Глава 14 (1/1)

Время уходит.?Время уходит?, – эта мысль залезла под кожу, пульсировала в венах с каждым новым ударом сердца. Она была выведена на внутренней стороне век и виднелась каждый раз, когда они закрывали глаза. Каждый раз, когда оставались за закрытыми дверями кабинета или покоев. Каждый раз, когда просто лежали, растянувшись на простынях, и разговаривали. Каждый раз, когда Илейн упрашивала Джонатана, еле понимавшего происходящее от усталости, наконец оторваться от работы и лечь спать. Каждый раз, когда после дня, полного беготни за Латрейном, Джонатан спрашивал, ела ли Илейн хоть что-нибудь за день.Они оба знали, что это глупо – вот так делать вид, будто они… А кто они? Больше, чем просто любовники. Совершенно не похожи на пару. И уж точно меньше, чем семья. Но оба отчаянно цеплялись за эту иллюзию единства, разбивавшуюся вдребезги, стоило им утром выйти за дверь. Они никогда не говорили о текущей ситуации. Ни слова о приведённых в боевую готовность армиях, о всё более частых провокациях Джонатана со стороны представителей Срединных Земель, продавшихся Латрейну. Он просто игнорировал их. Даже не смотрел в сторону самоуверенных предателей. И его спокойствие бесило Илейн. Почему он должен проигрывать с таким благородным спокойствием? И почему он может себе это позволить? Почему он ничего не делает? Или делает вид, что ничего не делает? Но все перепалки, вопросы, недосказанности забывались, стоило им снова закрыть за своими спинами двери. Негласное правило их маленького болезненно тесного иллюзорного мирка: только он и она. Илейн пробежалась глазами по статье. Спокойно, потому что всё уже давно было решено и результат ни для кого не стал неожиданностью. В ней перечислялись перспективы бывшей Республики, теперь ставшей королевством. Конечно, монархия в стране будет конституционной. Но смысл ведь не в этом. Теперь основная власть будет сосредоточена в руках действующего премьер-министра, c которым начальник Службы Безопасности на короткой ноге – Латрейн был связан с политиком дальним родством по линии матери. Народ посчитал, что в условиях постоянной угрозы со стороны Империи следует держаться уже проверенного временем курса и доверять надёжному правителю, выведшему страну из доиндустриального периода. Надёжный и достойный представитель – вот, как Его новоиспечённое Величество позиционировали в СМИ. Подразумевалось, что Гонсальес на этой должности составит конкуренцию Джонатану Ралу, в то время как ограничение его полномочий конституцией лишний раз докажет превосходство свободомыслящей Республики над варварской Империей. Гонсальес, большой поклонник политики умиротворения агрессора и фразы ?Войны не будет?, до референдума вдруг стал освещать вопросы, связанные с отношениями с Империей, до отвратительного подробно. Ровно настолько, чтобы избиратели наконец испугались.Глупец! Променял власть Президента на пустой титул короля, по рукам и ногам связанного парламентом. Взгляд зацепился за маленькую рамку в самом углу страницы, даже не выделенную цветом. ?Демократия умерла, да здравствует диктатура!?, – кричала подпись к двум абзацам. Теперь это было самым большим, что разрешалось писать мистеру Ю, в своё время позволявшего себе вместе с Илейн жёстко критиковать авторитаризм Императора. Сколько ещё людей поняли, как много они ставили на жизнь Бэзила Шепарда, только после его смерти? Мистер Ю был тем, кто заявил о пустышке в виде монарха и реальном правителе в лице Латрейна. Даже поставил в противовес Гонсальесу Магистра, который никогда не назывался императором, но которому так отчаянно подражает новоиспечённый король.Илейн нахмурилась:– Почему ты никогда не назывался императором? – она сложила газету на коленях и посмотрела на темноволосую голову, склонённую над каким-то очень древним фолиантом. А ведь и правда. Джонатана называли соответственно титулу лишь за глаза.Аккуратные брови чуть приподнялись над покрасневшими от работы глазами, и Джонатан, со вздохом проведя ладонью по лицу в попытке стереть усталость, казалось, даже не нашёлся, что ответить. Он был удивлён. Как будто Илейн задала очень простой вопрос, о каком он, Джонатан, даже не задумывался.