чаптер ту: человеку нужен человек; хосок/сан, дахён, ррррр (2/2)

Да, Хосок легко вызывает доверие и по-прежнему свойский парень, но что-то подсказывает Сану, что у них двоих чуть больше общих демонов, чем кажется на первый взгляд.

Дахён кажется озадаченной, и её легко понять.-Боюсь спрашивать, что это за Чонгук из Пусана, - говорит она с такой осторожностью, что эта её невольная забота о чувствах не чувствительного Сана почти вызывает улыбку.-Есть один парень. Полагаю, у них с Хосоком шуры-муры на расстоянии.Голос Сана звучит беспечно в то время, как "море волнуется" аж в третий раз.

Хосок пятничным вечером снова брал билеты в Пусан.-Так.-Так, - легко соглашается Сан.-Так это то, чем ты хочешь заниматься? - фыркает с недоумением Дахён. - Ссылаться на некого Чонгука из Пусана и ничего не делать?Сан отклоняется назад, практически ложась вдоль собственной ноги, и внимательно смотрит на Дахён снизу вверх.

-Неверно, - мягко говорит он. - Это то, чем я буду заниматься, но никто не говорит о том, чего я хочу.Если не кривить душой и забыть о болоте, то Сан.. знает, чего он мог бы хотеть от Хосока, будь у него право голоса. Всё вновь упирается в вопрос свободы и ещё долго будет упираться в него. Ох уж это слово - оно вызывает у Сана что-то среднее между мандражом и изжогой.Дахён болтает босыми ногами в воздухе и подтягивает правую к себе на подоконник, чтобы прижаться мягкой щекой к коленке.У неё задумчивое и раздосадованное выражение лица одновременно, как будто всё это волнует её больше, чем самого Сана.Сан издаёт смешок и подаётся обратно, выпрямляясь.

-Хорошо, давай так: чего именно ты ждала от меня? Что, по-твоему, я не сделал?

Она скажет, что он не боролся, что даже не попытался; они все любят говорить о борьбе и обо всех этих вещах за мир во всём мире, чьи-то права или своё простое человеческое.

Сан сцепляет руки в замок и потягивается, вывернув руки под неестественным углом. Хосока бы передёрнуло - мелькает у него в голове - а Дахён уже ко всему привыкла.-Прежде чем мы продолжим этот разговор о тех вещах, о которых я, возможно, избегал думать, позволь напомнить тебе об одном небольшом нюансе, о которым ты, судя по всему, забыла, - говорит Сан, не поворачиваясь и держа тон своего голоса будничным и дружелюбным. - Мы прямо сейчас находимся в зале, оплаченном с карточки, на которую приходят деньги не за то, что я хорошо учусь или работаю. Момо я тоже плачу не из своего кармана, а на оплату квартиры, в которой я живу, уходят такие суммы, которые мне в мои двадцать один ни за что не потянуть, даже убивайся я на трёх работах двадцать четыре на семь. Как думаешь, я чувствую себя в таких условиях некомфортно?

Дахён с подоконника тяжело вздыхает. Сан, к сожалению, догадывается, о чём она думает.

Флаги и революции - это романтично, пока тебе шестнадцать-семнадцать, он отлично это помнит. С тех пор, как его незримый поводок ослабили и позволили заиметь в жизни хоть что-то, ускользающее от чужого строгого контроля, он не думает о красивом слове "свобода" и себе в одном предложении. Пока что.-Не знаю, что видишь ты, оглядываясь на свою жизнь, но я вижу нули. Большое количество нулей, которые были вложены в то, чтобы я стал тем сыном, которого хотели мои родители.Сан со смешком разминает шею и, опираясь на обе руки, сгибает и подтягивает к груди левую ногу, сменяя шпагат на обычную сидячую позу.-Спойлер: я им так и не стал и уже не стану. Но я умею адаптироваться, а уж умение врать и изворачиваться у меня, похоже, в крови.В этом всём есть что-то ироничное. В свободном даже по меркам других, не скованных родительским контролем людей Хосоке, в подсознательном нежелании врать и изворачиваться перед ним.

