Часть вторая (1/1)

—?Ваше величество, вы выглядите измождённым,?— заметил Колта, когда служанки накрыли завтрак и вышли.—?Я почти не сплю, Колта. —?Тогон вздохнул. —?Ты дал мне плохой совет, без Нян мне плохо.—?Ваше величество, подождите ещё немного. Вот увидите, осталось чуть-чуть потерпеть, и…—?Я не хочу больше терпеть! —?Одно движение руки, и тарелки с грохотом осыпались на пол. —?Я устал терпеть! Мне плевать, понимаешь! Плевать, любит она меня или нет! —?Тогон вспыхнул, как лучина, обжигая взглядом, тяжело дыша. И так же быстро потух, обессиленно опустившись на стул. —?Я не могу без неё.?Слабак!?. Колта скривился про себя, продолжая хранить на лице маску учтивого сочувствия. Знала бы страна, что творится в голове у их горячо любимого императора, давно подняла бы его на смех. Но это опасно. Колте нужна ширма, а кто, кроме зацикленного на любви мальчишки в теле мужчины сможет ею служить? Пока он страдает по своей ненаглядной Ки, Дом Орла начинает расправлять крылья. А если подкинуть дров в этот костёр и напомнить о короле Корё, то может, Тогон обезумеет настолько, что просто придушит её, и тогда вина сведёт его с ума. А он, Колта, будет подпитывать её вечно.Рано. Колта вздохнул, с нескрываемым презрением посмотрев на склонённую голову, увенчанную золотой короной. Пока жив Эль-Тимур, надо действовать осторожно. Но идея избавиться от Ки руками Тогона определённо слишком заманчива, чтобы с ней расставаться…Весь дворец шептался о том, что госпожа Ки впала в немилость. Порой Тогон думал, что Колта нарочно подговорил его, но эти мысли были слишком смехотворны, чтобы быть правдой. Однако теперь он действительно не мог терять лицо, неважно, сколько раз уже это делал. Им нужно остаться вдвоём, без вездесущих глаз шпионов, без опасения, что кто-то может услышать то, что предназначается лишь для одних ушей.—?Мы отправимся в Озёрный дворец. —?Глухой голос Тогона вывел евнуха из задумчивости. —?Передай госпоже Ки, что она будет сопровождать меня.—?Ваше величество?—?Что встал? Я сказал, быстро передай! В час Лошади мы должны выехать!—?Ваше величество, что скажет регент? Разве вы можете без его позволения покидать дворец?—?Я сам поговорю с ним.Встречи с Эль-Тимуром всегда пугали до дрожи. Это был первобытный страх, живущий в крови, впитавшийся в кожу. Холодный змеиный взгляд и расчётливая крысиная хитрость. Рядом с ним Тогон впадал в оцепенение, оставалось лишь одно желание?— спрятаться, скрыться. Только когда Нян была неподалёку, он чувствовал себя уверенным, почти сильным. Нян верила, что сможет его победить. У Нян было много сторонников, союзников и друзей. У Тогона была только Нян. Её сила, вера в будущее для Аюшридары, непреклонное стремление к победе. А сейчас он ослаблял её влияние, пойдя на поводу у каприза, который что-то значит лишь для него самого. Как он мог быть настолько слеп и глух?!—?В Озёрный дворец? —?насмешливый взгляд, казалось, прожигал насквозь, с лёгкостью читая то, что лежит на поверхности. Тогон настолько свыкся играть перед ним шута, что даже не пытался скрывать истинные чувства.—?Моё присутствие во дворце сейчас не требуется. До ближайшего праздника двадцать дней, императорская печать у вас, поэтому…—?Поэтому вы решили развлечься с наложницей вдали от чужих глаз,?— иронично сказал Эль-Тимур. —?Или будете просить прощения за проявленную холодность?—?Это вас не касается,?— угрюмо ответил Тогон, подтверждая все догадки регента. —?В любом случае, мы вернёмся к началу праздника.—?Думаете, я отпущу вас?—?Ваша дочь считает, что своим поведением я позорю её честь, как императрицы. Хотите, чтобы её унижение стало более явным?