Часть 1 (1/1)

Больно…больно… наверное, очень больно….Стоит открыть глаза, как я попадаю в плен странного чувства – я не вижу ничего, но осязаю все, и, кажется, даже воздух около меня пропитан моей собственной болью, которую я не чувствую, а, скорее, вижу красновато-зеленым туманом, плещущимся густыми тяжелыми волнами, вызывающими легкую тошноту. Где-то совсем рядом вода. Я так хочу пить, что ощущаю этот влажный теплый запах, но я буду рад даже глотку этой застоявшейся мутной воды, просто так сильно хочется пить, что я…Нет, я преувеличиваю. Вода в стакане чистая, и окно в комнате открыто, и, вероятно, сквозь него доносятся звуки улицы, но я их не слышу… из-за частых-частых призрачных молоточков в ушах. Это все от боли. От боли, которая разрывает мое тело сверху до низу, но которую я не чувствую, Бог знает, почему. Но я знаю, она есть, я чувствую ее вкус, меня пугает ее незримое присутствие. А еще я знаю, что щадящее неведение проходящее. Наверное, завтра с утра я буду скулить и кататься по кровати, призывая спасительную смерть. Но пока моя боль немая. Как и я. Потрясение и шок лишили меня голоса, а страх – воли. Надолго ли? Нельзя слишком много думать об этом. Нельзя думать о том, что будет. Для меня ?будет? уже не существует. Как не существует и берега реки с каменистым спуском, и призрачного шепота травы, и беспокойного трепещущего прикосновения ветра. Ведь даже природа знала, предупреждала. Почему же не понял я?Повернуться на бок?... Но онемевшее тело неподвижно покоится на широкой кровати, слишком большой для одного. Сбившиеся простыни, упавшая на пол подушка, одеяло, все еще хранящее тепло чужого тела, говорят, что я был не один. Боль, боль, боль… где она теперь? Я ли запрятал ее в глубины своего подсознания? Или те странные голубоватые таблетки, которые запихали мне в рот насильно и заставили проглотить? Так же насильно, как терзали мое непривычное тело три часа кряду, вырывая хоть один звук? А я не помню, кричал или нет. Или умолял отпустить. Или просто стонал от отчаяния? И почему три часа? Быть может намного больше?Закрыв глаза, я почувствовал, что стало полегче. Дыхание уже не было таким прерывистым и частым, и мертвенное обледенение грубым плащом сползало с плеч, едва не раздирая кожу. Конечно, этого не было, это лишь мое воспаленное воображение играло со мной злую шутку. И понимание – что со мной сделали уже непоправимо, и нечто необъяснимое еще пока держит мое шаткое мерцающее сознание на грани.Он- мой хозяин, а я – его раб. В двадцать первом веке это звучит так же дико, как и в восемнадцатом – то есть совсем не дико. Нормально. И пугающе реально. Даже слишком.Сегодня он снова пришел. Он красив, очень красив, но его прикосновения вызывают во мне лишь желание поскорее избавиться от них, а болезненные поцелуи, больше похожие на укусы – страх. Да, я боюсь его, как любое существо, которое против его желания привязали к кому-то, заставили принадлежать, научили преданности, но не внушили любви. Но – Боже Мой – чувства пока еще не валяются на прилавке в магазине. Так и я не мог принадлежать ему душой, хотя в его власти было мое тело. Сущность моя была где-то очень далеко. И он знал его. Чувствовал. Да и видел. Я не реагировал на его настойчивые ласки, был безвольной покорной куклой в его руках, принимающей все, но не отвечающей. И это так злило его. Попытавшись в очередной раз пробудить во мне чувственность и пылкость и не добившись этого, он снова изнасиловал меня, осыпая проклятиями, под конец сунув мне в рот таблетку, и я, падая в себя, еще успел услышать его слова:- Все равно ты будешь моим по-настоящему!По-настоящему? Что он имел в виду?Я знал, где я был. В самом настоящем борделе, где Рука воспитывал таких, как я. Парней-проституток. Воспитывал сам, не жалея времени и сил. Уделял каждому особое внимание. Мальчишки, даже самые непокорные, очень скоро теряли разум, тая от его рук, утверждая, что ничего подобного раньше не испытывали. Смотрели как на Вседержителя, с преклонением и обожанием, в ожидании, когда же он придет к ним. Взахлеб делились друг с другом впечатлениями, краснея от смущения и пережитого удовольствия. Кажется, я один не разделял их восторга. Потому что ничего не чувствовал к моему хозяину. Не любил и не хотел его. И он злился, ведь я до сих пор не умер от счастья в его объятиях. Ну не странно ли это?Наверное, я должен был быть бриллиантом в его короне. Тузом в рукаве. Но он просчитался. Не бунтарь и не смутьян, но внутренне непокоренный, сам в себе, настолько глубоко, куда не могли проникнуть его умелые пальцы и мягкие теплые губы. Куда не могли заглянуть его бездонные угольно-черные глаза. Я принадлежал сам себе, и это выводило Руку из себя. Владея моим телом, он никак не мог заполучить мою душу.Следующим вечером на меня нацепили нечто вроде шапки с прорезями для глаз и рта. Я внутренне усмехнулся, невольно сравнив себя со спецназовцем. Помимо этого нелепого убора на мне не было ничего. Два рослых крепких парня втолкнули меня в другую, более шикарно обставленную, комнату, нежели моя, и ушли, плотно прикрыв за мной дверь. Наверное, Рука устал со мной возиться и предоставил первому попавшемуся клиенту справляться с этой нелегкой задачей. Представляю, как я смотрелся – совершенно обнаженный, с шапкой на голове и стянутыми назад руками. Впрочем, последнее было скорее для вида – одно движение руками, и черная шелковая лента упадет к моим ногам стремительной ускользающей змейкой. Но вот что было непонятно – почему мое лицо полностью скрыто, в то время, как я мог видеть клиента? Разве обычно делается не наоборот?- Он совершенно невозможен. Был бы женщиной, я решил бы, что он фригиден. Как манекен в постели. Ни движения, ни звука. Лежит пластом и… прости, я с ним себя некрофилом чувствую. Иной раз так и тянет его голову потрогать, жив ли.Сквозь стену я уловил приглушенный голос Руки – мой хозяин рассказывал кому-то, как на духу, все мои недостатки. И, наверное, правильно делал. Зачем переплачивать за подпорченный товар. Точнее, даже некачественный. Кому охота ложиться в постель с ледышкой. Но другой голос – низкий и в то же время чистый, спокойный, размеренный и негромкий – отвечал:- И что ты от меня хочешь?Не знаю почему, но от этого голоса у меня по всему телу побежали мурашки. Словно нежная подрагивающая рука скользнула вдоль моей спины, пальцы ее пробежали по пояснице и замерли где-то чуть ниже ее. - Насколько я знаю, еще никто не оставался равнодушным к тебе, Саки. Вдруг у тебя что-то получится? – мне кажется, или в голосе хозяина слышится тщетно скрываемое отчаяние. - Я не возбудитель для твоих полумертвых игрушек, - и снова незримое, но такое нереально ощутимое прикосновение, которое я не в силах описать, - но раз ты так просишь, пожалуй, я попробую. Где он, этот твой хладный демон?