Глава II. Трудности ассимиляции. (1/1)

***Неровный загар и чуть оттопыренные, маленькие ушки, высокие скулы и опушённые коричнево-рыжими ресницами два огромных неогранённых хризопраза. Воспалённые белки и заметные тени под глазами из-за тяжёлой, бессонной ночи и долгих рыданий, заметные морщинки между бровями и у уголков губ,?— мало радостей, много забот и тревог,?— но если широко улыбнуться, то появляются ямочки. Лицо в кровавых разводах, которые она ещё не смыла. Вокруг носа и губ кожа немного излишне бледная?— обыкновенное истощение.Фигура худая, с едва намеченными мускулами, и словно вся целиком состоит из углов, острых локтей и коленок.На жеребёнка чем-то похож. Рыжего.Если не знать и не обращать внимания на мужские черты лица, то она в прошлом была точно такая же, даже с поправкой на пол. Приятная мужскому глазу округлость появилась только лет в пятнадцать и легла на железные мышцы, радуя налившейся грудью и округлившимися бёдрами, на фоне которых появилась чётко очерченная узковатая талия. Копна золотисто-рыжих волос перестала казаться стогом ржаного сена и была укрощена, сине-зелёные глазищи яростно сверкали, бликуя на солнце и отвлекая внимание от по-мужски высокого лба, узковатых носа и губ. До этого женщину она напоминала только отсутствием выпуклости в штанах да более нежными чертами лица в сочетании с узостью плеч, малым размером ладоней и стоп.Этот мальчишка мог бы быть её близнецом, а став старше, ещё и очень красивым близнецом… если, конечно, ей повезёт выжить и немного постареть в этом теле. Если ей позволят выжить.Выдохнув, долговязая фигура склонилась над раковиной, тихо-тихо включая воду. Даже то, что чужая память, разрываемая её сознанием, воспалённым отсутствием отдыха, на куски, уверяла, будто звукоизоляция не позволит услышать ничего, что происходит в комнате, она не могла заставить себя действовать более шумно. Это было вне её возможностей, инстинкты оказались вбиты слишком глубоко, даже не в подкорку,?— она ведь в чужом теле,?— но в глубь самосознания, поближе к душе. Когда вода прекратила окрашиваться в ржавый, а странная круглая конструкция, вкладываемая в рот и автоматически чистящая зубы, закончила свою работу, она выскользнула из ванной комнаты и вернулась на кухню. Усевшись на стул и подобрав под себя ноги, глядя на снующие по небу, будто стаи саранчи, космические корабли, девушка,?— а теперь уже юноша или, скорее, мальчик,?— невольно вспомнила чистейшее небо плана Ируминаля, похожее на изумрудный океан, вывернутый вверх тормашками. С губ сорвался ещё один тихий, усталый вздох. В тоже время взгляд её,?— его, пора бы уже запоминать! —?холодных глаз скользил по комнате, воскрешая в памяти названия предметов и их предназначение.Спальню она уже освоила: научилась пользоваться светом, шкафом и датападом, приблизительно прошлась по местным технологиям, чтобы хотя бы поверхностно понимать, о чём идет речь в разговоре, коснулась разговорного стиля мальчика (с этим проще — стиля не было вовсе, если не считать, конечно, совершенно дурную привычку лезть, куда не следует и говорить, когда не спросят), и, самое важное?— его окружения. Именно здесь начались самые серьёзные сложности, если опустить её же моральное состояние. Его же. Великая, видимо, придётся ставить ментальную закладку! Если она,?— он! —?так сорвется в разговоре, ему несдобровать!Грудь сжало. Сердце болело, и болело, казалось бы, нестерпимо. И свернуться бы калачиком да выть на высокой ноте, скулить и рычать, но годы приучили её к любой боли. Чтобы убрать из восприятия физическую, существуют специальные ментальные упражнения, моральную же можно просто терпеть. Она убивает достаточно медленно, чтобы суметь приспособиться к ней… хотя бы относительно.Чашка слегка обожгла ладони, отвлекая от горьких мыслей тяжёлым травяным ароматом.Здесь не было аналога чайника для нагрева воды,?— зачем, если при необходимости можно было отметить нужную температуру прямо на дисплее над краном,?— но был небольшой чайничек для заварки.Оби-Ван не любил чай. Тихие утренние и вечерние маленькие чайные ритуалы Мастера его, с одной стороны, немного раздражали,?