dark!5. (1/1)

I long enough to find yourself screaming every night/сейчас/- Опять?- Ммммм….- Опять?!- Ммм…- Ужасно, ты же знаешь? Кайя судорожно перекидывает длинную растрепавшуюся косу за спину и, проверив, не заперта ли дверь на случай, если потребуется помощь, вздыхает и подходит к развалившемуся на широком подоконнике клавишнику. Состояние последнего оставляет желать лучшего – пьяный до невозможности, взмыленный после часа два назад окончившегося фестивального концерта, с потерянным взглядом и, кажется, желанием сдохнуть, благо, что последнему фактору препятствует алкоголь. Туомас переводит затуманенный взгляд с оконной рамы на сммщицу и расплывается в самодовольной улыбке. - Я видел ее.- Тебе показалось.- Я знаю, что я видел.- Туомас, ты надрался еще до концерта.- Я был абсолютно трезвый.Финка обреченно вздыхает. Спорить трудно – у полубезумного музыканта в голове помимо разъедающей шизы еще и два литра алкоголя. Кайя на мгновение зажмуривается, вырывая собственное сознание из пучины всеобъемлющей темноты, отмечает про себя, что неплохо бы было попробовать спать хотя бы часа по четыре, пусть даже два из них будут бесконечными водопадами крови и стекающими по узорчатому лезвию алыми каплями. Туомас не замечает ничего – он пьян и счастлив в своей безумной эйфории с мертвыми мальчиками и мудрыми совами. Сознание щедро подбрасывает ему давно забытые образы – той, что была так важна, что была необходима, как воздух. Перед глазами все плывет, противоположная стена сливается с потолком и полом, крутится в бешеном водовороте вместе с комнатой. Поэт бросает мечтательный взгляд на стоящую рядом с обеспокоенным лицом Кайю.- Она пришла, она помнит, она все еще думает обо мне!- Пойдем.- Я могу все исправить…- Уже поздно. Ничего не исправить. - Еще не поздно…- Поздно.Кайя рубит правдой похлеще злосчастного маятника, но в этом, пожалуй, и есть единственный выход – если не отрезать это сейчас, то оно нарастет новой опухолью и будет ныть и болеть, пока не воспалится до белесого жидкого гноя. Туомас смотрит на нее затуманенным алкогольной завесой взглядом, где-то в глубине серо-голубых глаз проскакивает отчаяние и минутная паника, отражается блеск сверкающего лезвия. Кайя закусывает губу, поддерживает клавишника за плечи, когда тот в каком-то безумном порыве пытается сорваться с подоконника на пол гостиничного номера. И все кричит и кричит о том, что еще не поздно, не поздно, не поздно. Маятник качается все быстрее, быстрее, быстрее, на коже почти ощущаются порывы ветра от качающегося лезвия. Кайя судорожно втягивает воздух – хочется курить. Бросить все, как есть, уйти, убежать, закрыть голову руками и никогда больше не видеть этого знакомого полу-безумного взгляда в пустоту. ?Нет,? - одергивает себя Кайя, нервно прижимая вырывающегося друга к себе за плечи, - ?я его в таком состоянии не имею права оставлять?. Финка понимает, что кроме как сочувствием тут ничем не поможешь – Туомас пьян и почти безумен, в голове у него творится настоящий ад, еще похлеще, чем у нее самой. В груди отдает ноющей болью – все это так знакомо, что даже представлять особо не нужно. Кайя стискивает зубы, через силу улыбается заглянувшему в открытую дверь Марко, который интересуется, а не нужна ли помощь.- Но если все-таки будет нужна – кричи. Хорошо?- Конечно. Вот только чем тут поможешь? Ходить по битому стеклу босыми ногами способны либо безумцы, либо очень выносливые люди. Кайя думает, что они с Туомасом скорее безумцы, чем выносливые люди. У выносливых людей в голове железки заточенные не качаются, не разрезают все, что успевает срастись. С горем пополам Туомаса все-таки удается уложить на гостиничную кровать. И даже заставить снять концертную рубашку и высокие кеды. Кайя облегченно выдыхает, стягивает резинку с растрепавшейся косы и идет в небольшую кухоньку – выпить воды и собраться с мыслями. Финка знает, что останется здесь до утра – такое уже бывало и не один раз, а друг – он все-таки друг. Ему помощь нужна. И, по-хорошему, позвать бы Марко – он ведь тут за лучшего друга считается, да и силы у него явно побольше будет, чем у слабой девчонки-сммщицы. Но Марко – не поймет. Поймет только тот, у кого такие же демоны в голове. Или что похлеще. Стены в гостиницах хоть и устроены практично и