Глава 7. Адвент (1/1)
Стараясь не думать о том, что ей надо дать ещё семь концертов, Тарья отрешенно крошила на тарелке песочное печенье. В первых числах месяца боль притупилась, как это было раньше, но ощущение, что всё тело в синяках, никуда не исчезло. – Тарья?Тимо подвинул к ней большую кружку густого чая и осторожно погладил по спине, будто нервную кошку. – А?Тарья прилетела три дня назад. Тимо встречал их в аэропорту, хотя она сто раз сказала ему и Тони, что они с Марсело в состоянии добраться самостоятельно. Но упрямство, что не редкость, было общей семейной чертой. Исподтишка разглядывая Тимо, пока машина лавировала между сугробов, Тарья с горечью отметила, что он постарел. Дома, при встрече с отцом, горечь уступила место чувству вины, от которого хотелось выть.– Что-то не так?Кипяток и ложь обожгли ей рот.– Нет, ничего.Тимо вздохнул, но без упрёка. Сестра была крепким орешком, сломавшим не одни щипцы при попытке расколоть её. Он знал, что пытаться бесполезно, и молча отпивал из своей кружки. Несчастное печенье так и осталось несъеденным, чай постепенно остывал. Тимо мог только строить догадки, думает Тарья о предстоящих концертах, о матери или о чём-то другом.– Не хочешь пройтись?Как только дверь закрылась, снежный ветер надавал им пощёчин. Тимо помог Тарье сойти с крыльца, и они медленно побрели вдоль дороги. Снега было много, но он не успел примерзнуть, и идти было легко.– Скажи честно, ты рада, что приехала?Тарья прислушалась. Китее замкнулся в себе и совсем затих. Декабрь накрыл его толстым одеялом, как мама – ребёнка перед сном. Холод обжигал лицо, но мягкая белизна сугробов успокаивала, и Тарья пожалела, что не вытащила себя на улицу раньше.– Да. Я скучала.– Но ты как убитая.?Как?.– Просто устала.Она порадовалась, что Тони ещё не приехал – он наседал бы на неё куда настойчивее.– Давай сходим к маме.Они дошли до кладбища молча и без спешки, без труда нашли могилу. Как Тарья ни пыталась, горло перехватило удавкой слёз. Колени вдруг ослабли, и пришлось напрячься, чтобы не упасть прямо в снег. Она промокнула лицо рукой в тёплой перчатке, чувствуя, как сбивается пульс.– Надо купить свечу. Или фонарик.Многие надгробия уже были подсвечены искусственным мягким светом. Возле некоторых прятались свечи в банках и высоких колбах, не поддающиеся ветру.– Дашь мне пару минут?Кивнув, Тимо неслышно зашагал в другой конец кладбища. Подождав, пока он отойдёт, Тарья вздохнула и закрыла глаза. – Рождество без тебя такое же странное. Она ненавидела себя за неумение меняться. Неумение принять или, наоборот, отпустить. Поразительная негибкость: ей всегда было легче переломать всё вокруг и быть довольной среди руин (или же притворяться таковой), чем хоть сколько-нибудь поддаться ситуации или приспособиться к ней. Кто-то назвал бы это решительностью, силой воли или целеустремлённостью, но ведь фарфор, например, прочен только до первого удара об землю. – Я так скучаю по тебе. А еще по ласковым рукам, по укоризненно-любящей улыбке и даже по молчаливому неодобрению, по шуму пылесоса каждые три дня, по только что испечённому слоёному печенью и вкусному глинтвейну. Как Тарья ни пыталась, он у неё таким же не получался, хотя рецепт был один. Слёзы потекли сильнее, остро щипая впалые щёки.