Контроль (1/1)

Кейси всегда была жертвой. Когда в ее руках было ружье и когда она училась из него стрелять, когда она наблюдала за слаженными движениями готовившегося к выстрелу отца и когда следила за грацией обреченного на гибель животного — она была жертвой. Не охотником — добычей. Она была той смятой пулями банкой из-под пива и она же была бившейся в агонии оленихой, которой дробь дяди Джона раскрошила кости и внутренности. Кейси не чувствовала чужую боль, и ей не на что было жаловаться. Она просто видела мир по-другому, и в этом мире грань между ней и тем, на кого она охотилась, была начисто стерта. Так что когда умер папа, и Кейси сама ею стала — настоящей, не притворной и не выдуманной жертвой, ничто в ней не всколыхнулось и не взбунтовало. Только сломалось.Этот надлом и образованная им привычка лишали крики Марши и Клэр всякого смысла. Они лишь заглушали попытки Кейси вслушаться в слова неизвестной женщины, которую так беспокоило, что ужин может остыть.— Она в той комнате?

Голос — высокий и мелодичный — смешан с нервозной паникой, раздражением и чем-то мужским, что никак не вяжется с черными туфлями и подолом длинной юбки, которые мелькают в узкой щели.— Что происходит? Сколько их там?

Шаги быстрые, немного торопливые, стучат каблуками по направлению к двери и резко замирают. Рядом с Кейси, надрывая голос, еще громче визжат две ее однокурсницы, пытаясь остановить человека, который скидывает с ног туфли и изменившейся походкой ступает прочь от источника шума. А они все кричат и зовут на помощь — глупо и бесполезно.

Кейси садится на кровать и топит отчаянные голоса холодными мыслями. Рисует на внутренней стороне век фигуру похитившего их мужчины, его очки, ровный и тяжелый взгляд за стеклами, нервозность, которая рвет тонкую пленку спокойствия мелкими подергиваниями мышц лица и отрывистостью фраз. Она думает о том, как уберечь себя от его жестокости. Она думает о том, что он делает сейчас и что он будет делать дальше. О том, чего он сам не знал.Это было как задвинуть книгу на место, заполнив вызывающую дискомфорт дыру в ровном ряду из цветных бумажных корешков. Или убрать соринку, портившую идеальный блеск кофейного столика. Словно еще одна поблажка своему расстройству, чтобы забить мысли, которые подстреленной дичью мечутся в раскаленном сознании. Поблажка, которая делает навязчивые образы только ярче и реалистичнее.Чтобы избавиться от них, Дэнис еще раз стряхивает с темно-синей рубашки, надетой вместо обтягивающей бордовой водолазки, прозрачную пыль. Руки дрожат от того, как просто это оказалось — вытолкнуть из света Патрицию и не дать ей снова себя контролировать. Патрицию, которая еще продолжает бороться.— Ты что, забыл, для чего они нам нужны? — Губы непроизвольно сжимаются, картинка исчезает, и Дэнис слышит только высокий, болезненно женский голос. — Ты не имеешь права их трогать!Лицо мужчины вновь разглаживается, мир вокруг, хотя и несколько размытый без очков, возвращается на место. В голове по-прежнему что-то щелкает и пульсирует, и Дэнис не знает, кто борется против него: Патриция или его собственная совесть.— Дэнис, я прика... — снова начинает Патриция и тут же затыкается, потому что Дэнис грубо и надолго выталкивает ее из сознания, расслабляет губы и надевает очки, чтобы вернуть комнату в фокус.

Он смотрит прямо перед собой, делает один идеально ровный вдох за другим и лишь когда на шее вздуваются жилы, а в ушах током начинает стучать кровь, на мгновение сбивается. Сжимает правую руку в кулак — так, что середину ладони прорезают острые полукружья ногтей, а затем тщательно моет руки. Три раза вместо двух.