– Потому что я не правитель.Это было похоже на замыкание. Замыкание где-то в голове, когда мозг способен воспринять слова, но не обработать информацию. Потому что ответ звучал абсолютно серьёзно, как само собой разумеющийся.– Я не понимаю. Отодвинув книгу в сторону, волшебник облегчённо откинулся на спинку стула. Он никогда этого не покажет и уж тем более не скажет, но Джонатан был рад отвлечься, и так работавший на износ.– Возможно, для населения Срединных Земель, Вестландии и Древнего мира я и правда выгляжу королём или даже императором. Их народы никогда не знали другой системы, – Джонатан задумчиво провёл пятернёй по волосам, подбирая слова. – Я защитник. Видишь ли, у д’харианцев есть специфическая черта, – способность, если хочешь – Узы. Любой д’харианец чувствует своего Магистра на неограниченном расстоянии, всегда знает, где он находится. Узы были созданы в качестве защиты и договора. Народ, боявшийся магии, предоставил волшебникам дома Ралов защиту ?сталью против стали?, волшебники же, понимая, что для их смерти достаточно лишь одной стрелы, стали для людей ?магией против магии?. В моей стране военное дело почитается больше всего, потому что Магистр Рал не должен отвлекаться на армию вместо выполнения прямых обязательств. То же самое касается управления Дворцом и страной в целом: в случае моего длительного отсутствия существуют люди, которые будут принимать решения за меня, и я знаю, что они будут мне безоговорочно верны: идти против Уз – всё равно, что отгрызать себе конечность. Лайонелл… Он мог навредить мне только косвенно. Но ты никогда не задумывалась, почему он даже не пытался бежать?– Ты приказал – и он не мог сопротивляться приказу Магистра, – тихо сказала Илейн. Она рассматривала волшебника, вглядываясь в линии его тела, в складки на одежде, как будто видела впервые. Илейн сомневалась, что все Магистры думали так же, как Джонатан. Сколько из них не ассоциировали себя с богами? С одной стороны, Магистр – своего рода наёмник, чьи обязательства передаются по наследству. Но с другой, стоит ему сказать ?магия? – и д’харианцы полностью развяжут своему волшебнику руки. Потому что Магистр лучше знает. Всегда. Илейн, сглотнув, спросила: – Стоят ли риски того? Неужели не было Магистров, которые делали из своих личностей культ?Джонатан вздохнул. Тяжко, челюсть его застыла в напряжении. Он был недоволен, почти рассержен.– Конечно, были, – пророкотал волшебник, сжимая кулаки. – Наверняка я знаю всего о троих, исполнявших свои обязанности честно: создатель Уз, Альрик Рал, сын Натана, Торан Рал, и мой отец, Ричард Рал. Например, Магистры веками создавали Морд-Сит и люди это проглатывали, потому что они – самая эффективная защита от любой магии. Многим моим предкам лишь нужен был правильный предлог.– Разве стоит защита от мнимой угрозы перспективы попасть в рабство?– Мнимой? – в одно мгновение спокойный взгляд потемнел. Волшебник, сощурившись, медленно, точно хищник перед прыжком, приблизился к креслу, положив огромные ладони по обе стороны от головы Илейн. – Боишься ли ты меня?– Ч-что? – ореховые глаза стали такими большими, зрачки расширились, почти поглотив радужку. Лицо Джонатана было очень близко. Опасно близко. Он мог разглядеть узор на радужке её светло-карих глаз в мельчайших деталях. Илейн же захотелось ударить нахала за то, что он тратит их время на свои игры.Боится ли она его, человека, способного выхватить пулю прямо из воздуха? Способного стереть из бытия десятки людей?Да. Да, это до отвратительного, до липкости в лёгких страшно. И всё же… Видела ли Илейн в даре Джонатана реальную угрозу лично для себя?