Сан видит в нём того человека, с которым мог бы вести себя свободно и не получить в ответ ни осуждения, ни укора.

Интересно, кто из них секрет: Чонгук или он сам?Если бы они встретились в других условиях, мог ли бы Сан рассчитывать на ту же честность или всё это благодаря этим самым ограничениям?Дахён честно говорит:

-Я об этом.. не задумывалась. Уж извини, но ощущения примерного мальчика ты не создаёшь.Сан падает на спину, раскинув в стороны руки. Дахён едва хмурится, и ему хочется спросить, почему это вообще её так сильно трогает.-О да, - саркастично говорит он вместо этого, - я тот ещё бунтарь. Хожу на свидания вслепую и вместо тхэквондо втайне от отца занимаюсь цирковой акробатикой. Ну, знаешь, эти революционеры порой входят во вкус и заходят слишком далеко.

Дахён смешливо фыркает, и складка меж её аккуратных бровей разглаживается. Сан приподнимает уголки губ в почти улыбке.

Дахён слезает с подоконника и плюхается рядом. Рука Сана сама тянется пропустить через пальцы её частично выкрашенные в бирюзовый цвет длинные волосы. Выглядит красиво, и в отличие от того же Хосока, волосы Дахён мягкие и приятные на ощупь.-Подожди, так Хосок был у тебя дома?Сан перекатывается набок, подпирает голову рукой и растягивает губы в недоброй улыбке. Достаточно с этого разговора серьёзной душной откровенности.-О, Хосок у меня где только ни был.Дахён говорит: "Фу" - и закатывает глаза. Наверное, ей лучше не знать, чем они занимались здесь буквально несколько дней назад.

Пока он галантно провожает Дахён домой, то вполуха слушает историю о том, как она в прошлый раз сожгла себе осветлителем половину волос, и ей пришлось их коротко обрезать; мысль настигает его неожиданно.-Так вместо того, чтобы сходить в салон и сделать всё по-человечески, ты занимаешься убийством волос на дому? - уточняет Сан, вытаскивая из кармана парки сигареты.

Дахён одаривает его деланно-небрежным взглядом.-Я действую в соответствии со своим невысоким статусом, мой золотой мальчик.Сан игнорирует подкол в свою сторону и кивает, улыбаясь собственной мысли.

Он щёлкает зажигалкой и склоняет головук плечу, заглядывая в лицо Дахён.-Хочешь сделать кое-что бунтарское?Хосок вновь приезжает ночью посреди недели, заранее уточнив, но Сан оставляет соображения об этом на потом; чем дальше он шарится в собственном же болоте, тем больше всплывает вопросов, но в поисках ответов он находит их ещё больше. Бегать по кругу как белка в колесе невесело и бесполезно, но, кажется, именно этим он и занимается.Возможно, Хосок тоже.Хосок замирает на пороге. Он снова бритый и холёный, как будто пытается соответствовать чьим-то ожиданиям, и Сан ловит себя на том, что его это задевает. Не то чтобы сильно, скорее неприятно оцарапывает.Хосок слишком сильно ассоциируется с идиотским запретным словом.Сан не может не заметить степень его общей заёбанности сквозь это всё, прежде чем главной эмоцией Хосока становится удивление.-Драсьте, - говорит Хосок.Сан с улыбкой кивает и делает шумный глоток из литровой кружки чая в своей руке.

-Забор покрасьте.-Я вижу, ты уже.-Ага, я и не знал, что у меня столько волосни на голове, что нам пришлось потратить на неё две упаковки осветлителя.

Наступившее молчание словно неловкое, но Сан может догадаться, что Хосок не решается спросить вслух. Это не так же просто, как с той же Дахён, но с Хосоком изначально и не было просто.

Хосок, наконец, разувается, но в этот раз не лезет холоднючими руками под домашнюю одежду, как будто опасается.

-Всё нормально?

Догадываться не хочется - и без того слишком много неозвученного со стороны самого Сана, но он никогда и не позиционировал себя открытым человеком.

Хосок забирает у него кружку, и она так и остаётся в коридоре перед зеркалом.

