Глава 1 (1/1)

Сумерки сгущались над Лондоном, и туман практически затопил маленькие узкие улочки, по которым торопливо шли маленькая, худая, плохо одетая девочка-подросток и светловолосый мальчик лет шести. Случайный прохожий мог бы принять их за брата и сестру, но это было не так.Дети, поёживаясь от холода, наконец достигли цели. ?Цирк Святого Георгия?* был знаменит тем, что в представлениях участвовали дети, а в кульминационные моменты на сцену выпускали дрессированных животных. Сегодня вечером шла пьеса ?Оливер Твист?. Едва войдя в мрачное здание театра, девочка огляделась и, взяв за руку мальчика, потащила его на галерку, почему-то стремясь в самую гущу разномастной, гомонящей толпы, среди которой можно было встретить и бедного художника, и не слишком удачливого адвоката, и ловкого шулера и публичную девку. Выбрав подходящие по её мнению места, девочка усадила рядом с собой мальчишку и принялась рассматривать сцену и публику.Мальчик смотрел на сцену с благоговейным ужасом и воспринимал происходящее за чистую монету. Его яркие голубые глаза пробегали по лицам актеров, казалось, он не вслушивался в произносимые монологи, а просто впитывал в себя атмосферу, царящую вокруг. Он, словно завороженный, смотрел на мерцание огней, сцену, залитую зловещим тусклым светом и вздрагивал, когда завывания актеров и визг публики становились слишком яростными.А когда героиня, которую звали Нэнси, мертвенно-бледная, упала к ногам Билла Сайкса и больше не шевелилась, мальчик съежился, и по его щеке скатилась слеза, которую он украдкой смахнул рукавом. В этот момент пьяная тетка в соседнем ряду завопила, что у неё пропал кошелек, и мальчик почувствовал, как его соседка стиснула своей жилистой рукой его маленькую ручку. Прошептав: ?Вперед, Джон?, - она стала пробираться к выходу. Спустя полчаса мальчик и девочка стояли перед обшарпанной дверью неприметного дома по Лэнт-стрит, в Боро. В ответ на чуть слышный стук, дверь отворилась, и средних лет женщина в темном платье, чепце и переднике появилась на пороге, впуская их в дом.- Ну наконец-то вы вернулись, я уже стала волноваться, - тут она перевела взгляд на мальчика, и глаза её сверкнули. - Что ты с ним сделала, дрянь?Женщина отвесила девочке звонкую оплеуху.- Джонни, мальчик мой, ты плакал? – она взяла малыша за подбородок, пристально вглядываясь ему в лицо.Мальчик поднял глаза и отрицательно покачал головой.- Но миссис Хадсон..., - заверещала девчонка, держась за щеку. - Сара Сойер, не смей мне врать, я слишком хорошо тебя знаю.Сара опустила руку в прореху у пояса юбки и извлекла оттуда объемный кошелек и склянку духов. В кошельке оказалось лишь несколько пенсов, а духи миссис Хадсон назвала скверными. Джон смотрел на девочку с удивлением и опаской.- Не густо, - протянула миссис Хадсон. - А теперь спрячь всё это хорошенько и больше никогда не смей брать с собой Джонни. Любого другого ребенка, но не его. Ты меня поняла?!Сара насупилась и кивнула.- То-то же. А теперь ступай к матери.Когда Сара, потирая всё еще горящую щеку, выскользнула из дома, миссис Хадсон взяла Джона на руки и устроилась у очага. Мальчик доверчиво обнял её своими худыми холодными ручками и прижался щекой к её теплой груди.- Испугался?Джон чуть заметно кивнул. Он действительно боялся дядьки из спектакля, того, что он придет и стукнет его своей тяжелой страшной дубинкой, на что миссис Хадсон ответила, что дядька этот только притворяется злым, а Нэнси в конце-концов нашла себе хорошего молодого человека и стала торговать леденцами на палочке.- Если только Сара опять попытается сманить тебя на воровство — сразу говори мне, обещаешь?Джон снова кивнул. - Вот и умница,- проговорила женщина и подбросила дров в огонь. От слов миссис Хадсон и тепла полыхающего в очаге мальчику стало спокойно, тепло медленно разливалось по жилам. Женщина провела рукой по светлым запутанным волосам, а затем тихонько встала и поднялась в свою маленькую темную комнату, что располагалась в мансарде, прижимая к груди посапывающего Джона. Там она откинула тонкое одеяло с узкой кровати и уложила мальчика, укрыв еще одним одеялом и подоткнув со всех сторон. Немного понаблюдав за безмятежно спящим ребенком, она поцеловала Джона в лоб и, тихо прикрыв дверь, вышла из комнаты.