– Я единственный боевой чародей во всём мире, Илейн. Единственный, кто обладает двумя сторонами магии – Приращения и Ущерба. Представь, когда такой силой обладают все: пророки, целители, творцы. Представь, что их сотни и они воюют между собой, – прошептал волшебник. – Задача магов одной стороны – нейтрализовать заклинания другой. Но представь действительно затяжную войну, где волшебники настолько отчаялись, что стали создавать оружие из живых людей. Представь существо, проникающее в мизерные промежутки между мыслями, делающее это раз за разом, становясь клином, расширяющим трещины в твоём сознании. Эти трещины Сноходец заполнит собственными мыслями, самой своей сутью, а ты даже не будешь знать, что в своей голове ты – не одна. До тех пор, пока Сноходец полностью не завладеет твоим телом, вплоть до способности убить тебя. Они задумывались как идеальные лазутчики, а в итоге погубили собственных создателей. Помнишь слова посвящения, те, что ты говорила на площади? – обивка заскрипела под сжимающимися в кулаки руками. Он всё ещё был зол за то решение. Илейн всё ещё ненавидела ту ситуацию, но не считала, что была неправа и извиняться не собиралась. – ?Магистр Рал ведёт нас, Магистр Рал наставляет нас, Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей – наша сила. В милосердии твоём – наше спасение. В мудрости твоей – наше смирение. Вся наша жизнь – служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе?. Это – формула. Слова-рычаги запускают магию, заполняющую пустоты между мыслями безоговорочной преданностью волшебнику из дома Ралов, полученный щит Уз не даёт проникнуть мыслям чужака. Но мои предки поколениями бессовестно пользовались доверием собственных соотечественников. Илейн протянула руку, коснулась плотно сжатых побелевших губ. Дрожащие пальцы, шумное дыхание, три маленьких чёрточки между тёмных бровей – Джонатан был зол на собственных предшественников. На короткий, просто ничтожный миг Илейн пожалела, что не родилась в этом мире сразу. Пожалела, что в глазах Джонатана д’харианцы и иномирные не равны. Илейн бы с гордостью называла такого человека своим Магистром. Коротким поцелуем в самый уголок губ она сказала о своём пустом желании. Обо всём. И о своём сожалении, что она знает его гораздо лучше, чем большинство его людей – тоже. Внезапная мысль вспыхнула искрой перед глазами.– А если у тебя не будет наследника? Если…Когда. ?Когда тебя посадят на цепь, позволят ли завести наследника??– Д’харианцы тысячелетиями чувствовали Узы. Армия, потерявшая Магистра, вероятно, попытается заполнить пустоты службе кому-нибудь, как это было, когда отец убил моего деда, Даркена Рала, но ещё долго отказывался вступать в права нового Магистра. Простой же народ… – точёное лицо застыло в мрачном сожалении, – простой народ окажется никому ненужным, Д’Хара станет страной потерянных людей. Последняя, отчаянная попытка откупиться от вины перед миллионами душ:– Но разве ты, ведя людей на смерть…– Помнишь, что я сказал тебе? – жёстко ответил волшебник, в серых глазах полыхнули молнии. – ?Можешь попытаться убить меня, но в случае успеха иномирным даже сам Создатель не помощник?? Я и мой отец честно защищаем Д’Хару магией против магии. Д’Хара отомстит за нас сталью против стали. К твоему сведению: за Паниза и Даркена Рала никто не мстил.Время уходит. Судьбы сотен, тысяч, миллионов ничего не подозревающих людей всё ближе к краю.А они впервые нарушили своё негласное правило: оставлять весь сор интриг и мести за пределами их тесного мира. ***Улыбка яркая, как само солнце, расцвела на распухших от поцелуев губах, искры восхищения наполнили ореховые глаза светом, и счастливый смех невольно вырывался наружу. Джонатан видел по тому, как Илейн кусает губы, что она хотела бы сдержаться, но… Ей слишком сильно нравилось. А ему нравилась её радость. Тоже сильно. Тоже слишком.– Значит, это и есть Сад Жизни? – выдохнула девушка, растянувшись на мягкой траве. Огромное крытое помещение, усаженное деревьями и цветами. Через стеклянный потолок потоком струились солнечные лучи, освещая аккуратные дорожки и тщательно постриженные кусты. – Самое магическое место во всём Дворце?– Что? – кажется, он даже не понял, про что говорила иномирная. За такое короткое время он уже начал составлять список всех нелепостей, которые возникали у народа Илейн о его мире. Недавно они выяснили, что драконов можно держать в качестве домашних животных, потому что зелёные драконы совсем мелкие и размерами не больше средней собаки. Серые побольше, но они ленивы и тупы, смысла возиться с ними нет. А людей едят только красные и то, если их очень сильно разозлить. И им нет дела до глупых принцесс, и уж тем более красные драконы не чахнут над горами сокровищ.