У трех девушек вместо двух спирает дыхание перед неизвестностью, когда наступает окончательная тишина. Кейси заметила это сразу же, когда недосчиталась одной кровати. И хотя никому не нужного спального места не хватило Марше, Кейси чувствовала, что лишней была не она и не нее подруга — лишней была сама Кейси.Шепот девушек не пробивался до нее сквозь шум осеннего леса и запах прелых листьев. Она лежала на мягком матрасе, но спиной чувствовала колючие ветки и щекотавших кожу муравьев, возившихся под тонкой кофтой. Рядом, подперев сильной рукой голову, лежал папа, а возле него — массивный дядя Джон. Он травил охотничьи байки и маленькая Кейси, раздражаясь фальшивым весельем его голоса, слушала пение ветра в кроне соседнего дуба и теплые солнечные лучи, падавшие ей на лицо.Самки в основном полагаются на нюх и всегда ищут укрытие. Постоянно думают о том, как остаться в живых.Кейси не знала, от кого нужно прятаться людям, но все равно искала глазами место, где можно было укрыться. Слиться с кустами и древесными корнями, врасти в почву и остаться незамеченной для животного и охотника. И жертва, и хищник. Для удобства она даже села и тотчас почувствовала широкую ладонь на своей спине, которая аккуратно убирала налипший на светлую кофточку мусор. Маленькая Кейси не боялась дядю Джона, она вообще никого не боялась и считала себя умнее многих мальчиков. Но в тот момент, когда ее взгляд зацепился за пышный куст орешника, в ней вздрогнул образ человека, от которого она могла бы в нем спрятаться.

— Кейси... — голос не мужской, а девчачий. Тонкий и испуганный. — Кейси, нам нужно что-то сделать. Вдруг эта женщина нам поможет? Мы должны попытаться, Кейси, это наш единственный шанс!Но Кейси не шевелится. Она смотрит в потолок, который искривляется от набежавших на глаза слез, и пытается взять себя в руки. У нее плохо это выходит, и она не замечает тихих и уверенных шагов за дверью, которые слышат замершие в глупой надежде девушки. Вспарывающий густую тишину скрежет проворачивающегося в двери ключа выдергивает Кейси из оцепенения, и она резко садится на кровати в тот самый момент, когда в комнату входит мужчина: в очках, в застегнутой на все пуговицы и идеально выглаженной рубашке, с сомнением в лице и ведром с бытовой химией в напряженно сжатой руке. Чистый, без единого изъяна, кроме собравшейся в уголке глаз черной подводки, которая душит ворочавшуюся внутри Кейси надежду на спасение.

Мужчина старается на них не смотреть и быстро проходит в ванную, откуда стремительно возвращается со стоном раздражения и недовольства.— Пожалуйста, соблюдайте порядок. Особенно чистоту в ванной, — у него немного взволнованный голос, морщинка между бровей и обсессивно-компульсивное расстройство, которое, как помнила Кейси, было у тети Розы — давно умершей папиной сестры.Он продолжал говорить. Дверь была открыта, но никто даже не пытался бежать. Все слушали объяснения мужчины и терпели его прямой колючий взгляд, который царапал Кейси даже сквозь слои одежды, которыми она безуспешно защищалась от внешнего мира и от самой себя.Голос затихает, и его (их) хозяин терпеливо ждет ответной реакции. Действий. Но ни Марша, ни Клэр не трогаются с места, и Кейси, видя, как неумолимо быстро вытекает из мужчины призрачное спокойствие, спешит забрать ведро и спрятаться в ослепительно-холодной в своей белизне ванной. Ванной, где едва заметными блестками застыла пара капель проточной воды.За Кейси в ванную проскользнула Клэр, за Клэр — цеплявшаяся за ее руку Марша, а за Маршей — человек, больно сжавший тонкое запястье и выдернувший забившуюся в беспомощном крике девушку из ванной, дверь в которую мгновенно захлопнул.— Марша! — Рывок одного тела смешивается с резким движением выброшенных вперед рук, и две девушки оказываются на полу. — Кейси, черт бы тебя побрал, отпусти меня!Борьба продолжается под аккомпанемент истошных воплей Марши, яростного сопения бритого мужчины и звук захлопывающейся двери, который ослабляет попытки Клэр освободиться из цепких рук.— Клэр, послушай, — Кейси зажимает разгоряченное лицо совершенно чужой ей девушки в холодных ладонях и смотрит прямо в глаза. Загнанно-смелые и отчаянно-глупые. — Ты не сможешь ей помочь. Только разозлишь его.