Миссис Хадсон унесла с собой свечу, но в двери оставила щелку, занавеска на окне была из тюля, и в комнату проникал свет от уличных фонарей. За окном жил и шумел ночной город, церковные часы отмеряли время, с улицы слышалась грубая мужская брань и пошлый визгливый смех, а мальчик на жесткой кроватке видел сны о сладких леденцах на палочке и ярких звездах на темном лондонском небе.Десять лет спустяДжон совершенно не помнил свою мать, да это было и невозможно. Родителей ему заменили миссис Хадсон и мистер Иббз - известный на всё Боро скупщик краденного. Судя по рассказам миссис Хадсон, его мать была очень красивой, удивительно умной и удачливой воровкой, лучшей из тех, кого она знала. Женщина пришла к ней будучи беременной и попросила о помощи. Роды прошли легко, и уже на следующий день, поцеловав сладко спавшего сынишку в лоб, женщина покинула дом, оставив шесть фунтов и своё сокровище, заверив, что вернется, как только завершит дело, сулившее огромные прибыли, но, видимо, что-то пошло не так. Мать Джона обвинили в убийстве, подельник сдал её полиции. Два месяца её продержали в застенках, а потом повесили прямо на городской площади.Миссис Хадсон смотрела на казнь из окна той комнаты, где Джон появился на свет.Отсюда был очень красивый вид — говорят, самый красивый во всем южном Лондоне. Люди даже платили ей, только чтобы посмотреть из этого оконца в день казни. Все другие дети визжали, когда дверца люка с треском падала, но Джон— никогда. Он ни разу даже не вздрогнул и не зажмурился, когда казнили преступников. Джон всегда был рассудительным, спокойным и доброжелательным ребенком. Он все схватывал на лету и нравился окружающим, не прилагая к этому никаких усилий. Со сверстниками у него были хорошие, но не слишком доверительные отношения. Очень часто он чувствовал на себе напряженные, немного испуганные взгляды, но всегда связывал это с тем, что был сыном воровки.Джон не скорбел по матери, как он мог любить ту, которую не знал вовсе. Но, с другой стороны, он по-своему гордился ею, ведь у него вполне могла быть мать шлюха или пьяница, как у многих детей в их квартале, но нет, его мать была знаменитой воровкой, по слухам, повешенной за убийство богатенького скряги, а не за удушение невинного младенца.Джон безмерно любил и уважал миссис Хадсон, которой заплатили лишь за месяц его содержания в её доме, а она продержала его у себя до семнадцати лет, всячески охраняя и оберегая, как какую-нибудь жемчужину. Она не позволяла склонить его к воровству, отвадила всех сутенёров, просиживала у его постели часами, когда он заболевал и с удовольствием расчесывала его золотистые волосы на ночь.Джон старался быть полезен своим благодетелям. Он присматривал за младенцами миссис Хадсон, выполнял поручения мистера Иббза, помогал ему переплавлять золотые и серебренные вещицы. До блеска натирая краденое серебро и фальшивые монеты, он научился считать деньги, а спарывая вензеля с украденной одежды, научился читать. В его речи редко проскальзывали ругательства и непристойности, присущие уличным мальчишкам. Он научился молчать и говорить только там, где это необходимо, по лицам и одежде определять род занятий, приходивших к ним сомнительных личностей.Джон мог открыть нехитрый замок, выточить к нему ключ. Мог, бросив монетку, определить по звуку, настоящая она или нет. Рядом с ним росли другие дети — они появлялись, какое-то время жили в доме, потом за кем-то из них приходили родные мамаши, кому-то подыскивали новых родителей, а некоторые просто умирали. Разумеется, за Джоном никто не пришел. Когда кто-нибудь вдруг заводил разговор о дурной крови, что, мол, кровь людская не водица, имея в виду мать Джона, миссис Хадсон хмурилась, а Джон сжимал кулаки так крепко, что ногти врезались в нежную кожу. Джон не считал себя особенным и к семнадцати годам был о себе довольно невысокого мнения. Он не был красив, но его неброское обаяние заставляло не одну девушку в Боро прерывисто дышать и зазывно улыбаться. Он не был умен, но его сообразительность и ловкость не раз спасали его названных родственников от встречи с мадам Виселицей. Он не был добр и самоотвержен, но его внимание и заботу окружающие люди принимали с благодарностью.Джон знал цену вещам, но в людях, в силу возраста, разбирался не очень хорошо, поэтому всегда опирался на поддержку и опыт своих опекунов.Иногда миссис Хадсон подходила к Джону, приобнимала его за плечи и принималась гладить по голове, разворачивала к себе его лицом и долго смотрела задумчивым взглядом.