Victim (1/1)
Ильдо знает кучу забавных хорошо звучащих слов на целых двух языках мира. Он с детства рифмоплет и привык подбирать похожие по звучанию слова. На всякий случай.Ильдо хреново разбирается в человеческих отношениях, в людях, в социальных ролях и прочей вроде бы важной чепухе.Но Ильдо точно знает, что Ким Хёбин чертова жертва.—?Ты чего делаешь?У Хёбина в руках?— телефон, в голове?— бесчисленные (не его) проблемы, а Ильдо стоит за спиной. И он знает, что Хёбин фотографирует их в огромное зеркало. Ильдо смотрит в отражении сначала в камеру, а потом в огромные широко раскрытые глаза. Хёбин моргает пару раз и поднимает растерянный взгляд. Хёбин жертва и ему нравится страдать даже без причины.—?Ты чего?—?Все нормально.Ильдо пора перестать задавать идиотские вопросы и принять, что Хёбин сам не подозревает о том, что он пятьдесят процентов своей жизни выглядит так, как будто сейчас расплачется, а еще пятьдесят так, словно секс?— единственное, без чего невозможно дышать. Ильдо действительно не знает, за что так любит Хёбина.У Хёбина чуткие пальцы. Он всегда касается гладко выбритых щек Ильдо очень осторожно, почти невесомо, словно если он нажмет чуть сильнее?— мир треснет и рассыплется на миллиарды осколков. Ильдо не против?— ему это нравится. Нравится даже (или особенно) тогда, когда за этим прикосновением ничего не следует. Потому что им на сцену через четыре минуты, или потому что Ильдо занят новыми текстами, или у Хёбина запись. На это может быть тысяча и одна причина. Результат один?— щенячий восторг от того, что все в жизни они еще успеют. Это знание дает Ильдо возможность никогда не унывать и не обращать внимания на сторонние печали.—?А что будет через десять лет?Хёбин подобными вопросами задается систематично. Чаще вечерами, пока Ильдо сидит за компьютером или держит на вытянутых руках штангу. В такие моменты таких вопросов хочется как можно меньше. Примерно нисколько. Но Хёбин их всегда задает с поджатыми губами и опущенными в пол глазами. Он обязательно с чашкой очень горячего чая, который Ильдо страстно желает опрокинуть на лучшего друга.—?Мы будем.Ответ уже заучен буква в букву и даже записан на холодильнике одним из тех маркеров, которыми они давали первые автографы. Хёбин очень сентиментальный. Ильдо, в целом, тоже.—?Разве такие пары живут долго?—?Мы и не собираемся жить долго. Мы собираемся жить вечно.Ильдо поэт и фаталист. Ильдо давно имеет в голове только одно сплошное ?мы?, не разделяя его на составляющие ?Ким Хёбин? и ?Ким Ильдо?. Просто Хёбину нужно это знать и слышать. Ему его же любовь делает очень больно, так же, как и любой вдох сухого воздуха на сцене под пеклом ярких софитов.—?Серьезно?После наивного и глупого вопроса Хёбин всегда ждет, пока Ильдо засмеется, жмурясь по-кошачьи и кусая тонкие губы, и только потом засмеется тоже. Это будет точкой отсчета следующего повисающего в воздухе многоточия, и Ильдо обещает сам себе, что никогда такие вечера не закончатся просто точкой и собранными вещами на выход. Дело не в общем творчестве, контрактах или намеченных целях. Просто Ильдо не в силах жить своим именем. А виктимность Хёбина всегда можно пережить. Ильдо будет радоваться и дышать за двоих, если это понадобится.