Глава XXIII (1/2)

БЕЗУМИЕ И БЛАГОДАРНОСТЬ*Тьма. Так темно, что кажется, будто даже боли нет. Ведь вокруг тебя не существует ничего, и тебя нет тоже, ты растворяешься в Пустоте, в этой всепоглощающей Тьме. Боли не может быть. Ее не существует. Тебя тоже не существует. И не было никогда. Все – иллюзия, уловка, просто сон, который, наконец, закончился. Пора просыпаться.Пора просыпаться. Мама зовет обедать. Ее светлые волосы развеваются на ветру, когда она,в красивом зеленом платье выходит из дома и улыбается, щурясь на солнце. Отца не видно, но я знаю – он в доме, улыбчивый, с волосами цвета свежего каштана.

Все вокруг зеленое-зеленое, высокий дом на дереве теряется в его густой шелестящей кроне, сквозь которую не видно неба.

Но ведь ничего нет… - Солнышко!Все иллюзия. - Детка, идем.Мне кажется.- Дженнифэр?

Ничего нет.В зеленый пейзаж врываются резкие, черные пятна, они тянутся далеко, словно вечерние тени, сметают на своем пути все живое и неживое, все, что попадается на пути. Внезапно что-то вспыхивает – везде огонь, крики, кошачий визг боли, издаваемый горящим заживо каджитом.

Охваченный огнем Кватч врезается в сознание, сметая людей, которые были две минуты назад… кем они были? Уже не помню. Уже не знаю. Я ведь ничего не помню.Я не должна помнить. Меня не существует.Кватч?Огонь?Та книга… те письмена… Все становится так ясно. Так пугающе ясно. Что со мной?

Меня нет.Красивое кошачье лицо выныривает из общего пламени, пожирающего город, людей, дома, дороги, землю, и даже само небо. Вырывается, и улыбается так мило и по-домашнему, мурлычет: - Милая моя.Мама?

Нет.Меня ведь нет.Ох… почему мне так больно? Кости ломает… кожу… тянет… и… горло, язык, даже глаза… так больно.Пожалуйста, остановите это. Остановите, пожалуйста, это больно, это так больно, остановите это… - Я никогда не любила тебя.Нет, не надо, пожалуйста, остановите это, пожалуйста, мне так больно, мне так больно…*** - Держи ей руки! - Я пытаюсь, она слишком сильная!.. - Тэл! - Я здесь, я принесла.- Давай сюда. - Проклятье!.. - Рот! Откройте рот! - Сейчас… Обливион! - Дай мне, живо!.. Так, держи руки! - Она вырывается! - Гогрон, держи ее! - Уйди, Антуа… - Она не глотает! - Погоди. Вот, вливай. - Великая Мать, она сейчас откусит себе язык! - Дай мне, что-нибудь! Да, Гогрон. - Она проснется и убьет меня. Винсент, она проснется? Винсент?***Холод у сердца, у самого сердца. Что-то острое.

Перед глазами солнце. Яркое, яркое солнце, оно светит, и оно греет, теплое, такое теплое. Двигается, будто оно и не солнце вовсе. Приближается, оказывается чем-то красивым, тонким, хрупким. Несколько разных лучей на краях круга, даже окружности, серебрится, светится, падает вниз вместе с цепочкой.

Падает на бледную ладонь, ладонь руки с очень тонкими запястьями. Светит… греет. Тепло.

Черный. Тьма.

Звезда больше не греет, не светит, а наливается чернотой, словно впитывая весь мрак, все Зло, какое находит.- Нам нужно было Абсолютное Зло.Почему?Ничего нет. Меня нет. И черной звезды нет.- Это знак. Нам нужно было - Я не верю тебе. Готова поспорить, что этого никогда не случится.Что?..- Я все контролирую…Кто это? О чем вы?

- Что случилось с тобой, Нэннифэр?- Что случилось со мной? Никаких видений, теней, образов. Что мне виделось? Я не помню.Пространство. И тупая слабость во всем теле. Не могу. Пошевелиться.

Ничего нет?Чей-то тяжелый вздох.

Не могу открыть глаза. Не могу даже пошевелить пальцем. Во рту странный привкус бинтов. Болит язык, сильно болит. Внутри как будто бы только что потушили очаг. Кости… кожа…Да что со мной…***- Нэн? – Это Антуанетта. – Нэн, если ты очнулась, пожалуйста, хотя бы шевельни рукой.Я напряглась, пытаясь сделать хоть одно движение, но все онемело, и тело не слушается.

- Она тебя слышит. Ее пульс изменился.- Мм, Винсент, она..?- Да.Тишина на пару секунд, становится невероятно тихо, и поначалу кажется, что я вновь проваливаюсь небытие.- Это хорошо, Ви.

Я не знаю, что было со мной, я уже не помню ничего, кроме боли тела и боли разума, но спасибо. Я никогда и никому не была еще так благодарна. Боль ушла. Мне было так больно, так кошмарно больно.***Глаза открылись, и почему-то ожидали наткнуться на… ничего. Пустоту, мрак, тьму, но надо мною был каменный потолок Чейдинхольской резиденции Темного Братства.Ко мне вернулись другие чувства кроме боли, и я уже могла шевелить конечностями. Оставалась некоторая слабость, но она была не так сильна, как некоторое время назад.Я вздохнула, пытаясь повернуть голову и осмотреться. Волосы разметались по подушке, щекоча щеку и закрывая вид. Я чуть сползла на кровати.Рядом стояло большое кресло с высокой спинкой – кресло из кабинета Винсента – в котором дремала Антуанетта. Ее трудно было разглядеть – она накрылась одеялом почти до носа. Я смотрела на ее опухшее, покрасневшее лицо, всклокоченные волосы, и медленные, словно улитки, мысли, сообщили, что она наверняка сидит здесь давно.На лестнице послышались легкие шаги, которые я бы не услышала, если бы они не нарушили тишину, к которой я успела привыкнуть. Я поняла, кто это, как раз когда она вошла в комнату.Тэл устало потирала лицо ладонью, когда приблизилась ко мне. Заметив мои открытые глаза, она сначала застыла, а потом улыбнулась.- Хвала Милосердной Матери, - она с облегчением села в моих ногах. - Я за тебя молилась.

- Тэл… - медленно промямлила я, стараясь справиться с непослушным языком.