1. (1/1)

…но Бог есть судия: одного унижает, а другого возносит; ибо чаша в руке Господа, вино кипит в ней, полное смешения, и Он наливает из нее.--Комната скромная, но не монашеская келья – на том спасибо. Окно закрывается плотно, не впуская ни ноты звонкого ветра с улицы. Минибар, где уместится скромный ужин и приготовленный на всю неделю завтрак (в качестве альтернативы – пара бутылок чего-то покрепче мадеры) … жесткая кровать из дуба (бросить пару стеганых одеял – и можно даже спать), бруски обработаны грубо, кое-где можно поставить занозу, если неаккуратно провести ладонью. Свежее постельное белье пахнет хлоркой и чем-то морозным, неуютное, но мягкое и чистое. Приходилось ночевать в местах похуже, чем эта каюта – pardon, комнатушка. Как назло, разыгрался дождь, запирая меня наедине со скудным багажом в новом пристанище. Бушует, гремит, разворачивая землю, пугающие звуки для мирского народа. Комната – семь шагов от двери до кровати, около шести – от стены до стены, сложно сказать, когда одна её половина забита от края до края шкафом и кроватью. Дождь стучит так, что каждый удар капель отзывается в старом переломе. Кажется, крыша течет в углу. Взобравшись на табурет, в самом деле вижу, что поверхность шкафа залита небольшим озером. Едва ли можно найти более подходящий предлог сбежать из освещенной желтоватым светом тюрьмы. Вода приятно освежает лицо, заливая глаза и заставляя расчихаться. Вокруг ни души, лишь в окнах аббатства горит мягкий свет – должно быть, кто-то сидит над Писанием. Молится взахлеб, забывая про еду и сон до такой степени, что слышит Бога. Иронично, что моим пристанищем оказался божий дом: из меня хреновый католик. До круглосуточного магазина придется пройтись. Ассортимент может порадовать своей предусмотрительностью, ведь настоящий супермаркет тут в получасе езды. Работники смотрят с любопытством, кажется, им не нравится моя шляпа. Вы уж простите, только так можно защититься от такого ливня. Остаток вечера провожу за попыткой избавиться от течи в потолке, но засыпаю под равномерный стук капель о поверхность шкафа. --Занять руки работой – лучшее решение за последние несколько дней.Можно ли найти место спокойнее, чем это, думал я всё время, что помогал настоятелю с починкой двери пристройки. Ни звука, ни шороха – полное ощущение одиночества и замкнутости, которое так ценят местные и так ненавижу я. Прежде, чем я начинаю задумываться, не лучше ли переехать в самый центр города покрупнее, я замечаю чей-то промелькнувший в воротах подол хабита. Кусок ткани, выцепленный моим пробегающим взглядом, и я уже ощущаю незримое присутствие местных в моей жизни. Всё же не зря меня завело сюда Провидение. Чёрт его подери. После обеда я еду в город на автобусе, так как своего автомобиля у меня нет. Заглядываюсь на схему маршрута (одна прямая линия, представляете?) и едва не пропускаю свою остановку. Зато приветствуют в мастерской меня радушно, шутливо предлагают выходить на работу хоть сейчас. Я, конечно, отказываюсь: могу подождать до завтра, спасибо большое. Тогда начальник – мистер Сэкетт – наклоняется и по-отцовски хлопает по плечу. – Ты здесь впервые, могу понять твое замешательство. Но люди здесь добрые. Всё, что тебе нужно – открыть для них дверь. Чёрт бы его побрал. Я бежал отовсюду, чтобы побыть, наконец, с собой, потому что меня достало открывать для всех дверь, провожать внутрь: ?