— Как же ты похож на свою мать, — принималась она вспоминать. — Вот такими же глазами смотрела она на меня в ту ночь. Думала, вернется за тобой — и будет у тебя богатство. Но кто же знал, кто же знал?.. Так она и не вернулась, горемычная... Но богатство твое все еще ждет тебя... Твое богатство, Джон, ну, и наше заодно...Так она говорила не раз. Усталость и заботы с её лица исчезали как по волшебству, когда она смотрела в голубые глаза Джона.Джон знал, что когда-то очень давно у миссис Хадсон был свой, родной сын, который умер от тяжелой болезни в раннем детстве, и считал, что заменяет женщине того маленького мальчика. А всю нерастраченную материнскую любовь она дарит ему и другим детям своего подпольного приюта.Джону едва исполнилась семнадцать, а он считал, что уже многое знает о жизни и о любви. Знает, чего хочет. Он обязательно станет таким же, как мистер Иббз, возможно, даже женится. Например, на соседке Люси, с которой у него впервые случилась, как он считал любовь, потом оказавшаяся просто близостью, от которой остались лишь едкие воспоминания о запахе лука изо рта, влажных губах и скользких пальцах, судорожных всхлипах и неловких движениях, закончившихся сладкой дрожью во всем теле и почему-то чувством вины.Так дни проходили за днями и ничего не происходило. Джон ждал.Наступил новый год и принес с собой человека, который изменил жизнь Джона навсегда.Зимняя ночь накрыла Лондон темным покрывалом, утыканным звездами. Прошло несколько недель после Рождества, когда Джон отметил свой очередной день рождения. Ему -восемнадцать. Ночь выдалась темная, промозглая, с густым туманом и противной моросью — не то дождь, не то снег. Как раз для воров и перекупщиков: темными зимними ночами дела обделывать лучше всего, потому что простые люди сидят по домам, столичные щеголи отбывают в загородные имения, а большие дома в Лондоне стоят запертые на замок, пустые, только и ждут грабителей. В такие ночи выручка мистера Иббза была больше обычного. Джон в компании миссис Хадсон и мистера Иббза сидели у жарко растопленного очага и неспешно переговаривались. У ног Джона лежал Чарли, огромный дворовый пес, которого он по доброте душевной в такие холодные ночи, как эта, запускал на кухню погреться, за что пес отвечал ему беззаветной преданностью, на которую способны только собаки. Мистер Иббз дремал, а миссис Хадсон раскладывала пасьянс, укачивая на руках одного из младенцев.Вдруг раздался невнятный глухой стук где-то на заднем дворе. Потом отчетливо послышались шаги. У кухонной двери шаги стихли, с минуту была тишина, а потом в дверь постучали: сильно и уверенно. Вор не стал бы так стучать, он стучится легонько, чуть слышно. Джон всегда мог по стуку определить, по какому делу к ним пришли. Но тут было что-то непонятное, можно подумать о чем угодно и даже, о самом нехорошем.Мистер Иббз и Джон переглянулись, и миссис Хадсон крепче прижала ребенка к груди, чтобы не слышно было плача. Джон схватил Чарли за пасть и крепко сжал.Мистер Иббз шепотом сказал:— Мы кого-нибудь ждем? Если это ?синие?*, мы пропали.На столе еще лежали фальшивые соверены и золото, которое удалось вытопить мистеру Иббзу сегодня.Стук повторился.Джон быстро перенес все добро в тайник в погребе и быстро вернулся на кухню.Мистер Иббз очень спокойно произнес:— Джонни, будь добр, открой дверь?Джон взглянул на миссис Хадсон и, когда та кивнула, подошел к двери и открыл засов. Дверь резко распахнулась ему навстречу. Ветер, ворвавшийся в кухню, задул половину свечей, взъерошил пламя в жаровне, разметал по полу карты. В дверях стоял человек, весь в черном, мокрый с головы до пят, у ног его — кожаная дорожная сумка. В темноте трудно было разглядеть, но это определенно была женщина, изящный силуэт, тонкие кисти рук, шляпа под густой вуалью.И тут дама под вуалью заговорила:— Джонни! Боже мой! Я преодолела столько миль, чтобы наконец увидеть тебя. Может, не будешь держать меня на пороге? Я ужасно устала и замерзла.И лишь после этих слов Джон узнал её, хотя и не видел больше трех лет. Ни одна из женщин, появлявшихся на Лэнт-стрит, не говорила так, как она. Её звали Ирэн Адлер, однако, обитатели этого дома звали её по-своему, и это домашнее имя Джон и произнес, когда миссис Хадсон, видя его замешательство, спросила:— Кто же там, Джон?— Это - Леди, — ответил он.________________________________________________________* ?Цирк Святого Георгия? - известный в Лондоне театр с долгой историей; до середины XIX века назывался цирком.* синие - ?синие мундиры? полицейские