-Я чертовски уверен в том, что это не моё собачье дело, но тебе вообще можно было это делать? - спрашивает он, восседая среди разворошенной постели, пока Сан распахивает балкон и забирает с него пепельницу.

Сан неопределённо поводит обнажёнными плечами то ли в ответ, то ли из-за того, как холодный ночной воздух касается разгорячённой влажной кожи.

Хосок правда задумывался о границах его возможностей? Миленько.Сан забирается в кровать с пепельницей в руке и сигаретой в зубах и без особых церемоний толкает Хосока в плечо, заставляя откинуться назад. Он перекидывает ногу через хосоковские бёдра и усаживается сверху. Хосок комментирует это всё лишь вздёрнутыми бровями.

У Сана ещё не проходит фантомное ощущение наполненности, и он отлично знает, что завести Хосока снова не составит большого труда, так что в этой почти провокационной позе для подобного разговора есть своя прелесть.

Сан заговаривает лишь после того, как от кончика его сигареты поднимается первая струйка дыма.

-Хочешь поговорить о том, чем мне нельзя заниматься? - с въедливым смешком уточняет он. - У меня целый список запретного, ручка есть, чтобы записать?Хосок смотрит на него с тенью улыбки, но его серьёзный взгляд не вяжется с ней от слова совсем. Сану кажется, что чёрные проницательные глаза смотрят прямо в центр болота, и от этого ему, может быть, совсем немного не по себе.-Зачем ты об этом думаешь? - спрашивает он и опускает пепельницу на голую ровно вздымающуюся грудь Хосока, сам наклоняясь вперёд и упираясь рукой в постель.Тень улыбки становится ироничной кривой.-А что, нельзя?Сан смешливо фыркает, и дым из его губ лишь немного не долетает до чужого лица.Тебе можно всё, и ты отлично это знаешь.-Обычно, усталыми мы приходим туда, где не придётся напрягаться и думать о лишнем.

Пока он говорит, Хосок поднимает руку и заправляет прядь его выжженных осветлителем волос за ухо, и этот жест находит глухой ухающий отклик внутри болота.-Поправь меня, если я где-то ошибся, - тем не менее, с уже въевшимися в голос насмешливыми интонациями говорит он. - Ты приходишь сюда по двум простым причинам: со мной всё доступно и просто. Ни мозгоёбства, ни обязательств. Не так ли?Хосок не из тех людей, кто станет кормить ложными надеждами, и потому его колебание с ответом на, казалось бы, такой простой вопрос, вкупе с сосредоточенным взглядом пугает Сана не меньше, чем осознание собственного затаённого ожидания.Мне нечего бояться.Эта фраза, которую он повторяет себе с незапамятного момента, словно мантру, перестаёт работать как по щелчку пальцев. Тех же, что вскользь касаются острой линии его скулы, когда Хосок убирает руку от его лица; или своих собственных, которые вздрагивают и роняют пепел мимо, прямо на мятую постель.

Хосок смазывает локтем пепел в серое пятно и просто пожимает плечами.-Допустим, так.

Сан чувствует, как дёргается уголок его собственного рта.

Даже интересно, достаточно ли он узнал Хосока или ему так сильно хотелось получить отрицательный ответ.Сан подаётся назад, оттолкнувшись от постели словно одеревеневшей рукой, и прячет нижнюю половину лица, прижав к своим губам сигарету.-Ну так расслабься и получай удовольствие.

Хосок перехватывает его запястье. Его губы без осторожности или опаски касаются подушечек пальцев Сана, когда он затягивается.Специально для его внимательного взгляда Сан держит уголки губ приподнятыми.

-Это поразительно, - выдыхает Хосок вместе с дымом, - как ты устроил целый перфоманс из фразы "не лезь не в своё дело".Сан не промахивается мимо пепельницы в этот раз и почти может убедить себя в том, что это было сиюминутное наваждение.

-Я умею удивлять, что тут скажешь. Главное, что суть ты уловил.

В том, что Хосоку необязательно говорить вслух, чтобы он понял, есть нечто, что заставляет Сана чувствовать себя уязвимым. Он и вслух-то позволяет себе больше обычного.В ванной Сан понимает, что от собственной неестественной улыбки у него болят щёки.

