Глава 3. Приступ (1/1)

Алекс Адлер, преподаватель Торонтского университета, не был профессиональным ученым. Немало людей могли бы сказать, что его полезность для общества?— столь же умозрительна, как и предмет, который он преподавал. Зачастую считалось, что философия информации?— одна из узкоспециальных скороспелых дисциплин последних десятилетий, чье появление было в большей степени обусловлено модой, нежели насущной необходимостью.Для Алекса, однако, это направление было способом мышления и выражало его отношение к миру и науке. Он бесконечно уважал науку, считая ее наиболее достойной сферой приложения усилий, но понимал, что в современном мире практически невозможно быть компетентным во многих областях сразу. Оставаться же в рамках какой-то одной науки было выше его сил. Ему попросту было интересно все на свете, и потому он не был способен принести в жертву все области знания ради чего-то одного. Вместо этого Алекс сделал своей профессией дисциплину, которая так или иначе пересекается с каждой из наук, будучи при этом способной обогатить последнюю.Философия информации изначально задумывалась в качестве чисто методологической системы и не претендовала на описание природы реальности. Но это продолжалось недолго. Это направление в короткие сроки обросло множеством взаимосвязей с дигитализмом, панкомпьютионализмом, модальным реализмом, гипотезой сверхтьюринговых вычислений, панпротопсихизмом и уймой прочих зубодробительных концепций. Но больше других профессора Адлера очаровывали клеточные автоматы. Он не мог сдержать восторга, наблюдая за тем, как заурядная сетка, состоящая из клеток с набором примитивных правил, самопроизвольно формировала сложнейшие структуры, способные к не менее сложному поведению.Еще в студенческом возрасте он прочел потрясающий труд Конрада Цузе, пионера информационных технологий, который назывался ?Вычислительное пространство?. Эта обманчиво тонкая книжечка из семи десятков страниц была написана за десятилетия до того, как идея цифровой реальности стала достоянием масс, и, более того, она в конечном итоге и послужила тому причиной. Идея вселенной, состоящей из простейших единиц, поведение каждой из которых регулируется одними и теми же простыми правилами, захватила его с головой. Даже ?Новый вид науки? Стивена Вольфрама объемом в полторы тысячи страниц, который выжал из этой темы, пожалуй, все, что было возможно, не смог дать Алексу больше.С этого момента он с неослабевающим вниманием следил за прогрессом в физике элементарных частиц, дожидаясь момента, когда современная наука сможет добраться до этих мельчайших кирпичиков мироздания?— наиболее фундаментальных бесструктурных единиц материи, лежащих в основе всего сущего. У него были знакомые в уйме исследовательских организаций, имевших отношение к этой сфере. Включая и старого приятеля Михаила Плотникова, доктора физико-математических наук и сотрудника ЦЕРН, чья научная работа была посвящена ни много, ни мало, антивеществу и проблеме барионной асимметрии вселенной. Именно к нему Алекс и совершил визит три дня назад, желая из первых рук узнать о прогрессе в этой области, да и просто пообщаться с умным собеседником. Результаты это визита оказались куда более впечатляющими, чем профессор был в силах предположить. Собственно, они навсегда изменили его жизнь и его самого.Нет, он не был типичным ?ученым сухарем?. Не склонный к бурному выражению чувств в обыденной жизни, профессор просто преображался, ознакомившись с очередной версией дигитализма, увидев в действии красивую вычислительную модель на базе клеточного автомата или получив возможность изложить в деталях суть тезиса Чёрча-Тьюринга. Сев на любимого конька, Алекс начисто терял свое обычное угрюмое выражение лица вкупе с чувством меры и обрушивал на ошеломленых слушателей шквальный огонь терминов, определений и цветистых метафор. Последние по его задумке должны были сделать изложение более доступным, но на деле нередко вызывали у собеседников определенные сомнения в его психическом здоровье. Что, в самом деле, может подумать рядовой налогоплательщик, услышав сравнение двумерной модели Вольфрама с армией гномов?Поэтому мало кто заподозрил неладное, когда профессор ворвался на семинар своего друга и коллеги Нэша Аткинсона и громким сварливым голосом потребовал призвать к ответу Гэндальфа Серого.—?Что случилось, Алекс? —?голос Нэша был полон смирения перед обстоятельствами. Студенты в предвкушении затаили дыхание с выражением чистого восторга на просветлевших лицах.—?Могу объяснить! Ты видишь на мне шляпу?—?Э… Ну, вообще-то нет. Ты не носишь шляпу.—?Именно, молодой человек! Как я могу носить шляпу, если ее присвоил этот шарлатан?! —?Алекс потрясал великолепным коллекционным изданием ?Властелина колец? с изображенным на обложке Гэндальфом в его знаменитой шляпе.—??