—?Ты и так унизил её сверх меры! —?рявкнул регент, поднимаясь. Тогон невольно отшатнулся. Заметив этот жест, Эль-Тимур холодно улыбнулся. —?Впрочем, я отпущу тебя. При одном условии. По возвращении ты напомнишь всем, кто здесь настоящая императрица.—?Если вы о том, что я должен навестить Танашири, то я согласен провести с ней ночь.—?Пять, ваше величество. Пять ночей подряд. Пусть двор не забывает, кого надо уважать и бояться.—?Как пожелаете,?— склонил голову Тогон. —?Я могу ехать?Эль-Тимур молча взмахнул рукой, проводил задумчивым взглядом. Мальчишка слишком покладист сегодня. Настолько желает Ки, или же стремится вырваться из дворца? Нахмурившись, он быстро написал несколько строк и вызвал слугу. Пусть летят, голубки, но не забывают, что сверху над ними парит коршун.Всё было готово к назначенному часу: уложены вещи, собраны слуги, во дворец отправлены гонцы, чтобы подготовиться к приезду императора. Тогон расхаживал по двору, бросая короткие взгляды на ворота, в которых должна была появиться Нян. Сердце грохотало так оглушительно, что, кроме его стука, он не слышал ничего вокруг: ни разговоров слуг, ни фырканья лошадей, ни лязга мечей стражников. Тихий шелест шёлка и лёгкая поступь ног ворвались в сознание, заставляя резко обернуться и застыть, жадно впитывая её образ. Золото в волосах, блеск глаз, улыбка?— он увидел её разом, всю целиком, от макушки до кончиков туфель, едва выглядывающих из-под подола. Шагнул навстречу, протягивая руки, стиснул их так сильно, что Нян испуганно моргнула, пытливо впилась взглядом в его лицо.—?Мой господин?—?Ты рада, Нян? Наконец мы сможем вырваться из дворца, хотя бы на время.—?Господин, мне страшно оставлять Аюшридару одного, что, если с ним что-то случится в наше отсутствие?—?Не переживай. —?Тогон тепло улыбнулся. —?Матушка присмотрит за ним, а ты пока отдохнёшь.—?Отдых с вами всегда радость,?— склонила голову Нян.Тогон вздохнул, проводил до лошади и сел в седло сам. Что ещё она могла ему ответить? Что лучше осталась бы здесь, с сыном и тайнами, к которым у него нет доступа? В груди закололо, и он с трудом удержался от того, чтобы не поморщиться?— в последнее время эти боли стали слишком частыми. Но Тогон выпрямился и тронул коня пятками, медленно выезжая из дворца. Дорога через столицу заняла не более получаса, следом потянулись поля, впереди?— покрытые густым зелёным ковром горы. Здесь даже дышалось проще, хотелось пустить лошадь во весь опор и лететь, забыв обо всём, чувствуя себя совершенно свободным. Посмотрев на Нян, он увидел отражение своих желаний в её глазах и весело воскликнул:—?На этот раз первым приду я!—?Если не будете жульничать, то никогда не выиграете! —?весело рассмеялась она, и Тогон, не дожидаясь ответа, сорвался с места.—?Господин! —?послышался встревоженный крик Колты, но он даже не обернулся. Стук копыт за спиной, ветер, бьющий в лицо, желание победить и окрыляющее чувство бесконечного счастья?— эмоции переполняли, вызывая желание раскинуть руки и закричать во весь голос. Лошадь Нян поравнялась с его, пытаясь вырваться вперёд.—?Вы опять жульничаете! —?крикнула она, когда он начал теснить к обочине, заставляя замедлить шаг.—?И не думаю, просто мой жеребец быстрее,?— рассмеялся Тогон и, воспользовавшись тем, что она начала отставать, хлестнул коня, заставляя скакать быстрее.—?Нечестно! —?крикнула вслед Нян, пригибаясь к шее своей лошади и пуская её галопом.—?Я победил.Он ждал её под раскидистым, в три обхвата, деревом, не скрывая торжества.—?Вы не любите играть честно,?