Разочарования не будет, если ничего не ожидать, не так ли?Сан прикрывает глаза, когда в очередной раз натыкается на все эти вещи, которых здесь не должно быть.

Как они понемногу занимают место в этой квартире, так и их хозяин приобретает большее значение в жизни Сана - эту мысль не удаётся утопить, только осознать. Может быть, в болоте просто не остаётся для неё места; может быть, он просто устаёт бегать по замкнутому кругу самообмана.

Как ещё это назвать, если он ловит себя на том, что в последнее время всё чаще занимается самоубеждением.Может быть, это тоже часть самообмана, основанная на пустых ожиданиях, но давно протухшая, однако, очевидно не окончательно мёртвая надежда из глубин сознания Сана упорно твердит, что Хосок ответил то, что должен был, а не то, что действительно думал. Толку от этого ноль - разве что сожаление, но до него Сан не опускается. Сожаления почти всегда приводят к необдуманным поступкам, а только их Сану и не хватает.

Пока он не может сделать для самого себя ничего серьёзнее цирковой акробатики втихаря или осветления волос, глупо пытаться перевернуть свою жизнь с ног на голову чем-то опрометчивым.

Флаги и революционные мысли - не для него.

Слово свобода и наглухо сросшийся с ним Хосок - тоже.Бояться тоже не для него, откровенность никогда не была его чертой, а привязанности для бесхребетных слабаков, не способных положиться на себя; а отсутствие костей в прозвище, которым его одарила Дахён, вовсе не касается его внутреннего стержня, правда?-Где-то я сам себя наебал, - говорит он своему отражению в огромном зеркале на всю стену.Стрёмно ли ему от того факта, что Хосок знает о той некрасивой, обычно скрываемой стороне его личности, которую принято считать настоящей? Нет.Стрёмно ли ему, что Хосок мог догадаться о том, о чём он избегал даже думать, гораздо раньше него?........................................--Уважаемые пассажиры, стоянка окончена, поезд отправляется--О том, что Чонгук собирается приехать на неизвестный срок в Сеул, Сан узнаёт первым. Хосок в душе, и его телефон буквально разрывается от количества сообщений в какао, суть которых укладывается в одно, приходящее самым последним."Я взял билет, и если ты попытаешься пойти на попятную, то тебе лучше помнить о моём чёрном поясе по тхэквондо"Вот это ирония.

Сан перекатывается на другую половину кровати и раскидывает руки в стороны на манер крыльев.

Хосок возвращается через долгие десять минут, за которые Сан успевает покурить и проверить ленту твиттера. На то, как меняется выражение лица Хосока по мере того, как он листает сообщения, застыв у края кровати с полотенцем, наброшенным на мокрые волосы, Сан смотрит с неприкрытым интересом. В конце концов, Хосок шумно выдыхает через нос, и кнопка блокировки громко щёлкает под его большим пальцем. Он поднимает голову и смотрит на Сана в дверном проёме балкона.Сан громко цокает языком.-Мои поздравления, ловелас, не забудьте позвать меня свидетелем на свадьбу.

Хосок роняет шутливое "иди ты" и убирает полотенцем мокрые пряди волос со своего лица. От него так и веет нервозностью, но не неприятной и колючей, а такой, какая бывает, когда долго чего-то ждёшь и, наконец, получаешь.

Он натягивает штаны и вместе с телефоном уходит на кухню.

Сан зажимает сигарету между губ и задаётся вопросом, должен ли он предоставить Хосоку немного личного пространства, или ему слишком насрать.-Ох, детка, если ты думаешь, что уедешь из Сеула так просто, то ты сильно ошибаешься.Тон у Хосока игривый, но по-другому, по-незнакомому. Сан слышит, как он меряет шагами его большую кухню, и ему совсем не стыдно стоять в коридоре с кружкой остывшего чая.

Возможно, это и есть то, куда ведёт длинный извилистый тёмный тоннель; логичная конечная остановка, где Чонгук из Пусана оказывается не где-то там, далеко, на другом конце страны, а там, где есть Хосок.