— как подросток, он с трудом мог усидеть на месте, да ещё и в тишине,?— с другой, навевали грустную тоску, потому что в эти моменты вдумчивого молчания он чувствовал себя очень одиноко, слишком ненужным.Если подумать, Кхамали многое отдала бы за такие моменты отдыха, мгновения тишины, покоя и стабильности… но Оби-Вану они были не нужны. У него было достаточно того, что казалось незыблемым, и так была стабильность, были друзья и вера. Его причины для беспокойства казались оруженосцу двух мечников мрака и послушнице Храма-на-Крови Ордена Бескрылых слишком мелкими, а поведение?— слишком инфантильным, и… она безумно, до слёз ему завидовала.Завидовала жизни, посмотреть на которую сумела лишь мельком, как на кадры из го-ло-филь-мов, как это называли, потому что освоить тринадцать лет за жалкие несколько часов не смог бы даже настоящий магистр-менталист, а она им не была. Она и подмастерьем-то не была! Не помогала даже потоковость сознания, целиком и полностью брошенная на память ребенка… кроме ?войны?, конечно.Алая пелена самого сильного потока её личности осваивала тело, что ощущалось, как кожаная перчатка не твоего размера?— всё жало, мешало и с трудом поддавалось управлению. Напряжение в мышцах было заметно невооружённым глазом, и с ним тоже надо было справляться, но на это не было ни времени, ни сил. Походка сбивалась, несколько раз вместо левой руки он,?— о, уже лучше, но над восприятием ещё работать и работать,?— задействовал правую, что было недопустимо. Отбиться, если его раскроют в ближайшие несколько дней, ему не удастся. А жить хотелось до зубовного скрежета…Между тем, жизнь этого ребёнка была почти что сказкой… даже если сам мальчишка так не думал. Но это нормально, людям вообще несвойственно ценить то, что имеешь.А для неё,?— него! —?их миры были совершенно несравнимы.Семнадцать лет назад её, заплаканную и избитую, стащили с трупа матери за шкирку и подвесили на вытянутой руке, хорошенько встряхивая, чтобы рассмотреть. Она молчала, обмякнув, но, когда огромный?— ей было четыре, в том возрасте все казались огромными,?— мужчина бросил её обратно на тело, выдернула из развороченной груди стрелу и метнула в лицо воина, и пока тот отмахивался от неё, словно от мухи, бросилась бежать. И даже смогла зигзагами добраться до кромки леса.Тогда в ней признали потенциал, несмотря на отсутствие малейших способностей к магии и её пол. Джази Маррави не напрягаясь догнал её, и, подхватив на руки, сказал одну единственную фразу, изменившую и разделившую её жизнь на до и после: ?Великая, да у неё есть мозги!?. Так, через смерть, пот, грязь, боль и надежду для неё и были открыты врата Храма-на-крови: небывалого места Силы, построенного на древнем могильнике и месте трёх важнейших и самых жестоких сражений за историю седьмой Эры.…Семья Оби-Вана отдала его добровольно, ведь быть джедаем очень почётно, это близость к Сенату, прекрасное образование, уважение. Он связывался с ними раз-два в месяц, но особых чувств родственники в нём не вызывали, как, наверное, постепенно стал всё меньше и меньше волновать и их самих потерянный сын…Когда она была только-только отправлена в классы обучения?— минимальные, к слову: письмо, счёт, история, история Ордена, немного о мире вокруг и гуляй, только не жалуйся потом, если не хватит,?— у вертлявой рыжей девчонки было много желаний, и сидеть тихо и мирно, выписывая в прописях алканский алфавит, ей не хотелось. Господин Ф-фдаф-ф по первости отвесил пару оплеух, таких, что в ушах звенело и глаза в кучку собирались, а на третий раз высек в кровь.…Когда Кеноби был в младшей группе юнлингов и сильно не хотел заниматься, самым страшным его наказанием было лишение сладкого сроком в неделю…Когда, став немного старше и зверее, она не выучила урок и рявкнула что-то в ответ на нравоучения, её бросили в подвал. Вода там набегала в небольшую чашу, выбитую в полу, еды не было вовсе. К концу недели она жрала солому из матраса на полу, потому что ?есть? её было невозможно, только ?