– Прости. Я обещала, что буду в порядке, и не держу обещание. Она подавила в себе желание лечь возле надгробия и закрыть глаза. Будь она одна, может быть, она так и поступила бы, но по спине скользил обеспокоенный взгляд Тимо, и только это удерживало от того, чтобы жалко разрыдаться. Ветер налетел особенно сильно, и Тарья пожалела, что он не может закружить её в морозном вальсе и унести прочь. С новыми слезами она подумала о Наоми, которую по её просьбе Марсело забрал с собой в супермаркет. Уже скоро они должны были вернуться, поэтому надо идти.– Я рассказываю ей о тебе. Я…Шею передавило тисками. Пару минут Тарья стояла, пытаясь восстановить дыхание и взять себя в руки. Чувствуя, что больше ничего сказать не сможет, она окликнула Тимо.Уже дома жалобно пискнул телефон. Уведомление говорило, что сообщение от Шарон. Она прислала две фотографии: на первом фото она радостно улыбалась в камеру на фоне нарядной ёлки, а на втором ёлка была уже в полный рост, причём в кадр влезли две ноги в чёрных носках и нахальный кошачий хвост.?Позвони если будет время xx?.***Постепенно дом превращался в зимнюю сказку. C потолков свисали украшения в виде звёзд, снежинок, саней и оленей. На окнах, дверях и лестнице светились гирлянды, а все поверхности вне зоны досягаемости мальчиков были заставлены маленькими ароматными свечами. Луна бегала в новенькой новогодней пижаме, Айден в кои-то веки согласился снять костюм Бэтмена и перевоплотился в Рудольфа, надев на себя рожки и красный нос. С их помощью Шарон наряжала невысокую ёлку, молясь всем богам, чтобы Хапло не пустил их труды себе под хвост. Она как раз закончила поправлять венки над тихо горящим камином и ела мороженое, когда зазвонил телефон. Отложив ведёрко, она приняла вызов, и на экране появилась улыбающаяся Тарья. – Привет! – Шарон помахала рукой. – Как ты? Они не говорили с того самого ночного звонка, только время от времени обменивались сообщениями в WhatsApp по простым вопросам: как дела, где ты, чем занята, какие планы на декабрь. Переписка была не особо активной – Шарон переживала за Тарью, но не хотела давить. Тарья, которой всё ещё было стыдно, звонить не рисковала. И всё же на сообщения отвечала всегда. – Да вроде хорошо. А ты? Что делаешь?– Ем мороженое и не могу остановиться.– Не очень-то у вас холодно, да?Шарон неопределенно махнула рукой, как бы подтверждая догадку. – Да, но мороженое дети попросили.Тарья не смогла удержаться от улыбки.– Поэтому его ешь ты?Шарон скорчила рожу и показала язык, как неожиданно на фоне отдалённых детских криков зазвучал частый топот беспокойных ножек. Вскрик в два голоса, и телефон шарахнулся в сторону, чтобы со стуком упасть на пол. Полминуты Тарья слушала смех, кряхтенье и лепет на голландском, а когда картинка наконец восстановилась, она увидела Логана. Он гладил вьющиеся волосы Шарон и счастливо смеялся ей куда-то в подбородок так, будто заполучил лучшую в мире игрушку. Шарон нежно поцеловала его в щёчку и прижала к себе, держа телефон на вытянутой руке. Тарье в миллионный раз стало стыдно за себя. На втором этаже мужская часть семейства возилась с Наоми, которая была ни капли не смущена таким вниманием. Наверное, она даже не замечала, что мамы нет рядом. Или же привыкла к этому, что ещё хуже. А Логан постоянно бежал к мамочке. Да, Наоми младше, но…– Осторожно, малыш. – Шарон что-то прошептала сыну на ушко и ободряюще улыбнулась. – Скажешь?– Пивет, Тайя. Тарья засмеялась и помахала Логану рукой, пока мама ещё раз целовала его за то, что он у неё такая умница. – Праздничное настроение есть? Начала уже дом украшать?Настроение было только поганое, и озвучить это Тарья не решилась. – Да вот… Сегодня начнём, наверное. Тони обещал приехать и привезти ёлку.