёт этого сделать, из-за чего голос срывается на скулёж, а тело трясёт, будто в лихорадке. ?Хён, я скучал.? ?Мне нравится слушать твой голос.? ?У тебя такие красивые руки.? ?Ты мне нравишься, хён.? ?У меня вообще до тебя не было серьёзных отношений. Сам понимаешь, после Юры девушки меня особо не привлекали, а парни... Были конечно, но... Всё было не так, как сейчас. С тобой по-другому.?— Я люблю тебя... — шепчет вокалист и слёзы всё же наворачиваются на глаза, застилая всё вокруг туманной пеленой. Заветные слова, высказанные в пустоту, отнюдь не успокаивают. Уже поздно.Когда теряешь близкого человека, должно быть так больно? Так сильно? Что ни вдохнуть, ни выдохнуть самостоятельно. Его что-то душит до потери сознания, а он продолжает существовать. Кихён запутался. Если это должно было так закончиться, то зачем надо было начинать? Звать к себе домой, влюблять в себя, заставлять жить и дышать собой? Одни вопросы и ни одного ответа.Кто виноват? Хотел бы он узнать, чтобы от души врезать этому человеку, но он не знает. Что делать дальше? Жить. Как? Без Чангюна. Невозможно, миссия невыполнима. Как жить без части себя? Без одной половинки своего же сердца? Никак.Розововолосый сползает на пол всем телом и сворачивается калачиком, обнимая себя руками. Горячая влага щиплет садины и скатывается на ламинат, разбиваясь на тысячи осколков. Как и его сердце, наполненное этим болезненным ?люблю?. Это место — квартира, подъезд, да даже дворик, — состоит из воспоминаний. И они не делают сегодняшний день легче.***За окном уже темно, горят уличные фонари, а Кихён всё так же лежит на полу, пытаясь смириться. Не идти искать невозможного. Отпустить, он не интересен, не нужен. Не думать о том, ?а если бы?. Никакого если. Юноша встаёт, покачиваясь из стороны в сторону, и пытается собраться, натянуть очередную маску, чтобы спокойно выйти на улицу, не рассеявшись по ветру. У него в голове пусто, в сердце одиноко и тоскливо, и, не дай Бог, кто-то посторонний это заметит. Ю не выдержит их комментариев и сожалений. А особенно жалости и утешения. Ему это не нужно. Всё равно ведь не поможет.Ю понимает, что он делает, но, будто бы, видит всё происходящее со стороны. Это не он страдает, не ему разбили сердце. Ки на автомате поправляет одежду, сбившуюся маску и причёску. Он не знает сколько времени, нужно скорее вернуться в общагу, неизвестно, какое расписание будет завтра. Второй раз посмотреть в телефон, даже если только проверить время — себе дороже.На улице свежо и как-то неправильно тихо. Он живёт в шумном мегаполисе, здесь люди должны быть в любое время дня и ночи, однако вокалист будто попал в другое измерение — ни души. Так обычно бывает перед грозой или сильным тайфуном. По новостям заранее предупреждают о таком, но айдол их не смотрит теперь из принципа. Поэтому его одиночество на большом проспекте легко можно объяснить.Ветер поднимается, пробираясь под лёгкую ткань и вздымая её вверх. Мороз проходится по коже, её неприятно покалывает, и розововолосый ёжится, ещё больше зарываясь в сохранивший тепло горячего дыхания ворот куртки.Сейчас бы сидеть дома на подоконнике в пледе и с чашкой кофе под рукой. И смотреть на небо.В груди защемило. Воспоминания ещё свежи, Ки отдал бы всё, чтобы просто взять и забыть. Аккуратно вырезать этот кусок жизни из своей памяти. Но никак. Для этого нужно время.На лицо начинают капать редкие холодные капли, не предвещающие ничего хорошего. Кихён прибавляет шаг, но в кармане раздаётся слабая вибрация, и мир вокруг застывает. Надежда покидает последней, правильно?Дрожащими пальцами парень достаёт гаджет, отмечая, что сейчас половина третьего ночи. Ничего себе он задержался.Эта ложная надежда падает куда-то на уровень растоптанных чувств. Сообщение не от Чангюна. Уже от этого факта хочется взвыть.Номер засекречен, и вокалист уже хочет убрать трубку обратно, думая что это спам, но случайно открывает его ледяными руками и решает проверить свои предположения.?Он тебя продал. Променял на деньги, Ю Кихён. Сегодня на его банковский счёт поступило десять миллионов вон. Неожиданный доход для студента на практике, правда? Ты не просто не нужен Им Чангюну, ты просто ему нафиг не сдался. Ю Кихён для него — дорогая вещь, качественный подарок. Если ты ещё не в состоянии рассудить здраво, то посмотри скриншоты с его личного банка и убедись сам. Порой люди ранят получше самого острого ножа.?Вдох.Выдох.Вдох...Телефон летит в стену ближайшего дома и экран гаснет, последний раз моргая числом с семью нулями.Выдох...Нет, быть такого не может. Он не мог так с ним поступить.?Мы уходим, чтобы найти лучшее место для жизни, лучшие условия.?Ему никогда не нужны были деньги, он бы рассказал, так ведь??