жрать?, и по словам её первого Мастера, когда он выяснил подробности этой истории, это было одно из самых умных решений, какие можно было принять в данной ситуации.Впрочем, нельзя сказать, что она с того мгновения стала шёлковой, нет. Та покорность, что была привычна всем послушникам Храма, пришла позже. Когда им, чуть-чуть повзрослевшим, стали демонстрировать результаты непокорности и давать понять, что детские наказания, вроде тяжелой работы в конюшнях, карцера и розг, закончились. Когда Мираль не поклонился лорду Да’Ларуз, вместо этого заносчиво вскинув голову, тот забил его огненной плетью до смерти. Когда Сиби не проявила должного усердия в изучении языков и продемонстрировала очень слабые подвижки, ей вырвали его с напутствием: ?всё равно ведь не нужен?. Слишком глупых и слабых выкидывали за порог, и судьбы их были столь незавидны, что и думать не хотелось.Именно тогда в них окрепли главные постулаты выживания?— нет ничего важнее Мастера, жизни и знаний.…К слову, когда Кеноби нарушил правила, будучи уже в старшей группе, ему сделали строгий выговор и навязали несколько лишних часов медитации. А самой большой его проблемой были словесные стычки с неким Бруком, скончавшимся меньше месяца назад… Его даже не судили за его смерть, нашлись какие-то улики и неоспоримые доказательства…Их Мастера вдумчиво выбирали себе учеников?— каждый мог стать следующим великим чароплетом или воином, целителем или учёным. Каждый был уникален. Каждый взглядом умолял о милости, потому что к десяти годам мы уже знали?— в этом мире ты ничто, без имени и без судьбы, и только твой учитель слепит из сырой глины твоей сути что-то, что сможет выжить. Взамен требовалось не слишком много?— всего лишь полная покорность, верность и служба.Сломаться под гнётом чужой воли было легко — если учителя ещё не особо трогали воспитанников, то лордам было позволено абсолютно всё. Помогало осознание, что не будь их, было бы ещё хуже. Но помогало не всем.…В мире Кеноби невыбранный в падаваны юнлинг мог уйти в любой из корпусов Обслуживания, только попроси. Целители, фермеры, учёные, пилоты, помощники при Храме, работа с документами или детьми, связные и преподаватели… А можно было и вовсе уйти, даже не заплатив мзду за превосходное образование, которое давалось, фактически, за просто так. И это без учёта десятилетнего содержания…В её мире, покинувшего Храм или не выбранного ждала смерть. Просто потому, что за стенами Цитадели не мог выжить необученный послушник. Шанс, что тебя вдруг возьмёт под крыло добрый чародей или великий воин, был настолько мизерным, что больше напоминал саркастическую шутку.Впрочем, нравы их мира были жестокими и неумолимыми, как горная река с кусками льда в течении, которое нужно преодолеть вплавь. Они все учились, как могли, вертелись, как могли, делали всё что угодно, чтобы выжить, и, если удавалось, пожить.У них не было открытых библиотек, только родовые, а значит?— не было книг, и уж тем более не было ?галонета?. Всё, начиная от географии и литературы до воинских и магических умений, передавалось из уст в уста, от учителя или Мастера к ученику, и никак иначе.Платили всем, чем могли. Службой, своими знаниями, какие находились, умениями, телом… тело было самым дешёвым товаром, но и ходовым, да.Здесь всё было не так. Почти любая информация находилась в свободном доступе, учителя давали не только основные мелочи, но и глубокие знания в различных, жизненно-важных областях, заботливо разжёвывая и запихивая данные прямо в головы юнлингам и падаванам, на что те морщились: это не хочу, это скучно, это противно, это неинтересно… Но им за это ничего не было. Ничего. Потому что в Галактической Республике действовали весьма строгие законы о защите детей и личности в принципе, жестоком обращении, и насилии, моральном и физическом. Карались убийства, и право сильного давно сменилось правом богатого, правда, чересчур наивный Кеноби этого не видел, но вот она?— запросто.И словно в насмешку, Кеноби всё же выбрали в падаваны. Мелькнули испытания и некоторое моральное давление, проявления которого были настолько привычны Кхамали, что она даже не смогла толком разобрать, что же такого сделал Квай-Гон, что вызвало в Кеноби такую бурю эмоций?