— с лёгким упрёком ответила Нян, улыбаясь. Она медленно подъехала к нему и ахнула от неожиданности, когда он перегнулся и перетянул её к себе в седло, сажая перед собой.—?Не люблю,?— признал тихо, крепко прижимая к своей груди и пуская коня шагом. —?Я много чего не люблю, Нян. Но уже привык, что моё мнение редко кого интересует. Позволь хотя бы здесь быть первым.Она затихла, обдумывая его слова. Тогон не привык скрывать от неё свои чувства. Злость, ревность, любовь или страх?— она одна становилась их свидетелем. Что именно он имел в виду сейчас? Трон или… её?—?Ты действительно рада, что я взял тебя с собой? —?снова заговорил он. Свита успела их догнать и снова шла позади, Пак вёл лошадь госпожи, служанки умилённо шептались о том, как красиво смотрится госпожа Ки на одной лошади с его величеством. И Нян вдруг расслабилась, выдохнула, откинула голову на его плечо, прикрыла глаза.—?Сейчас я чувствую себя очень счастливой. Благодаря вам.Тихий смешок взъерошил волосы на затылке, и это стало единственной реакцией на её слова. Вскоре деревья расступились, дорога упёрлась в широкий мост, за которым, в тени цветущих деревьев, прятался Озёрный дворец. Расположенный на острове, он казался изящным павильоном, но на самом деле мог держать осаду несколько дней. Прежде чем спуститься на землю, Тогон коснулся виска Нян губами, так нежно, что она засомневалась?— не показалось ли? Он протянул ей руки, снимая с коня, задержал на талии?— мгновение, что лист падает на землю?— но его оказалось достаточно, чтобы стало тяжело дышать. Нян смутилась, опустила глаза, пугаясь урагана, который разбудило внутри обычное касание.Пока Тогон поднимался во дворец, она шла чуть позади и смотрела, смотрела на него, будто видела впервые. Здесь он был другим, даже голос звучал громче, чётче, уверенней. Здесь он был полноправным господином, без оглядки на Эль-Тимура и вдовствующую императрицу Будашири. Нян смотрела и видела того, кем всегда мечтала его сделать?— настоящего господина Поднебесной. Сейчас он больше походил на того Тогона, каким он бывал с ней в постели и только. Даже взгляд поменялся.—?Отдохни с дороги, Нян. —?Он повернулся к ней с неизменной улыбкой. —?А вечером я буду тебя ждать.Было ли это приглашением, предложением чего-то большего, чем просто музыка и танцы? Нян уже не знала. Знала лишь, что, если он сегодня решит отправить её обратно, она не уйдёт. Потому что не сможет его покинуть.Озёрный дворец дышал тишиной, непривычной после постоянного шума Запретного города. От воды тянуло прохладой, ветер путался в тканях, укрывавших беседку, принося аромат цветущей вишни и сливы. На берегу заводили свои брачные песни лягушки, а луна, едва показавшись, прочертила дрожащую дорожку, приглашая по ней прогуляться.Дойдя до беседки, Нян остановилась, кивком головы отпустила свиту и, остановившись в тени, наблюдала за Тогоном. Он смотрел на озеро и не видел её, зато ей можно было разглядеть его профиль, напряжённо сжатую челюсть, тонкие пальцы, сжимавшие перила. Изогнутый мостик, пять шагов до него, но она не могла заставить себя преодолеть их, боясь того, что ждёт впереди. Нян давно ничего не боялась, просто разучилась. Но сейчас не могла сдвинуться с места, потому что ноги ослабли, а сердце колотилось, как птица, насильно запертая в клетку.—?Я знаю, что ты пришла,?— произнёс Тогон, не двигаясь. —?Иди сюда, посмотри, как красиво.Она встала рядом, почти не дыша, едва касаясь краем рукава его плеча. От волнения даже не сразу поняла, куда смотреть, а когда увидела, не сдержала восхищённого вздоха. Перед ними раскинулось озеро, берега терялись в темноте, а поверхность воды, насколько хватало взгляда, покрывали цветущие водяные лилии. Белые восковые головки серебрились в лунном свете, словно светились изнутри.