Вот здесь, будьте любезны, моя душа. Ничего необычного. А там, подальше, вы можете увидеть детские воспоминания…? Последнее, что мне нужно сейчас – сдружиться с этим крохотным городом, которого с высоты самолета-то не видно. Мелкая точка на карте, как только выезжаешь за пределы – и сразу же в тумане неизвестности и неузнанности растворяются дома за твоими плечами. – Ну-ну, – качает головой Сэкетт, рассматривая из-под своих очков. Как будто знает, о чём я думаю. Мне всё равно. Путь назад до аббатства я решаю проделать пешком. На пути стоит совсем крохотная роща, судя по картам, которые я купил в том круглосуточном магазинчике. Выглядит заброшенно – то, что нужно. Я захожу вглубь, не оборачиваясь и не глядя, куда иду, пока одна из тропинок не заводит в тупик. Затем разворачиваюсь и делаю круг, прежде чем замечаю одиноко примостившуюся к краю обрыва скамью. Сажусь, нащупываю в кармане пачку сигарет и вытягиваю одну, зажимая зубами, пока роюсь в кармане в поисках зажигалки. Шуршат листья, поднимается ветер, больно обдувая уши и залезая под плащ. Конец осени, скоро должно похолодать, было бы неплохо присмотреть себе теплую одежду и новые ботинки. Что-то мне подсказывало, что я надолго застряну в этом чужом городе и в этой бесполезной жизни.--Проходят дни и несут с собой каждый день какое-то новое знание. Первым стало то, что Сэкетт, оказывается, классный мужик. Мне всегда был неприятен отцовский тон, который въедается в мозг и напоминает о том, насколько я незначителен и слаб, раз нуждаюсь в покровительстве. Тем не менее, я доказываю, что от меня много пользы – и эта неуверенность исчезает. И всё равно Сэкетт приглашает в воскресенье на службу. Я уже собираюсь мягко отказать, ссылаясь на дела или на свою нерелигиозность, когда на полпути понимаю, что это событие – куда больше, чем просто воскресная служба. Улыбаюсь, щурясь, и киваю в ответ. К воскресенью придется прикупить новую одежду. --Сэкетт знакомит с Вудхоллами, старшим и младшим – один из них судья, другой рассказывает о своей деятельности с какой-то нервностью, что заставляет задуматься о том, а просто ли он фермер. Судья держится официально, разглядывая из-под сурово нахмуренных бровей, как будто оценивая, – но не меня, лишь то, большой ли я стану для них проблемой. Ваше счастье, Вудхолл, что вы меня подростком не застали. Сейчас я практически прирученный зверь.Эйб ведет знакомить с молодым поколением, с подругой Анной и её мужем, с Мэри, Эбигейл и другими. Новых лиц так много, я обещаю им, что тысячу раз переспрошу их имена. – Ну твоё-то мы точно не забудем, – улыбается Мэри. Я невольно вспоминаю дядю и обещаю себе позвонить домой. Дом. Где ж теперь этот дом. В разговоре после службы меня приглашают на барбекю. Это даже приятно – давненько меня никуда не приглашали. – Слышал, что Бен сегодня приезжает, – когда я со своими новыми знакомыми стоял за зданием через дорогу от церкви – здесь было что-то вроде местной курилки для всех распутных божьих сыновей, которые достаточно стыдливы, что готовы перейти дорогу, но не настолько, чтобы бросить гнусную привычку, – невольно стал частью разговора обо всём и ни о чём. Да и я бы бросил курить, силы воли хватает, но чем тогда портить свою жизнь и как тогда вклиниться в любой разговор? Я дальше не слушаю, о чем они говорят, выпадая из повествования – о людях, которых я не знаю, и событиях, которые я не застал. Но одна возможность быть вовлеченным в разговор радует. – Его не было здесь с тех пор, как… Голоса резко сливаются в один шум в голове, который давит на череп изнутри; воспаленный мозг радостно переключается на дикий уносящий от мира трип. Стоп, отменить деперсонализацию. Я коротко бормочу извинение и растаптываю окурок, заворачивая за угол и хватаясь за стену от стремительно растущей темноты в глазах. В ушах звенит, я заставляю себя сделать глубокий вдох, расстегивая ворот нелепой рубашки. Отсчитываю секунды, прежде чем выдохнуть, и затем снова, пока темнота не начинает отступать.– Калеб, ты в порядке? – рядом возникает взволнованный голос, а несколько секунд спустя – взволнованное лицо Анны. – Да, всё нормально, – я даже улыбаюсь, хотя всё ещё тяжело дышу. – Давление шалит. Не молодые уже. Она улыбается, хотя взгляд ещё напряженно цепляется за меня. – Отдохни сегодня хорошенько. И, кстати, где ты остановился? Я поднимаю глубокий взгляд и не сдерживаю широкую улыбку – на этот раз уже искреннее. – О, ты не поверишь.