Пару раз отказал? Она стояла на коленях перед пятью лордами, прежде чем один из них повелительно указал на место у своих ног. Заявил, что мальчик, как джедай, так себе? Но и требовал мастер Джинн совсем немного?— вовремя промолчать, подумать, не проявлять эмоций и хоть иногда не вмешиваться! Проявил равнодушие?.. А что, должен был расцеловать и назвать сыном? Ах, этого хотелось… ах, мечталось… ну так не надо было мечтать. Нашелся тут… мечтатель.Зубы свело от противного привкуса на языке. Сильно захотелось сплюнуть, но плебейские замашки из неё выбили ещё в первые годы учёбы, и нарушать привитые там правила не было нужды.И ведь став учеником, Оби-Ван был непослушен, несколько спесив и излишне самоуверен?— точнее, излишне уверен в том, что он-то знает, как правильно, этот защитник сирых и убогих. И первое, что Кеноби сделал, оказавшись вне полного контроля?— влюбился и предал своего Господина. Разменял его на милую зеленоглазую мордашку.…лишь после содеянного Мастер объяснил ей, почему приказал убить её любовника?— горячо, до дрожи любимого, того, кто оставил ради неё собственного Господина. Она всё равно убила его. Без разговоров. Захлебнувшись его кровью, как своей, и мечтая умереть у его остывающего тела. Она так и не ослушалась. И продолжила верой и правдой служить дальше…Они сражались и умирали за них. Рисковали всем, что имели, от жизни до души. Терпели пытки, отмалчиваясь до самого конца, и умирали с их именами на губах. Становились щитом и мечом, и ядом на губах врага, опорой и семьёй.А Кеноби предал своего Мастера даже не ради своего Ордена, даже не по воле Силы, не ради семьи или детей, не ради постоянной спутницы, почти жены! Он поддался гормонам и побежал за первой же попавшейся юбкой, которая отвечала на его детские ухлёстывания улыбкой и хлопаньем ресниц. Кажется, даже искренне, но какое это имеет значение?Любая жалость, любая симпатия к мальчику, столь похожему на нее внешне, умерла, едва она поняла, что он сотворил....когда-то Кхамали любила Дана. Действительно любила. Но всегда внутри жил червячок сомнения, который спрашивал у неё?— ?Как же так?.. Он предал своего мастера, он предал наставника и учителя… просто так… Разве он может быть достойным человеком?.. Достойным спутником жизни, отцом твоим детям?.. Чему он научит их? Отступать от самых главных в жизни клятв? Жить, любить, дышать под этим солнцем, зная, что ты?— самое отвратительное явление, что может быть в этом мире?.. Пре-да-тель…?.Когда Мастер приказал ей убить его, она медлила. Слишком долго медлила. Но не потому, что собиралась нарушить приказ. Нет. Она хотела, чтобы он догадался, чтобы попытался защитить себя. Давала ему шанс. Это было честно. А ещё она хотела побыть с ним подольше напоследок.В конце концов, он всё понял, и они скрестили клинки на рассвете, когда солнце ещё не поднялось, но небо уже приобретало серо-салатовый отсвет, и видимость была идеальной. А потом долго ещё исступленно кричала и плакала над телом, пока сознание не покинуло её. Милорд сам забрал её оттуда, разжал скрюченные, застывшие в его одежде пальцы, стёр кровь и слёзы с лица и признался, что её любовник не просто ушёл от своего мастера?— он ушёл с боем, прорубаясь через друзей и братьев по оружию, унося с собой жизнь старого друга её Господина. Это была месть, не более, и Кхамали была просто его оружием, как и всегда. А потом легко лизнул воспалённую от укуса губу. Так она потеряла любимого и обрела любовника?— и то, что им стал её Мастер, было почти… удобно. Пусть он и не был человеком. Пусть она и не любила его в романтическом смысле?— лишь как Господина, которому всецело принадлежала.Но самым главным в этой истории было то, что она отражала суть не просто её жизни, нет?