Из коридора донёсся шум, звук удара чего-то тяжёлого, мат сквозь зубы и шарканье. Тарья театрально закатила глаза, но сердце на секунду вспыхнуло огнём нетерпения.– Вот и Тони. Я побегу к нему, ладно?– Ага, давай. – Шарон отправила экрану воздушный поцелуй. – Звони если что!Отложив телефон, она пощекотала Логана, который понял, что мама теперь целиком в его власти, и перешёл в наступление.– Пошли иглать! Я буду Хавк!Шарон всмотрелась в румяное личико. Роберт нередко делал замечания, что их младший сын просто копия мамы, разве что с хромосомой Y. Сходство проявлялось в широкой улыбке, в озорном блеске карих глаз, в катастрофической неусидчивости и даже в таких мелочах, как манера по-особенному хмурить бровки или слишком увлекаться, наткнувшись на незнакомый мультфильм. – Хорошо, но сначала мама отнесёт мороженое. Она аккуратно поставила Логана на пол и встала сама, надеясь, что Луна и Айден не раскрошили печенье по всей гостиной.***Пока братья Турунен о чём-то спорили на кухне, Марсело и Наоми сидели на тёплом ковре и с интересом смотрели, как Тарья скрупулёзно распутывает и раскладывает гирлянды, ставит свечи в ряд, начиная с маленьких, и перебирает игрушки. Марсело поймал себя на мысли, что даже дышит через раз, чтобы не спугнуть. Спугнуть что? Он не мог это сформулировать. Хорошее настроение? Желание что-либо делать? Умиротворение? Что бы это ни было, Марсело украдкой любовался тем, как Тарья неторопливо развешивает хрупкие шарики и маленьких ангелов из фарфора, так напоминающих её саму. Некоторые игрушки, взятые из коробок на чердаке, застали её ещё младенцем. Тарья перевела взгляд на подоконник. В венке, который отец сделал сам, горело две свечи. Слегка покачивающиеся огоньки дарили каплю странного облегчения, но и боли одновременно. Ранняя и несоизмеримая потеря матери оказалась ударом, от которого Тарья так и не смогла оправиться до конца. Может и врут, что время лечит. Она не пыталась спрятать рану, но почему-то именно дома мучения удваивались, и в голове постоянно возникал вопрос: как папе удаётся продолжать жить и даже радоваться жизни? Он любил играть с Наоми, и Тарья надеялась, что он видит в ней черты Марьятты, хоть и не говорит этого. Когда что-то такое вдруг замечала она, между рёбер будто вгоняли нож, но на глазах появлялись слёзы счастья. Всё, чего она когда-либо хотела — петь. Как так получилось, что теперь её тошнит от сцены? Тарья повернулась к Наоми, которая тянула ручки к ангелочкам, и села рядом с ней. Наоми с интересом рассматривала одну из фигурок, и Тарья в очередной раз поразилась, какая спокойная у них дочь. Она не совала игрушку в рот, не пыталась побить о пол, а внимательно изучала её умными большими глазами. Попозже Тарья приготовит ужин, они все сядут за один стол и будут разговаривать обо всём подряд. Отец в шутку попросит их с Тони не садиться рядом и не устраивать балаган. Но они всё равно сядут, и весь вечер Тони будет дурачиться с Наоми и дразнить её мать. Потом Наоми пора будет спать, и она быстро уснёт под мамину колыбельную. На следующий день Тарья снова пойдёт на кладбище, как и собиралась, но уже с Тони. Вместе они пристроят и зажгут свечу так, чтобы её не задувал ветер. Может, после этого она испечёт йоулутортту*, хоть пока и рановато. Джема, как обычно, не хватит, и несколько звёзд останется без начинки – их она съест сама. А послезавтра они всей семьёй пойдут в церковь, будут слушать проповедь и пение хора. Вот только ни молиться, ни каяться сил у неё нет. И конечно, между всем этим она обязательно найдёт минутку, чтобы позвонить Шарон.