Глава 1 - Забытая (1/1)

Каждое лето мы с родителями решаемся на поездку в наш особняк неподалеку от Великого Гилликинского леса. Я с мамочкой принимаю солнечные ванны, а папуля натягивает ужаснючие сапоги и бродит вокруг леса, заявляя, что это он так ?вступает в контакт с природой?. Лично я предпочитаю наблюдать за природой с веранды, с чем-нибудь прохладительным в руках. Через несколько часов он обычно возвращается с альбомом для набросков, полным рисунков животных, которых он заметил и историями ?о выживании?. Мамочка считает всё это очаровательным, хотя на самом деле это страшно смущает. Ведь он потом эти рисунки всем показывает! Помню как-то летом, перед тем, как я поступила в Шиз, он подошел ко мне со спины, пока я загорала, и загородил свет помятым листком бумаги. Я сняла солнечные очки и, взглянув вверх, обнаружила самого кошмарно нарисованного оленя из всех, что я видела. Потом он меня поправил. На самом деле то была очень большая птица. Мой папуля?— худший художник в мире. Не желая ранить его чувства, я сохранила рисунок и сказала, что он должен его подписать, если хочет быть настоящим художником. И как он его подписал! Моей драгоценной дочурке, моему розовому яблочку. Надеюсь, ты повесила эту великолепную картину, нарисованную твоим очень талантливым папой специально для тебя на самое видное место в своей комнате в колледже. Я так тобой горжусь!Люблю, обнимаю, целую, ну и всё такое прочее, что теперь пишут,Твой папуля.P.S. —?Если ты мальчик, то советую поджать хвост и скрыться оттуда, прежде чем я об этом узнаю и приеду, и… Он так и не закончил писать, потому что к тому моменту я вырвала рисунок у него из рук. Иногда папуля бывает слишком уж заботливым. Я улыбаюсь, протягиваю руку к рисунку и касаюсь бумаги. Мамочка вложила картинку в рамку, но я вынула её и приклеила липкой лентой к задней стенке моего шкафа для одежды. Туда вряд ли кто полезет смотреть. Но каждый день пока я выбираю, что надеть, приходя к мысли, что мне снова ничего не подходит, я читаю подпись к рисунку, смотрю на кривое пятно, которое папа называет птицей, и испытываю одновременно радость и тоску по дому. Потом я пытаюсь вспомнить прошлое лето, каких-то двенадцать дней назад. И не могу. Ни солнечных ванн с мамочкой. Ни ужаснючих сапог папули. Ни кривых рисунков. Ничегошеньки. Я не помню, как провела последнее лето, и эта мысль тревожит меня сильнее всего. Я так пыталась вспомнить хоть малюсенький кусочек из каникул, но всё закончилось самой кошмарной головной болью из всех, что у меня бывали и дикой тошнотой. Это притом, что как-то раз мне не повезло увидеть Бика голым… Скажем так, когда кто-то подсыпает на балу какую-то гадость в пунш, и кое-кто из ваших знакомых решает погулять голышом, в вашей жизни случается самая позорная ночь. Ужасно огорчительно так хорошо помнить подробности той ночи, тогда как то, что мне хотелось бы вспомнить больше всего, оказывается так далеко! Порой у меня ощущение, что если я лягу пораньше, мне могут присниться мои потерянные воспоминания. Но чаще всего мне ничего не снится. Мне даже кажется, что я совсем перестала спать. Каждое утро я наблюдаю за рассветом с мыслью ?может сегодня что-нибудь изменится?? Но ничего не меняется.*** Я иду в класс, и никто не заговаривает со мной по пути. На мне самое модное осеннее пальто и никто этого не замечает! Никаких сдавленных смешков, когда я прохожу мимо. Никаких ехидных замечаний о том, что у меня на голове бардак. НИЧЕГО! Я не помню, когда меня перестали замечать. Когда я перестала быть центром всеобщего внимания. Я не помню тот день, когда Бик перестал придерживать передо мной дверь или когда Пфанни перестала нуждаться в моих заметках по семинарским занятиям Моррибл. Никто не стучится в дверь моей спальни, что уж говорить об улыбках. Я уже много дней ни с кем не разговариваю. Тот жуткий старикашка у Канала самоубийц не в счет. То был скорее обмен оскорблениями. Он был очень груб! И мысли о нём вовсе не поднимают мне настроение. Мне давно уже одиноко и тоскливо. Походы по магазинам и те не помогают. Тем более, что я никак не могу найти свой кошелёк. Думаю, кто-то его спёр. И мне всё равно! Мне уже настолько всё равно, что это пугает меня. Я никогда ещё не была так напугана. Оз, да я никого и никогда не боялась! Потом что-то случилось и всё изменилось. И. и я не помню, из-за чего всё изменилось. Когда я пытаюсь об этом думать, у меня начинает кружиться голова, и подкашиваются ноги.Во внутреннем дворике кампуса я оглядываюсь и замечаю Бика, который сидит в одиночестве и жуёт яблоко. Окинув себя критическим взглядом, я пытаюсь разгладить складки?— естественно они никуда не деваются?