Un-alive (1/1)

—?Я хочу ударить тебя так сильно.Хёбин сидит, забросив одну ногу на другую, сжимает в пальцах телефон, смотрит на расслоившийся на воду и фруктовую кашу клубничный смузи и поджимает губы. Ему нечего сказать.Он знает, что Ильдо избегает встреч. Он знает, что эта кафейня рядом со спортивным залом Ильдо. Он знает, что именно сегодня и именно здесь у Ильдо назначена встреча. Просто Хёбину так сильно не хватает Ильдо, что, да, он согласен нести вину за нарушение чужой зоны комфорта. Своей у Хёбина не сталось: разворотило ядерными ударами хлёстких словесных пощёчин по сердцу. Хёбин удивляется, что тёмное и вязкое не капает с рваных краёв разверзнутой грудины на чистый кафельный пол.—?Как дела?—?Тебя не касается.Хёбину просто нужно знать, что Ильдо всё равно. Хёбин пытается остаться хотя бы друзьями. Хёбин уже не надеется на совместную работу.Открывается и закрывается дверь, щелкая замковыми механизмами, шумит кофеварка, выдавая очередную порцию горького эспрессо, фоново шумит редкий поток чужих голосов. Ильдо не садится напротив, а нервно поглядывает на часы и просит Хёбина уйти. Хёбин не понимает, зачем.—?У меня встреча назначена.—?Я не имею к твоей жизни никакого отношения.Хёбин не боится смотреть в глаза. Не боится расслабить пальцы, сдавливающие алюминиевый корпус телефона, не боится немного улыбнуться. Только плечи не расправляет. Он очень хочет завернуться в Ильдо, раствориться в нем полностью, стать его дыханием и горечью. Потому что злость и боль не должны быть для Ильдо.—?Я не собираюсь выяснять отношения в кофейне в самом центре города.—?Оппа?Она радостно улыбается, безразличным взглядом скользит по Хёбину и вцепляется в руку Ильдо так сильно, что Хёбин бы пошутил. Но он, к сожалению, больше не умеет улыбаться.—?Я сейчас приду.Хёбин идёт вслед за шипящим ?пошли?, забыв на диване свою куртку. Следует за спиной, за которой привык скрывать свои слабости. Которая оказалась его главной и непостижимой слабостью.Крепость Хёбина, почему-то рухнула.—?Чего тебе от меня нужно?Они стоят между двумя соседствующими зданиями в густой тени, и Хёбину хотелось бы, чтобы места было намного меньше. Меньше, чем три полных шага, на которые отступает Ильдо. К противоположной расстрелу стене.Офицеры, оружие на взвод.—?Я хочу быть другом.Хёбин видит, как сходятся вместе брови на хорошо знакомом лице, как каждую мышцу прорезает болезненная гримаса. Первым выстрелом служит наигранно настоящая злость.—?Мы не друзья уже много лет. И никогда ими не будем. Ясно?Хёбин чувствует, как каждое слово свинцовым шариком прошивает беззащитную грудь, утопая в уставшем кровоточить сердце.Почему?—?Почему?Оказывается, три шага для смертельно раненного это не так много. Оазывается, Ильдо всё ещё не сменил одеколон. Оказывается, у Хёбина ещё остались силы. Он очень хочет утащить Ильдо за собой, туда где темно и тихо, где нет ничего, кроме бесконечного сожаления.Хёбин сам засыпает ров перед своей разрушенной крепостью.—?Потому что я ненавижу в тебе абсолютно всё.Ильдо научился быть жестоким. Ильдо научился больно сжимать чужие плечи, кусать собственные губы и сдерживать непрошеные слёзы. Ильдо научился лгать.Хёбин остаётся один на один с чужой ложью и солнечным вечером. Он спускается в метро и едет домой выгуливать собаку. Хёбин не-существует. Хёбин не-живой.