22. You are my addiction (1/1)

Три недели спустя...Хосок потягивается, зевая, и сразу тихо шипит. Неготовое к движениям тело отозвалось лёгкой болью в районе рёбер. Слегка поморщившись, он по старой привычке достаёт с тумбочки телефон. Щурится от слишком яркого экрана, что показывает всего десять часов утра. На бок поворачиваться всё ещё больно и для того, чтобы посмотреть на вторую половину кровати, приходится приподняться на локтях. Она пуста, но ещё хранит тепло только что вставшего Хёнвона. Где-то на кухне что-то упало и послышался недовольный голос. На мгновение возникший в сознании образ худощавого парня с лопаткой в одной руке и сковородой в другой вызвал на лице продюсера лёгкую улыбку, но обоснованное чувство беспокойства не позволяло досматривать свои фантазии и оставаться в постели. Шин аккуратно откидывает одеяло в сторону и медленно сползает с матраса. Ему совсем недавно разрешили ходить, а он уже во всю старался вернуться к прежнему распорядку дня. Он за этот месяц потерял какую-то часть своей мышечной массы. Каждый день понемногу, не поправившись ни на грамм. Неудивительно, но и совсем не здорово. Вонхо вернулся к тому, что было полгода назад, а сдавать свои позиции очень не любил и крайне щепетильно относился к своей форме.Опираясь рукой на стену, брюнет выходит из спальни и тихо заползает на кухню. Чё ещё ни разу надолго от него не отлучался, даже в выступлении с Чимином не участвовал, тому пришлось танцевать в одиночку. Трейни и в квартире своей не был после случившегося, но новый телефон вчера всё-таки заказал, когда вспомнил, что собственный больше работать не будет. Одежды здесь у него, очевидно, не было, и приходилось потихоньку воровать её из шкафа продюсера. Вот и сейчас он стоял у плиты, утонув в любимой чёрной футболке Хосока и шортах, которые вроде должны обтягивать, но, видимо, не Хёнвона.Без опоры ходить пока сложно, но парень очень старался: отступил от стены и делал маленькие шажочки к стулу.— Доброе утро, — он наконец приземлился за стол и улыбнулся, увидев, как юноша вздрагивает от неожиданности.— Ты зачем встал? — Ли не нравится, когда у Чё такой взволнованный голос, но поделать с этим он ничего не может. Пока что.— Пошёл тебя искать, — Хосок ухмыляется, улавливая, как кончики ушей красноволосого предательски вспыхивают. Такой милый, просто до невозможности. Так и хочется потискать за щёчки.— Извини.— Не извиняйся, — Вонхо улыбается, заглядывая в тёмные глаза.Чё ставит перед ним салат, пряча одну руку за спину. Вот ничего приготовить нормально не может.— Покажи, — требует продюсер, и он нехотя подчиняется, протягивая тонкую ладонь. На ней красуется целых три пластыря и все на разных местах. Когда Хёнвон успел обработать порезы, брюнет не понял, наверное, он аптечку с собой всегда носит, понимая, что простыми синяками не отделается. — Как умудрился-то? — Шина действительно поражает его рукопопость. Внешность обманчива, ничего не скажешь. — Сам не знаю, — калека отвёл взгляд, прикусив нижнюю губу. — Тебе с утра Кихён звонил, часов в девять.— Что-то случилось? — парень резко напрягся, чуть сжав хрупкую кисть.— Нет-нет, всё нормально, — Чё сразу же замотал головой. — Начальство просило тебя скинуть готовую музыку, а остальное они возьмут на себя, — Ли нахмурился. — Не волнуйся, ты останешься автором этих песен, просто оставшиеся будут дописаны кем-то другим.— Хорошо, — брюнет повёл плечами и выпустил руку Хёнвона, тут же хватая палочки. Трейни сел напротив, задумчиво повертел кружку с чаем и чуть отпил, чем вызвал лёгкое негодование у соседа.— Ты почему не ешь? — юноша снова вздрогнул, переводя взгляд на Хосока. — Уже скелета напоминаешь.— Я просто не голоден, — честно отвечает он, но Вонхо это не интересует. Захватив помидорку покрупнее, он подносит её к пухлым губам, требовательно прокашляваясь. Чё послушно приоткрывает рот и через секунду уже пытается пережевать свежий овощ.— Только попробуй ещё хоть грамм сбросить, я докормлю тебя до состояния колобка, понял? — получив утвердительный кивок, брюнет довольно улыбнулся и пододвинул тарелку поближе к калеке. — Ешь.— Но я же для тебя готовил, — растерянно пробормотал красноволосый, двигая блюдо в обратную сторону.— Тогда мы поедим вместе, мне не нравится кушать в одиночестве.