— это была сущность всего Ордена Бескрылых, всех его послушников. Абсолютная верность его слуг, взращиваемая с детства и никогда ими не нарушаемая. Именно поэтому даже драконы брали себе воспитанников у Бескрылых. Магия крови сотен тысяч павших воинов скрепляла их клятвы, обращая верность в мифрил, как огонь дракона закалял сталь. Господина никогда не меняли. Могли лишь принять нового, если старый погиб. И лишь в том случае, если твой погибший Милорд давал на то согласие до своей смерти, иначе оруженосцы обычно шли на погребальный костер вместе с телом, обязуясь служить ему и в чертогах Вечности…Её первый Господин на смертном одре объявил, что желает, чтобы она продолжала жить и ушла под руку другого мастера.Её второй Господин спас ей жизнь самым сумасшедшим, оригинальным и действенным способом, оплачивая всю данную ему верность сполна. Фактически, он стал ей отцом, ибо эта жизнь была полностью его заслугой. Она никогда не забудет этого. Никогда.Но если бы они пожелали, чтобы она погибла с ними, даже мысль поступить иначе могла причинить ей физическую боль.И теперь, до чёрных и алых точек перед глазами она ненавидела Оби-Вана Кеноби, чьё место заняла, потому что отныне она была тем самым предателем, коим был мальчишка. Она была отступником. Она предала Господина, Орден. И сделала это из обыкновенной прихоти. Его ошибки стали её ошибками, его вина?— её.Ей было даже не жаль мальчишку, от которого отвернулись друзья,?— казалось бы, а чего ты ожидал, если сам бросил их, оставшись на той планете? —?которого презирали неприятели (врагами члены одного Ордена что в её мире, что в этом считаться не могли, а вот неприятелями?— легко), которого игнорировал его мастер,?— здесь Кхамали испытала такую ярость, что скрипнули зубы. Неужели щ-щ-щенок смел помыслить, что после всего, что он натворил, после того, что его Господин всё же принял его ОБРАТНО (!!!), он ещё достоин любви и жалости?! Да как он, этот маленький ублюдок, вообще смел надеяться на подобную милость, как смел печалиться из-за того, что мастер не обращает на него внимания?! Он должен был валяться у него в ногах, целуя сапоги, а не причитать, что его, такого ?хорошего-смелого-доброго?, не ценят и не любят! —?и который находился, отныне, на испытательном сроке. И ведь если он провалится, его даже не убьют! А всего лишь отправят на мирную планету ВЫРАЩИВАТЬ РАСТЕНИЯ С ПОМОЩЬЮ МАГИИ.Кружка чуть не треснула в руке, и мальчик, чьё лицо оставалось неподвижным в течении всего полета мысли, быстро поставил её на стол, от греха подальше.Омерзение, которое она чувствовала к этому ребёнку,?— а то, что мальчишка все ещё был ребёнком, и притом избалованным мягкостью и теплом здешних воспитателей и учителей, было ясно, как день,?— вызывало дикое желание забраться в лоханку и тереть-тереть-тереть, пока алые полосы от мочалки не начнут кровить…Пусть оно и было необоснованным. Потому что такое поведение, такое обучение и такая верность были свойственны только воспитанникам Бескрылых, и нечего было ждать подобного от других.Просто теперь этот ребёнок она. Он. Великие, это невыносимо!Залпом допив остывший чай и поставив стакан в посудомойку, Оби-Ван быстро протёр стол, поправил стулья, которые он невольно подвинул, вернул чашку на полку, протёр заварочный чайник, в котором чая было ещё на несколько кружек (он,?— да, запоминай, именно ?он?! —?немного перепил, ну да ладно, на памяти Кеноби мастер не слишком любил именно этот сорт, и держал его исключительно потому, что жалко было выкинуть. По мнению Кхамали, чай был очень хорош, но, не зная, каковы на вкус остальные наборы, определить было сложно). Оглядев кухню и оставляя за спиной идеальный порядок, мальчик вернулся в свою комнату.Он уже успел переодеть подушку, слегка застирать наволочку и ночную сорочку от крови, чтобы можно было соврать, что измазал их чем-то другим, если вдруг каким-то совершенно диким образом о пятнах узнают и пожелают спросить?— память Кеноби на этот счёт упорно твердила, что стиркой занимаются дроиды, и никому его грязное бельё не нужно, что успокаивало, потому что когда милорд изредка забывался и срывался на грубость в постели, её потом ещё несколько дней преследовали сочувственные взгляды сразу после стирки окровавленных простыней прачками,?— привёл стол в относительный порядок, разобрав датапады и расставив их на полках в специальные ?