—?Эти цветы распускаются только ночью,?— тихо сказал Тогон. —?Хрупкие, робкие, днём они прячутся от чужих глаз и быстро умирают, если оборвать слишком грубо. Только луна наполняет их жизнью. Только луна раскрывает во всей красе. —?Он повернулся и посмотрел на неё. —?Ты?— моя луна, Нян. А без тебя я прячусь под толщей холодной воды, скрытый широкими листьями. Они заслоняют меня от солнца, говорят, что хотят уберечь. Но стоит тебе появиться, и я распускаюсь, как эта лилия, и живу, пока ты светишь.—?Мой господин…—?Не перебивай. Я знаю, что причинял тебе боль бесчисленное количество раз. И знаю, что причиню ещё, осознанно или нет?— не важно. Просто знай, что, если луна покинет небо навсегда, цветок зачахнет и сгниёт в затхлой, мутной воде.—?Вы слишком добры ко мне, ваше величество. Луна вечна, а значит, луна?— это вы. А я?— лилия, что расцветает, когда вы одаряете своим светом.—?Нян,?— усмехнулся Тогон, беря её за плечи и поворачивая к себе. —?Ты знаешь, что я прав, но даже сейчас пытаешься играть роль преданной наложницы, хотя давно знаешь, что ты?— моя госпожа.—?Вы заблуждаетесь,?— прошептала Нян. Одинокая слезинка скатилась по щеке, и он поймал её, смахнул, погладил скулу костяшками пальцев.—?Не думаю, что стою твоих слёз. Ты и так дала мне больше, чем я мог себе представить.—?Ещё не всё. Есть ещё то, что я могу и хочу вам отдать.—?Не лги себе, Нян. И мне больше лгать не стоит. Я не слепой и не дурак, и вижу больше, чем порой ты можешь себе представить.—?Вы не видите главного, мой господин. Но я прощаю вам это, ведь сама разглядела лишь недавно.Она замолчала. Слёзы душили, сжимая горло. Не верил, он ей не верил, в его глазах всё так же властвовала тоска и боль, которую раньше она не замечала. Не хотела замечать. Его пальцы сжались на плечах, словно он собирался оттолкнуть её, и Нян вдруг прижалась к нему всем телом, обвила руками, коснулась губами шеи, чувствуя, как сходит с ума его пульс под кожей. Тогон застыл было, и вдруг прижал к себе с такой силой, словно хотел сделать частью себя. Вздохнул прерывисто.—?Не говори того, во что сама не веришь,?— прошептал на ухо и, коротко выдохнув, поцеловал в висок. Нян откликнулась сразу, без раздумий. Вслепую ища его губы, не давая опомниться, остановиться, передумать. Целовала с жаром, вкладывая в движения губ всю тоску и любовь, о которой он запретил говорить. Ладонь Тогона легла на её затылок, прижимая к себе, пока губы ласкали, терзали, обещая и не имея возможности отказать. Он с лёгкостью оторвал её от земли, взял на руки и понёс через мостик в спальню, двери которой тут же распахнулись и тихо закрылись за ними.Нян снова задыхалась, не желая отпускать его, боясь, что, если отпустит?— он снова замкнётся, прикажет уйти. Но он и не думал этого делать. Покрывая лицо короткими поцелуями, развязывал пояс её платья, спускал с плеч, скользя по коже горячими ладонями. Одежда с шелестом падала на пол, а они так и не сдвинулись с места, целуя друг друга, ловя путанные взгляды, пытаясь напиться рваными выдохами. Отбросив церемониал и принятые правила, они раздевали друг друга, пока не остались полностью обнажены.Холодный шёлк простыней нагрелся, едва коснувшись спины Нян. Сквозь полуопущенные ресницы она следила за ним, за тем, с какой жадностью он смотрит на неё, как склоняется к её груди, согревая дыханием. Тихо вздохнула, почувствовав кончик его языка, потянулась к волосам, на ощупь расстёгивая тяжёлые золотые заколки, освободила густую чёрную копну, позволив рассыпаться по плечам.