Трейни весь месяц заботился о нём, часто недоедая и недосыпая. Ли был очень благодарен Ю, за то, что он приходил время от времени, пичкал их в двоём продуктами, недовольно цокал языком и уходил восвояси. В такие моменты он абсолютно точно напоминал заботливую мамашу, что целыми днями зарабатывает детям на еду, затем приносит её домой, но всё равно остаётся недовольной, ведь её отпрыски всё ещё не напоминают пышек. Кое-как вдвоём расправившись с этой горой салата, парни перебрались на диван. Первые две недели у Шина были очень сильные симптомы сотрясения мозга: его тошнило, скручивало, болела голова и была повышена температура. Из-за этого ему нельзя было смотреть телевизор и читать, только слушать музыку без наушников. Поэтому, когда становилось совсем скучно, Хёнвон брался за книгу и читал её вслух. Им осталось осилить около пятидесяти страниц, вот и не смотря на то, что запрет на просмотр фильмов был уже снят, ребята не спешили к ним приступать.Кажется, у Ли появился новый фетиш на голос трейни. Он с жадностью вслушивался в дивные звуки, что слетали с пухлых губ, ловил каждое слово и погружался в мир фантазий, о котором рассказывал Чё. У него этих зависимостей целый списочек накопился, который можно было назвать: Чё Хёнвон со всеми последствиями. Под ними имелась в виду еда, приготовленная его руками, хоть и на вкус она была довольно отвратной, одежда, всегда так прекрасно на нём выглядящая, не смотря на то, что он тонул в ней как камень в море, даже палочки, которыми он съел сегодняшний завтрак. Возможно, у Хосока на фоне постельного режима уже крыша поехала, но он не жалел об этом, если она съехала в сторону соседа.—... Конец, — юноша закрыл книгу, взглянув в лицо удобно устроившегося на его коленях парня. — А кто слушал — молодец.Вонхо рассмеялся, отбрасывая теперь не нужную макулатуру в сторону.— Отлично, я молодец, — он улыбнулся во все тридцать два, едва сдерживаю себя, чтобы не протянуть руку и не дотронуться до мягкой на вид, белой и такой желанной кожи соседа. Последнее заставило Хосока мысленно дать себе затрещину, хотя с каждым часом, минутой или секундой, проведенными рядом с Чё, продюсер все отчётливей для себя осознавал, что отпустить трейни не сможет. Хёнвон зарылся пальцами в тёмные волосы, приятно массируя голову Шина.Его терпеливости нужно было ставить памятник. В первые дни, когда Ли даже не приходил в сознание, он очень извёлся, спасал только приходивший Кихён. Затем Шону наконец нашёл врача и вторую неделю тот практически безвылазно сидел с пациентом. Постадавшему даже капельницу ставили из-за недостатка питательных веществ. Первая половина третьей недели накачала калеке спину — именно на ней приходилось таскать из комнаты в комнату брюнета, пока Хёну не привёз кресло. Передвигаться стало проще и Чё почти перестал нервничать, оставляя соседа минут на пять одного в помещении. Трейни помогал ему мыть голову, одеваться, можно сказать, он жил за двоих. Что бы не делал, это действие приходилось умножить на два. — Мне нужно в душ, — желание наконец окунуться в горячую воду взяло вверх, умыться захотелось так, что даже руки зачесались. — Мне пойти с тобой? — спокойно предложил красноволосый, через секунду зависнув от того, как двояко это звучало.— Я хочу сам, — игриво улыбнулся парень, сканируя смущённое лицо напротив. Он совсем не против принять душ вместе с Хенвоном, но очередной подзатыльник своему внутреннему голосу вернул его самообладание. — Хорошо-хорошо, — с облегчением вздохнул Хёнвон. — Если что — зови.Бодро кивнув, Вонхо, пытаясь сдержать детскую радость, поднялся, хоть и не без помощи трейни, и уединился в ванной комнате, попутно прихватывая с собой чистые вещи.Для удержания равновесия пришлось подпереть одной рукой стенку, но это было мелочью, по сравнению с чувством полной чистоты. Тёплая вода хорошо расслабляла, кожа распарилась и слегка порозовела. Парень решил для себя не затягивать с банными процедурами и поскорее показаться на глаза юноше, дабы тот сильно не нервничал.