– Говорят, что Сад Жизни – место, куда может зайти только Магистр…– И садовники, – не удержался от колкости Джонатан. – Могут зайти только Магистр и садовники.Илейн замолчала в изумлении, но Джонатан искренне не понимал, что такого удивительного в его словах. Неужели она думала, что он лично возится с громадой сада, сравнимого с небольшим лесом? Но Илейн лишь протянула тонкую руку, чтобы осторожно коснуться его щеки, совсем рядом с губами. Пальчики слегка холодные. У неё всегда были холодные руки и ноги, и Джонатан периодически следил за тем, чтобы девушка была в тепле. – Просто ты пошутил, – прошептала иномирная. – И у тебя есть ямочки. Оказывается. Так… мило.Джонатан замер. Шутил ли он? Возможно. И всё же это была не очень хорошая шутка: опыта у него было не так много. Как давно он был в настроении посмеяться или пошутить? И как она сказала? ?Мило??Илейн беспокоила Джонатана. Он провёл её сюда через множество щитов, только чтобы ей было чуть-чуть полегче. Ей было плохо в Народном Дворце, он это видел. Илейн спала беспокойно, постоянно ворочаясь и вздрагивая от кошмаров. Не высыпаясь даже после целой ночи сна, девушка поднималась совершенно разбитой. Раньше на её лице светилась слабая улыбка. Всегда. Теперь напряжение читалось в линии сжатых губ и чуть сведённых бровях. Она поднималась с постели, кидала колкости в его адрес, почти беззлобные, но Джонатан всё видел. Иномирная держалась из последних сил, и Джонатан боялся, что в конце концов она не выдержит.Страшась момента, когда искры в ореховых глазах потухнут навсегда, Джонатан присылал иномирной редкие цветы, огромные букеты ярчайших бутонов, и наслаждался зрелищем её склонённой над подарком фигуры, смакующей сладкий аромат. Волосы волнами спадали с плеч, пальцы – ласкали нежные лепестки. Когда они ели вместе, Джонатан часто отдавал иномирной свой десерт. Сладкое он не любил, но смотреть, как Илейн, довольная, смакует особенно понравившееся пирожное – да.Джонатан знал, что этого было ничтожно мало. Но большего они не могли себе позволить, не тогда, когда их время уходит, подгоняемое им же с каждым новым приказом, с каждым обсуждением плана нападения, с каждой расставленной ловушкой для Латрейна и его людей.Среди них была Илейн. Он уже тосковал по ней. Тосковал по искреннему восторгу в позолоченных упавшими лучами солнца глазах, тосковал по саркастично-нахальным замечаниям. Джонатан тосковал по её тихому сопению у него под боком по ночам. Ему потребовалось четыре месяца, половина из которых были полны оскорблений и издевательств, чтобы Илейн посмотрела на него вот так: с радостью и восторгом – также, как она смотрит на мир. Джонатану потребовалось четыре месяца, чтобы стать частью её мира. И совсем скоро он своими руками всё разрушит.– У Сада Жизни хорошее расположение, здесь всё под рукой: стража, не пропускающая посторонних, солнце, свет которого нужен для многих приготовлений, волшебный песок...– Волшебный песок?Илейн перевернулась на живот, ближе к Джонатану, вглядываясь в расслабленное лицо. Она всегда так делала: распахивала сверкающие глаза, обрамлённые густо накрашенными ресницами. Даже немного ёрзала в нетерпении.– Да. На самом деле, это кристаллизовавшиеся кости волшебников, своего рода магия в чистом виде. Одна ложка такого стоит небольшое королевство. Видишь вон тот круг? – Джонатан повёл рукой в сторону, к месту, куда вели дорожки в Саду Жизни. Песок радугой сверкал на солнце, переливался всеми возможными цветами. – Это он. Белый волшебный песок многократно усиливает любое нарисованное на нём заклинание. Если заклинание нарисовано ещё и кровью, его практически невозможно нейтрализовать. – Вы используете кровь в заклинаниях? Человеческую? – Джонатан едва не расхохотался. Следующий вопрос наверняка будет о том, ест ли он младенцев.– Да. Свою, как правило. Хотя я вот сейчас использую твою. И раньше использовал.