Они снова целовались, неистово, жадно. Переплетались ногами, задыхались, касаясь кожи. Нян чувствовала его желание, его нетерпение и сама горела не меньше, разводя ноги, безмолвно умоляя, предлагая, отдавая себя всю, от начала и до конца. Впервые так открыто и доверчиво.—?Моя… Нян… —?шептал Тогон снова и снова, сливаясь с ней в одно целое, проникая прямо к сердцу с каждым движением. И она вторила ему, в каждый тихий стон вкладывая чувства, которые рвали в клочья, оставляя неприкрытую, беззащитную душу. Шептала его имя, задыхаясь, обвивала ногами, выгибалась навстречу, двигаясь в одном сумасшедшем, стремительном ритме. Сердце остановилось, время застыло, воздух кончился. Нян широко распахнула глаза и задрожала, став лёгкой, как пёрышко, в его руках. Тогон зарылся в её волосы носом, застонал так сладко, что новая дрожь пронзила её тело, и обнял, придавив к кровати. Коротко вздохнул, откатился в сторону и потянул за собой, уютно устраивая в кольце рук и накрывая их одеялом.Нян молчала, пытаясь прийти в себя, ошеломлённая тем, что только что пережила. Ночи с Тогоном всегда были приятны?— не зря император постигал науку любовных утех. Но впервые за четыре года, что они были вместе, она чувствовала себя по-настоящему живой, по-настоящему его. Она смущённо уткнулась в его грудь, стесняясь поднять глаза, будто и не лежала так прежде. Подумалось?— нет, так?— нет. Его пальцы неспешно гладили спину, и Нян не сразу поняла, что он пишет на ней что-то лёгкими штрихами.—?Говорят, иногда счастье можно потрогать,?— тихо сказал Тогон. Нян приподнялась, заглянула в его глаза. —?Ты моё счастье, Нян.Она впервые видела его таким?— с растрепавшимися по подушке волосами, с сияющими глазами, полными всепоглощающей любви. Он осторожно потянулся к ней, снимая заколки, распустил сложную причёску, пропустил пряди сквозь пальцы.—?Мой го… —?его рука накрыла её губы.—?Тогон. Почему ты перестала называть меня по имени и на ты, Нян? Раньше ты всегда обращалась ко мне по-простому.—?Раньше я и ударить вас… тебя могла. И тащить связанным по лесу.—?И никогда не скрывала своих чувств, говорила правду. —?Он не упрекал?— делился самым сокровенным. Воспоминаниями, из которых родились его чувства.—?Я и сейчас не хочу их скрывать. —?Она привстала на локтях, нежно обвела контур его лица, потянулась к губам и поцеловала. —?Я люблю тебя.Хотелось верить. Так сильно хотелось верить, что он позволил себе. Ненадолго. Хотя бы на эту ночь.Её поцелуи распаляли недавно потухшее пламя, руки легли ей на плечи, огладили спину, спустились ниже, подтягивая к себе. Она легла на него, заскользила по его телу, извиваясь, касаясь каждого миллиметра кожи, изогнулась, выпрямляясь, сжимая его бёдрами. Он тихо выдохнул, когда она опустилась на него, ладони накрыли её ноги, устремились вверх, то сжимая, то отпуская, направляя и задавая ритм. Её волосы чёрными змеями извивались на груди, подпрыгивая в такт каждому движению, гипнотизируя. Маня прикоснуться.Тогон резко сел, вжал её в себя, ловя замутнённый взгляд, жадно поцеловал и одним движением уложил на спину, нависая сверху.—?Ты можешь править мной вне спальни, но здесь главным всегда буду я.Над озером занимался рассвет. Колта и Пак, дежурившие у дверей, потирали глаза, стараясь не задремать стоя, когда тихий, но отчётливый стон вспорол утреннюю тишину. Пак широко улыбнулся и показал пять пальцев. Колта цыкнул и полез за монетами.У них было целых двадцать дней счастья. У них было всего двадцать дней счастья. А после?— новый виток интриг и предательств; покушений и отравлений; казней и роковых потерь. Но это было впереди, а пока?— короткий миг ослепительного счастья.