Ты хороший человек, дело не в тебе. Я плохой.?Он же любил его, уже остыл, но до этого любил ведь??Прости меня, хён.?Истерический смех пробирает, вырываясь из горла. Он идёт откуда-то изнутри, разрывая еле заштопанные органы с новой силой, оставляя на них свежие раны. Его голос эхом разносится по пустому, будто вымершему городу.Он.Тебя.Продал.Отдал за деньги, как вещь. Просто так. Чтобы жилось лучше. Купить сыну пару игрушек, а себе новый компьютер. Или телефон. Вещь за вещь, да?Ярость охватывает резко, появляется желание треснуть по этой наглой морде, хорошенько так приложить, чтобы испортить личико на всю жизнь, да так, что ни одна пластическая операция не поможет.Ю пинает фонарный столб и сразу же хватается за ушибленную ногу. Ему хочется убивать. За себя и двор стреляем упор, да?Кихёну надоело жить для других, ему вообще всё осточертело. Почему он должен терпеть это обращение? Да кто Чангюн такой, чтобы продавать его? Он ему никто теперь и звать его никак. Продал? А сам Ки когда-либо вообще принадлежал ему? Нет. Никогда.Дождь льёт с новой силой, и вокалист сдвигается с места, даже не вспоминая об обломках телефона на мокром асфальте. Он уже недалеко от общежития, там можно спрятаться от непогоды. И от себя. Но это не точно.Айдол рушит всё, что попадается на глаза, пинает мусор ногами, рвёт рекламу, потому что выместить всю свою злость может только так. Он пытается заполнить себя гневом, агрессией на весь окружающий его мир, но получается из рук вон плохо. Слишком большое количество старых, уже ненужных, но намертво приевшихся убеждений не даёт этого сделать.Ю на цыпочках заходит в квартиру и тихо закрывает дверь, сползая по ней на пол. В общаге темно и тихо, то немногое, судя по обуви в прихожей, количество одногруппников, что находится тут, уже спит давно, и пока он страдает, видит десятый сон. И оно к лучшему. Никто не должен видеть его в таком состоянии. Даже Минхёк. Тем более Минхёк.Если бы только в тот день он не поехал к врачу. Зачем послушал Хёка? Это решение изменило его жизнь под корень и, судя по всему, не в лучшую сторону. Если бы они не познакомились, всё могло бы быть иначе. Но почему-то Кихён не жалеет. Чангюн подарил ему иллюзию чувства, и это было волшебно, не смотря на то, что так быстро закончилось. Они разошлись, как в море корабли, но хлюпкая лодочка айдола после этой встречи едва ли не разваливается.Хотел бы Ю изменить это? И да, и нет. То состояние, когда, честно, уже всё равно. Ему даже лень подняться с пола, чтобы дойти до своей кровати. Всё равно, что кто-то увидит. Насрать на чужое мнение. Разве оно здесь важно?Каждый вздох даётся всё труднее, сердце бьётся через раз, Ки будто умирает физически — гниёт изнутри, ничего не ощущая. Ему не страшно. Это чувство, которое он испытывает... Облегчение? Равнодушие? Называйте как хотите, одним ёмким словом это состояние не описать. Ему ничего не хочется, в жизни уже ничего не надо. Надоело. Достало. Изо дня в день жить не для себя, а для кого-то, вкалывать, чтобы деньги дали не тебе, а другому. Кому же это понравится?В голове вата, вокруг давящая на мозги тишина. Вокалист не помнит, как добрался до кухни, но разве это важно? За окном виднеется яркая полоса рассвета, а из приоткрытой форточки дует прохладный ветерок, морозя босые ступни.Стрелки кухонных часов упрямо не желают сдвигаться с цифры четыре, хотя секундная стрелка всё ещё нарезает круги, таща за собой минутную. Возможно, самая большая когда-нибудь последует за ними.Либо Кихён совсем оглох, либо просто не весит уже ничего, но ступает по паркету так тихо, как пушинка. Холод расползается по всему телу, замораживая изнутри. Хотя там уже морозить-то нечего.Яркая вспышка света режет глаза, айдол жмурится, понимая, что включать свет в ванной было изначально плохой идеей. В отражении он видит не себя. Он видит оболочку. И она прозрачна и пуста.Пальцы аккуратно перебирают баночки с различными кремами, расставляют их по местам в правильном порядке, пока не натыкаются на хрустящую упаковку с новыми лезвиями, на автомате её разрывая, из-за чего несколько штук выпадают прямо в раковину.Ю раскладывает их по местам и болезненно морщится, когда холодный метал разрезает тонкую кожу до выступающих алых капель. Он замирает, завороженно наблюдая, как светло-красная кровь тонкой струйкой скатывается по его ладони, капая на белый кафель. Руки сами закрывают дверь в ванну на замок. Так надёжнее.Кихён садится у стены, продолжая сверлить взглядом острый кусочек металла на своей ладони, который в один момент может решить все его проблемы. Достаточно лишь пары движений и какого-то времени. Совсем немного, сравнивая с теми часами, что нужно потратить на самостоятельное их решение.