– Джонатан…– Страшно? – волшебник откровенно веселился. – Это хитрость Ралов, построивших Народный Дворец ещё до создания Уз. Схема Дворца – это заклинание, оно гасит силу дара других волшебников и отдаёт их энергию Ралу, многократно усиливая его способности. В фундаменте содержится очень много волшебного песка, по этой схеме ходит множество людей, в жилах которых течёт кровь, в итоге всё вместе образует то самое заклинание, – Джонатан резко прижал к себе иномирную, подминая под себя. Приблизившись к губам, чуть влажным, потому что Илейн не удержалась и провела по ним кончиком языка, прерывисто вздохнув, он зашептал. И волшебник не был уверен, что это была шутка: – Мой род хорошо устроился. Уверена, что отдаёшь предпочтение Латрейну?Слёзы навернулись на ставшие дорогими ему глаза. Она так часто плакала с тех пор, как приехала сюда. Их трусость, их самообман, игнорируемые обоими, каплями скатывались по щекам девушки.– Как ты себе это представляешь, Джонатан? Даже если я сделаю вид, что мне наплевать на моих людей, как ты представляешь себе эту жизнь? Я не собираюсь вечно быть в фаворитках. Но можно подумать, ты возьмёшь в жёны иномирную. Или позволишь мне родить от тебя ребёнка.Он дёрнулся, словно от пощёчины. Когда-то Илейн и правда залепила ему прямо по лицу, но тогда это было смешно. Сейчас – действительно больно.Вдох. Один, второй.– Правда думаешь, что я заставлю тебя избавиться от собственного дитя? От моей плоти и крови? – выдавил, едва выговаривая слова, он. – Я захотел бы избавиться от такого ребёнка или ты?Он позволил ей подняться, смотрел, как она выпутывается из его ставших болезненными объятий и садится, подтянув колени к груди. Он ждал ответа.– Стоило бы захотеть обоим. Ты представляешь, какая жизнь будет у этого ребёнка? Если это будет мальчик, одарённый наследник, д’харианцы закроют на всё глаза, ведь в их понимании это будет не мой ребёнок. Он станет сыном Магистра Джонатана Рала. И всё. Я не уверена, что мне не придётся с боем вырывать права на воспитание собственного ребёнка. Думаешь, ему это пойдёт на пользу? А если это неодарённые дети, неважно, мальчик или девочка? Всем будет плевать, кто их отец, главное – что мать у них иномирная ш…– Замолчи!!Они молчали. Джонатан дышал тяжело, давя ярость, закипающую в душе. Илейн же смотрела на него спокойно, открыто.Он понимал, что иномирная права. Он всё прекрасно понимал. И больно было даже не столько оттого, что она говорит, а оттого, что это значит: их мирок обречён на падение. И их время, такой огромной ценой купленное время, уходит. Они не должны были встретиться. А если уж и встретились – должны были ненавидеть друг друга всей душой. Они не должны были строить стену из иллюзий и проигнорированных вопросов. – Прости, – тихо сказала она. – Я не должна была так думать о тебе.– Если бы ты отказалась от ребёнка, я бы обеспечил тебе полное удобство ровно на срок до его рождения. После ты могла бы рассчитывать, что никто из нас тебя больше не побеспокоит. Даже если ребёнок был бы неодарённым.Илейн опустила глаза в задумчивости. Она видела Джонатана рассерженным и злым, видела страдающим. Обиженным – не видела. Казалось, что его ничего не трогает, любая ситуация всегда обернётся в его пользу, а любые моральные принципы, нарушение которых обязательно заденет окружающих, слишком мелки, чтобы волновать Джонатана Рала. Но на самом деле просто масштаб надо было брать побольше. Латрейн прав. Они правда похожи, потому, даже если и встретились, не смогли возненавидеть друг друга до конца. Илейн ненавидела игры в вежливые улыбки и многословные уловки, только для того, чтобы скрыть порочность истинного смысла речи собеседника. Если её границы нарушались – Илейн об этом говорила. Если она была не согласна – она об этом говорила. Громко, чётко и сразу. Она не обязана терпеть наплевательское отношение к себе просто потому, что окружающим так будет комфортнее. Джонатан тоже не считал нужным принимать во внимание не его ценности, не тратился на бессмысленные извинения и многослойные вежливые конструкции. Только суть имеет смысл и больше – ничего.