Проторчав в ванной комнате ещё около получаса, брюнет наконец оттуда выполз и заглянул в спальню. На кровати, свернувшись калачиком, посапывал Чё, да так сладко, будто и двадцати четырёх часов в сутки не достаточно для того, чтобы он выспался. Шин тихо прикрыл за собой дверь и прополз на вторую половину постели. Сон не шёл, что не удивительно, ведь было то всего четыре часа дня, но и будить Хёнвона не хотелось, поэтому он взял телефон и, отправив все нужные файлы менеджеру, начал листать новости, читать неинтересные статейки, смотреть доступные обновления — в общем, просто убивать время. Так и не заметил, как отрубился сам, а только разлепивший глаза Чё накрыл его, забрав гаджет из рук, и тихонечко щёлкнул дверью, оставляя продюсера досматривать свои сны в одиночку.***Хёнвон не помнит, когда это всё началось. Хоть убей, он абсолютно не в курсе, когда успел так сильно полюбить. Это происходило настолько постепенно, что он не в силах обозначить точные временные рамки. Только теперь Чё понимает, что просто так отпустить не сможет, как и забыть он не в состоянии. Хосок везде, он пропитан им целиком и полностью, от кончиков волос до мозга костей. Во всех предметах вокруг трейни видит его, каждое дуновение ветра шепчет его имя.Вонхо — взрослый ребёнок. Из-за детства, проведённого в приюте, он не успел в то время побыть маленьким, ему приходилось притворяться большим и сильным. Да и обстоятельства, как выяснилось, были не самыми лучшими для грамотного взросления. Но такой Шин притягивает. Его многогранность завораживает, несовершенство цепляет. В нём прекрасно уживаются маленький мальчик, что жутко боится высоты и любит до поздна играть в приставку, и взрослый мужчина, который ответственно выполняет свою работу и помогает даже совершенно незнакомым людям.Безусловно, всё это время Хёнвону было тяжело. Он не спал сутками и постоянно нервничал. Первое время он считал каждый вдох и выдох продюсера, укутывал его плотнее в одеяло, если то сбивалось хоть на дюйм. Даже изредка приходившие Кихён с Шону не успокаивали пламя внутри. Пару раз даже Чимин наведывался, когда Ли спал, чтобы узнать, как он там и живой ли вообще, но нервничал он больше самого Чё, чем раздражал просто ужасно. Было трудно, но он не жалел ни о потерянных нервных клетках, которые, по словам Ю, не восстанавливаются, ни о проведённом возле пострадавшего времени. Как бы абсурдно это не звучало, так ему было легче, чем жить в неведении о состоянии любимого человека. Легче просыпаться от каждого болезненного стона всю ночь, чем с утра от надоевшего будильника. Считывать каждую эмоцию с этого прекрасного лица и следить за его состоянием, чем смотреть каждый день в зеркало и видеть несчастного, замученного жизнью, себя. Быть рядом стало смыслом. Смыслом его жизни.Чё вышел из душа абсолютно бодрым, в прекрасном расположении духа. Он удачно обновил цвет и смог привести в порядок лицо, чему был несказанно рад. На часах восемь вечера, а он абсолютно не хочет спать, более того, он наконец-то выспался.В спальне всё ещё посапывал Хосок, и красноволосый не смог справится с притяжением — аккуратно прилёг сбоку у края постели, переплетая пальцы с лежащим на спине продюсером.— Помылся? — не открывая глаз прошептал Шин. Он поднёс хрупкую ладонь к лицу и невесомо и абсолютно невинно коснулся её губами, заставляя Хёнвона шумно втянуть в лёгкие воздух, которого тот успел лишить его одним только поцелуем. — Угу, — выдохнул юноша прямо в основание шеи Ли, от чего тот вздрогнул и, слегка поморщившись, навис над соседом. — Лежи на спине, тебе ведь... — остальное так и осталось невысказанным — слова утонули в нежном, но глубоком поцелуе, заставляющем мурашки пробежать по всему телу от макушки до кончиков пальцев на ногах. Не ответить на него было бы преступлением для Хёнвона, но он и не собирался отталкивать Шина. — Я не могу больше терпеть, — слова, сказанные прямо в ухо, заставили лицо трейни предательски вспыхнуть. — Ты такой милый.Вонхо улыбается и снова припадает к пухлым губам, как к источнику, жадно сминает их, будто пытаясь напиться этим парнем, втянуть его в себя полностью вместо воздуха, насытиться и не отпускать.— Тогда сядь у спинки кровати, — также тихо просит Чё, нехотя отсраняясь, и тянется в сторону прикроватной тумбочки. В этом доме он уже успел обследовать всё.Брюнет выполняет просьбу, слегка шипя. Хёнвон хмурится, но ничего не говорит.Юноша устраивается на его коленях, откинув полы халата и обнажая худые длинные ноги.— Красивый, — ухо обдаёт жаром, и Чё снова тянется за поцелуем. Заводит не хуже виагры, а прервать его — подобно смерти, в данном случае для обоих.