Молодой человек?? Алекс, прошу тебя…—?Алекс? Где Алекс? Я его с утра ищу! —?Алекс завертелся на месте, должно быть, заподозрив, что объект его интереса прячется у него за спиной.Нэш, окончательно утратив дар речи, со слегка отвисшей челюстью смотрел на его телодвижения. Проняло даже студентов. Настолько, что во взглядах некоторых из них проявилось что-то вроде сочувствия к съехавшему с катушек профессору Адлеру. Наконец ошарашенный преподаватель, сглотнув, с усилием выдавил:—?Алекс… Я думаю, тебе нужна медицинская помощь. Ты сам не свой с тех пор, как вернулся из Женевы. Зачем ты вообще ходил в этот ЦЕРН? Ты же философ, а не физик, в конце концов! Эти… —?голос Нэша понизился до невнятного бормотания?— наверняка облучили тебя какой-то дрянью!—?Нэш? —?взгляд Алекса был абсолютно ясным и трезвым, но на лице читались смятение и боль,?— как я здесь?.. —?он сделал неверный шаг в сторону, и, покачнувшись, рухнул на пол, проехавшись по испещренной синим маркером пластиковой доске. Книга упала рядом, раскрывшись на красочной иллюстрации, изображавшей выбравшегося из тьмы Балрога.—?Господи, Алекс! —?Нэш рванулся к другу, свалив по дороге стул. —?Кто-нибудь, доктора!Трое студентов выбежали из аудитории, еще один кинулся куда-то звонить. Над профессором Адлером любили пошутить, но никто никогда не желал ему зла. Пожалуй, его воспринимали примерно так же, как в маленьком провинциальном городке воспринимают местного чудаковатого изобретателя, одержимого идеей создать вечный двигатель или машину времени. Как доброго безобидного психа, который, тем не менее, иногда демонстрирует признаки гениальности и, чем черт не шутит, возможно, добьется своей цели. Алекс с усилием открыл глаза. Его лицо было смертельно бледным, зрачки?— расширены до предела, отчего глаза казались черными провалами.—?Он сказал мне… Сказал…—?Кто тебе сказал? Тебе угрожают?—?Там, в ЦЕРНе. После аварии. Человек в черном… С горящими золотыми глазами… Сказал, что мне придется… Что я… —?внезапно слабый голос Алекса превратился в торжествующий рев,?— Аст кулит драконис далам энте! Аст кулит драконис далам энте! Аст кулит драконис…Его глаза закатились, и Алекс без чувств застыл на полу аудитории. Потрясенный Нэш сидел на корточках рядом и смотрел на измученное лицо друга. Бодрый пятидесятилетний профессор выглядел на все семьдесят, если не больше. Одно было странным: его серебристо-седые волосы как будто начали темнеть. Во всяком случае, их кончики явно почернели. Но, возможно, Алекс просто пытался их подкрасить?—?Черт возьми, где доктор, когда он нужен?Нэш Аткинсон, жизнерадостный преподаватель культурной антропологии и любимчик студентов, тоже считал себя увлеченным человеком. В то же время он никогда не ставил работу выше, чем простые жизненные радости или, тем более, благополучие окружавших его людей. Он не пропускал ни одного университетского празднования, всегда оказывался в центре веселья, любил говорить, смеяться и при случае пропустить рюмочку-другую. Знавшие его достаточно хорошо клялись, что порой чувствовали исходящий от него запах марихуаны и, надо признать, эта гипотеза была весьма вероятной.И все же, несмотря на все его жизнелюбие и оптимизм, Нэша было легко шокировать, заставить нервничать, выбить из колеи. И уж точно его нетрудно было напугать. Сейчас Нэш был шокирован, выбит из колеи и напуган до смерти.—?Алекс… —?он положил руку на лоб друга. Лоб был холодным, как у трупа, и при этом мокрый от пота. Губы Алекса подрагивали, глаза двигались под закрытыми веками, как будто профессор видел сон. Сон явно был кошмарным.—?Пустота. —?прошептал Алекс, не открывая глаз. —?Апи белит. Кеаджукан кеаветан. Аку тидур. Я не хотел… Пожалуйста, выпусти меня! Прошло так много времени… Так много! Даже мертвый бог имеет право на свободу.Нэш никогда не считал себя особенно религиозным человеком, несмотря на регулярное празднование католического Рождества. Но сейчас он живо вспомнил сюжет ?Изгоняющего дьявола?. У него даже мелькнула мысль, что Алекс устроил грандиозный розыгрыш, но он сразу же отбросил ее: такая выходка была совершенно не в обыкновении профессора. Поэтому он глубоко вдохнул, постарался успокоиться и громко, членораздельно спросил:—?Алекс, объясни мне, пожалуйста. Что случилось в ЦЕРНе? Что ты там видел?Вошли два человека с носилками. Алекс не реагировал, когда они погружали на них его безжизненное тело. И только когда они покидали аудиторию, профессор Адлер внезапно поднял голову и обратился к санитарам:—?Спасибо, очень удобно. Будьте добры, отнесите меня в Шир. Мне нужно переговорить с этим старым прохиндеем Гэндальфом. Я покажу ему, на что способен настоящий маг! Он навеки запомнит, кто такой Зифнеб!Седые волосы с черными кончиками сотрясались при каждом восклицании Алекса. Нэш сел на пол, прислонившись к стене, и жалобно всхлипнул.