— Мы не можем просто сидеть и ждать, пока он поодиночке с нами разберется! — Клэр уже не пытается вырваться и открыть дверь, только запускает пальцы в светлые волосы и больно сжимает их, чтобы вернуть ясность рассудку. — Я не хочу быть жертвой, Кейси. Если тебе это нравится — пожалуйста, продолжайподчиняться. Но хотя бы не останавливай меня.Кейси не отвечает, только отползает в сторону, берет в руки тряпку, и, разбрызгивая по полу голубые капли, начинает вытеснять монотонной работой крики Марши и слова Клэр, налипшие на внутренней стенке черепной коробки.В черепной коробке Дэниса к свету тянется Патриция. Ему удается сдерживать ее, но не удается отдернуть ладонь, которая со звонкой болью отпечатывается на смуглом лице заходящейся в рыданиях девушки. Он чувствует себя странно. Тонет во власти и тревоге, а повинуется только инстинктам и закопанным под ногами желаниям.

— Заткнись, — голос — холодный стальной нож, вспарывает Маршу, как консервную банку, и заставляет испуганно замолчать. Ее пугает это механическое спокойствие. Она думает, что лучше бы он злился.Дэнис слишком далек от спокойствия. И еще дальше — от нормы, правил и немой Патриции. Он приказывает девушке сесть на кресло, а сам садится на стул напротив — такой же шаткий, как и его состояние.

— Твояюбка. Она грязная. Почему ты ее не сняла? — он смотрит на ее голые ноги, которые девушка безрезультатно пытается прикрыть слишком короткой для этой цели мини-юбкой. Цвет сочетается с темнотой глаз, кожи,растрепанных волос и полоской ткани, которая никак не хочет натягиваться до коленей.

— Я-я... Можно мне её оставить?

— Снимай. И кофту тоже.Дэнис пристально наблюдает за тем, как выполняется его приказ. Он поджимает нижнюю губу и коротко проводит по ней языком, пытаясь собрать вместе плавящиеся мысли. Когда девушка, чье имя он даже не удосужился спросить, остается в одном нижнем белье, его рука сама тянется к оголенной коже и замирает от неожиданного удара.Это его дезориентирует. Дэнис теряется, а Патриция — нет. И когда лицо мужчины принимает кроткое и ласковое выражение, а движения становятся мягче и спокойнее, Марше кажется, что перед ней стоит совершенно другой человек.

— Давай я отведу тебя обратно, милая, — голос той самой женщины, которая стучала каблуками и спорила с мужчиной. Мужчиной, которому и принадлежал этот самый голос.Марша бледнеет, пытается не заплакать и, обнимая себя за оголенные плечи, идет вслед женской походке и мужскому костюму, которые доводят ее до знакомой деревянной двери, за которой ее тут же встречает Клэр. Кутает ее в сорванный с кровати плед и ждет, когда истерика иссякнет.

Когда мужчина уходит и запирает за собой дверь, а Марша начинает успокаиваться, из ванной выходит закончившая уборку Кейси. Как раз вовремя, чтобы ответить на адресованный Марше вопрос Клэр о том, была ли там, за дверью, та женщина, на которую они обе так рассчитывали.

— Марша, почему ты молчишь?Девушка лишь вздрагивает от судорожных всхлипов, чувствуя на своем бедре след от липкого прикосновения неестественно чистых рук.

— Клэр, там нет никакой женщины. Это он надел юбку и каблуки. Это он был той женщиной.Кейси замолкает и тут же отворачивается, чтобы не видеть, как искривляется лицо девушки, и как у Марши начинается новый приступ неконтролируемой истерики.