– Пойми, пожалуйста, правильно, Джонатан, – Илейн следовало бы протянуть к его опущенной голове руку, ей не нравился потухший взгляд, потерявшие эмоции черты лица усиливали скребущееся в сердце чувство вины. Но разве она имеет право? Жена бы могла поцеловать своего мужа, извиняясь, но они – не семья. И никогда не будут ею. – Я не хочу приводить маленьких детей в мир, где оскорбление, унижение и убийство – это норма. Я не хочу, чтобы они варились в котле надуманной вины, я хочу растить их в безопасности, вместе с любящим меня и их мужем. – Безопасность и любовь, – протянул Джонатан, срываясь на шёпот. – Семья. Я понимаю. Ты права: это не про нас.***Время уходит, время уходит, время уходит.Илейн колотило весь день, и она, наплевав на всё, сидела в кабинете с Джонатаном, лишь изредка скрываясь в боковой комнате, когда к нему приходили. Они договорились ставить на дверь щиты, не пропускающие разговоры. Пристроившись около его ног, положив голову на колени, Илейн слушала, как перо скрипит, выводя наверняка аккуратные буквы на пергаменте. У Джонатана был идеальный почерк. Однажды Илейн сказала ему, что она приходит в бешенство каждый раз, когда получает такие идеальные документы. Джонатан расхохотался. А потом усадил за стол, дал в руку перо и следил за тем, как пишет Илейн. Следил, положив руки на её плечи, изредка наклоняясь совсем низко, обдавая её дыханием и жаром собственного тела. Отвлекал. Он не собирался позволять ей вставать, пока хотя бы один лист не будет написан без клякс и съехавших строк. Илейн даже не собиралась просить о том, чтобы встать, пока не напишет таких два. Потом, уже поздним вечером, Джонатан зацеловывал её затёкшие пальцы, осторожно массируя кисть. И Илейн сидела, словно королева перед поданным, откинувшись на кресло, подавая своему мужчине руку. И расхохоталась, когда, поднявшись поцелуями выше, к особенно чувствительной шее, Джонатан усадил её на свои колени, прямо говоря, что сегодня старается Илейн. Маленькая ладошка прошлась вверх по бедру, от самого колена и обратно. Рука тряслась. Весь день Илейн скребло чувство тревоги, оставляя неровные царапины глубоко в душе.– Солнце, – погладила тёплая рука её склонённую на колени макушку. – Я скоро.Илейн уснула у его ног и проснулась уже на узкой кровати, прижатая к крепкому телу.Её колотило. Так, что дышать было практически невозможно, так, что она вцепилась пальцами в подушку, чтобы хоть как-то унять дрожь.– Илейн? Что с тобой?Всхлип. Судорожный, громкий и невыносимо жалобный. Все страхи, вся боль и разочарование наконец вырывались наружу. Рыдания сотрясали хрупкие плечи, и Илейн чувствовала руку, мягко оглаживающую лопатки, пока тихий голос что-то вкрадчиво шептал ей.Она успокоилась внезапно, усилием воли и сжатыми до боли губами не давая новым всхлипам вырываться наружу. Решила, что хватит, что ей уже легче. Илейн знала, почему её колотило: их время на исходе.– Когда всё закончится, Джонатан, – прохрипела она, глотая последние слёзы, – когда мы станем чужими друг другу, я постараюсь выжить. Обещаю. Я выживу, но к тебе больше никогда не приду.– Если я увижу тебя снова, я запру тебя где-нибудь во Дворце, в комнате с решётками на окнах. Заберу тебя себе, как самый ценный трофей. Так что лучше живи своей жизнью. Без меня. Счастливо.– Это будет сложно, если ты в рабстве у собственных соотечественников, это будет сложно, если твоих людей хотят истребить. Но я постараюсь.Илейн не верила, что Джонатану будет позволено с ней встретиться, когда он сам станет трофеем Латрейна, но она знала, что Джонатан не верит в свой проигрыш иномирным.– Я люблю тебя, – прошептала Илейн, но Джонатан уже спал.***Утро было тяжёлым. За окнами была та самая погода, когда хочется остаться в постели навсегда, закрыть глаза и никуда не выбираться из горячих объятий. Они с Джонатаном не обсуждали произошедшее ночью, просто закрыли дверь за своими спинами, отрезая себя от их маленького тёплого мира, как и всегда.– Ты помнишь, что я тебе сказал, Илейн? О том, что я знаю о тебе гораздо больше, чем ты предполагаешь? – спросил Сайлос Латрейн, проверяя патроны в пистолете. – Я помню всё, Сайлос. Что конкретно о Джонатане Рале ты хочешь узнать?– О нет, о нём я знаю всё, что требуется. Мне нужен обходной путь в Сад Жизни, которым Рал вёл тебя мимо стражи.Илейн сцепила зубы, сдерживая отчаянный животный крик.Время вышло.