с применением всех возможных современных технологий, да только вопрос звукоизоляции до сих пор остается открытым. Да, Кайя представляет, что их вопли слышала если не вся гостиница, то весь этаж точно. Но это уже в порядке вещей – на этаже, как правило, стараются заселиться участники группы, техники, менеджеры и все остальные, имеющие какое-либо отношение к музыкантам. Хямяляйнен знала это, она же сама на правах смм-менеджера резервом номеров и занималась, когда у начальства руки не успевали доходить. В общем, слушать пьяные вопли Холопайнена тут никому не в новинку. Но сейчас, стоя в кромешной кухонной темноте, рассекаемой периодическими всполохами фар от проезжающих мимо автомобилей, Кайя понимала, что слышит то, что не должна слышать. Счастье – оно ведь тишину любит, верно? За стеной так не считали. За стеной явно разливается ярким светом чужое счастье. Золотым светом. Теплым, всепрощающим, в котором хочется утонуть и раствориться, к которому хочется бежать из самой лютой темноты. Кайя потягивает воду из граненого стакана, вперив взгляд в окно. Краем глаза замечает, как по темной стене в ее сторону ползет черная липкая волна необъяснимо паники и страха. Кайя тонет в черной бездне, слушая, как ее лучшая подруга любит и любима. Липкая бездна смыкается над головой.Звук падающего на пол стакана каким-то образом выдергивает из притягательной темноты. Кайя резко открывает глаза и обнаруживает себя на полу, все на той же маленькой гостиничной кухни. Откатившийся стакан обнаруживается здесь же – возле ножки небольшого стола. Стекло чудом не разлетелось на осколки, даже трещиной не пошло. ?Чего уж точно не скажешь обо мне,? - усмехается финка и с трудом, цепляясь за стену, поднимается на неверные ноги. Трясущейся рукой подбирает спасительный стакан и ставит его в раковину. Затем с минуту трет пальцами виски, вспоминая, кто она, где и что здесь вообще происходит, а потом срывается в соседнюю комнату, совершенно наплевав на скалящиеся острыми зубами черного коридора тени. Туомас обнаруживается сидящим на краю кровати и уронившим кудрявую голову на скрещенный на коленях руки. Кайя незаметно выдыхает – пьяный клавишник в порыве воспоминаний о былом мог за это время уже раз семь выйти в окно, раз семь подняться обратно и, задолбавшись ходить туда-сюда, попросту повеситься на цепочке со штанов. Но не вышел, не повесился – и на том спасибо. Сммщица откидывает назад длинные каштановые пряди, которые так и не переплела в нормальную косу, слегка расстегивает молнию на толстовке с логотипом группы и садится позади Холопайнена.- Ты как?- Мог бы быть и лучше.- Ясно дело.- Спасибо.- Я ничего не сделала. Как всегда.- Все равно спасибо.- Все равно не последний раз.Холопайнен вздыхает, сокрушенно кивая ее словам. Кайя осторожно кладет ледяную ладонь на разгоряченную спину друга – пальцы обжигает от такого резкого контраста. Туомас заметно вздрагивает, поднимает голову и смотрит в стену. Кайя задумчиво смотрит туда же и вдруг видит в полумраке комнаты совсем не стену – бесконечную толпу, кричащую и скандирующую название любимой группы. Словно наяву слепят глаза яркие вспышки прожекторов и софитов, слышится рев гитар и барабанный бой, нежный перелив клавиш. Шум разрастается настолько быстро и сильно, что Кайя невольно тянется руками к ушам и зажимает их, что есть силы. Следом хочется зажмуриться и не видеть всех этих лиц, сливающихся в одно страшное и непонятное, многорукое, многоногое чудовище, кричащее на разные голоса и языки. Кайя закрывает глаза, что есть силы сжимает пальцами уши и прячет голову между локтями – на отдаленной периферии сознания всплывают воспоминания о первых действиях для выживания при взрывах и землетрясениях. Кажется, Кайя что-то кричит, пытается позвать на помощь, но многоликий монстр громче и сильнее ее самой. Кто-то трясет ее за плечи, бьет по рукам, старается оторвать голову от локтей – финка лишь сильнее зажимается. Пытается открыть глаза – и вдруг неожиданно видит всполохи серебряного света, вырывающиеся откуда-то из-за собственной спины, врезающиеся в чудовище. Монстр кричит, разрывается на части, распадается на отвратительные скользкие куски, покрытые зеленой дымящейся слизью. Монстр кричит и Кайя кричит вместе с ним. Откуда-то издалека слышится