— и я вздыхаю, отчего ткань плотнее прилегает к фигуре и подкладка пальто шелестит чуть выше колен. Я направляюсь к Бику. Он выглядит так, словно тоже совсем не спал. Под глазами неприятные фиолетовые синяки. Такой видок любого может в тоску вогнать. Но мысли о том, что мы с ним знакомы достаточно, чтобы я как можно вежливее с ним поздоровалась и села так далеко от него, как только было возможно на маленькой лавочке. Я ведь ещё в своём уме, чтобы не понимать, к чему может привести подобная встреча. Скамейка скрипит под моим весом, когда я немного придвигаюсь к Бику. Мамочка мне всегда говорила, что в любой беседе нужно делать вид, будто тебе интересно, даже если это не так. Обычно я изображала заинтересованность, когда Бик рассказывал мне какую-нибудь глупость, вроде того, какие у меня сегодня красивые волосы?— словно они не каждый день красивые. Тот ещё комплимент. На самом деле я старалась расслышать, о чём разговаривали Эверик и великолепный принц из Винкуса позади меня. Но всё это давно уже в прошлом. Нет больше никаких принцев из Винкуса, и влюбленного Бика тоже нет. Теперь моя жизнь превратилась в натуральную катастрофу. И раз уж падать ниже некуда, я могу побыть милой с Биком. —?Э… —?я вежливо откашливаюсь, пытаясь придумать хоть что-нибудь. Бик медленно поворачивает голову и останавливает взгляд на моих коленках. —?Хорошее яблоко? —?Оз, убейте меня кто-нибудь и вытащите из этого ужасного кошмара. Я растеряла все светские манеры! Благодарение Озу, Бик не удостаивает мой дурацкий вопрос ответом. Он просто вздыхает спустя какое-то время, бросает за спину огрызок яблока и уходит из внутреннего дворика. Если бы то же самое не происходило уже множество раз, я была бы удивлена. Но всё что мне остается, это вздохнуть, глядя на удаляющуюся сутулую фигуру Бика. Я смотрю вниз на свои руки. Розовый лак блестит на солнце. Почему у меня вдруг возникает такое ощущение, слово даже ногти смеются надо мной? Я смотрю на остальных людей гуляющих по дворику. Может, и они смеются над моими неудачами? Но никто меня даже не замечает.*** Полуденные часы я провожу на занятиях. Всегда на задних партах. Я отправляюсь на ланч, сажусь и наблюдаю за тем, как Пфанни, Милла и Шеньшень над чем-то смеются. Я улавливаю обрывки их разговора. Что-то о зелёных людях. Наверное, они окончательно двинулись рассудком оттого, что я больше не слежу за ними, как такое вообще возможно? Отчасти я им завидую, потому что смех их становится громче, но в целом мне всё равно. Прошло уже столько времени с тех пор, как я разговаривала с ними, теперь это уже не важно. Я даже не беру поднос с едой. Сегодня я не голодна. Их смех стихает, когда в кафетерии появляется девушка в инвалидном кресле. Она кажется такой спокойной и уверенной в себе пока добирается до чайных подносов. Новенькая, наверное. Когда она проезжает мимо моих бывших подруг, те начинают шептаться и показывать на неё пальцем. Шеньшень не может оторвать глаз от несчастной девушки. Скрытность никогда не была её сильной стороной. Пфанни пинает её под столом и Шеньшень очень громко ойкает. В обеденном зале становится тихо, а на щеках у Шеньшень выступает румянец. —?Прошу прощения,?— пищит она, извиняющимся жестом взмахивая рукой. Пфанни выглядит так, словно готова придушить Шеньшень если та ляпнет что-нибудь ещё, а Милла прячет лицо от стыда. —?Ну очень уж сегодня горячий чай,?— смеётся Шеньшень. Спустя мгновение всё в обеденном зале приходит в норму. Пфанни всё ещё сидит, грозно уставившись на Шеньшень; губы её вытянулись в такую тоненькую ниточку от злобы, что их практически не видно. Шеньшень кротко пожимает плечами. За весь обед ко мне так никто и не подсаживается.*** Направляясь к своей комнате, я поигрываю маленьким ключом в кармане. Проходящая по коридору студентка смотрит на меня с каким-то странным выражением. На что я корчу не менее кривую гримасу. Первая, кто заметил меня за несколько недель и такая реакция? Нет уж, спасибочки! Я достаю ключ из кармана и иду открывать дверь. Но тут я слышу доносящиеся из комнаты приглушенные голоса и замираю. Что происходит? Почему в моей комнате какие-то люди? Руки у меня начинают дрожать сначала от страха, потом от гнева. Голоса явно женские и они спорят. Я прижимаюсь ухом к двери, чтобы лучше их расслышать. —?…отстала на два года, потому что тебе было страшно выбраться из-под папиного крылышка,?— кричит одна низким голосом. —?Я не могла его просто оставить, Эльфаба,?— у второй голос был визгливый. —?Ну и что с того, что нам пришлось ненадолго отложить учёбу. Теперь мы тут и эта комната ужасна. Нам стоило принять предложение мадам Моррибл остаться в её апартаментах! —?Я не собираюсь жить с этой женщиной! Она омерзительна! —?Эта комната омерзительна! Моя комната не омерзительна! Я услышала достаточно. Я уже в движении: ключ с силой вставлен в скважину, замок открыт, дверь резко распахнута в надежде напугать эту парочку. Я уже собираюсь открыть рот, чтобы выразить собственное мнение о происходящем, когда замечаю несколько вещей. Во-первых, девушка в инвалидном кресле в ужасе уставилась на меня. Ура мне! Во-вторых, вторая девушка?— зелёная. ЗЕЛЁНАЯ. Но меня беспокоят не столько эти две вещи, сколько третья?— самая ужасная из того, что со мной случилось. Все мои вещи заменили на безвкусные серые тряпки! Тут я не сдерживаюсь и душераздирающе ору.