Когда вещи, о которых он только думал, воплощаются в жизнь, Сан не может подобрать слов, чтобы объяснить самому себе, что он ощущает в этот самый момент. Помнится, так он всё и хотел оставить: без чётких границ и формулировок.

Что ж, он хотя бы попытался.

Он делает большой шумный глоток из кружки, когда голос Хосока раздаётся совсем рядом, из-за угла поворота на кухню.-Подслушивать чужие разговоры нехорошо.Укор в его голосе снова полушутливый. Сан беззвучно хмыкает в кружку.-Постоянно забываю, что там делают хорошие мальчики.Хосок прислоняется плечом к косяку, но не скрещивает ожидаемо руки на груди, и Сана это подкупает. Как Хосок никогда не закрывается от него даже в жестах; может быть, это и есть та причина, по которой всё и случилось так, как случилось?

Иногда Сану хочется просто отключить способность мыслить и задаваться вопросами к хуям собачьим.Какая-то часть него всё ещё думает, что он в состоянии удержать всё под своим контролем, когда как это всё уже давным давно катится в пропасть.

-Чонгук знает обо мне?Что он там хотел спросить на самом деле? Чёрт его знает, да и не так важно, видимо.

По лицу Хосока, словно судорога, пробегает тень какой-то весёлой усталости. Впрочем если Сан не напридумывал себе о нём больше реального, то Хосок отлично понимает, что под этим вопросом нет другой подоплёки и двойного дна.

Хосок качает головой.

Сан пристукивает передними зубами по краю кружки как будто случайно, но Хосок так и не вздрагивает.-Почему?

-Он бы не понял.Из уст Хосока это звучит тактак просто.Сан издаёт смешок, звучащий неожиданно растерянно.

-А я, видимо, знаю о нём потому, что пойму?

Сан не прячет своего сарказма и наверняка звучит претенциозно, когда на самом деле ему даже не обидно. Ему и предъявить Хосоку нечего; нечего и не хочется, даже если бы было. Это всего лишь ван найт стэнд, растянувшаяся на несколько недель.

Хосок забирает из его рук кружку с абсолютно безвкусным чаем, и у Сана остаётся всё меньше сил на скепсис по отношению к мысли о том, что Хосок пугающе хорошо понимает его. Его провокации, его защитные механизмы, его настоящие мысли иСан не может соотнести себя и это слово даже в собственной голове, хотя, кажется, именно оно руководствует его жизнью с неизвестного момента, который он упустил из-под контроля первым.

-Судя по тому, что я всё ещё здесь, я не прогадал, верно?Хах.Сан смотрит на спину Хосока, когда тот достаёт пачку сигарет из своей заначки, которой здесь не должно было появиться, как и многих других вещей.

Как много Хосок знает о нём на самом деле?

Хосок слабо и совсем не больно щёлкает его по кончику носа.-Ты слишком много думаешь. Расслабься и получай удовольствие.Он уходит курить на балкон, а Сан может только поражённо выдохнуть.Всё вдруг складывается. Детали мозаики оказываются элементарными, простыми, буквально для детей. Если ни Хосока, ни всего этого не должно быть здесь, в его жизни, то приезд Чонгука - это действительно то, куда ведёт тоннель. Это выход из тупика, в который Сан раз за разом приходит в своих постоянных размышлениях и попытках ответить на собственные вопросы.

Всё, что ему нужно сделать, это.. отпустить Хосока?Какая чудесная формулировка, как для человека, старающегося убедить себя в том, что никакой привязанности к Хосоку у него нет.

Сан предпочитает проигнорировать очередную ехидную мысль на этот счёт.

Споры с самим собой утомляют.-Когда он приезжает?Хосок задумчиво прищёлкивает пальцами и проверяет телефон.-Ни за что не поверю, что ты не читал эти сообщения, - не очень внятно говорит он из-за сигареты в зубах. - Через четыре дня.-Быстрый какой.-Ну он вообще времени зря терять не любит, - хмыкает Хосок и поворачивает голову к Сану, прижимаясь щекой к своему голому плечу и выдыхая в сторону дым. - Ты точно хочешь поговорить об этом? Не пойми неправильно, но мне немного неловко.

