Листовка (1/1)

Луи смотрел в потолок. Краем глаза он видел, как Зейн занавешивал шторы, шарился в шкафу, рылся в тумбочке, проверял ванную, а теперь сидел на кровати рядом с ним и разглядывал фотографии в фотоаппарате, которые успел наснимать Луи после его совета, и лицо у него было потерянное. За последние две недели они успели проехать пять городов и теперь остановились где-то в округах Лидса. Луи не хотел оставаться на месте, ему все хотелось переезжать. Особенно хорошо ему было ночью, когда они останавливали машину посреди какого-нибудь поля, и он падал прямо в траву. Она была влажной, и земля холодная, но ему было хорошо. Особенно, если Зейн опускался рядом и щелкал полароидом. А вокруг были звезды, трава... и ничего больше. – Это не нормально, – проговорил Зейн, и Луи впервые почувствовал в его голосе волнение. Такое непривычное для самоуверенного анонима. Томлинсону бы стало не по себе, если бы не было так лениво. – Что такое, Зейн? – сказал Луи, который только недавно стал звать его по имени.– Больше не снимай меня, – сказал Малик, раз за разом пролистывая фото. Луи поднялся на локте, заглядывая в его лицо. – Меня не должно быть на фото.Томмо и раньше замечал, что он с натянутым терпением относится к тому, что Томлинсон его снимает. Кроме тех моментов, когда они фотографировались на полароид на вытянутую руку. Эти фото Зейн тут же бережно убирал в альбом, который носил с собой. Луи даже знал, какие у него любимые фото. Номер один: Луи испачкал брюки овсянкой, и Зейн смеется на его фоне. Номер два: Луи засунул в нос картофель фри, а Зейн делает усы из соломинки для коктейля. Номер три: Луи трогает бродячего кота за живот, а тот смотрит на него с хмурым видом, и только часть головы Зейна, видно лишь глаз и висок. – Почему? – Потому что я наблюдатель, – ответил Зейн, глядя на свое лицо чуть ли не со страхом. Это фото Луи сделал сегодня утром, когда они ехали в машине, и Малик вел. – Я не остаюсь на снимках, иначе кто-то увидит. И это не правильно, ведь в обычной жизни люди меня не замечают, так зачем давать им возможность? Я только снимаю. А ты красивый, Луи, – с благоговением заметил он. – Ты очень красивый. Это ты должен быть на фотографиях. – Это бред, Зейн, – сказал Луи недовольно. – Ты не наблюдатель. Ты участник, как я. И я хочу видеть тебя на фотографиях.Зейн перевел на него взгляд, но промолчал. Луи похлопал место рядом с собой, мягко улыбнувшись. – Иди ко мне, – позвал он бархатным голосом. – Нет, – ответил Зейн, с твердым намерением устроиться на полу.Он вечно спал на полу, либо на диване. Томмо бы заподозрил, что у него фобия, если бы не увидел, как Зейн отдыхает, обнимая его подушку. Луи нахмурился, когда Малик попытался отвернуться от него. – Так и будешь от меня бегать? – спросил Луи, присаживаясь. Зейн кивнул. – Почему?– Смотреть можно, трогать нельзя, – отчеканил Малик. – Это твоя философия? – фыркнул Луи, который уже заметил, что у Малика есть определенный заскок на эту тему.У него вообще был ряд табу, которые не особенно мешали в обычной жизни, но ужасно раздражали Луи. Особенно теперь, когда он уже не скрывал, что Зейн ему очень нравится. – Дело не в этом. А в том, что... – Зейн выдохнул, подбирая слова. Луи понял, что сейчас будет комплимент, и не очевидная лесть, как в случае с кудрявой мочалкой, а что-то искреннее, рвущееся прямо из души. – Как я могу дотронуться до твоего прекрасного тела?– Ну, руками, – подтолкнул его Луи. – Боже, Луи! – возмутился Малик. – Просто иди сюда, – велел Луи. Зейн хотел протестовать, но сейчас скорее всего совсем обессилел под напором Томлинсона. – Ты не в детском саду и знаешь, что к чему.