гнезда?, перестелил постель, собрал грязные вещи, в том числе носки и несколько рубашек из-под кровати,?— в Храме-на-крови ему бы спину до костей высекли, если бы такое увидели, поэтому, инстинктивно, убирался он очень быстро,?— разобрал шкаф (грязных вещей прибавилось), привёл в порядок выходные вещи, что было до смешного просто?— в шкаф была встроена паровая глажка, а под нижней полкой был небольшой автомат, чистящий сапоги. Для той, что порой по нескольку часов приводила гардероб Господина в порядок, Кхамали испытала на удивление мало эмоций от технического удобства. У милорда тоже были схожие предметы, только магические. Но он любил наблюдать, как она делает это вручную, а ей доставлял удовольствие его заворожённый взгляд, который застывал на её все время находящейся в движении фигуре.Оглядев комнату ещё раз и бросив косой взгляд на мешок с игрушками (серьёзно?), которые он специально убрал подальше, решив избавиться позже,?— скорее, просто потому, что гордость и так конвульсивно дёргала лапками где-то на самом дне сознания,?— юноша опустился на ковёр, принял стандартную позу для медитации,?— не чета их морским узлам, которые они сплетали из тела, чтобы полностью открыть его Великим в целом и Жизни в частности, что для лишённых магии весьма нелегко, между прочим,?— и мгновенно оказался в подсознании.Боль стала острее, но к ней можно было только привыкнуть. Она не уйдет отныне никогда, ибо разделённое сознание всегда, каждый миг требует усилия, требует желания, и, что важнее, всё время стремится соединиться. Но она притупится и станет совершенно неважной, с учётом той пользы, что извлекает человек от использования этой ментальной практики. Впрочем, Кхамали давно уже не помнила, как сознание должно ощущаться в своей целостности, и вспоминать не желала?— в её нынешней ситуации это было бы смерти подобно.Сейчас он пытался проанализировать несколько последних недель в жизни мальчика, дабы выработать некоторый алгоритм поведения, пока ему не удастся совладать с чужой памятью. Некоторое облегчение приносило то, что Кеноби находился в опале и, фактически, в полной изоляции от нормального общения. Это давало время, а время?— единственное, что сейчас было ему необходимо.Он был младшим падаваном. У него было несколько классов, которые было необходимо посещать, и какое счастье, что занятия фехтованием временно прекращены из-за серьёзных разрушений, которые нанёс Ксанатос тренировочным залам……Ксанатос…?Не время!??— пресёк лишние мысли Оби-Ван, прекрасно понимая, что таким образом теряет сосредоточенность. Его рациональная часть довольно заворчала и вернулась к осмыслению памяти ребёнка, чьим именем он,?— получается всё лучше и лучше! —?теперь будет прикрываться.Нет, не так. Кем он, — отныне, — станет.Кхамали Малар, оруженосец лорда Ам`Ларуз, третьего мечника Тёмной дюжины, седьмого магистра Ордена Бескрылых и магистра Барахназа, барона Мрака, тринадцатого мечника Темной дюжины, четвертого магистра Ордена Крылатых, дракона-Правителя Западной Гавани изумрудного моря… Она должна умереть окончательно. Ей, воспитаннице Храма-на-крови, не место в Храме джедаев.Но поведение ещё одного падавана, предавшего своего Господина и свой Орден, было необходимо обдумать. Позже. Значительно позже.За окном занялся рассвет, и блёклое небо внезапно оказалось голубоватым. Что было гораздо симпатичнее грязновато-сизо-серого. Он никогда не видел такого неба, ни на одном из планов Древа Жизни. Оно казалось… почти красивым.—?Оби-Ван Кеноби, —?одними губами произнёс золотисто-рыжий падаван, глядя в зеркало и пытаясь заставить себя привыкнуть к отражению, пока какая-то часть его выясняла, как нужно кланяться магистрам, а как мастерам, и почему между поклонами не оказалось разницы, другая?— исследовала сегодняшние предметы и преподавательский состав, ещё одна?— запоминала коридоры, другая?— вспоминала людей, и сразу две?— пытались вычленить всё, что молодой Кеноби знал о мастере Джинне.Голова раскалывалась, а кровь, текущую из носа, сдерживал серый платок, откопанный на дне шкафа.За окном медленно и величественно вставало солнце.