Эрнесто Заткнитесь/Illumate; Сбитое, pg-13 (1/1)
Горячая кружка обожгла бледные руки, дрожащие в будто бы алкогольном треморе. Он весь дрожал?- от макушки до пят, волосы на затылке разметал сильный порыв ветра из открытого окна. Действие и противодействие.На кухне не было так страшно. Здесь вероятность слететь с катушек и окончательно лишиться рассудка уменьшалась на несколько процентов. Здесь поддерживалась оптимальная для депрессии Димы атмосфера, теплая и холодная одновременно. Здесь эта мрачная дева чувствовала себя, как дома.И почему у нее голос Земфиры?Ромащенко часто задавался этим вопросом, впрочем, на этом не ограничиваясь?- сейчас больше всего волновало то, как он докатился до такого состояния. В голове жуткая мешанина, покруче сюжета ?Морфия? Булгакова, и роль зависимого от ?кристаллического божка? досталась ему.Никто ведь не уточнял, каким именно будет этот божок? А стоило.Еще как стоило (пометить звездочкой и написать мелким шрифтом), ведь спящий в его кровати Андрей наверняка не прокручивал в своей голове такой вариант развития событий.?Четыре укола не страшны?.А вот четыре ночи подряд, проведенные вместе, страшнее любого наркотика.У его музы сбитый ориентир и, видимо, облик духа (как у Джулии Ванг, да?), потому что вселяется она в каждого прохожего.Но в этот раз она не спешит искать себе другое обличие.Андрей удивительный. Улыбается всегда открыто и искренне, смеется даже над самой убогой шуткой, лишь бы человека не обидеть. Не ходит, а парит над землей, и волну, прошивающую тело от его прикосновений, невозможно описать словами. Андрей внеземной. С таким голосом он мог сойти за одного из древнегреческих богов, по которым Дима течет ручьями (здесь должен быть закадровый смех). Андрей невозможно красивый. Закрывает глаза, когда целует сам?- ресницы передают свой трепет Ромащенко, из-за чего ноги подгибаются, а желание перехватить инициативу прячется куда-то глубоко в душу.Депрессия рвет и мечет, потому что хочется уберечь парня от всего, что может свалиться на его голову впридачу с самолюбием Эрнесто и мнительностью Димы. Скребет под сердцем ножом-бабочкой, внушая то, о чем хочется поскорее забыть и никогда больше не думать.Депрессия кормит его музу.Потому что счастливый Ромащенко никому не нужен. Даже самому себе.Этот образ Кирилла (да, того самго, который ищет выход), кажется, был сшит для него. Но муза сделала что? Верно. Снова промахнулась.Чай остыл, и температура сбилась, тормоша простуженный организм. Дима слышит, как из спальни доносится шорох постельного белья.Крыша все-таки слетает.Андрей удивляется налетевшему на него с поцелуями урагану как-то слишком правдоподобно. Словно не знал, что так и будет. Что он не сможет сопротивляться (и не захочет), когда Дима начнет осторожно зацеловывать оставленные им же засосы. Что тело не начнет болезненно ныть при первом толчке, напоминая о том, как уносило прошлой ночью от сбившегося ритма. Что его тихое ?люблю? в чужие губы не доведет до обреченного стона и ?боже, какой ты прекрасный? в ответ.Андрей удивляется.Тому, что крышу снесло не только у Димы.Дима удивляется.Тому, что муза нашла себе вечное пристанище.