Трейни нетерпеливо стягивает чужую футболку, сразу же целуя открывшиеся участки кожи, запоминает каждую родинку, каждый шрамик. Касается нежно и легко, не хочет причинить ещё больше боли, задеть зажившие раны. Жарко, медленно, издеваясь над самим собой, стягивает халат, оставаясь полностью обнажённым, открытым перед взором тёмных глаз. Каждое движение лёгкое, аккуратное, но возбуждающее до болезненных спазмов в животе и искр перед глазами.Хёнвон подготавливает себя сам, долго, стараясь не шипеть от легкого дискомфорта. Морщится, немного отвлекается, когда Хосок успокаивающе целует, гладит везде, где может дотянуться. Он сам без помощи раздевается, больше не в силах вытерпеть такую пытку. Им хорошо вместе, спокойно. Они не идеальны, не совершенны, но вместе дополняют друг друга, воедино как мозаика собираются. Они зависят друг от друга. Доводят себя до предела, двигаются медленно, почти не отрываются друг от друга, пытаясь слиться в одно, чтобы больше их не смогли разъеденить. Не желая упустить ни одного полувздоха, ловят его и дышат вместе, за двоих, ни лёгкой дрожи ресниц, чтобы видеть своё отражение в глазах напротив, ни тихого томного стона, проникающего через барабанные перепонки в самую душу и остающегося там. Они уже не могут раздельно, друг без друга. Не убрать уже, не вырвать, эта зависимость пропадёт только со смертью и любые трудности сможет пережить.Чё останавливается, впивается в спину Шина ногтями и до хруста выгибается. В глазах рябит, всё вокруг идёт кругом, в ушах будто бомба тикает, а крепкие руки сжимают сильнее бока, так, что точно синяки останутся. Кислорода нет, вместо него — человек напротив. Руки дрожат, уже не держат, колени разъезжаются, голова уже давно покоится на сильном плече. Ни восстановить дыхание, ни утихомирить рвущееся из грудной клетки сердце.— Я люблю тебя, — голос дрожит, Чё сильнее хватается за единственную опору — Ли.— Я тоже люблю тебя, — Хосок усмехается и обнимает в ответ, так же нежно целуя. По вискам ударяет осознанием, а внутри разливается приятное, до этого момента не знакомое чувство. Радость распирает изнутри, сейчас разорвёт грудную клетку. Он любит. Его любят в ответ. Не это ли всё, что нужно для счастья?***После вчерашнего всё тело ломит, по позвоночнику проносится неприятная тянущая боль. Но Хёнвону она нравится, он бы каждый день день с ней просыпался, лишь бы Вонхо был под боком.— Доброе утро.Поцелуи с утра никогда лишними не были, но нужно знать меру. Юноша поднимается, подбирает халат с пола и уходит в ванную. Лениво отмывается, с трудом двигаясь, и выходит на кухню.— Я так скучал по твоей стрепне, — Чё улыбается, присаживаясь на самый край стула.— Я тоже по ней скучал, не обижайся, — брюнет улыбается, когда Хёнвон обиженно надувает губы, подходит к нему и в лобик чмокает своё лохматое чудо. — Кушай.— Спасибо, — красноволосый быстро отходит от обиды и буквально набрасывается на омлет с салатом. Он действительно скучал по еде, приготовленной Хосоком. Казалось, настроение поднималось только от осознания, что сегодня Вонхо стоял у плиты, думая о нём, о проведённой вместе ночи и, может быть, о будущих, таких же приятных совместных моментах. — Я вот давно спросить хотел, — начинает Ли, полностью заполучая внимание трейни. — Мы ведь только на вторую неделю врача нашли. Как вы мне первую помощь оказывали без него?— Ну, как ещё, — калека искренне удивился такому вопросу, для него ответ был очевиден. — Чангюна позвали.Резкая тишина, наступившая за столом, была прервана тяжёлым вздохом продюсера.— Он что-нибудь говорил про меня или про Кихёна? — брюнет хмурится, сжимает кулаки до побеления костяшек, все эти изменения видны невооружённым глазом.— Нет, да я и не спрашивал, — Чё чувствует себя неловко от такого тона, но любопытство как всегда побеждает. Предчувствие чего-то плохого неприятно кольнуло в груди. Они только что решили все их недосказанности, почувствовав огромное облегчение, признавшись друг другу. Но это чувство он помнит до сих пор. — А что такое-то?— Ну, — Шин сцепляет руки в замок и устремляет свой взгляд куда-то за спину собеседника. — Думаю, тебе нужно об этом знать... — по спине Хёнвона пробежал холодок, и он поёжился, отодвигая пустую тарелку в сторону.