скрежет, и финка чувствует, как липкая паника сдавливает тощей когтистой лапой глотку. Скрежет становится отчетливее, приближается все быстрее. Кайя снова кричит, в глазах стоит полнейшая темнота, но она и без этого может определить, с какой стороны на нее летит маятник. В темноте прорезается светлый луч – серебристый, поблескивающий, он летит навстречу маятнику и разбивается об заточенное железо. Свист рассекаемого воздуха уже над самым ухом, Кайя не может дышать – воздух из легких куда-то подевался, - она плачет от страха и беспомощности. Если нужна будет помощь – кричи. И Кайя, набрав в грудь побольше воздуха и едва не задохнувшись ядовитыми парами, вопит из последних сил. Свет, взявшийся из ниоткуда, резко бьет по глазам и вырастает стеной вокруг скорчившейся маленькой фигурки. Кайя видит, как огромный маятник летит со всей возможной скоростью, стараясь достать до нее, но разбивается о яркую преграду. Шум в ушах постепенно прекращается, на глаза снова наплывает кромешная темень и через мгновение отступает. Кайя судорожно хватает ртом воздух. Кто-то крепко держит ее за запястья, прижимая к чему-то мягкому. Где-то в районе пояса тоже чувствуется тяжесть чьего-то прикосновения. Длинные волосы тянет куда-то вниз. Кажется, она лежит. Кажется, даже на кровати. Финка сглатывает, выдыхает и широко раскрывает глаза. Все тот же гостиничный номер, все тот же полумрак. Перед собой она видит взволнованное лицо басиста, а за его спиной - мрачный взгляд Туомаса. Будто опомнившись, клавишник отпускает Кайины руки и извиняется. Марко же руку с ее пояса убирать не торопится, а его синие глаза выражают больше, чем он мог бы сказать словами.- Жива?- Жива.Басист кивает и переводит взгляд на в момент протрезвевшего Холопайнена. Кайя чувствует вину перед другом, но сказать ничего не может – из легких будто пропал весь воздух, все силы ушли на последний вопль. Туомас и Марко о чем-то тихо переговариваются еще где-то минут десять. Кайя даже не вслушивается – в голове роятся другие мысли, попеременно разлетаясь от метрономом раскачивающегося в разные стороны лезвия. Узорчатый бок мстительно блестит в абсолютной темноте. Кайя мысленно скалится ему в ответ, но осторожное прикосновение прохладной ладони ко лбу возвращает в сомнительную реальность. С трудом выплывая из притягательной бездны собственного безумия, девушка снова видит перед собой озадаченное лицо Марко. - Справишься?Кайя выдавливает нервную улыбку, судорожно выдыхает и осторожно сжимает пальцами чужое тонкое запястье. - Справлюсь. Марко улыбается, но в его взгляде все еще читается волнение. Холопайнен нервно передергивает плечами и зачесывает волосы назад длинными пальцами. - Справимся, Марко. Она здесь останется. - С пьяным тобой и собственными страхами? Хорошая компания.- Я не стану ее выгонять в таком состоянии. - Я мог бы забрать ее к себе.На мгновение время замирает. В голове у финки кто-то отчаянно вопит, что да, это хороший выход, это правильный вариант, так и нужно, забери меня.?Забери меня,? - отчаянно проносится в голове у Кайи и она панически цепляется взглядом за профиль басиста, - ?забери меня и я стану для тебя темнотой, которая рано или поздно потушит пламя, что горит в твоей груди. Нет. Никогда?. - Все в порядке. Я останусь с Туомасом.- Уверена? - Да. Не беспокойся.- Кайя…- Спасибо, что пришел.- Нужна будет помощь – кричи. Лучезарно улыбнувшись, распугав ярким светом сгустки темноты, Марко кивает клавишнику и исчезает за дверью гостиничного номера. Девушка нервно выдыхает, когда за басистом закрывается дверь, переводит взгляд на сидящего рядом друга, а затем садится и прижимается все еще горячим лбом к холодному плечу музыканта. Туомас будто просыпается, слегка мотая головой и тяжело вздыхает, обнимая Кайю и устраивая подбородок у нее на макушке.- Это был твой шанс.- Я знаю.- Ты его, считай, упустила.- Я знаю.- Все во имя чужого счастья?- И во имя людей, которых мы любим. Ты должен понимать меня сейчас, как никто лучше не поймет.Холопайнен болезненно морщится, на секунду кидает взгляд на зашторенное окно и закрывает глаза. В яркой свистопляске бликов и темно-красных вспышек шумят беспокойные волны, а над ними огромной тенью нависает огромное полукруглое лезвие.- Понимаю тебя сейчас, как никто лучше не поймет.