Сан не удерживается от улыбки. Неловко.-Ты же знаешь, я и сам предпочитаю работать языком гораздо ниже уровня лица.

Хосок издаёт смешок неясной окраски и отворачивается.

Только осознание того, что всё это в последний раз, позволяет Сану заметить столько мелочей, буквально кричащих о том, что неважно, вид чего они пытались создать, у них нихуя не вышло.

Даже то, как много внимания, особенно неосознанного, Хосок уделяет его чёртовым родинкам.

Может быть, он такой со всеми и каждым, единожды побывавшим в его постели.

Хах.Сан отлично понимает, что это не так, и он снова занимается самоубеждением, лишь бы избежать болезненного выламывающего ощущения сожаления, к которому он так или иначе приходит.

--Уважаемые пассажиры, следующая остановка - конечная--Хосок остаётся у него практически до победного. Сан затрудняется определить, хорошо это или плохо. Его преследует тяжёлое душное ощущение, что это всего лишь ебучее затянувшееся прощание, и это логично, разве нет?Хосок собирается так, словно тянет время, и это нихрена не облегчает. Сан боится, что он скажет вслух что-то из того, чего они оба намеренно избегали, но их разговоры не уходят дальше обыденных.Разве что уже поздним вечером, практически ночью, в прихожей Хосок говорит:-Ну это вроде как конец.Сан фыркает и трёт лицо обеими руками. Он чувствует незнакомую, странную усталость, и ему хочется стряхнуть её с себя, стереть, но она облепляет его откуда-то изнутри.-Знаешь, как говорят романтичные идиоты, что за каждым концом следует новое начало.На этот раз фыркает Хосок, на его пропитанный сарказмом, словно ядом, тон голоса.

Сан раздвигает пальцы и смотрит на то, как Хосок легко влезает в свои чёрные мартинсы, как цепляет бомбер с крючка, который он уже привык держать свободным. Это всё выглядит привычным, по-дурацки бытовым, как если бы они жили вместе уже долгое время. Возможно, так всё и было?-Ну такой себе конец, я ещё за шмотками заскочу.Сан качает головой и отнимает руки от своего лица.Конец.Это слово сворачивается змеёй вокруг его внутренностей, душит, словно удав свою жертву. Как он дошёл до этого?

-Нихуя. Всё, что было в Лас-Вегасе, остаётся в Лас-Вегасе.Хосок удивлённо вскидывает брови и неуверенно смеётся.-Ты чо с ними делать собрался?В его голосе мелькает настороженность, и это смешит. Сан растягивает губы в загадочной улыбке.-Кто знает. Может, буду над ними плакать и дрочить. Или ритуально сожгу. Посмотрим по настроению.

Ему нужно это напоминание самому себе на будущее, раз просто опыт, видимо, ничему не учит, но Хосоку об этом знать необязательно. Если он, конечно, уже не понял.

Где пролегает граница понимания его чертей Хосоком, он так и не уловил.

Не понял сейчас, так точно поймёт потом.Сан, в футболке и трусах, босой, целует полностью одетого и собранного Хосока в своей прихожей, практически на пороге. Чужие руки на талии ощущаются как что-то столь же пугающе привычное, что Сан рад, что это в последний раз. В самый-самый последний.И бесследный смазанный поцелуй в шею, слева от кадыка тоже.

Слово конец такое сюрреалистичное.-Хосок.Хосок оборачивается, уже стоя в подъезде, одной ногой на ступеньке лестницы, ведущей вниз, ведь лифты придуманы для идиотов. На всё ещё изящном запястье руки, придерживающей беспечно болтающийся на одном плече рюкзак с макбуком и ещё кучей всякой нужной херни, красуется красно-зелёная фенечка.Сан осознаёт, как на самом деле много невысказанного в нём накопилось за это время. Забавно думать об этом сейчас, не так ли?Будь у него чуть больше свободы или чуть меньше здравомыслия, смог ли бы он быть на месте Чонгука и найти в Хосоке своё простое человеческое?-Я надеюсь, что ты больше не придёшь.