Малик нехотя подвинулся, и Луи сел на его колени, устраиваясь по удобнее. Зейн взял его за талию, получая поощрительную улыбку. Томлинсон знал, что ему нравится дотрагиваться, хотя он и боится этого. Потому что Зейн был таким счастливым, когда он взял его за руку, пусть он и быстро отдергивал его от себя. – Надеюсь, ты не умрешь от счастья, – хмыкнул он. Зейн даже смог закатить глаза. – Давай, поцелуй меня.Луи думал, что, наверное, когда действительно любишь, все происходит по-другому. Тогда получаешь удовольствие от всего, даже от того, как Зейн снимает с него футболку или кладет руку на его сердце, чтобы посчитать удары, даже от того, как Зейн дышит прямо в его губы, просто от того, как Малик выглядит обнаженным. А потом Луи перестал думать, когда Зейн стал целовать его смелее и увереннее, когда простые касания переросли в ласку, и когда Зейн оставил первое пятно на его коже, стараясь быть максимально нежным. Томлинсон не подумал, но почувствовал, как это изумительно, когда руки Зейна медленно изучали его тело, когда он гладил кожу на его животе, задерживаясь на нем подушечками пальцев, чтобы запомнить эту мягкость и тепло, когда он трогал его бока, такие тонкие и легкие, что он выдал это изумление вслух. Луи и не знал, что ему настолько нравится, когда кто-то... нет, не кто-то, а именно Зейн гладил его спину. Луи раньше не знал, что такое секс, когда смотришь глаза в глаза партнеру, когда партнер старается не причинить тебе боль, когда он не гонится только за своим удовольствием, когда двигается так, что ты буквально таешь и плавишься. Луи вбирал каждую эмоцию, которую Зейн ему дарил, Луи пытался запомнить каждый момент, каждое касание, каждое глубокое проникновение. Луи ловил каждый его поцелуй, каждый раз, когда они переплетали пальцы, ему было так тепло, так мягко, словно он оказался дома. И даже когда он был близок к финалу, это произошло более феерично, более насыщенно, чем обычно. И Луи не чувствовал себя опустошенным или уставшим. Он чувствовал только Зейна. Зейн все также смотрел в его глаза, продолжая держать его за руку. – Я понял, что хочу уехать отсюда, не заплатив, – сказал он, когда его дыхание стало ровным. Правда, голос все равно оставался необычайно нежным. Луи улыбнулся и поцеловал Зейна в висок. За всю их поездку они ни разу не оплатили мотель, выбираясь из него через окно и сразу отправляясь в дорогу. – Может, хватит ездить по стране? Давай доедем до аэропорта и сядем на самолет до Гонконга.Это могло показаться таким неправильным, таким глупым и неуместным, кому угодно, кроме Томлинсона, потому что это было ?я люблю тебя?, но на их языке, и Луи чуть не расплакался от переполнявшей его нежности. От того, как Малик смог выразить свои чувства, минуя самую лживую фразу, оставаясь по-прежнему искренним. – Я только душ приму, – ответил Луи и хотел встать, но Зейн не дал ему пошевелиться. Наверное, он не мог отпустить его после того, как наконец прикоснулся. – Всего минутку, – попросил Зейн.Луи закрыл глаза. Луи представил, как они садятся на самолет до Гонконга. Как летят первым классом, и он смотрит в окно, а Зейн нет, потому что он сам признался, что боится высоты. Как они держатся за руки, когда сходят с самолета, едут в дорогой отель, чтобы провозиться там неделю, а потом, возможно, сбежать и оттуда, попадая в черный список отеля, попадая на листовку: ?разыскиваются?, впервые в жизни вне закона, вдали от скучной и пыльной жизни. Луи чувствовал поцелуй Зейна, но не стал открывать глаза, полностью растворяясь в этом, и впервые за долгое время он был по настоящему счастлив.