--Боже, благослови работу по дому. Отец-настоятель давно нуждался в дополнительной паре ловких рук (без неуместного подтекста), чтобы починить злополучную протекающую крышу гостевого дома. И, поскольку я пока там был единственным гостем, в моих же интересах было сделать своё жильё более комфортным. Прореху было найти просто, утеплитель весь намок, а дерево потемнело. Пришлось порыться на чердаке в поисках нормальной лестницы – и у меня уже был доступ на крышу. Начинаю с конька и двигаюсь вниз, тщательно осматриваю кровельные проходки, примыкания, ендовы, водосборные желоба и прихожу к выводу, что придётся всё-таки поехать в этот супермаркет. Ничего серьезного, но некоторые детали прохудились и требовали замены. Надеюсь обойтись без доработки водосточной системы, и всё же придётся снять появившийся слой мха. Для начала нужно бы заделать пробоину, пока снова не пошёл дождь. Я даже не замечал, что с этой высоты открывается такой вид на задний двор аббатства. Заросли кустарников, неукротимые деревья – да и всё, хотя места уйма, хватило бы и на сад. А вдруг монахам нельзя нюхать розы? И всё же надо будет предложить отцу-настоятелю посадить там что-то симпатичное.--Иногда не хватает старого-доброго телека. Чтоб можно было лежать перед ним и бездумно пялиться, перелистывать каналы и смотреть лишь рекламу. Возможно, мне нужно будет купить себе эту коробку дьявола с первой зарплаты. Или хотя бы радио. Стены комнаты кажутся такими одинокими. Я выхожу в коридор и иду до общей кухни – что ж, я тут единственный гость, поэтому кухня только моя. Если подумать, из остатков продуктов, которые я купил вчера, можно сварганить что-то съедобное. Яйца, молоко, томаты. Как назло, соль я купить не догадался, поэтому остается только жевать пресный омлет. Вся еда последние несколько лет пресная. Я собрался прогуляться вокруг перед сном. Выйдя из дома, двигаюсь к воротам, но прерываюсь из-за шороха и хриплого звериного крика из кустов. Замираю, прислушиваясь, и стою добрые две минуты, пока инцидент не повторяется. Кусты прилегают к краю территории и путаются с железными прутьями забора; заросли будут повыше меня, должно быть, это защита от нежеланных гостей – это редкое место, где забор запросто можно было бы перемахнуть, не будь тут расставлен капкан. И, должно быть, в этот самый капкан попал какой-то зверь. Я смело лезу голыми руками вниз, под тяжелые ветки, лишь надеясь, что это не дикое животное с бешенством.Прутья цепляются друг за друга, как спутанные волосы сирены, отдыхающей на каменистом склоне у моря, пока жестокие волны разбиваются на миллиард осколков у её хвоста. Я вторгаюсь во враждебную территорию, слепо шарю руками, пока не задеваю чью-то шерсть и не слышу очередной рёв. Подцепив зверя (он оказался маленьким), раздвигаю ветки, вытаскивая на свет Божий котёнка с самым агрессивным и боевым настроем, который только может себе позволить столь жалкое и небольшое существо.– И как ты тут оказался? – у котёнка расцарапано лицо, но все конечности вроде целые. Тот шипит и вертится в руках, безжалостно раздирая кожу бережно сжимающих его рук. – Эй, ты!..Убежать зверю не удается. Маленький, но боевой, он впивается в палец зубами, прокусывая больно и дрожа от страха. Боится, но сражается.– Рикки ради чести своей семьи желал, чтобы его нашли с сомкнутыми зубами.Шерсть у крошки мягкая, пусть и вздыбленная от испуга, коричнево-серо-белая. Приходится отнести его домой, и там уже под светом разглядеть хорошенько. --А я буду возвещать вечно, буду воспевать Бога Иаковлева,все роги нечестивых сломлю, и вознесутся роги праведника.