Он спокойно откидывает голову назад, поднося к лицу запястье с проступающими на нём голубыми венами. Кожа чистая, без единого изъяна, в своё время Ки очень заботился об этом. Минимум прямого контакта с солнечными лучами и максимум увлажняющего крема по всему телу всё-таки дали долгожданный результат.Лезвие приятно охлаждает царапину на указательном пальце правой руки, красиво поблёскивая под ярким светом лампы. Вокалист чувствует спокойствие и долгожданное удовлетворение от этого прикосновения.Недрогнувшая рука подносит остриё к тонкой коже и замирает, будто бы самостоятельно решаясь на что-то. Ведь в голове уже давно пусто, даже ветра нет. Кисть решает сделать всё быстро, так, чтобы было больно, но не слишком. Она резко замахивается и давит, сильно прижимая, проводит глубоко, так, чтобы наверняка.Больно. Просто неимоверно. Но несоизмеримо с болью в сердце. Алая жидкость облегчает процесс, левая рука дрожит, словно осиновый лист и обессиленно падает на колено.Второй и третий порезы легче. Морально легче. Но не менее больнее. Рука сама на автомате двигается, ускоряя приближение такого желанного конца. Темно-красная влага пачкает светлые джинсы, заставляя ткань прилипать к телу, и стекает на пол.Кап. Кап.Ю отбрасывает ненужную железку, рассматривая три кривоватых, но глубоких пореза. Он скидывает ладонь с ноги, пачкая кафель, и снова прислоняет голову к стене. И так и замирает, пытаясь слиться с ней, чтобы уйти, сбежать от ужасной боли в левой руке, которая ощущается чем-то отдельным — словно кто-то рядом стоит. Стоит и смотрит, как айдол мучительно медленно теряет всё, что дала ему эта дурацкая жизнь, и опустошённым, потухшим взглядом смотрит в никуда. Холод притупляет всё, так ведь?Кванчжи потом будет ворчать, отмывать ведь здесь всё ему. У Хёка будет истерика, но его, наверняка, будут успокаивать Чжухон с Гонхи. Шону лишь тяжело вздохнёт, расщедрившись на скупую слезу. Он же лидер, с него берут пример.Ки улыбается таким домашним мыслям. Под рукой уже приличная красная лужица, медленно разрастающаяся в полноправную лужу, согревая оледенелую конечность — кровь горячая, и с ней выходит всё тепло из ослабевшего тела. Вспоминаются какие-то мелочи: мамина улыбка и её ласковые тёплые руки и не менее тёплые объятия перед сном, отец, с довольным лицом рассматривающий его дневник и гладящий любимого сына по голове за старания, учителя по вокалу, одобряюще похлопывающие по спине перед выступлениями. Маленький Юнги с трёхлетней Чжиён, носящиеся по двору в Тэгу и смеющиеся слишком заразительно и громко, что даже соседи начинают выглядывает из окон, чтобы погрозить им пальцем. Бойкий подросток Хосок, готовый защитить его от всего зла на этой планете. Шоу на выживание, в котором буквально три года назад вокалист сумел-таки выжить и нашёл новых друзей. То счастье, что было на лицах его одногруппников во время первой победы.Воздух вокруг ледяной, как и пол, и стены, но те остатки сердца внутри согреваются сами. Ему спокойно. Наконец-то он понимает, что поступает правильно. Ю Кихён сделал то, что мог. Он прожил своё, помог любимым людям и сломался. Просто перегорел, как старая лампочка и больше не светит.Конечности немеют, но парень и не пытается ими пошевелить. Он улыбается сквозь боль, прикрывая глаза. Как же он устал.Где-то там, в далеке, будто в соседней квартире, слышатся шаги, кто-то мягко жмёт на ручку и что-то говорит. Голоса смешиваются, даже если бы Ки хотел ответить, то всё равно бы не смог — в обмякшем теле не осталось ничего, кроме яркой, режущей глаза жидкости, так стремительно сейчас покидающей его. Стук продолжается, но юноша никак на это не реагирует. Побеспокоются и перестанут, не будут же они дверь выламывать.Джинсы и край футболки неприятно облепили тело, а стук в груди становится всё медленнее и медленнее. Левая рука уже не чувствуется, перед глазами туман и почему-то Чангюн. Тот, который настоящий. Который улыбался сыну и пел ему колыбельные. Он будто действительно слышит его голос, только в горле пересохло, язык прилип к нёбу, уже и не подпеть нормально. Такого Има он любил, такого и запомнит. И будет любить до конца, который, слава Богу, уже совсем близко. Кихён к нему подошёл вплотную и ни шагу назад делать не хочет. Просто ждёт. Собственной смерти.Крики за дверью становятся громче, грохот уже не такой слабый, а сильно бьёт по гудящей голове, доходит до кульминации и в какой-то момент резко прекращается. Что-то врывается к нему, в ванную, уже совсем потерявшую хоть какие-то очертания в мутных глазах. Тёплая ладонь, дрожа, убирает мокрые пряди со лба, и в этом жесте Ю видит маму. Он улыбается ей в ответ.